Духовно-экзистенциальное и духовно-культурное время и пространство.
Человеческая личность существует в особом духовно-экзистенциальном (или биографическом) времени – времени ее уникальных поступков и внутренних размышлений, общения с другими людьми и творческих актов, которые составляют неповторимую линию ее судьбы. В сущности, жизнь всего общества может быть рассмотрена как причудливое переплетение тысяч и миллионов таких “экзистенциальных нитей”, протянутых из прошлого в будущего. Конечно, эти экзистенциальные линии вплетены в жизнь космического целого (его направленную эволюцию в единстве с многообразными циклическими процессами), а также в общий поток исторического времени (крушения и утверждения правительств и политических режимов, войн и научно-технических изобретений, многообразных социальных событий и т.д.), в рамках которых людям довелось жить. Однако это вовсе не означает, что собственное биографическое время человека не обладает отчетливой спецификой. Совсем наоборот. Какие бы непредвиденные события ни случались с человеком в жизни, и какие бы внешние обстоятельства ни довлели над ним, он всегда имеет свободу выбора и возможность творческого изменения самого себя. Такая возможность сохраняется даже при самых неблагоприятных внешних условиях жизни - при полном отсутствии политических свобод и даже при полной физической неподвижности в случае тяжелой болезни. Как бы кто ни относился к писателю Н. Островскому, но его исключительное личное мужество и творчество в условиях тяжелейшей прогрессирующей болезни говорит о том, что человек - всегда хозяин и творец собственного биографического времени, разворачивающегося по своим особенным законам. Совершая же свободные акты личного выбора - человек, действительно, выбирает целый мир В этом смысле экзистенциалисты абсолютно правы. Мы бы только добавили - он вносит в его эволюцию свой уникальный и действенный вклад. В сущности, духовно-экзистенциальное время – это время творческого самосовершенствования или, наоборот, деградации, где человек может избавиться от каких-то вредных привычек и черт характера, а может и приобрести их; может развить какие-то таланты и творческие навыки, но может их и утратить. Совершенствоваться и духовно восходить (как, собственно и духовно падать!) человек может и в юности, и в старости (т.е. не взирая на закономерности биологического времени); в благоприятных и в неблагоприятных общественных условиях (т.е. не взирая на характер социального времени). Более того, подчас самые неблагоприятные обстоятельства (болезнь, жизненные трагедии, социальные гонения, войны) способствуют духовным взлетам (как в случае с тем же Н. Островским), а комфорт и роскошь, напротив, оборачиваются духовной стагнацией и смертью. Когда-то Н.С. Гумилев не без юмора отметил, что по его мнению ничего гениального ни в жизни, ни и в культуре не создает тот, кто сыто засыпает каждый вечер в мягкой и теплой постели. Чуть смягчив тезис великого русского поэта, мы могли бы сказать, что никакая сильная и неуклонно восходящая по ступеням совершенствования личность не формируется без внутренних борений и творческих мук, без жизненных коллизий и потрясений. Страдания Островского - исключительный пример духовного восхождения в самых неблагоприятных условиях, но в целом закономерность прослеживается достаточно четко: чем больше испытаний – тем полнокровнее и стремительнее бытие в духовно-экзистенциальном времени. Один же из самых точных критериев того, что человек причастен к подлинно духовной жизни - это творчески осмысленное и нравственно ответственное проживание им каждого мгновения своего земного бытия. Таков путь духовных праведников и творческих подвижников типа Франциска Ассизского, Сергия Радонежского, Николая Кузанского, Лейбница, А. Швейцера, П.А. Флоренского. У таких высокоразвитых индивидуальностей личный путь оказывается уникальным претворением вечных и абсолютных ценностей человеческого бытия. Их духовно-экзистенциальное время как бы соприкасается с самой вечностью. В такой интерпретации удивительно близки друг к другу мыслители различных идейных ориентаций. “Если мы проживаем каждое мгновение осмысленно, - писал крупнейший японский теоретик буддизма ХХ века Д. Икеда, - то бесконечное прошлое и бесконечное будущее наполнят наше существование вечным потоком жизненной силы Вселенной. Одно мгновение нашего бытия станет манифестацией Космического Закона и включит в себя все возможные времена. В этом смысле единственное мгновение само по себе превратится в вечность”[576]. Сравните эти мысли с рассуждением видного представителя русской религиозной философии: “Кто живет в сегодняшнем дне - не отдаваясь ему, а подчиняя его себе - тот живет в вечности”[577]. Впрочем, с тезисом об ответственном и творческом отношении к каждому жизненному мгновению как явном критерии полноты духовного бытия, - вполне согласится и человек, придерживающийся атеистических и материалистических убеждений. О духовно-экзистенциальном времени в связи с проблемами сознания и о специфических экзистенциальных категориях (экзистенциалах), которые определяют темпы его протекания и общую конфигурацию, мы еще подробно поговорим в рамках гносеологического раздела нашего курса. Здесь же отметим ряд его общих черт: - это время, слагающееся их неповторимых поступков человека и качественно определяемое ими. Поступок при этом следует понимать в самом широком смысле, включая разнообразные акты нашего сознания; - здесь реальные компоненты переплетены с вымышленными, идеальные с материальными; воспоминания соседствуют с мечтами, сожаления с радостными ожиданиями, но везде светлая устремленность к будущему и к новым экзистенциальным горизонтам предпочтительнее уныния и «цепляний» за невозвратное прошлое. Мы уже писали о «молодых духовных старичках» и о пожилых людях, сохраняющих удивительную бодрость духа; - плотность и темпы протекания этого времени различны в разные жизненные периоды и у разных людей. «И жить торопится, и чувствовать спешит» - так точно выразил поэт это коренное измерение полнокровного существования личности; - в биографическом времени есть свои циклы и спиральные возвращения, но происходящие в полном согласии с законом отрицания отрицания: каждый раз на новом качественном уровне и в новых условиях; - духовно-экзистенциальное время весьма опосредствованно связано с внешней активностью человека. При внешней социальной суете наш внутренний мир может не меняться, а напряженная внутренняя работа при минимуме внешней активности, напротив, может резко ускорять наш внутренний духовный рост. Точно также как мы говорим о специфическом духовном времени, можно говорить о духовно-экзистенциальном пространстве личности, т.е. о сфере ее жизненных контактов и влияний. Это пространство динамично и относительно, ибо напрямую зависит от духовного содержания человека, его открытости миру и другим людям. Чем духовно богаче и глубже личность, чем бескорыстнее делится она своими накоплениями с ближними и дальними, тем шире и фундаментальнее ее связи с окружающими людьми и тем мощнее ее светоносное воздействие на внешний мир. И наоборот, чем мелочнее и эгоистичнее человек – тем уже его жизненное пространство и тем тягостнее оно для окружающих. В ряде религиозных традиций даже говорят об отравленном пространстве, окружающем злого человека и, наоборот, о благотворном воздействии доброжелательного и творческого человека даже на биологические формы. Известно, например, что одни из самых красивых роз в России росли до революции в Оптиной пустыни, а если цветку на подоконнике каждый день говорить: “Чтоб ты засох”, - с ним в скором времени это и случится. Многим знакомо также ощущение образовавшейся жизненной пустоты, ощущаемой почти физически, после смерти или длительного отсутствия близкого и доброго человека, равно как и своеобразного “разряжения” (как бы оздоровления) пространства после ухода человека недоброго и духовно нечистого. Словом, с понятием духовного пространства связывается динамический круг «жизненного мира», способного как бесконечно расширяться у деятельного альтруиста, так и «схлопываться» в точку, что характерно для законченного эгоцентриста, везде видящего только самого себя. Ясно, что чем ответственнее относится к своим повседневным мыслям и поступкам человек, чем сознательнее он живет-творит в стихии духовно-экзистенциального времени, тем шире и пространство его личного воздействия на окружающий мир. Это можно уподобить подъему на гору: чем выше поднялся - тем более широкий пейзаж открывается твоему взору и, соответственно, тем большее количество людей снизу смогут увидеть тебя. Любопытно, что духовно-экзистенциальный пространственно-временной континуум, созданный жизнью и творчеством выдающегося человека типа Швейцера или Флоренского, никогда не исчезает полностью с их физической смертью, а продолжает своеобразную жизнь в духовном пространстве и времени всей культуры в целом. Более того, их научные идеи, художественные творения и жизненные поступки, пропущенные через сознание других людей, приобретают новую жизнь и динамику, раскрываются новыми гранями и нюансами. Будьте Вы хоть материалистом, хоть идеалистом, но отрицать своеобразный онтологический статус этой духовной жизни после физической смерти невозможно. Можно спорить: ведут ли идеи и ценности, оставленные гениальными людьми, автономное идеально-информационное существование в духе мира идей Платона или же обретаются исключительно в письменных текстах и материальных артефактах, но отказывать этим идеям в том, что у них есть особые духовно-культурное пространство и время, - не смогут ни тот, ни другой. Духовной культуры общества вообще нет без выдающихся личностей и их биографий; само духовное историческое время, равно как и современное духовное пространство культуры во многом структурировано именно ими. Судите сами. Мы говорим “время Платона”, “золотой век Перикла”, “Индия эпохи царя Ашоки”, “европейская философия после Гегеля”[578] и т.д. Неслучайно литературный или философский процесс расчленяются на период “до” рождения гения, собственное время его творчества и то, что произошло “после” его ухода с обязательным прослеживанием судьбы его идей. Уберите из духовной культуры народа жизнь и творчество выдающихся личностей, - чем тогда этот народ будет культурно интересен для окружающих? Что останется от его духовной истории? Повседневная жизнь обывателя представляет чисто этнографический и исторический, но отнюдь не духовный интерес. А посмотрите, какую зримую печать налагает духовно-экзистенциальное пространство гениев на духовное пространство всей культуры в целом. Мы говорим: “Поэты пушкинского круга”, “ближайшее окружение Достоевского”. Существуют книги с характерными названиями: “Пушкин в Японии”, “Гегель в России”. Слава Псковской области во многом определяется Михайловским, и именно к нему духовно стремятся любители пушкинской поэзии со всего мира. Им дорог каждый штрих его биографии и все места, где ступала нога гения. Что люди знают про Тулу? То, что там делают оружие, да сохраняется “Ясная поляна” - родовое имение графа Л.Н. Толстого. Уберите из столиц мира монументы выдающимся людям, их мемориальные квартиры, памятные вывески на улицах и домах, связанные с их жизнью и творчеством, - и что останется от культурной составляющей этого города? Разве не изменится полностью его культурный и духовный статус? И разве не потеряет он свое выделенное пространственное положение в национальной и мировой культуре? Помимо персонифицированных компонентов в духовной культуре любого народа всегда присутствует мощный пласт анонимных идей и ценностей, относящихся по большей части к так называемой народной культуре. Они зафиксированы в произведениях устного и песенного творчества, в архитектуре, в орнаменте бытовой утвари и одежды, в обрядах, обычаях и т.д. Однако и в рамках так называемой “высокой” культуры удельный вес подобных идей довольно значителен, ибо имена их непосредственных творцов (художников, ученых, философов) часто забываются[579]. Мы не знаем, кто конкретно ввел в античный философский оборот слова “логос” и “эйдос”, равно как и категорию “софии-премудрости”. Точно также мы затрудняемся сказать, кому принадлежит авторство введения в культурный оборот таких важнейших понятий отечественной национальной традиции как “правда” и “ правдоискательство”, “общинность” и “добротолюбие”. В жизни таких общезначимых идей и ценностей есть свои пространственно-временные закономерности. Мы далеки от мысли дать сколь-нибудь исчерпывающий обзор и обстоятельный анализ последних. Скорее мы выскажем ряд гипотетических философских суждений в качестве стимула для теоретической дискуссии. Во-первых, чем фундаментальнее и значимее теоретическая идея или ценностное суждение, тем устойчивее их бытие во времени и шире ареал распространения в пространстве. В этом смысле можно вслед за Н.О. Лосским говорить, что есть вечные и сверхпространственные идеи и ценности[580] типа корпускулярного строения материи или всеобщности развития, не уточняя, в какой конкретно форме эта вечность и сверхпространственность идей фиксируется: то ли в автономно-идеальной, то ли в предметно-вещественной. Ясно, что могут быть и “идеи-однодневки”, умирающие, еще не успев родиться. Во-вторых, сильным идеям свойственен пульсирующий пространственно-временной ритм существования: они то уходят под почву духовной культуры, как бы “проваливаются” в ее подполье, до минимума суживая пространственный ареал своего бытия и словно “застывая” в потоке исторического времени[581], то с огромной мощью вновь вырываются на поверхность духовной жизни и растекаются вширь, овладевая массовым сознанием и обретая новые смысловые нюансы. В-третьих, фундаментальные идеи могут быть разрушительными, типа идеи “национальной исключительности какого-то народа” или “безусловной пользы богатства”. Могут быть и созидательными типа универсальной полезности альтруизма и установки на самосовершенствование. В качественных характеристиках и пространственно-временных особенностях существовании двух этих противоположных рядов идей есть принципиальные различия. Разрушительные идеи провоцируют во все времена и у всех народов до тошноты одинаковые стереотипы порочного поведения с одинаковыми формами краха соответствующих жизненных установок. Они навязываются всему обществу в подавляющем большинстве случаев насильно, т.е. сохраняют свой пространственный ареал распространения и историческую устойчивость искусственным, а не естественным образом. Таковы все диктаторские и человеконенавистнические режимы в истории. Ложь долго может удержаться только на штыках. Созидательные же идеи фундаментального характера способны проявиться в огромном разнообразии форм и человеческих творческих самореализаций. Они овладевают сознанием людей естественными, а не насильственными путями. Любое же искусственное и насильственное утверждение созидательных и гуманных идей в общественном сознании неизбежно приводит к выхолащиванию их позитивного содержания и переходу в свое иное, что, в частности, и произошло с практикой отечественного социализма. Сильные изменения пространственно-временных условий существования сферы духа и, соответственно, духовного творчества человека произошли в связи с развитием современных коммуникативных технологий и возникновением сети Интернет. Сегодня можно говорить о формировании особого коммуникативного духовного пространства современной цивилизации и новом качестве культурного и экзистенциального времени. Но эту особую тему мы затронем в последней лекции нашего курса.
|