ГЛАВА Х.
Я, сплёвывая осколки зубов, сидел в кресле и смотрел на своего собеседника. У него, как и у меня в руке был судорожно зажато по пистолету, дула которых смотрели нам обоим прямо в лицо. Но, хоть он сжимал рукоять своего «Макарова» и не так судорожно, было понятно, что в случае чего, выстрелить он не преминёт. Мой двойник лежал на полу без сознания, а труп Фреймана валялся в дальнем углу комнаты, словно кучка с грязным бельём.
- Расул, вы извините нас за такую накладку…
- Них..я себе накладка, майор.
- Давайте опустим пистолеты…
- Ты первым, майор, а то я тебе не верю! Я у вас, бл..дь, вообще теперь никому не верю.
- Хорошо, хорошо. Вот, я опускаю ствол. Всё, вы теперь спокойны?
- Я, бл..дь, буду, бл..дь, спокоен, когда уберусь от вас и от вашей поганой службы туда, где меня ни проект «Карфаген», ни вы, никто, бл..дь, не достанет! – сорвался я на крик.
- Ещё раз повторяю, успокойтесь. Наташа и Анна живы. Более того, им не причинили никакого вреда, и с их голов ни волоса не упало. И вообще-то они обе тут. Ждут вас за дверями – не знаю, почему, но что-то в голосе этого странного майора заставило меня… нет, не поверить. Поставить его слова под меньшую степень сомнения.
- То есть как живы? Мне Фрейман сказал, что ваши их обеих…
- Фрейман – чудак на букву "М". То есть и мы мудаки тоже, что не пронюхали такую гниду у себя под носом, но всё же…
- То есть Фрейман? Вы хотите сказать, что всю эту кашу заварил он?
- Не совсем он, мы тоже хороши… Но давайте по порядку. Ваш двойник, как вы уже успели понять, работал в первую очередь на государственную безопасность, а уж потом – на Институт Тепловой Механики. Когда он доложил, о фантастическом открытии, а Фрейман нет – это было первым звоночком. Мы подумали, что Фрейман собирается поделиться своим открытием с нашими вероятными противниками, и решили взять его под колпак, но у него оказались очень влиятельные родственники на наших уже верхах, и был дан приказ отыграть назад. Понятно, что на всякий случай, мы попросили вашего двойника следить за Фрейманом. Потом, когда время шло, а Фрейман не выходил ни на британцев, ни на американцев, ни даже на японцев, мы ошибочно подумали, что дули на воду. А он всё это время собирал полный пакет документов на все важнейшие разработки вашего Института, и не только. Заодно он искал своего двойника. Он просто-напросто хотел сбежать на ваш Запад, и жить там.
- Но зачем… у него ведь и тут всё было… И зачем нужна была вся эта комбинация с переносом…
- Фрейман считал, что его недооценивают. Он считал себя не просто Нобелевским лауреатом, он считал себя ровней Эйнштейну и Планку. А ещё он хотел тешить своё либидо. Он, собственно, очень любил мальчиков. А у нас, как вы знаете, такие люди не могут рассчитывать на большие посты и должности. А у вас ТАМ, эти педерасты не просто люди, а ещё и высшего сорта. Вот он и обрадовался. А насчёт переноса. На тот момент мы слишком мало знали о гильбертовых пространствах, которые соединяют миры – и у наших учёных создалось впечатление, что канал можно односторонним образом заблокировать. Вот ваш двойник – он кивнул на застонавшего в углу Расула-2 – и отправился ТУДА, чтобы временно перекрыть канал, пока мы подбираемся к Фрейману. А тут появились вы, и спутали все карты.
- А мне просто так можно было всё рассказать?
- А когда? Вы уже через день встретились с Фрейманом, и он вас фактически перетянул на свою сторону. Нам бы вы уже не поверили, да и мы считали, что вы в курсе происходящего. Вас должен был встречать доверенный человек вашего двойника на Гражданском Проспекте, и объяснить, что к чему. Но, хотите верьте, хотите – нет, он попал под машину, и к вам не успел. Смертельный исход. Случайность, или очень тонкая и умная игра Фреймана – не знаю, и уже никогда не узнаю. Плохо, что ваш двойник перестраховался, и предупредил Горшнева, где вас можно будет искать. Так бы вы попали в милицию, а через неё – и к нам. И всё было бы значительно спокойнее.
- Что-то больно всё просто…
- Знаете, Расул, вы ещё очень и очень зелены, несмотря на мир, откуда вы родом. Это вы – рафинированный интеллигент, а не ваш двойник.
А насчёт простоты… все самые громкие и жуткие преступления в основе своей имеют человеческие страсти. Причём самые низменные и омерзительные. Так и Фрейман. Ладно уж, давайте, выходить отсюда. И выходите с поднятыми руками, а то вас нашпигуют свинцом, как гуся яблоками. Я выхожу первым, чтобы было понятно, что я жив, и все документы по «Карфагену» тоже целы. Чемодан несите с собой.
Я устал бояться и бегать. Если девчата и вправду живы… то хрен с ним, пускай меня пришибут – главное, чтобы Наташа и Анька были целы. Я с усилием вскинул достаточно тяжёлый чемодан с бумагами и дискетами и понуро побрёл к выходу. Сейчас меня встретит либо тяжёлая снайперская пуля, либо – Аня. Я с силой пнул тяжёлую дверь, и мне в лицо брызнули лучи заходящего солнца. Щурясь, я медленно опустил руки, ожидая негромкого хлопка, который оборвёт всю эту несуразицу. Но вместо этого я услышал дробный топот двух пар ног по бетону и чуть было не упал под жаркими объятьями.
- Живой! Живой! – беспрерывно повторяла Аня и слёзы текли по её сильно похудевшему лицу.
-И даже почти целый, Ань! Смотри, только синяк под глазом, и в руке пуля. А так, ничего, хоть сейчас под венец – язвила Наташа, обнимая моего двойника, но из её глаз тоже выкатилась предательская капелька влаги.
- Что они с тобой сделали? Сволочи, уроды, всех засудить бы их – бормотала Аня, перевязывая мою левую ногу.
- Шлушайте, вшё в поряжке. Нами жаймутша в больнитше. Ушпокойтешь! И ижите домой, там шдите! – я, после оттока адреналина из крови внезапно зашепелявил и почувствовал страшную усталость. Как будто события последних двух недель свалились на меня разом. Ко мне подбежал какой-то солдат, и аккуратно поддерживая за локоть, повёл в сторону грузовичка. Там на меня надели наручники, и уложили на носилки. Да, меня везли в больницу. В тюремную больницу. И когда я оттуда выйду – я не знал.
* * *
- Знаешь, я всё-таки люблю не тебя, Наташа. Как бы ни было горько это признавать, и того паче, сознаваться в этом самому себе…
- Но ты ведь рассказывал этому… моему… - она произнесла эти слова с горечью – рассказывал, как мечтал обо мне, как любил, как любишь! Я же своими ушами слышала… Я тоже тебя люблю – выкрикнула она так, что зазвенели стёкла палаты.
- Да, я любил – слова падали, как капли ртути – тяжёлые и ядовитые.
- А сейчас взял и разлюбил?
- Я любил образ. Я любил тот след, который остался в МОЁМ мире, Натали. Моя принцесса, моя мечта, прости меня, если сможешь! Видит Господь всемогущий, семь лет я только об этих твоих словах и мечтал, Натали – что ты скажешь мне о своей любви. И даже книгу написал…
- Знаю, читала. Мне Аня дала почитать. Сильно, как будто молотом шарахает кузнечным. Но ведь вот я – тут. Я уйду с тобой к ТЕБЕ, если ты хочешь! Всё равно, где, лишь бы с тобой, любимый – взглянула она своими глазами цвета молодой травы, и сердце зашлось в суматошном, никогда ранее не испытанном припадке, будто говоря: «Соглашайся, дурак, это ведь Она! Ведь о Ней ты так мечтал – сутками, неделями, месяцами напролёт!».
- А мой двойник? Второй Расул? Ты не думала, что он тебя любит, и прав на тебя имеет больше?
- А разве он пошёл за мной на смерть? Разве он прикрывал меня от пуль? Нет – он валялся без сознания…
- Но это не его вина. Он сделал бы то же самое, мы ведь двойники. Пойми, Натали, ваш мир – не мой. У меня есть своя Родина, есть моя невеста – настоящая невеста, которую я люблю. И люблю я живую женщину, а не светлый образ, сколь прекрасным его воплощение не было бы. И у меня перед ними громадный долг, долг превыше моей жизни и счастья. И бросить их – то же самое, что плюнуть в лицо матери. Думаю, будь я другим, ты бы не любила меня…
- А скажи пожалуйста, почему эта дура набитая, моя копия…
- НЕ ГОВОРИ ПРО НЕЁ ТАК! Она не дура. Просто… просто я был глуп и был совершенно иным. Да что я объясняю – ты всё сама прочитала. Если очень хочешь, я могу устроить вам встречу, и ты всё расспросишь сама – думаю, в такой малости мне не откажут.
* * *
Итак, военный трибунал, выслушав предъявленные обвинения, постановляет:
- Обвиняемый Мухлисов Р.Н., 1984 г.р., по статье __, измена Родине, статье __, шпионаж в пользу иностранных государств, по статье __, вредительство, по статье ___ мужеложество, признаётся невиновным. Все обвинения с него снимаются. По статьям ___, убийство, ___ вооруженное нападение, ___ терроризм, признаётся виновным. Суд, принимая во внимание заслуги обвиняемого перед Советским Государством, и сложившиеся обстоятельства непреодолимой силы, избирает меру пресечения – три года тюремного заключения, либо, на выбор обвиняемого – пожизненная экстрадиция за пределы Советского Союза, с запретом последующего пребывания на территории СССР более, чем сутки.
- Поздравляю! Тебя провели по диссидентской системе. Отсидишь три года, и всё – полноправный гражданин! Тем более, я уже договорился. Сидеть будешь в особой зоне, там не жисть – малина! - Мой двойник откровенно радовался. Наташа, после тяжёлого разговора, всё-таки вернулась к нему, а то, что она спала со мной – разве можно ревновать свою жену к самому себе? - Выйдешь, посоветую тебя в Курчатовский институт, у них там давняя традиция, почти все МНСы – из отсидевших. Ещё со сталинских времён пошло – и тут он ослепительно улыбнулся
- Знаешь, а я пожалуй, выберу экстрадицию…
- И куда это ты собрался, с твоими-то знаниями? – глаза моего двойника, и без того узкие, превратились в тонкие, как лезвие бритвы, щёлочки.
- Домой я собрался, Расул. Домой. Знаешь, я всё-таки родился ТАМ, а не здесь. И ТА Россия мне Родина. А не эта. И если я останусь тут, то мне всю жизнь будет казаться, что я оставил старую, больную мать ради молодой, красивой и здоровой мачехи. А ТАМ человек с моими знаниями всё-таки пригодится. А ещё я буду знать, как мы можем жить, и какими люди могут быть. И может быть, когда-нибудь, я сам постучусь к тебе в окно. Через канал НАШЕГО «Карфагена».
* * *
Весенний ветер влажно хлестал по полам пальто. Мы с Аней шли по гранитным плитам Петроградской набережной, и целовались.
- А помнишь, как у них ТАМ, какие фонтаны били?
- Знаешь, Расул, у тебя дурацкая привычка приукрашивать! Какие, к чертям, фонтаны, мы в Союзе были ЗИМОЙ! Вы с Наташей, небось, их на видео смотрели? Кстати, всё забывала спросить, как она в постели? Твоя ненаглядная Зеленоглазка? Небось, с такой тоской возвращался ко мне? И чего это ты вернулся? Там ведь всё лучше! – и Аня, обидевшись, развернулась и пошла резким, быстрым шагом прочь. Ну и чего этим женщинам нужно?! А?
Мы быстро помирились, и приехали домой. Первым, что я увидел, зайдя в комнату – был большой белый конверт, которого тут точно не было ещё три часа назад. Аня заметно побледнела – она узнала эмблему Института Тепловой Механики в правом верхнем углу конверта.
- Господи… опять они? Венедиктов же обещал оставить нас в покое…
- Успокойся. Может быть, это поздравления с Днём Святого Валентина?
- Ага, как же. Жди от них…
Я, не обращая внимания на женскую болтовню, открыл конверт – оттуда выпало несколько толстых пачек купюр по пятьсот евро, и пара отпечатанных на принтере страниц.
В письме было написано:
«Привет, двойник! Это я. Посылаю тебе извинения всего Третьего Главного Управления (они не успели извиниться, и прислали немного денег в счёт будущих благодарностей), привет от Леночки, и пожелание скорейшего возвращения (ты только Ане своей этого письма не показывай!!!). Да-да, мы добились пересмотра твоего дела. Но это не важно. Важно то, что ты там у себя являешься единственным, кто знает о нашем существовании. Проект «Карфаген» был назван так, не от балды, и не потому что ваш мир, несмотря на всю его мерзость – это Карфаген, который стоит разрушить. Карфаген противостоял Риму – а кто у вас там новый Рим? Не буду тебе вешать лапшу на уши по поводу социалистической солидарности, ты всё равно не поверишь. Просто нам нужно лояльное к НАШЕМУ миру правительство в вашей России. А на кого мы ещё можем положиться, как ты думаешь? Оревуар!
З.Ы. Жди гостей через недельку».
И я охренел…
