Листвия

Ты нежнее согретого солнцем цветка,

Ты светлее звезды, что в ночных облаках

Одиноко сияет. Цветок и звезду

Я повсюду ищу, но нигде не найду.

О тебе – все моленья мои и мечты!

Но когда же, когда же мне встретишься ты?..

 

I

Не успел молодой король страны Велико-Трудании дописать стихотворение, как в дверь постучали. На пороге стояла горничная Селина.

– В чем дело, Селина? – нетерпеливо спросил король.

– Вас министры зовут.

– Зачем?

– Они мне не докладывали.

– Но я занят! Я сочиняю.

– А они велели непременно сейчас.

– Ну так передай им... Недосуг мне взад-вперед ходить. Лестницу мыть надо.

Король со стоном отложил перо и направился к двери.

– Уберу-ка я в вашей комнате, покуда вы с министрами лясы точите, – проговорила Селина ему вслед.

– Убери, сделай милость, только на столе ничего не трогай. Ни единой бумажки, слышишь!?

– Да ладно, ладно. Под ноги смотрите, не то за ковер зацепитесь.

– Как же я зацеплюсь, если ты его сняла?

– Вот и я говорю, что сняла, – сказала Селина.

«Иногда мне кажется, что Селина глупа как пробка», – сказал себе молодой король. Порой его так и подмывало уволить горничную, но он тут же вспоминал, что Селина – подкидыш и найденыш. Ей был всего месяц от роду, когда ее нашли на ступенях Приюта. Б Приюте ее вырастили, кой-чему научили и в возрасте четырнадцати лет она пришла во дворец с жестяной коробкой под мышкой, в которой помещался весь ее нехитрый скарб. Сперва Селина была посудомойкой, но через пять лет дослужилась до великой чести – убирать королевские покои.

И если он, король, Селину уволит, ей в жизни не найти другого места. Придется бедняжке вернуться в Приют и прозябать там до конца дней своих... Поэтому король лишь глянул на Селину построже и спустился в зал заседаний, стараясь не зацепиться за ковер, которого вовсе не было!

Королю Велико-Трудании пришла пора жениться. Именно это и сказали министры хором – все как один. И они, разумеется, считали, что королевой Велико-Трудании вправе стать только настоящая принцесса!

– Какие принцессы имеются в наличии? – спросил молодой король, которого звали Джон. Его батюшка, старый король, знал, что если наречь сына Джоном, он вырастет простым и трудолюбивым королем, а не каким-нибудь сумасбродом. Сумасбродство в Велико-Трудании было не в чести. Зато работу свою тут каждый выполнял исправно. Министрам по долгу службы надлежало женить короля, а королю надлежало жениться – такая работа. Король сызмальства приучился ставить работу превыше всего, поэтому он покорно спросил:

– Какие принцессы имеются в наличии? Премьер-министр заглянул в список.

– Есть принцесса Сугробин, эта страна лежит от Велико-Трудании к северу. Есть принцесса Баобабии, эта страна граничит с нами на юге. И на востоке, в Трясинии, тоже есть принцесса. Так что выбор велик, Ваше Величество.

– А на западе, в Листвии, разве нет принцессы? – спросил Джон.

Министры сразу помрачнели:

– Ваше Величество! Что находится на западе, мы не знаем. Листвия испокон веков отделена от нас забором, туда не проникал никто и никогда. Говорят, что в этой глухой чащобе живут одни ведьмы.

– А вдруг это богатая, зеленая страна, и живут там одни принцессы? – воскликнул король. – Завтра я съезжу в Листвию на охоту и все выясню.

– Но Ваше Величество! Это запрещено! – встревожились министры.

– Запрещено?.. – задумчиво повторил Джон. И тут же вспомнил, как в детстве родители строго-настрого запрещали ему ходить в Листвию.

– Даже приближаться не смей, – говорила матушка.

– Но почему? – спрашивал он.

– Там очень опасно!

– Что там опасного?

– Этого я и сама не знаю, – признавалась королева.

– Откуда же ты знаешь, что там опасно?

– Это все знают. Все матери в королевстве предупреждают своих детей об этой опасности. Листвия – страна неведомая.

– Но, быть может, вовсе не опасная, – говорил принц, Джон, нынешний король Велико-Трудании.

С детства запала ему в душу мечта о неведомом крае, однажды он даже решился туда проникнуть, но высокий деревянный забор оказался неодолимым препятствием – ни перелезть, ни подлезть. У забора принц повстречал множество ребятишек – они становились на коленки, привставали на цыпочки, искали щелки и дырочки. Принц тоже гнулся в три погибели и тянул шею, искал и, наконец, отчаялся. Все было без толку: забор слишком высок и доски приколочены слишком плотно. Горько разочарованный, Джон вернулся во дворец.

– Кто отгородил от нас Листвию? – спросил он у матушки.

– Неужели ты ходил туда? – испугалась королева. – Кто и когда отгородил Листвию, неизвестно, даже старики не помнят.

– Я хочу сломать забор! – воскликнул принц.

– Но он построен, чтобы защитить тебя!

– От кого и от чего? – спросил принц.

Этого королева не знала и ответить на вопрос не могла. Она лишь покачала головой и приложила палец к губам, сказав: Тсс...

Забор был хорошим защитником, но матери все же постоянно стращали детей опасностями, которые за ним кроются. И дети тут же бежали, чтобы найти хоть маленькую щелочку и заглянуть в неведомое. Так и росли ребятишки в Велико-Трудании – с сокровенной мечтой о таинственной Листвии. А потом вырастали, обзаводились семьями, и все начиналось сызнова. Повзрослевшие дети принимались стращать своих народившихся детей опасностями, которые никто никогда не видел.

Потому-то и перепугались министры, услышав, что Джон намерен поохотиться в Листвии. Потому-то и закричали они наперебой:

– Это запрещено! Запрещено! Запрещено!..

– Да-да, матушка мне говорила, – подтвердил Джон. – Но мы все же поедем завтра на охоту в Листвию.

– Ваше Величество! Не вздумайте снести забор! Против вас восстанут все матери и отцы во всех концах королевства!

А мы через забор перескочим! И поохотимся в Листвии!

Настояв-таки на своем, молодой король отправился наверх – предупредить Селину, чтобы подготовили к утру охотничий костюм. Селина стояла возле письменного стола и, опершись на швабру, читала стишок, написанный королем.

– Не смей читать! – сердито сказал Джон.

– Ну и не надо! – Селина принялась изо всех сил тереть каминную полку.

Король ждал, что она хоть словечко, но скажет про его стихи. Селина молчала. Тогда король холодно произнес:

– Я еду завтра на охоту. Будь добра подготовить все необходимое.

– Для чего необходимое? – спросила Селина.

– Для охоты, разумеется! – ответил король и в который раз подумал: «Глупей девушки я не видывал».

– Ах, вот оно что, – протянула Селина. – Вы, значит, поохотиться решили?

– Я же тебе только что сказал!

– Ну и куда вы поедете?

– В Листвию.

– Что-то не верится...

– Надеюсь, – вскипел Джон, – ты поймешь когда-нибудь, что я слов на ветер не бросаю.

Селина принялась стирать пыль со стола, да так размахалась тряпкой, что листок с королевскими виршами слетел на пол. Поспешно подобрав его, король покраснел до корней волос и промолвил:

– Так ты, значит, это читала?..

– Угу, – ответила Селина. Воцарилось долгое молчание.

– Ну и?.. – робко спросил король.

– Это у вас вроде как стишок? – уточнила Селина. – Да...

– Я так и подумала... Что ж, комната убрана! – решительно сказала горничная и – ушла!

Король так рассердился, что смял листок со стихами и бросил бумажный шарик в только что вычищенную корзину для бумаг. Уж очень ему хотелось досадить Селине хоть чем-нибудь!

 

 

II

Настало утро, и кавалькада охотников устремилась в Листвию.

Нетерпеливый молодой король на белом жеребце скакал впереди, а за ним – егеря и придворные. Вот показался вдали забор, и королю подумалось, что он словно бы уменьшился со времен его детства. Забор облепили ребятишки: кто пытался подлезть, кто тянул шею, чтобы заглянуть поверх, кто искал щелку – да все без толку.

– Эй, ребятишки, посторонись! – воскликнул король и, пустив коня в галоп, перелетел через забор, точно на огромной белой птице. Сзади застучали копыта, но перед самым забором все всадники осадили лошадей. Некоторые были отцами и так часто пугали своих детей, что и сами стали бояться неведомой страны пуще всего на свете. А некоторые, хоть и выросли большими, оставались по-прежнему чьими-то сыновьями, и в то утро матери снова строго-настрого запретили им ехать с королем в Листвию. Короче, отцы и сыновья, все как один, повернули назад. Лишь король – сирота и холостяк, не отец, не сын – пришпорив коня, перескочил через забор и очутился в Листвии.

И стало ему очень-очень грустно – ведь он ждал совсем другого! Приземлившись, конь погрузился в палую листву по самые стремена. Впереди виднелся завал: сухие сучья и ветки, пожухлая трава, отмерший папоротник – все вперемешку, все заплесневелое и гнилое. Там же валялись кучи мусора – обрывки картинок, сломанные куклы, битые сервизы, ржавые трубы, старые птичьи гнезда, выцветшие венки, лохмотья, расколотые стеклянные шарики, разрисованные книжки без обложек, коробки с остатками красок – потрескавшихся и непригодных для рисования. И еще уйма всякой всячины – старой, грязной и рваной. Кое-что король взял в руки: юлу с перетянутой пружиной и бесхвостого воздушного змея. Попытался было раскрутить юлу, запустить змея, но безуспешно. Рассерженный и озадаченный, он решил перебраться через завал – не может же вся страна состоять из одной бесконечной свалки!

За свалкой тянулась бескрайняя серая пустошь, ровная, как доска и огромная, как пустыня. Пустошь длилась – ни конца, ни краю. Король ехал без малого час, но ничего вокруг не менялось. Он вдруг испугался, что будет ехать среди этой пустоты вечно. Оглянувшись, он едва различил на горизонте завал, маячивший в невозвратной дали маленькой черной точкой. А вдруг он скроется из виду?! Как выбраться тогда из этой пустыни? Перепуганный король повернул вспять и, нахлестывая коня изо всей мочи, поскакал к завалу. Спустя час он приземлился за забором, в Велико-Трудании. И с облегчением вздохнул.

Ребятишки, прилипшие носами к забору, встретили его восторженными криками.

– Что вы видели там? Что вы видели?

– Ничего. Только кучу мусора, – ответил Джон. Дети недоверчиво уставились на короля.

– А в листве-то кто прячется? – спросил какой-то мальчик.

– Да нет там никакой листвы, только палая, – проговорил Джон. Дети смотрели на короля, точно он отъявленный лгун. И он поспешил во дворец, к министрам.

– Слава Богу, Ваше Величество! – закричали они радостно. – Вы целы и невредимы! – и тут же, словно малые дети, спросили:

– Что вы там видели?

– Ничего и никого, – ответил Джон.

– Ни единой ведьмы?

– И ни единой принцессы. Итак, завтра я еду свататься в Сугробию.

Наверху, в своих покоях, король велел Селине собрать чемодан.

– Куда едете? – поинтересовалась Селина.

– В Сугробию, к принцессе свататься.

– А-а, тогда вам понадобится шуба и шерстяные варежки, – и Селина отправилась укладывать вещи.

Король решил, что и стихотворение захватить не мешает, но мусорная корзинка была снова пуста. Расторопность горничной страшно разозлила короля. Он даже не пожелал Селине спокойной ночи, когда она принесла ему в кровать стакан горячего молока.

III

В Сугробин Джона никто не встречал, и он был немало этим удивлен. «Их же предупредили о моем приезде! Или, может, к ним сюда короли каждый день заглядывают?» – подумал он. Было довольно свежо. А если честно – стоял трескучий мороз! На улицах Джону встречались прохожие, в окнах домов и магазинов тоже виднелись люди, но на него никто не обращал ни малейшего внимания. А если кто из прохожих и бросал случайный взгляд на короля, лица их все равно ничего не выражали. «Да и немудрено, – думал Джон. – Такие холодные, заиндевелые лица не исказит ни печаль, ни радость. Бр-р, до костей пробирает: и люди ледяные, и воздух ледяной... Не очень-то обнадеживающее начало».

Молодой король все же добрался до дворца, стоявшего на самой вершине горы, на сияющем леднике. Да и сам дворец сверкал, точно сделанный из чистого льда. Копыта коня то и дело срывались на скользком склоне, подъем длился долго, руки у короля покраснели, а нос посинел от холода и ветра.

У дверей высокий молчаливый привратник спросил его имя и жестом пригласил Джона следовать за ним в Тронный зал. Король шел, переживая, что выглядит не лучшим образом. Тронный зал сиял белизной: стены, пол, потолок – все белым-бело, а холод стоял, точно в холодильнике. Окоченевший Джон поискал глазами камин. Но огромный камин был забит льдышками. В дальнем конце зала сидел на троне король Сугробин, по обеим сторонам трона недвижно, точно статуи, стояли придворные. Все женщины были в белых платьях, мужчины – в блестящих, как ледяное зеркало, доспехах, сам же король был облачен в бороду – да-да, в белую бороду, она обрамляла его лицо и ниспадала волнами до самого пола, вовсе скрывая одежду короля. У ног его сидела принцесса Севера, покрытая с головы до пят снеговой вуалью. Остановившись у дверей, привратник прошептал: – Король Джон Велико-Труданский. Слабый звук его голоса не нарушил тишины Тронного зала. Никто не шевельнулся, никто не произнес ни слова. Привратник удалился, а молодой король ступил в зал. Теперь он твердо знал, что чувствует кусок баранины, когда его засовывают в морозильник. Но – делать нечего! – он собрался с духом и заскользил к подножью трона. Он и рад был бы идти твердым шагом, но на ледяном полу это никак не получалось.

Старый король холодно и вопросительно взглянул на молодого. Прокашлявшись, Джон прошептал:

– Я приехал просить руки вашей дочери. Король едва заметно кивнул в сторону принцессы, сидевшей у его ног, что, вероятно, означало: «Ну и проси, не тяни». Но Джон мучительно подыскивал слова, не зная, как начать. Вот бы стишок вспомнить – он пришелся бы как нельзя кстати! Джон напряг память, но – увы! – для поэта главное – вдохновение. Утерянных строк не воротишь, дважды одно стихотворение не напишешь. Все же молодой король опустился на колени перед безмолвной принцессой и прошептал:

Как снежинка бела ты, как лед холодна.

Ах, согреет ли сердце такая жена?

Сколько б я ни смотрел сквозь метельный покров.

Не пойму – ты красива ль, Хозяйка Снегов?

Наступает пора твой услышать ответ,

И надеюсь я втайне, что скажешь ты «нет».

Воцарилась ледяная тишина, и Джон понял, что он, должно быть, переврал слова. Подождав минут пять, он поклонился и заскользил вон из Тронного зала. Выбравшись на улицу, он поежился и сказал: «Бр-р-р». Повторив «брр» несколько раз, он вскочил на коня и во весь опор поскакал в Велико-Труданию.

– Успешно съездили? – спросили министры.

– Вполне успешно, – ответил Джон. Довольно потирая руки, министры спросили:

– И когда же свадьба?

– Никогда! – сказал Джон и ушел в свои покои. Там, наверху, он кликнул Селину и велел ей развести огонь в камине. В этом деле Селина была великая мастерица, и в мгновение ока огонь вспыхнул весело и жарко. А Селина принялась сметать попавшую на пол золу.

– Ну, приглянулась вам принцесса Севера? – спросила горничная.

– Вовсе нет, – ответил Король.

– Вы, верно, ей сами не приглянулись.

– Селина, ты забываешься! – одернул ее король.

– Ладно, молчу. Вам еще что-нибудь нужно?

– Да. Распакуй чемодан и упакуй его заново. Завтра я еду в Баобабию, к принцессе Юга.

– Тогда вам понадобится соломенная шляпа и льняная пижама, – заключила Селина и направилась к двери. Но король остановил ее:

– Э-э... Селина... гм...

Селина помедлила у порога.

– Селина... Ты, случаем, не помнишь стишок... слова моего стихотворения?... Ты ведь... читала?

– Что у меня, забот, что ли, мало? Недосуг мне голову стихами забивать, – сказала Селина.

И вышла. А король страшно рассердился. Он даже не удосужился поблагодарить горничную, когда она принесла ему горячую-прегорячую грелку для постели.

IV

Наутро молодой Король отправился в Баобабию. Путешествие оказалось приятным, и Джон преисполнился радужных надежд. Над головой – лазурное небо, в воздухе – ни ветерка, и все вокруг залито солнцем. Небо, однако, становилось все лазурнее и лазурнее, воздух все недвижней, а солнце припекало все сильнее. И к концу пути короля совсем разморило. Над землей висел тяжелый аромат роз, солнце палило все нестерпимей и ярче – до боли в глазах; а земля так раскалилась, что у королевского коня плавились подковы. Конь плелся еле-еле, бока его лоснились от пота; и его хозяину пот тоже застилал глаза.

Гонца с вестью о приезде короля Велико-Трудании посылали и сюда. Но в Баобабии, так же, как и в Сугро-бии, его никто не встретил.

Страна была точно сонное царство: окна плотно зашторены, на улице ни единого, человека. Дорогу спрашивать было не у кого. Да и незачем: ведь золотой, с золотыми куполами и шпилями, дворец сиял не хуже солнца. Конь доплелся до ворот и, изнуренный, опустился на землю. Собрав последние силы, король выбрался из седла и промямлил свое имя толстому привратнику. Но тот лишь зевнул в ответ. Пришлось Джону искать тронный зал самому. Там, на огромном золотом диване, возлежал король Баобабии. У его ног на золотых тюфяках развалилась принцесса. Повсюду в зале, откинувшись на высокие подушки, нежились на позолоченных кушетках придворные. Они были в шитых золотом одеждах, и Джон едва различал, где люди, где подушки – все было пухлым и золотым. Лишь король с красавицей принцессой выделялись среди всех. Принцесса и вправду была красива, только безмерно толста! А отец ее – еще толще. Когда Джон приблизился, на лице короля Баобабии появилась ленивая, сытая, сонная улыбка, но он даже не оторвал головы от подушки.

- – Я приехал просить руки вашей дочери, – промямлил Джон.

Улыбка Короля стала еще слаще и еще сонливей, он как бы говорил: «Проси, я не против». Все, похоже, ждали, что Джон сделает дальше. Он понял, что пора предложить принцессе руку и сердце. Но он враз позабыл все слова, и его покинули последние силы. В отчаяньи Джон решил вспомнить потерянный стишок – он наверняка тронет сердце принцессы. У молодого короля кружилась голова, но он что-то смутно припомнил и, упав на колени перед лежащей, как куль, принцессой, пробормотал:

Ты уж слишком толста, ты уж слишком кругла, Мне жена-колобок вряд ли будет мила. Ты как будто вся таешь на жарком огне, И решимость моя тоже тает во мне. Я не знаю, какой ты объявишь ответ. Хорошо б ты, подумав, промолвила «нет».

Принцесса широко зевнула.

Поскольку больше не происходило ровным счетом ничего, молодой король поднялся с колен и выбрался из дворца. Поставив конягу на все четыре ноги, он взгромоздился в седло и неспешно потрусил в Велико-Труданию. «Должно быть, я опять слова переврал», – подумал он, и эта мысль неотвязно преследовала его всю дорогу.

Министры с нетерпением ожидали короля.

– Свершилось? – спросили они. – Пришли вы с принцессой Юга к взаимному согласию?

– К полному согласию! – подтвердил Джон. Министры просияли от радости.

– И когда же объявят о помолвке?

Никогда! – сказал Джон и ушел в свои покои. Там он попросил Селину принести ему апельсинового сока со льдом. Оранжады Селина готовила весьма искусно; вскоре перед королем стоял высокий бокал с торчащими из него соломинками, а сверху плавал оранжевый ледяной шарик. Пока король потягивал сок, Селина спросила:

– Ну как, поладили вы с принцессой Юга?

– Нет, – коротко ответил Джон.

– Верно, не вы, а она с вами поладить не пожелала!

– Селина, не забывайся!

– Ладно-ладно, молчу. Еще чего-нибудь желаете?

– Нет. Завтра я поеду к принцессе Трясинии.

– Тогда вам надо приготовить калоши и плащ, – сказала Селина и, прихватив чемодан короля, направилась к двери.

– Селина, погоди! – окликнул король. Она остановилась.

– Куда ты деваешь мусор из корзины? – спросил Джон.

– В мусорный бак.

– Его опорожняли на этой неделе?

– Я даже специально за мусорщиком посылала, – ответила Селина. – Бак был полнёхонек.

Ее ответ поверг короля в глубокое уныние. Когда горничная вернулась, чтобы сообщить, что его ждет прохладный душ, король даже головы не повернул – продолжал напевать песенку и барабанить пальцами по оконному стеклу, словно Селины вовсе не было рядом.

Третье путешествие сильно отличалось от путешествий в Сугробию и Баобабию. На подъезде к Трясинии в лицо молодому королю ударил шквальный ветер, едва не выбив путника из седла. Похоже, все ветры задули-завыли разом, взревели и засвистали страшным посвистом. Деревья качались и гнулись, стуча друг об друга ветвями, столбы и изгороди валились и ломались, точно спички. В ушах у Джона стоял шум и треск, и было у него две заботы: как бы шляпа не слетела и как бы самому из седла не вылететь. Смотреть на окрестности было некогда. Он понял лишь, что природа в Трясинии скудна и невзрачна, кругом сырость, а столица показалась Джону уродливым нагромождением серых камней.

«Зато жизнь тут бьет ключом», – подумал молодой король. Трясиния и вправду не походила на безжизненную Сугробию и изнывающую от зноя Баобабию. Люди сновали взад-вперед как оголтелые и каждый норовил обогнать и перекричать другого. Стучали рамы, хлопали двери, лаяли собаки; кошки, точно молнии, мелькали на улицах, распустив хвост трубой; люди с грохотом и топотом носились по своим неотложным делам.

«Похоже, меня и тут не ждут», – подумал Джон. В Трясинию накануне был послан королевский гонец, но короля опять никто не встречал. Однако, подъехав к дворцу, сложенному из огромных гранитных глыб, Джон с радостью увидел, что двери распахнулись и навстречу ему хлынула толпа. Впереди бежала растрепанная девушка в короткой юбке. Размахивая клюшкой, она подскочила к Джону и схватила его коня за гриву.

– Эй, в хоккей играть умеешь? – заорала девица молодому королю.

Джон не успел и слова вымолвить, как она завопила: – Нам как раз игрока не хватает! Пошли! – и стащила его на землю. В руки королю сунули клюшку и поволокли его, совершенно ошалевшего, на огромное заболоченное поле позади дворца; за полем был обрыв, а внизу холодные злые волны немилосердно били и перекатывали, точно гальку, огромные валуны. Ветер наверху тоже не отставал: трепал и разбрасывал людей, точно щепки.

Игра началась. Джон так и не уяснил ее суть, не понял даже: за кого и против кого играет, но целый час его трепало ветром и обдавало солеными брызгами. К тому же его били клюшками. Вокруг все кричали – аж в ушах звенело, чьи-то руки толкали Джона взад и вперед, а уж в грязи он вывалялся с ног до головы. Наконец, игра вроде бы закончилась. Джон устало опустился на землю. Но и теперь ему не дали отдохнуть. Все та же девица, хлопнув его по плечу, сказала:

– Вставай-ка! Ты кто такой? Джон ответил слабым голосом:

– Я – король Велико-Трудании.

– Во дает! А что тебе тут надо?

– Я приехал свататься к принцессе.

– Да ну? Валяй!

– Но вы же не... – голос короля совсем угас.

– Принцесса я, принцесса! Валяй, сватайся! Джон отчаянно пытался собраться с мыслями или хотя бы вспомнить потерянное стихотворение. Но с губ его слетело совсем другое:

Ты шумлива, как гром, ты горчицы острей, Никогда не встречал я девицы шустрей. Ты такой родилась, я тебя не виню, Но и жизни своей для тебя не сменю. Вот сейчас прозвучит, наконец, твой ответ. Сделай милость, скажи мне решительно «нет».

– Ого-го! – гаркнула принцесса и, подняв клюшку, ринулась к Джону. За ней, размахивая клюшками, устремилась толпа возмущенных придворных. При виде этой грязной хулиганской шайки, Джон бросился наутек. И, чудом увернувшись от ударов, успел вскочить в седло и пустить коня галопом. Он скакал без остановки, пока негодующие вопли жителей Трясинии не смешались с воем ветра. Наконец, стих и ветер. Король, обессилевший, в грязи и пыли, подъехал к воротам собственного дворца. Министры встречали его на пороге.

– Приветствуем Вас, Ваше Величество! – закричали они. – Ну что, нашли вы с принцессой Востока общий язык?

– О, да... – задыхаясь, проговорил Джон. Министры от радости пустились в пляс.

– И когда же она назовет счастливый день свадьбы?

– Никогда! – взревел Джон.

Наверху в своих покоях он кликнул Селину – чтобы та приготовила ему постель. Она взбила перины и подушки, постелила простыни и положила для короля ночную рубашку и тапочки – проворно и бесшумно. Кровать ждала и манила его усталое тело. Селина спросила:

– Как вам принцесса Трясинии – понравилась?

– Нет! – насупился Джон.

– Верно, вы ей не понравились... – Ты забываешься, Селина!

– Ладно, молчу. Вам больше ничего не надо?

– Надо! Очень надо! Больше всего на свете надо...

– Что?

– Найти мое стихотворение.

– Стихотворение? Стишок, что ли?

– Ну да, стишок!

– Чего ж вы раньше не сказали? – и Селина, пожав плечами, вытащила из кармана помятый листок.

VI

Молодой король даже ногами затопал от гнева.

– Так, ты. значит, его припрятала?!

– А разве нельзя? Вы же его выбросили.

– Но ты сама говорила, что оно в мусорном баке!

– Чего не было, того не было.

– И говорила, будто не помнишь, что там написано.

И сейчас не помню. Я в школе ни одного стишка не могла наизусть выучить.

– Но ведь ты его зачем-то хранишь?

– Так не учу же.

– А хранишь зачем?

– Это моя забота. И вообще, разве так обращаются с делом рук своих? – сурово сказала Селина. – Если человек свой труд не уважает, пускай не берется вовсе!

– Я уважаю свой труд, Селина, – произнес король. – Поверь мне, уважаю. И очень жалел, что смял; и выбросил этот листок – оттого, что стихотворение тебе не понравилось.

– Разве?

– Так. может... понравилось?

– Неплохой стишок.

– Правда, Селина? Правда?! Селина, а ведь я позабыл его! Прочти мне!

– Вот еще. Может, хоть теперь научитесь сперва запоминать, что пишете, а потом уж выбрасывать.

– Вспомнил! – воскликнул вдруг король. – Селина, я вспомнил. Слушай! – и. взяв ее за руку, Джон проговорил:

Ты нежней, чем голубка, и слаще, чем мед, Когда тихой струей он в уста потечет. Как тебя не любить? Все сомнения прочь! Без тебя светлый день – точно темная ночь. Жду решенья – и в небе зажжется звезда, Коли ты улыбнешься и скажешь мне «да».

Он замолчал. Селина, опустив голову, расправляла оборки на фартуке.

– Разве не так? – встревожился король.

– Похоже...

– Селина, скажи «да»! Скажи «да», Селина!

– Попросите меня завтра, в Листвии.

– В Листвии? – удивился Джон. – Ты разве не знаешь, что туда запрещено ходить?

– Кто запретил?

– Наши отцы и матери.

– Ну, у меня-то их никогда не было, – сказала Селина. – Я же приютская.

– И ты, значит, ходишь в Листвию? – спросил король.

– Хожу, и очень часто. По выходным. А завтра у меня полдня свободных. Если хотите, подождите меня у черного хода, и я отведу вас в Листвию.

– Как же мы туда попадем?

– Через дырку в заборе.

– А что надо взять с собой?

– Только это, – проговорила Селина и положила стихотворение обратно в карман.

VII

На следующий день после обеда Селина, справив всю работу, принарядилась: надела розовую кофточку с оборками и шляпку с лентами. С королем они встретились у черного хода и рука об руку направились к забору, что стоял на границе Листвии с Велико-Труданией.

Там, как обычно, толпились ребятишки, и каждый норовил заглянуть за забор – кто снизу, кто сверху, кто сквозь. Дети вопросительно уставились на короля с Селиной, а она пошла вдоль забора. Селина бормотала себе под нос, считая доски и тыча пальцем в каждую. Эти двое взрослых вели себя так по-детски, что дети устремились следом за ними: интересно, что будет? Король же с Селиной их не замечали вовсе, они были слишком взволнованны. Добравшись до семьсот семьдесят седьмой доски, Селина сказала: «Нам сюда». Сунув палец в дырочку, она повернула маленький сучок, державший доску с той стороны и вошла в Листвию через эту узкую дверцу, а следом – король и все ребятишки.

Изумленный король протер глаза, поскольку поверить им не мог. Перед ним снова был завал из веток и листьев, но ветки ожили, в зелени щебетали птицы, залитые солнцем листья трепетали на легком ветерке, а цветы... Цветы источали тончайший, сладчайший аромат! Селина взяла Джона за руку, они легко пробрались сквозь зеленые благоухающие дебри – пришлось королю снова протереть глаза! Вместо бескрайней серой пустыни его взору предстала столь же бескрайняя зеленая долина, с весело журчащими ручейками, водопадами и цветущими рощицами. Меж деревьев темнели домики и белели церквушки, среди мха виднелись лиловые фиалки, в воздухе носились чудесные пестрые птицы, из ручьев пили воду пятнистые оленята, на траве резвились белки. И все они ничуть не боялись ни Джона, ни Селины, ни ватаги ребятишек.

За рощами золотился песчаный берег, усыпанный разноцветными ракушками и блестящими морскими камешками. Вода в бухточке, сине-изумрудная, прозрачная точно стекло, чуть рябила и набегала на сияющие белизной утесы с пещерами и гротами. Над морской гладью серебряными стрелами носились чайки, а лебеди прихорашивались на берегу, перебирая перышки клювом. Они тоже не испугались людей.

Все кругом было залито лучезарным светом, словно разом светили и солнце, и луна. И мир этот походил на чудесный сон, на мечту.

– Селина! – воскликнул ошеломленный король. – Я никогда прежде не видел такой красоты!

– Вы уверены?

Нет, король не был уверен... Когда-то он уже бродил по этим берегам, вдыхал этот аромат, слушал журчанье этих ручьев – но когда? Ах, верно, в раннем-раннем детстве. А потом, пока он рос в Велико-Трудании, краски мало-помалу поблекли, листья высохли, когда же он вырос, кто-то и вовсе перекинул все это за высокий неприступный забор.

Чудесам Листвии не было конца. Дети бегали по траве, прыгали на упругом мху, барахтались в ручейках и на мелководье, пересыпали песок, собирали ракушки, плели венки, лазили по утесам и гротам, заглядывали в домики. Скоро каждый раздобыл себе по сокровищу: кто куклу, кто трубу, кто игрушечный сервиз, кто книжку с картинками. Куклы были прекрасны, точно феи, трубы трубили, точно небесные ангелы, кушанья в тарелках и напитки в чашках годились разве что для королевского пира. А со страниц книг соскакивали эльфы и рыцари – поиграть с детьми. Тут король, словно что-то вспомнив, бросился в часовенку, стоявшую неподалеку и, вернувшись со своей юлой, запустил ее в траве. Юла завертелась, и зазвучали милые сердцу колыбельные песенки, которые матушка певала Джону в детстве.

– Селина! Отчего родители запрещают детям ходить сюда? – воскликнул король.

– Оттого, что все позабыли, – ответила Селина. – Они помнят лишь, что здесь таится опасность для Велико-Трудании.

– Какая же?

– Здесь живут мечты.

– Почему я ничего не увидел, когда приехал сюда в прошлый раз?

– А Вы с собой никого и ничего не взяли.

– На этот раз я взял свое стихотворение!

– И меня, – добавила Селина.

Впервые с тех пор, как они попали в Листвию, король взглянул на Селину. И увидел самую прелестную девушку на свете и, к тому же, принцессу! Ее волосы золотились, глаза сияли неведомым мягким светом. Нежная улыбка, легкое касание руки, чудный голос... У Джона даже голова закружилась. А как прекрасен был ее наряд: платье из лепестков роз с серебристой, сахарной оторочкой, а вокруг головы плыла радуга.

– Селина! Ты самая красивая девушка на свете! – произнес король.

– Разумеется. Но только здесь, в Листвии.

– Где мое стихотворение?

Селина протянула ему листок, и Джон прочел:

 

Ты нежнее согретого солнцем цветка,

Ты светлее звезды, что в ночных облаках

Одиноко сияет. Цветок и звезду

Я повсюду ищу, но нигде не найду.

О тебе – все моленья мои и мечты!

Но когда же, когда же мне встретишься ты?..

 

– Селина! – воскликнул Король. – Ты и вправду принцесса?

– Конечно. Но только здесь, в Листвии.

– А ты пойдешь за меня замуж?

– Да, – ответила Селина. – Но только здесь, в Листвии.

– И там – в Велико-Трудании! – радостно закричал король и, схватив Селину за руку, побежал меж цветов и порхающих птиц обратно к забору.

Очутившись в Велико-Трудании, Джон, задыхаясь, спросил снова:

– Ну, Селина? Пойдешь?

– Куда еще?

– За меня замуж!

– Ладно уж, – согласилась Селина. И стала королевой. А поскольку она любую работу выполняла исправно, она и королевой стала очень хорошей.

В день свадьбы король отодрал семьсот семьдесят седьмую доску и открыл дорогу из Велико-Трудании в Листвию. С тех пор любой житель страны – и ребенок, и взрослый – мог проскользнуть в узкую щель в любую минуту без всякого труда. Главное – не растолстеть, а это, увы, случается нередко.