О ТОМ, КАК В КАТИНОЙ КОМНАТЕ ПРОТЁК ПОТОЛОК

Был вечер. На улице шёл дождь.

А на кухне плакала бабушка.

Она сидела за столом, положив голову на руки, и плакала. Вокруг на столе с грустным видом стояли немытые чашки и тарелки.

«Вот возьму и пошлю телеграмму, – думала бабушка. – На то они и родители. Пускай приезжают. Напишу так: „Выезжайте немедленно. Алёшенька тяжело заболел“. Нет, так нехорошо получится. Они испугаются, разволнуются. Лучше напишу так: „Выезжайте немедленно. Алёшенька здоров“. Нет, и так нехорошо… Да и денег у меня на телеграмму, кажется, уже не осталось. Алёша все забрал».

А Алёша между тем ходил по комнате и не находил себе места.

Ему было тоскливо и холодно. Он натянул на себя свитер, а сверху надел куртку, но всё равно не согрелся. Как будто острый кусочек льда, неведомо как, попал ему в грудь и теперь совсем заморозил его сердце.

За мокрым окном было темно и уныло. Только под фонарём было видно, как круглые пустые пузыри скачут по лужам.

– Надо к Катьке зайти. Пускай отдаёт мой гвоздь, – решил Алешка. – А потом можно и на чердак сходить. ДЕНЬГИ посчитать.

Алёшка заглянул на кухню. Бабушка всхлипывала, её плечи вздрагивали.

Алёшке стало её жаль. Захотелось подойти к ней, сказать что-нибудь такое, отчего она перестала бы плакать и улыбнулась.

Он постоял немного в дверях, но так ничего и не придумал.

Почему-то ему стало ещё холоднее и тоскливее.

Алёшка вышел на лестницу и поднялся на шестой этаж.

Катя сама открыла ему дверь.

– Как хорошо, что ты пришёл! – обрадовалась Катя. – Понимаешь, мама на работе, а у нас беда: потолок протекает. Наверно, в крыше дыра. Прямо не знаю, что делать.

Она схватила Алёшку за руку холодной мокрой рукой и потащила за собой.

– Вот! – сказала Катя и показала на потолок.

По потолку растеклось большое зелёное пятно, похожее на толстую лягушку. И как будто эта лягушка только что вылезла из пруда, потому что с неё всё время капала вода. Стол был сдвинут с места. А на столе стоял таз.

Кап! Кап! – звонко стучали капли, падая в таз. Словно они были стеклянные и разбивались.

– Отдай гвоздь, – тихо сказал Алёшка.

– Что? – переспросила Катя, ползая по полу и собирая тряпкой воду. – Тебе гвоздь нужен? Выдвини вон тот ящик. Там большие и маленькие. Бери, какие тебе нужно. А я сейчас на чердак схожу. Посмотрю, откуда это льёт.

Алёшка открыл ящик и схватил полную горсть гвоздей, сколько мог удержать. Но вдруг он разжал руку, и гвозди с грохотом упали обратно в ящик.

– Нет, нет, не ходи на чердак! – поспешно сказал он. – Тебе туда нельзя. Чего там хорошего?

– А ты посмотри, как льёт, – с огорчением сказала Катя. – Я схожу на чердак, а потом позвоню… Пусть починят. Только куда звонить? Уже поздно, наверно, никого нигде нет.

– Постой, погоди! Я сам схожу.

– Вот спасибо! – обрадовалась Катя. – А то там темно. Я боюсь. Я знаешь какая трусиха! Посмотри, таз уже почти полный.

Катя обеими руками взяла таз с водой и осторожно, чтоб не расплескать, понесла его из комнаты.

Вдруг кто-то тихонько постучал по стеклу.

Алёшка выглянул в окно и увидал госпожу Жадность.

Она стояла на пожарной лестнице, уцепившись за крышу своей длинной рукой. Капли дождя стекали с её лица.

Алёшка испуганно оглянулся и приоткрыл форточку.

– Сокровище моё, лапочка! – прошептала госпожа Жадность. – Я хочу открыть тебе тайну!

– Тайну? – заинтересовался Алёшка – Это какую ещё тайну?

– Великую тайну! – Госпожа Жадность посмотрела в сторону, будто боялась, что кто-то их подслушает.

– Ну!

– Знаешь старый дуб за домом? Такой высокий, а в нём дупло. Ему, наверно, лет триста, а то и больше.

– Кто же его не знает! Ну!

– Так вот, радость моя… Только тсс!.. Никому ни словечка. Под этим дубом разбойники закопали клад.

– Клад?! – обомлел Алёшка. – Настоящий?

– А то какой же! – быстро заговорила госпожа Жадность, острым языком облизывая губы. – Это давно было, даже и не помню когда. Все разбойники уже состарились, поумирали. А сундучок так и остался под дубом.

– А не врёшь?! – задохнулся Алёшка.

– Да разве я тебя когда-нибудь обманывала? – обиделась госпожа Жадность и с упрёком посмотрела на Алёшку своими страшными, чёрными, как дыры, глазищами.

– Клад самый что ни на есть настоящий. Будь здоров какой клад! Сундучок обит медью, как и полагается. А в нём золотые монеты: дублоны, дукаты, пиастры. Так они в старину назывались. Я тебе даже лопату под дубом оставила. Копай себе на здоровье. Ты же мне как внучек, правда? Сундучишко заперт, само собой. Держи ключ, радость моя, птичка моя, солнышко!

Госпожа Жадность кинула в форточку ключ. Алёшка не смог поймать его – так дрожали руки. Он наклонился, схватил ключ, зажал в кулаке.

– Только Катьке не говори! – прошипела госпожа Жадность, приникая к форточке. – А она у тебя все монеты выманит. Накупит себе всяких платьев, туфелек, серёжек. Ну, лучше с ней вообще не говори. А то скажешь нечаянно: клад, или сундучок, или монеты… Она и догадается. Девчонки, они хитрые.

– Да я ей ничего не скажу. Ни словечка. Молчать буду для верности, – проговорил Алёшка.

– Поторопись, миленький, – прошептала госпожа Жадность, – пока дождь идёт. Во дворе пусто, никто тебя не увидит.

Алёшка, забыв обо всём на свете, бросился из комнаты.

Он пробежал мимо Кати, которая с пустым тазом шла из ванной. Глаза у Кати стали очень большие и очень грустные. Но Алёшка не обратил на это внимания. Он выскочил на лестницу, его каблуки быстро-быстро застучали по ступенькам.

– Всё равно клад мне достанется! – захихикала госпожа Жадность, с трудом взбираясь на чердак по пожарной лестнице. – Куда он с золотыми дублонами да пиастрами сунется? С ними даже в булочную не пойдёшь. Пакета молока не купишь…