Экзистенциально-жизнеустроительное знание.

Для того, чтобы разобраться в природе этого вида знания, целесообразно вернуться к анализу системообразующей "оси" сознания. Там основное внимание было уделено структурной характеристике основных этапов самосознания (телесному, социальному и нравственному "я"); здесь - мы сосредоточимся на экзистенциально-процессуальных аспектах становления этой "оси" и особенно на ключевой "точке" в духовном развитии личности, которая была названа нравственным "я".

Прежде всего отметим, что процесс жизнеустроения никогда не осуществляется актами "чистого сознания", напротив - и это великолепно показал в своей неоконченной работе М.М. Бахтин[912] - он всегда разворачивается "в" и "через" конкретный жизненный поступок, каждый раз единственный и неповторимый, связанный с уникальным событием в мире. "Ось" жизнеустроения и самосознания представляет собой "сплошное поступление" по М.М. Бахтину[913], как бы восходящую (или нисходящую) "лестницу", состоящую из волевых поступков-ступеней, формирующих вполне определенный личный облик человека.

Еще Гегель заметил в "Науке логики", что сущность - есть «прошлое бытия»[914]; впоследствии Ж.П. Сартр будет вполне обоснованно доказывать, что сущностные черты человека - всегда плод его прошлых свободных актов самоопределения. Отметим лишь, что, по нашему мнению, личность не строит себя из ничего, и человек, по удачному выражению С.Л. Франка, "не есть своевольный хозяин собственной жизни"[915]. В нем всегда есть внутреннее "глубинное Я", включающее и его основные способности, и ценностные приоритеты, задающие общий вектор его жизнеустроения. Другое дело, что эти способности и приоритеты проявляются, шлифуются и преумножаются (или бездарно растрачиваются), действительно, лишь в неповторимых актах свободного экзистенциального выбора.

Тот же М.М. Бахтин прекрасно показывает, что к поступку, с одной стороны, не могут быть отнесены лишь наши физические действия в мире. Любой внутренний акт и состояние сознания - уже неповторимый свершившийся поступок, который мы не в силах ни отменить, ни изменить. С другой стороны, у культурного человека-творца всегда возникает соблазн отождествить жизненный поступок с каким-то предметно-смысловым результатом своей деятельности: художественным творением, научной теорией и т.д.

“Поступок расколот на объективное смысловое содержание и субъективный процесс свершения”, - замечает М.М. Бахтин[916] и категорически протестует против того, чтобы сводить живую по-ступающую деятельность "я" к его культурно-смысловому рациональному творчеству, неважно - логико-понятийному или гуманитарному. "Все содержательно-смысловое бытие, - замечает далее выдающийся отечественный мыслитель, - как некоторая содержательная определенность, ценность, как... истина, добро, красота и пр. - все это только возможности, которые могут стать действительностью только в поступке... Изнутри самого смыслового содержания невозможен переход из возможности в единственную действительность" [917].

По нашему мнению, эту глубокую мысль отечественного мыслителя можно расшифровать следующим образом: процесс личностного жизнеустроения есть особый интегральный тип деятельности и особый (рационально-внерациональный) тип знания, несводимый ни к понятийной, ни к гуманитарной разновидностям рационального познания, ни к внерациональному знанию, хотя он с ними связан и через них зачастую реализуется.

Когда мы произносим слово "личность", то имеем в виду не столько знания, которые она приобрела посредством ratio или intuitio и как она реализует их в искусстве, в профессиональной деятельности, при нравственной оценке или в социально-политической деятельности. Все это важно, но самое-то главное - какими индивидуальными качествами эта личность обладает. Жизнеустроение - это процесс построения себя в мире через стяжание (и, естественно, познание) одних и избавления от других привычек, черт характера, эмоциональных реакций и т.д. Недаром в педагогике процесс воспитания отличают от содержательного образования.

Ясно, что процесс жизнеустроения может быть направляемым извне на уровне телесного “я”, может носить хаотичный или сугубо социально-ориентированный характер (в случае, когда мы имеем дело с социальным "я"), и лишь на уровне нравственного "я" он приобретает сознательно-целевой характер, связанный со стяжанием положительных, качеств и состояний сознания (честность, спокойствие, мужество и т.д.) и избавлением от отрицательных качеств (малодушие, сомнение, раздражительность и т.д.). Почему с появления нравственного "я" можно начинать отсчет сознательного жизнеустроения личности?

Во-первых, у нее появляется высокий нравственный жизненный идеал, с которым она со-вестно сверяет и соизмеряет свои поступки. Отсюда такое почитание понятия Учителя в восточной традиции.

Во-вторых, на этом этапе возникает "доминанта другого" по выражению А.А. Ухтомского, в отношениях с которым можно только истинно и бескорыстно быть, а не казаться, хотя бы для того, чтобы быть честным в отношении самого себя.

В-третьих, здесь практически проявляется как раз та способность, которую мы выше назвали разумом сердца.

Это совсем не означает, что в бытии нравственного "я" не задействованы логический и гуманитарный разум, однако именно сердце дает ту жизненную мудрость, которая позволяет принять верное решение в уникальной жизненной ситуации, не имеющей аналогов и прецедентов в биографии личности. "Сердце вещует", "мне сердце подсказывает", "что-то на сердце неспокойно", "послушай свое сердце" - подобные выражения естественного языка, которыми переполнена наша повседневная жизнь и которые мы склонны не замечать в своей рационалистической гордыне, - на самом деле очень тонко и точно фиксируют нашу глубинную способность мудро и сердечно по-ступать в мире и строить самих себя. Можно сказать и иначе: тот же познавательный орган, который дает нам знание о высшем в актах религиозной веры, он же помогает воплощать познанные ценности в конкретных поступках земного жизнеустроения.

Ряд современных медицинских и психологических фактов заставляет вполне серьезно отнестись к тезису о краеугольном значении сердца в познании и самопознании. Дело в том, что сердце является не только важнейшим физиологическим органом, но и центром психо-эмоциональной жизни личности. Данные по операции шунтирования сердца говорят о том, что, несмотря на чисто физиологическое улучшение его работы, умственная деятельность прооперированного может серьезно ухудшаться. Более того, накапливается все больше статистического материала, свидетельствующего, что человек с пересаженным сердцем приобретает черты донора, сердце которого ему пересадили. Так что древний взгляд на сердце, как на онтологический центр личности и важнейший орган познавательной деятельности, заслуживает самого пристального внимания со стороны современной науки и философии.

Знаменательно, что можно быть изощренным интеллектуалом, прекрасно рассуждать о природе добра и зла, даже обладать даром тонкой оценки своих и чужих поступков "задним числом", но при этом совершать недостойные действия, сомневаться и ошибаться в актах жизненного выбора. Можно быть выдающимся гуманитарным творцом, иметь в сознании вроде бы твердые жизненные идеалы, но параллельно быть черствым и бессердечным человеком и никак практически не преобразовывать себя. И наоборот: можно ничего не создавать в культурно-смысловом плане, ничего не читать по проблемам добра и зла (даже вообще не уметь читать!), но при этом быть подлинно нравственно-жизнеустрояющимся человеком, обладающим развитым разумом сердца, как солженицынская Матрена. Не случайно задача "очищения" и "просветления" сердца рассматривается в исихастской православной практике как важнейшее средство "духовного делания". "Житие умное есть дело сердца", - писал в этой связи выдающийся христианский мудрец и праведник Исаак Сирин[918].