Как выразить нелогичный мир в логически совершенной схеме?

«Истинно знать что-либо - значит знать его причины.»

(Ф.Бэкон) [27]

Театр начинается с вешалки, картина – с холста. Нам же, прежде всего, нужно выделить и обозначить одно общее свойство, присущее всем без исключения «предметам» этого мира. В электротехнике, например, таким свойством является способность объекта пропускать через себя электрический ток, называемая иначе электропроводностью, предусматривающая огромное разнообразие количественных и качественных особенностей данного процесса. Каждый, кто так или иначе обладает электропроводностью, уже связан ею с неким общим феноменом – электричеством, законам которого он вынужден подчинятся. Даже сам человек, являясь, кроме всего прочего, проводником электрического тока, может быть неосознанно, но, планирует свое поведение с учетом того, чтобы случайно не попасть под высокое напряжение, превращающее свободолюбивую личность в простой кусок провода. Уже одним этим, он признает себя частью чьей-то, руководящей им, воли, и идентифицируется ею, как предсказуемый элемент логически обоснованной электрической схемы.

Область видения онтологии, в своей тотальности вбирает в себя Все. И то общее, которое имеется в каждом элементе этого Всего, будем называть сущностью. Нет ничего одинакового в мире. Что-то, что имеется у одного, обязательно нет у другого. И только сущность делает вещи, как бы они не были внешне различны, похожими друг на друга, сводя их до роли простой части чего-то более крупного, того, что руководит ими вопреки их собственным желаниям. Подобно тому, как человек не может противиться требованиям государственного права, а человечество – требованиям права экологического, Вселенная, понимаемая как область Универсума, ограниченная рамками Пространства-Времени, должна подчиниться действию, не ограниченных никакими пределами применимости, логических законов.

Итак, сущность означает свойство всегда быть чему-то причастным, оно есть тотальное расширение термина способность до понятия: способность быть способным, или иначе, - необходимость наличия какой-либо, объективно выраженной способности. Как видим, категория сущности не ограничена каким-то одним, предметно выделенным свойством, кроме одного – быть частью целого, однако, когда мы произносим вслух это слово, сущность, мы почему-то всегда подразумеваем под ним некий предмет, заключенный внутри всякой вещи, в котором сосредоточено ее предназначение в рамках действующей на данный момент, обстановки. Мысленно анализируя представленный нам на рассмотрение, образ, мы, прежде всего, интуитивно, хотим обнаружить что же связывает его именно с этой, видимой нами сейчас, картиной реальности, и обнаруживая такой связующий элемент, мы отождествляем с ним весь образ, в целом. Таков уж наш, ограниченный определенным горизонтом познания, ум. Он пытается конкретизировать даже то, что, как он сам заявляет, своими масштабами превосходит всякую конкретность. Даже сейчас, в рамках этой книги, объявляя, что любой объект прежде всего имеет сущность, автор невольно подменяет свойство, которое реально не находится, ни внутри предмета (как мыслил Аристотель), ни вне его (как полагал Платон), а есть нечто общее, тем первичным элементом, из совокупности которых сложено все остальное. В сущности же, своим обособлением сущность утверждает простой факт логического мировосприятия – если что-то имеется, оно имеется для чего-то, и поскольку это «чего-то» им руководит, постольку что-то и существует для своего руководителя.

Абсолютный синтез сущностного образует сущее, которое можно определить как то, к чему причастно все, обладающее сущностью, и которое, в свою очередь, причастно к нечто, никакой сущностью не обладающему, то есть, к нечто неопределенному в контексте данной онтологической схемы, а именно, к реально-сущему. Категория сущего уникальна в своем роде, потому что являет собой последний элемент, деятельность которого можно анализировать в рамках конкретной тотальной схемы. Дальше этого лежит только сама реальность, ни в какие схемы не укладываемая.

Сущее разнообразно. Поскольку все имеет общее, постольку же оно имеет и индивидуальное, иначе (без индивидуального) само общее стало бы этим индивидуальным, ибо его нельзя было бы обнаружить в конкретном опыте, и значит объективно, то есть всеми одинаково, представить. Немного перефразируя Платона, можно аппелировать к его авторитету. «Если существует единственно, одно лишь общее, значит оно - единое, а не многое: значит у него нет частей, начала, конца, середины, очертаний, оно не находится в ином и в себе самом, лишено движения и вообще изменения, тождества, различия, подобия, числа, меры, времени, но тогда оно никак не причастно бытию, то есть не существует и как единое». (Платон) [8]

Разнообразие сущего есть аналитическое суждение, основанное на внеанализируемых логических основаниях, скрепляющих своими узами, объективный мир. Оно – оборотная сторона утверждения о том, что все присуще единому. Если сущность – это то, что Все объединяет в сущее, то необходимо и то, что разъединяло бы это единое сущее на отдельные сущности. Между ними должна быть проведена граница, по пересечении которой одна сущность превращалась бы в другую, не тождественную первой. Эта граница всякой сущности образует как бы ее вторую сущность, но сущность, менее общую (и значит уже не сущность а свойство) поскольку само сущее, обладая сущностью, как стремление к реальности, не очерчено границей, по пересечении которой можно было бы перейти в нечто несущее, но обладающее все же какой-то сущностью. Сущее есть единственная неограниченная сущность среди всего остального, обладающего кроме сущности еще и ограничивающей индивидуальностью.

Итак, свойство всякой сущности иметь собственную индивидуальность, раскалывает единое сущее на множество отдельных элементов. Индивидуально-сущее - вот та действительная категория, с которой практически приходится иметь дело. Отрицая окончательную познаваемость всего конкретного, она, в то же время, по определению, не ввергает его и во всеобщий хаос. Способ его существования – удерживать равновесие между стремлением разрозненных индивидуумов разлететься в разные стороны, и противоположным стремлением общего стянуть весь мир в единую сущность. Все меняется в этом мире. Одно лишь неизменно. Все малое, рано или поздно, становится большим, а большое распадается на мелкие части. Как заметил еще Эмпедокл: «…то одно вырастает, чтобы быть единственным из многого, то снова распадается, чтобы быть многим из одного». [9]

Все это можно представить в виде простой «физической» картины мира. Бесконечное множество «одинаковых» элементов, помещено на некий общий фон, относительно которого только и можно выделить каждый конкретный элемент. Этот общий фон является своего рода системой координат, помечающей все элементы уникальными метками (координатами) и этим фактом, придающий им статус индивидуума.

Мы видим здесь, что сущее состоит как бы из двух больших, но абсолютно равноправных частей. Будем называть их субстанциями. Одна из этих частей – субстанций показана в виде «одинаковости» всех элементов сущего. Вторая представляет собой тот фон, на котором индивидуализируется эта «одинаковость». Первую обзовем словом «бытие». Вторую – словом «экзистенция». Почему именно эти слова. Не знаю. Просто мне так захотелось. Кстати, можно было бы и наоборот, поскольку эти слова, в каком-то смысле являются тождественными. Первое из них означает – быть. Второе – существовать. (происходит от лат. exsistentia - существование). В качестве единственного аргумента, объясняющего подобную классификацию, могу выдвинуть следующее. Бытие – это значит, быть кем-то или чем-то. Чем-то или кем-то вполне определенным. Экзистенция же – это существование само по себе, просто как некое неопределенное присутствие в сущем.

Бегло пробежав вышеизложенное, знатоки философии сразу классифицируют нашу философскую систему, поскольку она разделяет мир на две, не сводимые друг к другу субстанции, как дуализм. Хорошо это или плохо? А в каком стиле лучше писать тексты – в стиле научной фантастики, или фэнтэзи, или строгого реализма? Все зависит от таланта и от собственного взгляда на окружающий мир. Не более того. Так и тут. Хорошо, что нашим учителем здесь, родоначальником этого типа философского мировоззрения, является сам Платон. Но, кроме дуализма, в таком контексте, существуют и два других типа представлений о мире. То, в котором признается существование только одной субстанции сущего называют словом монизм. Ярким выразителем этого течения является Спиноза. Другие – плюралисты, в своих системах обосновывают существование бесконечного количества самостоятельных субстанций. Тут, наверное, один из главных представителей - Лейбниц, с его широко известной теорией монад.

Итак, мы имеем две, несводимые друг к друг субстанции сущего – бытие и экзистенция, объект и субъект. Кстати, тут можно перечислить огромное количество противоположностей, в которых одна из сторон, так или иначе, будет более причастна к той или иной субстанции. Необходимость и свобода, определенность и неопределенность, рациональное и иррациональное, форма и содержание, материя и дух, движение и покой, сознание и душа, женщина и мужчина. Именно в единстве и борьбе этих противоположностей между собой, как гениально обнаружил Гегель, и проявляется все многообразие реально-сущего мира.

Немного поговорим о свойствах вышеназванных субстанций сущего. Бытие – это предельно расширенная трактовка понятия материи. (Материя – тень бытия). Если к материальному мы относим все, что можно «потрогать», то к бытию – все, что ограниченно какой-нибудь формой своего выражения. А именно: слова, звуки, мысли, образы и т.д. Иначе говоря, все то, что можно выразить общей фразой. Бытие – это овеществленное общее. Любой феномен сущего, поскольку он определен, хотя бы тем, что, назван собственным именем, уже принадлежит к субстанции бытия. Ведь даже уникальное имя, являясь словом, или звуком, уже ограничено рамками, хотя бы, пространства-времени, в которых оно было произнесено. У всех «членов» субстанции бытия есть нечто общее, а именно, то, что все они заключены в некую конкретную форму, пусть даже в форму слов. Но ведь каждое слово подчинено правилам языка, в рамках которого оно произносится. Поэтому, все, что сформировано, всегда подчинено неким общим правилам своего формирования.

Например, я вижу перед собой контуры человеческого тела. То, что находится внутри них, ведет себя как нормальный человек. Только абсолютно прозрачный. Как я должен поступить, общаясь с ним? При всем желании я не могу придать этому феномену статус человека, да и вообще статус чего-то реально существующего. Ведь это противоречит всем физическим законам. Я убегаю, уверяя себя, что это был плод моего больного воображения. Так и со всеми «предметами» бытия. Если что-то показывается миру, оно должно показывать себя в строгом соответствиями с законами того мира, которому оно открывается. Если это не так, мир попросту его не заметит. Или заметит, но не поймет, и значит, не введет в круг своего общения. Материальное тело определяется по тому, что оно необходимо подчиняется действию физических законов. А чему должно подчиняться нематериальное тело, вообще любое сформированное явление сущего? Только законам логики. Иначе говоря, логос – это язык, на котором должен уметь разговаривать всякий представитель субстанции бытия. «Заговори, чтобы я тебя увидел» (Сократ). [24] Отсюда еще одно определение бытия. К нему относится все, что можно объяснить хотя бы самой простейшей логикой его «появления на свет». Все, что необходимо, что можно представить винтиком огромного механизма, что является звеном в бесконечной цепи причинно-следственных связей.

Поговорим еще немного о логике. Вообще говоря, логика – это инструмент науки. Точнее – математики. Его применение полностью оправдано только там, где язык полностью абстрагирован от конкретной ситуации. Где царство чисел и абстрактных пространств, населенных множествами точек. Но из-за огромного удобства, которое приносит искусное владение этим инструментом, его, со времен древнегреческих софистов, начали применять везде, и философии, и в искусстве, даже в религиозной риторике. Конечно, ведь логикой убеждать гораздо удобнее, чем – грубой физической силой. И самое главное, когда применяешь этот инструмент в отношении вещей, обладающих скрытым внутренним содержанием, оказывается, становится возможным, делать в отношении этих вещей абсолютно любые логические заключения.

Это поистине великолепно. Сначала что-то задумать, а потом это логически обосновать, чтобы набрать себе помощников для осуществления задуманного. Самым ярким примером использования логики «в личных целях», будет, пожалуй, логические доказательства существования бога. И, абсолютно равнозначные по своей весомости, доказательства того, что бога не существует. Удивительно, но, такой, казалось бы, кричащий факт противоречивости логических выводов, никак не бросает тень на всемогущество логики. Говорят, что бог – слишком уж многозначный, много содержащий в себе феномен, тем более, в явном виде его нигде не встретишь. Но ведь любая вещь – от бога. Внутри нее столько же непостижимого содержания, сколько и в самом боге. Ну, может быть, чуть меньше. А видим мы всегда лишь форму вещи, но не саму вещь. «Сколько бы мы не называли видимое, оно никогда не умещается в названии». (М.Фуко) [15] Поэтому, и в отношении любого конкретного предмета, нельзя сделать никаких единственно верных логических выводов. Ведь мы не знаем, что у него находится внутри.

Противоречивость логических законов, когда их используют для толкования конкретной ситуации, очень наглядно представлена в философии в виде многочисленных логических парадоксов. Вот лишь один, наиболее яркий из них. К нам подходит человек, который утверждает, что он – лжец. Какие логические выводы мы можем сделать из этого утверждения? Ну, во-первых, если человек утверждает, что он лжец, значит и это утверждение тоже является ложью, а значит, этот человек всегда говорит правду. Но если рассуждать дальше, мы приходим к абсолютно противоположному выводу. Если человек говорит правду, а он утверждает, что он лжец, значит он – лжец.

Повторюсь, логика – это очень важный, наверное, самый важный научный инструмент. Но только тогда, когда его применяют для исследования вещей, не имеющих внутреннего содержания, а именно – чисел и различных множеств, состоящих из математических точек. Если же с ее помощью пытаются доказать существование реальных вещей, то надо относиться к этому, исключительно как к частному мнению, которое может быть убедительным, или не совсем.

Не стоит уповать на абсолютную объективность логических выводов. Но ведь другого-то у нас все равно ничего нет. Вернее есть – красота. Только это пища для сердца, а не для ума. Наши мозги сделаны так, что пропускают внутрь себя лишь то, что обработано логикой. Поэтому, будем и дальше, в нашем рассказе о метафизическом строении мироздания, следовать правилам этой царицы доказательства. С логикой дело обстоит также, как и с демократией. Она - плохое средство убеждения. Если не считать всех остальных.

Ну ладно, «вернемся к нашим баранам». Выше, мы дали определение субстанции бытия. Теперь поговорим об экзистенции. С ней все обстоит с точностью до наоборот. Если бытие представляет собой совокупность объектов – сущностей, ограниченных некоторым общим определением, хотя бы только определенным именем, выделяющим их из всего остального, то экзистенция, в отличие от бытия, является вместилищем субъектов – сущностей, целиком состоящих из индивидуального, только ему принадлежащего, не имеющегося больше ни у кого и поэтому, никому больше не видимого и ничем общим не определенного. Ее существование основано на простом факте логического мышления. Если что-то появляется, то должен быть неявный фон, на котором возникает это явление. Или яснее. Конкретный предмет можно заметить, только если он отделен от других таких же предметов некоторой областью пустого пространства.

Главное свойство экзистенции это ее принципиальная неоформленность. А значит, не подчинение каким бы то ни было правилам, какого бы то ни было языка. Ее нельзя ограничить рамками. (кроме рамок этого текста. Но ведь мы понимаем, что этот текст, лишь схема реальности, а не сама реальность) Все, причастное к экзистенции, можно обозначить словом «нечто», в противоположность слову «это», обозначающему все, причастное к бытию. Нечто уже не ничто, но пока еще и не это. Оно появляется тогда, когда видящий его не может обнаружить в своей памяти другой, сходный с ним, образ. Поэтому он не может сообщить кому-либо об этом его личном опыте. Ибо не находится слов для такого сообщения. Он может почувствовать момент общения с экзистенцией. Но не описать его на словах. В противоположность общению с элементами бытия. О тех можно рассказать. Но никогда – увидеть их в личном конкретном опыте. Вы спросите, как вообще мы можем вести разговор о том, что даже нельзя «пощупать руками». Тогда, может его и нет совсем. Еще раз повторю, существование экзистенции, в данном, онтологическом контексте, основано только на одном из основополагающих логических законов, а именно, на законе о достаточном основании. Существование всего существующего должно быть как-то объяснено или доказано. А чем объяснить существование самих логических законов. Почему они именно такие, а не иные. Вот, как раз, введение «нелогичной»субстанции экзистенции и должно снять это главное противоречие в описании сущего.

Из законов физики мы знаем, что на каждое тело, обладающее массой, действует закон гравитации. Оно притягивается к телу, обладающему большей массой и наоборот, более легкие тела, в свою очередь притягиваются к нему. А почему бы собственно не распространить этот закон и на любую субстанцию сущего, а не только на материю. Ведь так всегда и происходит. Люди, имеющие какие-то общие интересы или таланты, всегда склонны объединяться в группы. Так же поступают и животные. Большим коллективом легче обороняться от хищников. Даже потому что общая масса стада животных больше массы, преследующих его хищников. Но ведь здесь не идет речь о гравитации. Что-то другое заставляет их объединяться. Еще примеры. Растения тянутся к солнцу. Деньги – к людям, итак, имеющим их в большом количестве. Но никогда – к беднякам. Ищут друг друга родственные души. Мелкие винтики жаждут стать частью большого механизма. Говорят, как магнитом притягивает. То есть, кроме гравитационного, существуют и другие поля притяжения: электромагнитное, сильное, слабое. Перед своей смертью великий физик Эйнштейн работал над общей теорией поля. Он хотел объединить все физические поля тяготения, представив их как конкретные проявления действия одной наиболее общей силы, управляющей всеми процессами во вселенной. К сожалению, он не успел завершить задуманное. И до сих пор множество ученых всего мира бьются над созданием, так называемой, теории Всего. Пока им это не удалось. Может быть, удастся нам.

Итак, мы, вместе с учеными, утверждаем, что в мире действует одна главная сила. Сила субстанциального тяготения. Каждый элемент субстанции притягивается к другому такому же элементу, но обладающему большим субстанциальным объемом. Тяготение всякой элементарной вещи, обладающей каким-либо общим свойством, к любому другому носителю этого же свойства, есть, в сущности, простое следствие априорно-логического суждения о том, что часть возможна только как часть целого.

Встречая на горизонте своего видения нечто, обладающее схожим свойством, часть замечает в нем то общее, чему и она причастна, и поскольку ее единственная сущность – исполнять волю объемлющей ее субстанции, она беспрекословно влечется туда, где обнаруживает следы присутствия того, чему она предназначена. В нашем случае имеется две равноправные субстанции сущего, бытие и экзистенция. Рассмотрим проявление этого закона применительно к каждой из них.

Что такое субстанциальный объем применительно к бытию? Мы знаем, что предметы бытия – предметы определенные. А это значит, что их всегда можно разложить на ряд более простых «вещей». Более понятных логически. Например. Очень своеобразный предмет, под названием НЛО, можно разложить на три, более понятных феномена: неопознанный, летающий, объект. Человека можно разложить на внутренние органы. Механизм – на детали. Схему – на элементы. И главное, чем шире понятие, тем на большее количество «мелких» элементов его можно разложить. Бог, вселенная – о них можно написать тома текстов и все равно, не охватить даже малую их часть. А вот, материальную точку уже ни разложить ни на что. Она есть чистая форма, предел всякой объективности.

Иначе говоря, чем больше общих слов можно сказать о предмете бытия, тем больше его субстанциальный объем. Для физических тел он равен массе. И именно отсюда вытекает закон гравитационного притяжения. Но человек, это не только физическое тело, но и кое-что иное. Таким же кое-чем иным может являться и все остальное. Это надо понимать.

Теперь многое можно объяснить. Почему люди объединяются в семьи, в кружки по интересам, в политические партии, в этносы. А те, в свою очередь, в государства, в союзы государств, в человечество? Просто потому, что малое общество стремиться влиться в большое. Таков главный закон бытия. «Быть – значит быть в пути». (Марсель). [10]Все движется в сторону своего обобщения и никак не наоборот. Но не только люди тянутся в общество. «Вещи» - маленькие люди, окружают человека, их центр вселенной, повинуясь главному закону бытия. А мы-то дураки, думали, что сами покупаем их для собственного тщеславия. Нет. Они сами тянутся к нам, как планеты тянутся к солнцу. Те образуют собой солнечную систему, мы, с нашими вещами – домохозяйство. Масса человека может быть малой, а его субстанциальный объем – огромным. В чем тут дело? А дело исключительно в его поступках и словах. Когда они выражают общие интересы всех, тогда он становится вождем. И собирает толпы вокруг себя.

Вот этот процесс увеличения собственного «веса» за счет присоединения в орбиту своего влияния более «легких» элементов, будем называть становлением. Как видим, становление есть следствие основного закона субстанциального тяготения, являемое в действии. Сейчас мы уже по-новому воспримем фразу о том, что, со временем, все становится на свои места. Со временем, человек обрастает вещами, а слово – своими определениями.

Давайте рассмотрим в качестве примера процесса становления обыкновенную человеческую жизнь. В момент своего появления на свет, человек обретает свои физические формы, вес, размер. А с ними, и статус – представителя бытия, Поначалу, он захватывает в орбиту своего влияния, так называемые «неодушевленные» предметы: игрушки, вещи домашнего обихода, еду, заставляя их выступать в роли проводников собственной воли.

Со временем, человек узнает, что ранее не определенные им, стихийные феномены, такие как; мать, отец, другой человек, с некоторой долей вероятности можно свести все к тем же неодушевленным предметам, необходимо реагирующим на соответствующие возмущения. С этого момента он, сам того не подозревая, включается в борьбу за обладание самим человеческим материалом, конечно, только в той мере, в которой он может предугадать его реакции. Даже годовалый ребенок уже знает что, стоит лишь громко закричать, как ему тотчас же принесут пищу, и одним только этим фактом, он уже включает в орбиту подвластных ему вещей, даже собственных родителей, определяя их как предмет, служащий для подноса пищи.

Развиваясь далее, человек уже не довольствуется ролью ловца отдельных человеческих душ. Теперь ему надо подчинить своему влиянию; семью, внутри которой он живет, коллектив, в котором он работает, компанию друзей, в которой он проводит свободное время. И что он для этого предпринимает? Как это ни удивительно, но он стремится быть таким как все, самым средним среди всех. Узнав нужды абсолютного большинства членов, окружающего его общества, и сумев вывести среднее арифметическое этих нужд, он в соответствии с ним и планирует отныне свое поведение. Про таких людей обычно говорят, что они – «душа общества» в том смысле, что они как бы олицетворяют собой это общество, вносят смысл в его существование, хотя бы уже тем только фактом, что, не присутствуя лично, дают пищу для разговоров на совместных «тусовках».

Становясь негласным хозяином общественного бытия, человек уже превосходит самого себя, его общественный вес повышается, становление делает очередной шаг на пути к идеальному Всеобщему. Сколько еще будет дальше таких шагов; коллектив, нация, государство, человечество?

Тяготение к бытию не имеет пределов, и всегда найдется объективно достижимый центр, в форме; источника ли государственного права, общечеловеческой морали, законов природы, наконец, овладеть которым и составляет смысл всякого объективного существования. Естественным итогом такого однонаправленного субстанциального тяготения низшего к высшему, менее объективного к более объективному, простого к сложному, должно было бы стать стягивание множества отдельных элементов в единый объект, который, объединяя собой все бытие, не имел бы сформированной границы, обособляющей его от остального объективного мира, которого просто уже не существовало бы, и потому его собственная сущность перестала бы относиться к субстанции бытия. Поразительно, но, беспрекословно следуя общим (личным для нее самой) целям, субстанция пожирает саму себя. Ум, полностью отдавший себя служению логике, логично приходит к выводу о нелогичности такого служения, которое не обосновано никакой логикой. Язык не может объяснить, почему эти, а не иные звуки, образовали его слова. «Ни одно предложение не может высказать что-либо о себе самом». (Л.Витгенштейн) [11]

Но ведь у нас имеется и еще одна, «нематериальная» субстанция сущего – экзистенция. И, значит, ее элементы также должны быть подчинены закону тяготения. А как подчинить чистую индивидуальность? Если она принципиально не облачена в какую бы то ни было форму? Если нельзя определить границу, по пересечении которой одна индивидуальность переходила бы в другую? То есть, мы имеем здесь одно бесформенное нечто и говорить о каком-то тяготении здесь бессмысленно. Вот если разделить это нечто, на нечто внешнее и на нечто внутреннее, тогда и проявится такое тяготение, при котором внутреннее будет стремиться слиться с внешним.

А ведь в реальности так и происходит. Любая реальная вещь является продуктом взаимодействия двух субстанций, бытия и экзистенции. Первая образует форму вещи, ее определение, логическое обоснование ее нахождения в этом мире. Вторая – ее внутреннее содержание, невидимое никому, формирующее ее индивидуальность. Так вот, процесс экзистенциального тяготения заключается вот в чем. Внутренняя индивидуальность, субъект вещи, хочет разбить сковывающую его форму, чтобы выскользнув из нее, слиться с Субъектом вообще, с бесконечной и неизменной экзистенцией сущего. Так, маленькая часть хочет стать «хозяином» всего мира. Но ранее мы говорили, что бытие, проявляет себя в действии, осуществляя таким образом процесс бесконечного становления. И значит, чтобы выскользнуть из формы, субъекту нужно остановить это действие. То есть – остановить процесс становления. И естественно, что этот процесс, который останавливает становление для того чтобы реализовать закон экзистенциального тяготения, точнее всего будет назвать остановлением.

Вот человек, после тяжелой работы, садится на землю и устремляет свой взгляд в безбрежное голубое небо. Что он делает? Отдыхает? Не так. Он останавливается. Его внутреннее Я в этот момент общается с Я внешним, которое открывает ему смысл существования, и этим, дает силы для дальнейшей работы.

Вот эти два основополагающих процесса, становление и остановление, преследуют каждую вещь этого мира, каждый элемент сущего, на протяжении все его «жизни». Обо всем всегда можно сказать, что оно, со временем, стало другим, но и осталось тем же самым. Все движется и не движется, изменяется, но неизменно.

В Древней Греции жили два философа, Парменид и Гераклит. Оба смотрели на природу как на нечто единое. Но один, Гераклит, рассматривал ее только сквозь призму вечно изменяющихся форм. Вспомним его знаменитое выражение «В одну реку нельзя войти дважды», переведенное впоследствии, как «Все течет, все изменяется». Понятно, что в своем видении мира он отмечал только процесс его становления, а на иное не обращал никакого внимания. Сегодня мы называем подобный взгляд на мир диалектикой. Парменид не оставил нам таких ярких цитат. Но его учение, изложенное в поэме «О природе» говорит о том, что он смотрел на мир в корне по-другому. Он доказывал, что существует только вечное и неизменное Бытие, тождественное мысли. Помимо Бытия нет ничего. Также и мышление есть Бытие, ибо нельзя мыслить ни о чём. Бытие никем и ничем не порождено, иначе пришлось бы признать, что оно произошло из Небытия, но Небытия нет. Бытие не подвержено порче и гибели, иначе оно превратилось бы в Небытие, но Небытия не существует. У Бытия нет ни прошлого, ни будущего. Бытие есть чистое настоящее. Оно неподвижно, однородно, совершенно и непрерывно.

Тут только надо понимать, что под словом Бытие здесь нужно мыслить не определенную нами выше субстанцию бытия, а, противоположную ей, субстанцию экзистенции. Это не должно вас удивлять. За тысячи лет существовало столько разных толкований этого слова, что бытие, в одном из них, может вполне толковаться как и небытие.

Итак, Парменид, рассматривая сущее, видел только одну его сторону – неизменную экзистенцию, реализующую свое экзистенциальное тяготение в процессе остановления. И ничего более. С нашей точки зрения, этот взгляд односторонний. Такой же односторонний взгляд на сущее и у Гераклита. Но, объединив их вместе, представив сущее состоящим не из одной, а из двух равноправных субстанций, выявив существование двух процессов субстанциального тяготения, внешне видимых как становление и остановление – мы устраняем «вечное» противоречие между движением и покоем. А это уже чего-то стоит.

Займемся теперь анализом динамики поведения сущностей, погруженных в реальный субъект-объектный мир, образованный взаимодействием двух, основополагающих его субстанций: бытия и экзистенции. Каждая сущность этого мира тяготеет одновременно к двум, отрицающим между собой всякую общность, кроме их равно субстанциального статуса, сторонам единого сущего: к объекту и субъекту, к необходимости и свободе, к подчинению и воле, к форме и содержанию, к неосознанному действию и молчаливому осознанию. Тяготение элементов бытия, проявляемое в действии, приводит к становлению, то есть, к увеличению массы ставшего бытия за счет присоединения к нему более бытийно-легких элементов. Вначале так и происходит. Физическое тело окружает себя более легкими телами, биологическое – менее «сильными» организмами, социальное - менее властными «организациями». Простое слово, в процессе становления нагружается определениями, более объективными, а значит, менее содержательными. Но мы знаем, что реальное тело причастно также и к иной субстанции сущего. Внутри каждого «становящегося на ноги» объекта, существует экзистенциальная сущность, его индивидуальность, его субъект. Почему мы говорим, что оно находится внутри? Да потому что ее главное свойство – принципиально не укладываться в какие бы то ни было «видимые» формы. То есть, любое конкретное тело причастно к субстанции экзистенции. Но эту причастность не видно. Значит, она спрятана где-то у него глубоко внутри. Хотя она существует и внешне для нас, поскольку мы сами «спрятаны» где-то глубоко в сущем. Она нам «видна» в качестве невидимого фона, на котором возникает любая определенность. Объект развивается. И в процессе своего развития, своего становления, как мы ранее и показали, он облекается все большим количеством «тел». Его «объем» становится больше. А это означает, что становится большим и расстояние между его «центром тяжести» и внешней средой. И вот, наступает такой момент времени, когда это расстояние становится настолько велико, что внутренний субъект этого объекта, находящийся как раз где-то в области его «центра тяжести», так «отодвигается» «вещами» от Субъекта внешнего, что существующее между ними экзистенциальное тяготение становится сравнимым по силе с противоположно направленным тяготением «вещей» к «центру тяжести», владеющего ими объекта. Эти «вещи» заслоняют собой внешний простор, и это препятствует общению внутреннего экзистенциального субъекта и его «духовного отца», находящегося всегда за пределами всякой вещественности. Препятствие нужно устранить любой ценой. Тут возникают два варианта развития событий. Аналогом первого из них можно представить солнечную систему, в которой мелкие планеты вращаются вокруг массивного солнца, не падая на него, поскольку гравитационная сила их притяжения к солнцу полностью уравновешивается центробежной силой от их инерциального движения по своей орбите. В нашем случае, то есть, в случае предельного обобщения этой ситуации, дело будет выглядеть следующим образом. «Вещи», медленно собирающиеся вокруг «центра тяжести», остановленные в своем развитии к нему действием противоположно направленного экзистенциального тяготения, инициируют процесс тяготения других, более «мелких» вещей к «центру тяжести» их самих. Другими словами. Они к чему-то стремились, но то, к чему они стремились, не хочет этого и отталкивает их от себя. И они тогда находят утешение в том, чтобы собирать вокруг себя других, менее слабых «существ».

Человек, в суете ежедневных дел, занятый постоянным накоплением материальных ценностей, однажды вдруг попадает в мир высокого искусства. Или выбирается посмотреть на какой-нибудь величественный памятник природы. И, после общения с необъяснимой красотой Существования, он по-другому начинает выстраивать свою жизнь. Накопительство вещей становится не главным его занятием. Точно такую же ценность для него приобретает и тяга к высотам духовного развития. Отныне, гармония между этими двумя стремлениями начинает определять всю его жизнь.

Но имеется и второй вариант развития событий. Не такой спокойный как этот. Так происходит тогда, когда существует очень большая инерция бытийного тяготения «вещей» к своему «хозяину». Две силы уже сравнялись между собой, но по инерции «пружина» продолжает сжиматься. И тогда, рано или поздно, происходит взрыв. «Пружина» распрямляется, выстреливая во вне, окружающими внутренний субъект, «вещами».

За примерами далеко ходить не надо. Простое кипение воды в кастрюле. Сила расширяющегося пара, в конце концов, превышает силу давления крышки и та слетает, давая возможность пару вырваться наружу. Да на этом принципе основано действие всех взрывчатых веществ. Еще в качестве примера можно привести нестабильность ядер тяжелых химических элементов. Чем больше массовое число элемента, тем больше протонов находится в его ядре. И, при достижении какого-то порога, это ядро вдруг раскалывается на части из-за того, что сила ядерного притяжения становится меньше силы электромагнитного отталкивания одинаково заряженных частиц.

Да и сам человек, обессиленный каждодневной чередой бессмысленных дел, однажды вырывается из круга, окружающих его забот и вещей. Он бросает работу, оставляет все нажитое родственникам или друзьям и налегке уходит куда-нибудь в тихое место, чтобы там, с нуля, выстроить новую жизнь.

Но ведь существует еще один, основополагающий субстанциальный закон. Закон сохранения «вещества». Ничто не появляется из ниоткуда, как и не может исчезнуть в никуда. Для субстанции экзистенции здесь все понятно. Поскольку она не ограничена формой, она есть нечто неизменное, и значит, применительно к ней неуместны слова появилась и исчезла. Для бытия все обстоит не так очевидно. Тут вроде бы допускается исчезновение без остатка некоторых вещей. Но не в материальном мире. Там действительно, все ученые приз