Дональд А. Блох 9 страница

Стадия IX. Предписание ритуала расставания

В ходе дискуссии накануне сеанса мы пришли к решению, что если Рахиль сумеет сохранить свои достижения, то нам следует оформить ее уход от родителей в виде особой церемонии, предписав ритуал расставания.

Семья сообщила, что все проходит благополучно, а родители заявили, что с уходом Рахили они почувствовали большое облегчение, поскольку их жизнь стала значительно более мирной. Весь сеанс был посвящен похвалам в адрес семьи за те изменения, которые она осуществила, предсказаниям будущих источников проблем и высказываниям некоторых предложений о том, как их избежать. Сеанс закончился тем, что я предложила им организовать прощальный ужин в ознаменование того, что Рахиль стала женщиной и покидает родительский дом, на котором отец провозгласил бы тост за ее дальнейшую самостоятельную жизнь. Они откликнулись на это положительно, а Сэнди предложила запастись также и ручкой от метлы, через которую должна прыгнуть Рахиль, как принято на еврейских свадьбах, что будет символизировать начало новой жизни.

Последующее наблюдение

Последующее наблюдение, проводившееся через один, два и три года выявило, что Рахиль по-прежнему живет одна в своей собственной квартире, которую она очень любит, с восторгом относится к своей новой карьере и встречается с несколькими различными мужчинами. Родители по-прежнему любили друг друга характерным для них образом, но все три сестры оставались вне их отношений.

 

 

6. ВАРИАЦИИ НА ТЕМУ СТИЛЯ

И ФОРМЫ ВМЕШАТЕЛЬСТВ

Каждая семейная дилемма отлична от всех остальных, и психотерапевт должен постараться согласовать метод вмешательства с конкретной формой дилеммы. Каждая форма вырабатывается порождающими ее особыми процессами, определяющей ее системой убеждений, а также индивидуальными свойствами личностей, в ней участвующих.

Хотя имеется широкий спектр общих категорий, на основе которых могут классифицироваться семейные проблемы, любая обладает своим собственным уникальным набором обстоятельств. Этой уникальностью и должен руководствоваться психотерапевт при разработке вмешательств, чтобы каждое из них было скроено по индивидуальному заказу и идеально отвечало конкретной форме проблемы. Например, обычное созвездие семьи включает сверхвовлеченную мать, дистанцирующегося отца и проблемного ребенка, который выполняет роль посредника между родителями. Для данной проблемы не существует никакого стандартного или хорошо отработанного решения. Оно может возникнуть только на основе мельчайших подробностей того, как эти трое людей сообща разыгрывают данный сценарий. Блестящая гипотеза или гениальное вмешательство будут мало что значить, если психотерапевт не сумеет найти стиль общения, приемлемый для данной семьи. Важность умения разговаривать с семьей на привычном для них языке подчеркивается Вацлавиком и др. (1974) в книге “Изменение”: “А избранная тактика должна быть переведена на собственный “язык” данного человека; то есть она должна быть ему представлена в такой форме, которая использует его собственный метод концептуализации “реальности” (стр. 113).

У каждой семьи концепция действительности состоит из различного набора традиций, обычаев, ценностей и убеждений, которые отличают ее от любой другой семьи. Литературный пример процесса, через который проходит автор, стараясь выявить наиболее характерные черты своего героя, мы находим в произведении Вирджинии Вульф “На маяк”.Пытаясь описать миссис Рэмсэй, Лили спрашивает себя: “Чем она отличалась от других? Какой дух жил в ней, этот существеннейший элемент, благодаря которому, случись вам обнаружить в углу дивана перчатку, вы бы немедленно определили по ее загнувшемуся пальцу, что она может принадлежать только ей?” (1964, стр. 57).

Именно этот “загнувшийся палец” характера семьи, тот особый способ объединения членов семьи вокруг центральной темы и будет главной заботой психотерапевта при разработке решений. Приводимые далее три случая служат иллюстрацией того, каким образом выбирались вмешательства, чтобы они могли отражать ха­рактер, стиль и убеждения семьи.

Использование сказки

Счастье достается через страдание

В приводимом случае терапевтическое предписание было дано семье в форме сказки, поскольку было решено, что это является наилучшей формой подражания мелодраматическому стилю семьи. С помощью такого несколько надуманного средства психотерапевт отразил то моральное рвение, с которым темы вины, раскаяния и страдания разыгрывались в данной семье.

Миссис К. позвонила в наше агентство и попросила помочь наладить отношения со своей пятнадцатилетней дочерью Робин, “поскольку она меня ненавидит”. В качестве второстепенных причин она упомянула также, что Робин не успевает в школе, страдает бессонницей, устраивает бурные сцены, находится в состоянии депрессии и постоянного беспокойства.

На первом сеансе миссис К., пришедшая в сопровождении Робин и одиннадцатилетнего сына Питера, излагала свои мысли в напыщенной театральной манере, жалуясь на нервное расстройство из-за того, что Робин всю ночь не давала ей уснуть. Робин заявила, что она может заснуть, только если не спит ее мать, поскольку ее мучают кошмары, в связи с чем матери приходилось бодрствовать до самой поздней ночи, ожидая, пока заснет Робин. Если мать засыпала раньше, Робин будила ее. Поскольку Робин боялась спать одна, она настаивала на том, чтобы спать вместе с матерью. Хотя миссис К. считала это неправильным, она вынуждена была уступать, поскольку иначе Робин была не в состоянии подняться утром и получала плохие отметки в школе.

На протяжении всего сеанса Робин постоянно нападала на мать, обвиняя ее в том, что она “плохая мать”. Она порицала ее за развод, за то, что она украла у нее отца, пренебрегала ею и ее братом, вновь вернувшись на работу, а также за ее последнее преступление — обручение с человеком, которого Робин во всеуслышание не одобряла, потому что он принадлежал к другой религии. В подтверждение своих жалоб на мать Робин часто ссылалась на вы­сказывания своего отца. Он был против развода и постоянно намекал детям на то, что миссис К. плохая мать и лишенная моральных устоев женщина, поскольку посмела разрушить семью. В жалобах Робин звучала уверенность в своей правоте, а миссис К. пыталась оправдываться в такой манере, которая была равносильна признанию своей вины. Питер время от времени пытался защищать свою мать от нападок Робин, но каждый раз отступал, не в силах перекричать сестру.

Вскоре стало ясно, что мать приняла на себя тяжесть вины за все, в чем ее обвиняла дочь, и была убеждена, что может оправдать себя, лишь постоянно угождая Робин. При более тщательном исследовании стало складываться впечатление, что мать готова на все, лишь бы искупить вину. Она прислуживала Робин за столом, одевала и раздевала ее, готовила ей ванну, ухаживала за ее ногтями, стирала ее белье, содержала в порядке ее гардероб, осыпала ее подарками и т.д. Чем больше она старалась искупить то, что считала своими “грехами”, тем больше требований предъявляла ей Робин. В конце концов она выходила из себя и начинала осыпать Робин бранью, доходя до рукоприкладства. В таких случаях Робин торжествующе воздымала свой перст — она не зря утверждала, что у нее плохая мать.

Когда жених матери, проживавший в соседнем городе, приезжал навестить ее в конце недели, Робин запрещала матери допускать его в свою спальню. Жениху приходилось спать на раскладушке, в то время как Робин располагалась в спальне матери. Жениха, разумеется, не устраивала такая зависимость матери от Робин, и он угрожал порвать всякие отношения. Мать приходила в отчаяние от мысли потерять его, поскольку он обладал “всем, чего я когда-либо желала в мужчине”.

При обсуждении в группе мы сошлись на том, что мать разделяет убеждение Робин и своего бывшего мужа о том, что она согрешила и должна претерпеть страдания за свои грехи.

Поведение Робин “обеспечивало” ей пути к покаянию. Мы предположили, что миссис К. не могла принять счастья, предлагаемого ей женихом, до тех пор, пока она каким-либо образом не искупит своих грехов. Ее действия указывали на глубокую убежденность в том, что ее счастье должно быть заслужено через страдание. Если бы Робин перестала ее провоцировать, то у нее не осталось бы способа заслужить свое счастье, поскольку Питер оказывал ей поддержку.

Мы сошлись на том, что прямой подход — указание матери не стараться больше угождать своей дочери — скорее всего, окажется несостоятельным, поскольку это было бы посягательством на оберегаемое, как зеницу ока, убеждение. Вместо этого было решено, что мы сформулируем данное убеждение именно в том виде, каким хранил его в неприкосновенности каждый член семьи, и предпишем его через ритуал. Мы начали искать способ осуществить это в пределах собственного универсума семьи, и нас осенила идея представить данное убеждение в форме сказки. Психотерапевт ска­зала семье, что их обстоятельства напоминают ей одну сказку, которую ей в детстве рассказывала бабушка, и поведала им следующую историю.

 

Когда-то давным-давно у самого моря было одно королевство, и правил им мудрый и справедливый государь. Этот государь установил для себя и своих подданных очень строгие правила и высокие ценности, которым все должны были подчиняться. Главное правило состояло в том, что счастье не дается даром и люди должны платить за него соответствующую цену. Цена счастья измерялась страданием, и степень страдания должна была равняться степени счастья, которое человек себе искал. Этот закон почитался всеми.

Жила в этом королевстве одна прекрасная дама королевской крови. Ее муж ушел на битву и не вернулся. Ей самой пришлось растить своих сына и дочь, и она прививала им те же самые моральные ценности, которые почитала и которым следовала сама. (Мать начала плакать.)

Однажды ей нанес визит принц из соседнего королевства. Он увидел эту благородную даму и тотчас в нее влюбился. Он стал за ней ухаживать и просить ее руки. Она дала ему свое согласие, но сказала, что прежде всего им следует испросить разрешения у короля. Когда они предстали перед королем, он сказал этой благородной даме: “Я вижу, что ты очень любишь этого человека, но прежде чем я дам тебе разрешение выйти за него замуж, ты должна ответить на один вопрос. Заслуживаешь ли ты этого счастья? Достаточно ли ты страдала, чтобы заслужить его? Счастье, которое ты себе рисуешь, кажется великим и прекрасным, и твое страдание должно быть столь же глубоко, как велико будет твое сча­стье”. И за­глянув в самые сокровенные глубины своей души, бла­городная дама должна была признать, что еще недостаточно страдала, чтобы заслужить свое счастье. Тогда ко­роль повелел ей возвращаться домой и в течение следующей недели придумать способ продолжить свои страдания.

Благородная дама вернулась домой и поведала детям о своем горе. Она была в полном отчаянии, поскольку никак не могла придумать, каким образом могла бы так сильно страдать, чтобы заслужить столь огромное счастье, от которого иначе вынуждена была отказаться. Но дочь поспешила на выручку матери. Она знала, что самое ужасное, что может испытать ее мать, — это почувствовать, что была плохой матерью своим детям. Той же ночью дочь, закутавшись в простыню и изображая привидение, стала бродить перед спальней своей матери, завывать на разные голоса, рвать на себе волосы и вы­крикивать: “Ты была плохой матерью! Ты погубила своих детей! (Робин конфузится и начинает кусать ногти.) Если ты выйдешь замуж за принца, ты навеки покинешь своих детей.

Эти завывания разбудили сына, он подбежал к сестре и закричал на нее: “Как ты можешь творить такое? Ты же знаешь, что наша мать души в нас не чает и заботится о нас как только может. Дочь прошептала: “Замолчи, ты ничего не понимаешь. Я стараюсь спасти нашу мать, чтобы она могла заслужить свое счастье через страдание. (Мать начинает смеяться, и Питер с Робин следуют ее примеру.) Тогда сын ответил ей: “Какая ты прекрасная дочь, раз так заботишься о своей матери!” Мать, не помня себя, бросилась к окну и терзая свою грудь, прокричала в ночь: “Я плохая мать! Я погубила своих детей!”

Услыхав ее крики, король призвал ее в свой замок и объявил: “Наконец-то ты испила всю чашу страданий. Самое плохое, что может почувствовать женщина, — то, что она была плохой матерью своим детям. Ты заслужила свое счастье и теперь можешь выйти замуж за принца”. (Мать то смеется, то плачет. Робин нервно улыбается и еще энергичней кусает ногти, а Питер глядит в смущенном изумлении.)

 

Под конец психотерапевт сказала, что Робин можно уподобить дочери из этой сказки, так как она, по-видимому, чувствует, что ее мать страдала еще недостаточно, чтобы заслужить возможность нового счастья. Поэтому Робин должна каждую ночь закутываться в простыню, чтобы быть похожей на привидение, и расхаживать перед спальней своей матери, завывать на разные голоса, рвать на себе волосы и бранить свою мать за то, что она была плохой матерью. Она должна делать все, чтобы мать ночью не могла уснуть, а утром мать должна ее благодарить, потому что только так она сможет заслужить свое счастье. Питер должен будет следить за тем, чтобы Робин не забывала о своих обязанностях.

После минутного размышления Робин ответила: “Но ведь тогда мне придется не спать всю ночь”. На что мать ответила: “Ты ведь все равно не спишь. А так тебе будет чем заняться”.

Под конец сеанса Робин заявила: “Я решила, что вовсе не хочу не давать маме спать, разгуливая перед ее дверью”. Психотерапевт спросила: “Тогда как же ты сможешь заставить ее страдать?” После напряженных минутных размышлений Робин ответила: “Я просто буду ужасна”. Психотерапевт спросила: “Каким же образом ты будешь ужасна?” Она ответила: “Я не знаю”. Но затем добавила с горячностью: “Я заставлю ее покупать мне разные вещи, а, кроме того, буду просить у нее такое, чего она не в состоянии мне дать”. Ее лицо вдруг озарилось неожиданной мыслью: “Я могла бы заболеть и тогда уж буду ныть без конца”. По мнению психотерапевта, этого было недостаточно и она могла бы делать все это помимо расхаживания перед спальней. Чем больше психотерапевт настаивала на этом задании, тем больше сопротивлялась Робин. После долгих препирательств психотерапевт согласилась на то, что она будет расхаживать перед спальней один раз в неделю.

Перед уходом Робин отказалась и от этого, заявив: “Я не хочу этого делать, я и сейчас уже очень устала, а потом устану еще больше, потому что в понедельник я иду в гости”. Мать с серьезным видом начала ее укорять: “Но ведь ты же делаешь это не для себя, ты делаешь это для меня”. На что Робин с возмущением возразила: “Я не хочу для тебя этого делать, почему я должна жертвовать собой ради нее?” Психотерапевт ответила: “Потому что хорошая дочь обязана это делать”.

Встреча была назначена через месяц, но уже через три недели психотерапевт получила письмо от миссис К., в котором она сообщала, что Робин не желает больше приходить ни на какие семейные сеансы. Она отметила, что у Робин внезапно возникло множество дел со своим другом, и она видела ее только мельком. Девочка казалась вполне счастливой, и было даже приятно иногда с ней побыть. Миссис К. закончила письмо сообщением о скором бракосочетании со своим женихом. Под письмом стояла подпись: “Благородная дама”.

Это является редким примером, когда семья совершила моментальный отход и не нуждалась в последующем наблюдении за парадоксальным вмешательством. Мы можем лишь предположить, что, прослушав рассказ о самих себе, переданный в утрированной форме, семья разрушила “заклятие”, которое сама на себя наложила.

Использование церемонии

Изгнание призраков

В описываемой ниже семье в процессе уже долгой психотерапии выяснилось, что темой, наиболее близко относящейся к обозначившейся проблеме, является присутствие призраков из прошлого. Одной из причин, по которой мы не сумели установить это в самом начале, было то, что проблема казалась вполне заурядной, весьма распространенной в смешанных семьях, и мы предполагали, что она среагирует на обычный подход с перестройкой центрального треугольника. Когда семья на него не откликнулась, мы осознали, что не сумели ухватиться за важные ключи, относящиеся к прошлому, которые они нам давали. Исследуя эту область, мы обнаружили два призрака, появлявшихся в этой семье: первый в виде покойного мужа/отца, а второй — призрак тоски по родине. Они стали запретными темами, вокруг которых в течение многих лет нагромождались тайные фантазии, мифы и домыслы. Хотя о них никогда вслух не упоминалось, эти призраки оказывали огромное молчаливое влияние на все повседневные события и нашли свое выражение в обозначившемся симптоме. Мы применили две церемонии в качестве средства объединения семьи за счет символических актов, которые демистифицировали тайные фантазии: траурную церемонию изгнания призрака покойного мужа/отца и праздничную церемонию для преодоления призрака тоски по родине.

Новый муж, мистер Н., попросил провести курс терапии, по­скольку между ним и его женой возник острый конфликт по поводу того, каким образом нужно воспитывать Ли, тринадцатилетнего сына миссис Н. от первого брака. На первом сеансе мистер Н., высокий солидного вида негр, заявил, что он и его жена Со­ня, нордического типа красавица с длинными светлыми волосами, очень любили друг друга и были очень счастливы вместе. Един­ственное, в чем они расходились с самого первого для своего брака, — это в методах воспитания Ли. Мистер Н. считал, что миссис Н. испортила Ли, а миссис Н. казалось, что мистер Н. очень с ним строг. С течением времени позиция каждого из них лишь ужесточилась, и миссис Н. вставала на защиту Ли каждый раз, когда ей казалось, что мистер Н. может причинить ему душевную или физическую боль. Это лишь усиливало гнев и отчаяние мистера Н. до того, что он готов был поколотить пасынка. У него не возникало никаких затруднений с Ламаром, одиннадцатилетним братом Ли. В облике двух братьев наблюдалось поразительное различие. Похожий на мать Ламар имел светлую кожу и голубые глаза, в то время как Ли был темнокожим, с кудрявыми черными волосами.

Из их истории выяснилось, что миссис Н., приехав в эту страну из Норвегии в возрасте 19 лет, вышла здесь замуж за Леопольда, чернокожего. Когда Ламару был год, а Ли три года, Леопольд пошел служить в торговый флот, а через несколько месяцев пришло сообщение, что он без вести пропал в море. Он исчез с судна, и его тело так и не было найдено. В официальном сообщении было сказано, что его смерть произошла “по причине несчастного случая”, но в описании миссис Н. прозвучал намек на то, что это было самоубийство. Он находился в крайне подавленном состоянии и писал домой письма с постоянным упоминанием смер­ти и дня страшного суда. Миссис Н. не могла примириться с мыслью о его самоубийстве и объясняла смерть мужа тем, что он потерял сознание во время одного из своих приступов депрессии, упал за борт и ударился головой о корпус судна. Мистер Н., лучший друг Леопольда, пришел утешить миссис Н., и через год они поженились.

Миссис Н. выглядела расстроенной, когда говорила об этих событиях, мистер Н. был недоволен тем, что она о них рассказывала, и сообщил психотерапевту: “Она не хотела сюда идти, знала, что ее начнут расспрашивать обо всем этом, а ей трудно опять об этом говорить”. Мистер Н. объяснил, что годы после смерти первого мужа были для нее психически крайне тяжелыми, поскольку она осталась одна в чужой стране с двумя маленькими детьми на руках. Она пережила жестокую депрессию и несколько лет лечилась у психиатра. Сама миссис Н. утверждала, что разобралась со своими чувствами в отношении прошлого и не хотела бы к этому возвращаться, потому что они ничего общего не имеют с ее нынешними проблемами. Мистер Н. был в этом с ней заодно, и хотя психотерапевт и группа отметили остроту чувств, относящихся к прошлому, они решили с уважением отнестись к пожеланиям супружеской четы оставаться в настоящем и сосредоточили свое внимание на перестройке центрального треугольника между мистером и миссис Н. и Ли. Проблема естественного родителя, защищающего своего ребенка от приемного родителя, является вполне обычной и часто ослабевает в ответ на на прямое научение. Миссис Н. было дано указание не вмешиваться в разногласия Ли и мистера Н. и давать им возможность самим улаживать свои отношения. Родители согласились с необходимостью воспитательного плана и были последовательны, действуя по установленным правилам. Однако это весьма мало сказалось на остроте негативных чувств мистера Н. по отношению к Ли. Похоже было, что он одержим стремлением бранить и наказывать его.

Группа предположила, что поведение мистера Н. могло быть каким-то образом связано с призраком Леопольда, и психотерапевт вернулась к исследованию этого вопроса на сеансе, проведенном только с родителями. (Чувствовалось, что в отсутствии детей они будут свободнее говорить об этом происшествии.)

На этом сеансе было обнаружено: мистер Н. уверен в том, что миссис Н. по-прежнему любит Леопольда, что он, возможно, был все еще жив (доплыв до острова) и однажды может постучаться в их дверь. И тогда миссис Н. уйдет с ним. Он чувствовал, что она была очарована “темной стороной” его личности и испытывала к нему влечение, поскольку он “подмял” ее. Миссис Н. была удивлена, узнав о его фантазиях, и сказала, что они полностью безосновательны: она более не испытывала никаких чувств к Леопольду, никогда о нем не думала и, разумеется, никогда бы не ушла с ним, случись ему объявиться; к тому же это совершенно невозможно. Мистер Н., казалось, почувствовал большое облегчение и сказал, что ему было очень важно услышать все это. От дальнейших расспросов о своих супружеских отношениях эта пара осмотрительно уклонилась, поскольку между ними был уговор никого не посвящать в эту область.

При обсуждении Ли психотерапевту стало известно, что он был вылитым портретом Леопольда и обладал многими из его качеств. Этим объяснялась острота чувств мистера Н. по отношению к Ли, которого он, без сомнения, воспринимал как перевоплощение Леопольда и грозного соперника в борьбе за любовь жены.

Психотерапевт попросил разрешения родителей провести сеанс с детьми, чтобы выяснить их мысли и чувства о смерти отца; оба согласились.

На этом сеансе выяснилось: дети также полагали, что их отец, возможно, по-прежнему жив и однажды может найти их по телефонной книге. Однако они не считали, что мать к нему вернется; надеялись, что она этого не сделает, поскольку это разрушит семью, в которой они были счастливы.

На консультации психотерапевт и группа согласились, что семью по-прежнему преследовал призрак Леопольда и функция этого призрака заключалась в том, чтобы скрывать некоторые невыясненные вопросы отношений между мистером и миссис Н. Миссис Н., должно быть, посылала мистеру Н. сообщения о том, что он в каком-то смысле был неадекватен как муж, а мистер Н. воспринимал это как ее безнадежную любовь к Леопольду. Его намеки на очарованность жены “темной стороной” личности Леопольда указывали на то, что он ощущал отсутствие у себя определенного очарования, которым обладал Леопольд. Миссис Н. вполне искренне это отрицала, но поскольку не желала обсуждать этот период своей жизни и стремилась избегать болезненных вопросов, мистер Н. предположил, что она по-прежнему любила первого мужа. Эти скрытые домыслы он хранил в тайне, и Ли, так похожему на Леопольда, приходилось на себе испытывать всю силу его гнева. Первая терапевтическая задача состояла в том, чтобы навсегда упокоить призрак Леопольда, поскольку все остальные вопросы оказывались скрытыми в его тени. Была выработана траурная церемония, в которую вовлекалась вся семья. Поскольку годовщина смерти Леопольда приходилась на День Поминовения, мы избрали для церемонии именно этот день. Психотерапевт зачитал семье следующее послание:

 

Группа уверена в том, что призрак Леопольда по-прежнему продолжает жить в этой семье. Поскольку Ли так сильно похож на Леопольда и является постоянным напоминанием о нем, нет ничего удивительного в том, что он является источником проблем между мистером и миссис Н. Мы уверены, что для этой семьи важно похоронить своего мертвеца, чтобы они могли жить в настоящем и чтобы Ли при этом был избавлен от своего непосильного груза.

Поэтому мы предлагаем им возложить венок на могилу Неизвестного Солдата в День Поминовения и сказать “прощай” Леопольду в ходе надлежащей церемонии, а годовщину смерти Леопольда отметить минутой молчания.

 

Последовала долгая пауза, после которой мистер Н. сказал: “Мне кажется, здесь есть известная доля истины, и, возможно, это будет очень красиво. Возможно, нам следует определить какой-то день в году — что-то типа годовщины, если хотите. Как я сказал раньше, Леопольд — мой друг”.

Оба мальчика улыбнулись, а миссис Н. облегченно вздохнула.

Семья провела церемонию по собственному обычаю, возжигая свечи, читая молитвы, делясь добрыми воспоминаниями о Леопольде и таким образом, отмечая годовщину его смерти.

Эта церемония сместила центр внимания с Леопольда и Ли на супружеские отношения, которые, как было обнаружено, преследовались еще одним призраком — тоской по родине. Психотерапевт узнала, что миссис Н. тосковала по своей родной Норвегии и уже много лет мистер Н. испытывал в душе тайный страх, что она когда-нибудь вернется туда жить вместе с детьми. Они никогда открыто этого не обсуждали, но вопрос, хоть и невысказанный, неизменно присутствовал между ними. Миссис Н. отрицала свои намерения навсегда вернуться в Норвегию, но признала, что постоянно испытывает тоску по родине с тех пор, как приехала в эту страну. Она уже пыталась однажды вернуться, но увидела, как там все изменилось, и не захотела остаться. Однако ей постоянно недоставало ее семьи, культуры, музыки, пищи и обычаев, и она постоянно сравнивала их с тем, что видела в Америке, и всегда не пользу последней. Мистер Н. и дети были весьма встревожены ее привязанностью к своей родине и старались удержать от разговоров о ней. Данный запрет заставлял ее чувствовать себя еще более изолированной и отрезанной от своих корней, что ее крайне удручало.

Для того чтобы избавить ее от этого запрета, мы предписали еще одну церемонию. Мы предложили мистеру Н. и детям, чтобы они, поскольку мать не собирается возвращаться в Норвегию, возвратили Норвегию ей. Мы пояснили, что это, возможно, уменьшит ее тоску по родине. Мы порекомендовали им через три недели, на день ее рождения преподнести ей сюрприз: объявить его “Днем Норвегии” и организовать день Норвежских празднеств. Дети были в восторге, а мистер Н. без возражений согласился подготовить все необходимое для этих празднований.

Все трое не пожалели сил — готовили норвежские национальные блюда, украшали дом, разучивали норвежские танцы и музыку, извлекли на свет старые пластинки и альбомы с фотографиями, пригласили норвежских друзей и заказали телефонные переговоры с семьей матери в Норвегии.

Миссис Н. была крайне растрогана тем, что ее родина заслужила таких почестей, а те чувства, которые она к ней испытывала — признаны и уважаются теми, кто ей очень дорог. Мистер Н. и сыновья получили указание и в дальнейшем поощрять ее к открытому проявлению этих чувств.

Сами по себе эти церемонии не могли решить всех проблем между мистером и миссис Н., которые продолжили курс уже супружеской психотерапии, но они позволили извлечь эти призраки на свет божий и объединить семью при помощи символических актов, покончивших с ними. Как указывается у М. Сельвини Палаззоли и др., “ритуал является средством не только избежать словесного обсуждения различных норм, которые на данный момент до бесконечности затягивают семейную пьесу, но и ввести в систему ритуализированное предписание иной пьесы, нормы которой молча занимают место старых норм” (1978, стр. 96).

Изменение невидимого треугольника

Не становись похожим на отца

В приводимом далее случае разведенной семьи в качестве главных объектов вмешательства были избраны невысказанное повеление отсутствующей матери и отношение, в котором находились к нему различные члены семьи. Группа стала средой, через которую получали выражение на словах повеления отсутствующей матери семнадцатилетнему сыну. Сын, выполняя эти повеления через свое провокационное поведение, лишал семью возможности совершить переход от предразводного состояния в послеразводное. Группа, действуя в качестве заменителя матери, выработала и предписала повеление, в то время как психотерапевт поддерживал отца в противодействии ему. Данный запланированный раскол между психотерапевтом и группой являлся отражением раскола в семье. Существующий треугольник доводился до такого состояния, когда его участники вынуждены были перегруппироваться по-иному.

Отец, мистер С., попросил оказать ему содействие в отношении сына Гордона, поскольку тот был совершенно неуправляем и непочтителен к нему, крал у него деньги, отказывался учиться и постоянно дрался со своим двадцатидвухлетним братом Стюартом.

На первом сеансе мистер С. сообщил, что он и его жена развелись двумя годами раньше, и за это время она вновь вышла замуж и уехала в Калифорнию. Двое сыновей предпочли остаться с мистером С., чтобы без перерывов продолжать обучение в школе и работу.

Стюарт вел бизнес вместе с отцом и внешне очень на него походил. Оба солидно одевались, носили небольшую аккуратную бородку и были тщательно подстрижены. Гордон, в противоположность им, одевался кое-как, носил длинные неухоженные волосы и вел себя вызывающе. На протяжении всего сеанса он с презрением высказывался о бизнесе, ценностях и образе жизни своего отца.

Стюарт взял на себя родительскую роль по отношению к Гордону и критически относился к непоследовательности отца в методах его воспитания. Мистер С. признался, что не в состоянии справиться с Гордоном, он понимал, что его методы непоследовательны, но по каким-то необъяснимым причинам не мог заниматься его воспитанием со всей строгостью. Он постоянно отрекался от своей роли родителя, звонил в Калифорнию своей бывшей жене каждый раз, когда Гордон преподносил ему очередную проблему, и даже заручился ее поддержкой, чтобы уговорить Гордона пройти курс психотерапии.