НЕЖНОСТЬ. Не умножу обид в этом мире жестоком
Не умножу обид в этом мире жестоком Не хочу причинить тебе боль Не прорву твоего одиночества кокон Я лишь нежностью стану — позволь Мы несхожи, у каждого есть свой изъян Есть и тысячи тайн опасных Колючий, дикий, засохший бурьян Надежд безнадежных, напрасных В который уж раз оказались вдвоем (случайность иль неизбежность?) Спящая царевна с Эдипом-царем Отдаю, что могу, отдаю не взаем Нежность Нежность НЕЖНОСТЬ
Ионаш Кофта Илона (e-mail: [email protected])
Порнография мне представляется антитезой половому влечению. Она — трагикомический спектакль, во время которого мне никогда бы не пришла в голову мысль, что это представление о страсти или половом влечении. Больше «страсти» в рискующем быть раздавленным машинами еже, бегущем через шоссе к своей самке. Поэтому Илона права, и поэтому я никогда не соглашусь с обвинением даже в «балансировании на грани порнографии».
Образ Якуба, главного героя, это, по мнению многих, не кто иной, как сам Януш Леон Вишневский.
Ваш роман попал ко мне случайно вчера утром. Сожалею, что так поздно… С опозданием на целых два года! Закончила чтение сегодня ночью. Считаю его абсолютно гениальным! Мало книг, которые содержат такую концентрированную дозу таких разных эмоций. Одно меня разочаровало. Финал. «Ваш» финал не оставляет надежды… Не оставляет надежды «почти смерть» такого идеального мужчины, каков Якуб. Но, в свою очередь, любовь Ее и Его не произвела бы такого впечатления, если бы финал был слегка прозаическим. У меня вопрос. История Якуба — это в какой-то степени Ваша история? Его пути пересекались с Вашими путями? И было ли Вам грустно, когда они расходились? О такой грусти писали Вы в «Одиночестве…» на странице 293. Простите, если вопрос слишком личный, но не могу удержаться. Известие, помещенное на Вашем сайте, а именно что Вы писали Постэпилог на станции Берлин-Лихтенберг в полночь, в свой день рождения, предполагает, что в Якубе есть немного от Януша Вишневского… Так, стало быть, это в какой-то степени автобиографический роман? И вот еще что. Как закончится история Якуба? Неужели такой ангел на самом деле расстается с жизнью, бросаясь под поезд? «Ведь ангелы не умирают…» (e-mail: [email protected])
Самая трогательная книга из всех прочитанных мною, самая нежная. Восхищена афродизиаком: Ваша эрудиция и то, что Вы сказали, что «только бываете счастливы», наталкивает меня на мысль, что большое участие в этой истории приняли Ваше Сердце, Ум и Тестостерон.
P.S. У женщин, встретивших Вас, было много счастья… Агнешка (e-mail: [email protected])
Вы — это он? Правда? Точно, Вы не смогли бы такое придумать, ни одна женщина не смогла бы взлелеять в мечтах такого мужчину. Я ощущаю его каждой клеточкой, это невозможно, с ним нет ночи, времени, пространства, нет людей. А есть только ощущения, чувственность, иногда нескладные мысли, выцарапанные из остатков сознания.
P.S. Не оставляйте меня без ответа. Вы лишили меня сна, а мне нужны сны. (e-mail: [email protected])
Здравствуйте! Чувствую, что мейлы сыплются тоннами битов… Я вчера получила несколько эсэмэсок, все об одном и том же: «Эта жуткая Домагалик, чего она к нему так пристала?! Эта противная Шаполовская, как бесстыже она его кадрила!» Дискуссии не прекращаются до сего дня. Меня интересует только одно: на самом деле столько женщин хотят закрутить с Вами роман в стиле «Одиночества…». И как Вы из этого выбираетесь? Большинство читательниц отождествляет образ Якуба с Вами (ничего удивительного после вчерашнего Вашего заявления…), и отсюда все обожание. А что на это жена?:-) Хотелось бы мне когда-нибудь узнать: Вы на самом деле сердцеед или Вы примерный муж и отец? Или и то и другое? Но это уже ответ на вопрос такой степени интимности, который Вы не можете преодолеть, правда?:-) Всего наилучшего. Магда
P.S. Вам лучше без усов… М. (e-mail: для сведения автора)
Тема: Об опасной чувственности… и не только… Уважаемый пан Януш. Наверняка читатели в своих мейлах к Вам не раз подчеркивали, что Вы описали их одиночество, их любовь, их переживания, их трагедии, что для многих из них эта книга словно зеркало… Не знаю, так ли все было на самом деле, но если я права, то Вы уже знаете, что это не «только» Ваше Одиночество, но и сотен других людей, которые были вынуждены или все еще вынуждены засыпать, просыпаться с этим самым плохим в мире чувством… Но Вы ведь знали об этом… Я не знаю, что там о Вашей книге понаписали рецензенты, меня это не волнует… я не читаю рецензий до того, как прочту книгу, а после… тоже скорее нет. Считаю, что книгу, фильм, музыку надо прочувствовать самому, только тогда мы узнаем, стоило ли на них тратить время. Время, посвященное «Одиночеству…», я считаю лучшими 72 часами моей жизни… Их могло быть меньше, но, когда после 48 часов чтения я оставила за плечами 8 глав, я решила читать помедленнее, не заканчивать так быстро. Вашу книгу следует смаковать, как хорошее французское вино!!! Когда я прочла последнюю главу, у меня перехватило дыхание… от того, что она закончилась. Мне хотелось закричать: «Это не может так завершиться!..» — но крик я сдержала. Перехватило дыхание от того, что я зашлась в плаче, словно младенец, который плачет и у него синеет рот, и еще от того, что в тот самый момент, когда я дочитала последнее предложение — самое грустное во всей книге, — я услышала по радио Гэри Мура: «Empty rooms, where we learn to live without love…» Что мне дала Ваша книга, кроме нескольких бездыханных мгновений? Несмотря на то что это литературный вымысел, я поверила, что существует и абсолютная любовь, и люди, способные так любить. Эта фикция правдива, возможно, потому, что Вы описали в ней свою любовь… я не хочу лезть в частную жизнь автора, хотя трудно не заметить схожести между «J. L.» — Якубом и J. L. Вишневским:-) Я поверила, что любовь надо искать даже в интернете, «даже на полюсах» (впрочем, это Ваши слова, которыми Вы ответили мне во время разговора в чате Виртуальной Польши). А за что я Вас благодарю? За книгу… это само собой, но в частности: — за перенесение действия книги в Дублин, Гамбург, Варшаву — города, имеющие для меня особое значение… Вы также упомянули Ченстохову, мой родной город; — за увлеченность Якуба брюнетками; — за глубокое знание женской психики и предменструальных синдромов; — за небывалую чуткость; — за рассказы о геномах, молекулах и интернете… ощущениях после кокаина, вводимого не обязательно внутривенно; — но прежде всего и главным образом за Якуба, благодаря которому я обрела веру в мужчин! Только надеюсь, что в каждом новом знакомом я не стану искать Его черт, потому что это заранее обречено на неудачу, а себя я обрекаю на вековушество!:-( Опасная чувственность… Хм… что я имела в виду, пиша об этом? Прежде всего я употребила неправильное выражение… меня интересовали главным образом реакции, чувственно опасные реакции читательниц, вот именно… Опасные для них самих, не для Вас, пан Януш, впрочем…:-) Почему я так говорю? Потому что знаю это из собственного опыта. Чтение Вашей книги было для меня обязательным даже во время поездки в автобусе. И вот как-то раз, когда я ехала домой, я «попала» на одно из тех чудесно эротичных, до безумия чувственных описаний любовного акта… Бог свидетель: я держала себя в руках, чтобы не быть похожей на Мэг Райан в ресторанной сцене из фильма «Когда Гарри встретил Салли», но, видимо, мне удалось это не вполне… Мое лицо и дыхание выдавали, что я читаю и о чем думаю, и я то и дело отрывала взор от книги и поглядывала в окно… это оказалось самым чувственным! Опасно стало тогда, когда сидевший напротив мужчина ни с того ни с сего дотронулся до моего колена! Когда я бросила на него возмущенный взгляд, он только сладострастно улыбнулся и бесстыдно «облапал» меня глазами!!! Я ужасно испугалась и вышла за две остановки до своей. С этого момента я читала книгу только у себя в комнате, где могла не опасаться своих неконтролируемых реакций… Спасибо Вам и за этот опыт:-) Что-то я расписалась… может, даже слишком. То, что я написала, для меня, сдержанной в выражении чувств женщины, граничит чуть ли не с неприличием (а может, я и нарушила эту границу… не знаю, я все еще в шоке!), но я чувствовала, что должна поделиться этим с автором и рассказать ему, сколько радости, волнения и стимулов дало мне его «Одиночество…». Привет. Моника (e-mail: [email protected])
…Всех, кого любит. Почти всех. Дорогой… (здесь у меня проблема… может, сэр?) Не знаю, с чего начать… в голове сплошной сумбур. Сегодня ночью я закончила читать Вашу книгу. Если честно, то я с огромным трудом продралась через последние страницы… уговаривая себя, что это всего лишь книга, плакала как ребенок. В последнее время я боюсь плакать, потому что только начну — и уже не перестаю: слишком много слез копила я в себе, чтобы сейчас начать «отдавать долги». Но от Вашей книги во мне что-то надломилось. Вы не стараетесь сделать ее похожей на правду… Ваша книга просто в каждой строчке, даже когда речь идет о казалось бы банальных вещах, такая трогательная… Я проплакала последние два десятка страниц… не могла сдержаться, и трудно сказать, что взволновало меня больше всего. Я не сумею назвать этого, но я знаю, что, если бы я читала больше таких книг, не видать мне моей инженерской работы, а без нее я не представляю себе жизни. Смешно ведь?! Якуб — человек необыкновенный, такой инфантильный, что аж слишком мужской… Я злилась, что он отступился и не боролся за Нее, а Она… Она почему отступилась?! Она не любила его, Якуба… Она его использовала?! Как можно так жестоко обойтись с человеком с таким большим сердцем и таким маленьким великим умишком… хотя, с другой стороны, он так же обошелся с Дженнифер. Там тоже не было никаких заявлений… А как, собственно говоря, звали Ее?! Еще никогда книги так не будоражили меня… Я слушаю соул, всегда хотела быть черной, потому что у меня негритянская душа: наверное, нельзя до конца понять черную музыку, не будучи черной… Мне хочется быть еще более грустной, не могу дождаться завтрашнего дня, когда поеду на аэродром и увижу мои самолеты, они всегда помогали мне справиться с трудностями. Я изучаю в институте эксплуатацию самолетов. Не хочу подходить к зеркалу, чтобы не видеть своих красных заплаканных глаз. С уважением, Мария Рудович (Моя собака любит, когда я ей пою.)
P.S. Вы тоже — Элджот. Привет жене, счастливая она. Варшава, 29 марта 2003 г. (e-mail: [email protected])
Если бы я была твоей женщиной… 1. Я жила бы в страхе. Я постоянно боялась бы, что кто-нибудь обнаружит, как много у тебя общего с Якубом, и захочет тебя отнять. И что какой-нибудь Ей это в конце концов удастся. 2. Не позволила бы тебе больше писать книги. Так заняла бы тебя собой, что ты не захотел бы «терять время» на бегство в другие миры. Я бы сделала все, чтобы ты рассказывал — ТОЛЬКО МНЕ — все свои книги, которые собираешься написать. 3. Я бы научилась быть Натальей, Дженнифер, сестрой Анастазией и Ею одновременно. 4. Я бы научилась делать компоты, соки, пюре и выпечку. Все из ананасов. Если бы я была твоей женщиной, а ты написал бы еще одну такую книгу, я бросила бы тебя… Люцина (e-mail: [email protected])
Сходства. Те же самые инициалы (JL), то же множество ученых званий перед фамилией, тоже собственная интернет-страница, а на ней даже тот же самый жизненный лозунг: «Боже, помоги мне быть таким, каким считает меня моя собака». Кое для кого это является свидетельством моей мегаломании.
Уважаемый пан Януш. Буду с вами искренним и скажу, что ваше повествование меня удивило. Трудно было не увидеть в герое вашей персоны. Его притягивающий женщин магнит в виде умного мозга. По прочтении этой книги делаю вывод, что вы занимаетесь самолюбованием. Может быть, вам не хватает зрителей и этой книгой вы хвалитесь, какой вы есть? Я с вами до конца откровенный. Не сердитесь за это. Обещаю, что прочту очередное ваше сочинение. Чтение — моя страсть. Вторая страсть — летать. Так сложилось, что эти мои хобби я могу соединить вместе. Читаю на работе… Я — пилот. А сейчас и я похвалюсь: читал вашу книгу во время полета над Луизианой.[42] С уважением, Томек Цыбарт (e-mail: [email protected])
«Одиночество…» — похвала мозгу. Это так. Если герой сумел «примагнитить» своим мозгом женщин, то книга становится, полагаю, похвалой не Дон Жуану, а женственности. Поэтому вывод, что, работая над книгой, я «занимался самолюбованием», на километры расходится с истиной. В жизни я, как правило, избегаю выходить на сцену. Поскольку панически боюсь, что может выясниться, как мало я пока знаю. Несмотря на это, отправитель этого мейла прав: мне не хватает «зрителей». Для того чтобы чувствовать себя реализовавшимся в жизни, мне и раньше, и сейчас нужны «зрители». Мой зрительный зал. Тот, в котором сидят три человека. Признаюсь, что все три — женщины. Прав отправитель приведенного мейла, когда отмечает аналогию героя с моей персоной. Наверняка, если бы не я написал этот роман, то вполне мог бы поверить или хотя бы заподозрить, что Якуб — это alter ego автора. Но это НЕПРАВДА. Такой же неистинный, ненастоящий и Якуб Л. Сегодня, по прошествии четырех с лишним лет (я начал писать «Одиночество…» в одно ноябрьское воскресенье 1998 года), я знаю, что слишком слабая маскировка аналогий и сходства — обычная ошибка дебютанта. Единственным моим оправданием может быть то, что книга писалась без мысли о публикации. Она должна была оставаться «вордовским» файлом на жестком диске моего компьютера во Франкфурте-на-Майне и никогда не покидать своей электронной полки. В силу стечения обстоятельств ее судьба сложилась иначе. Использование в сюжете «Одиночества…» событий, характеристик и символов из моей жизни я считаю сегодня большой ошибкой: это могло больно задеть кого-то. С другой стороны, меня оправдывает то, что своеобразный автобиографизм — искушение, перед которым не устояли многие авторы. Особенно в первых книгах. В одном из интервью Уортон сказал, что «на основании собственной биографии можно создать бесконечное количество историй». Не обязательно имевших место, добавлю я. Отождествление автора с главным героем такой книги, как «Одиночество…», склоняет кое-кого к выводу, что я веду своего рода игру.
Нехорошая игра. Опасная. Эдакое коварное овладение эмоциями читателя. Только запах свежесваренного кофе указывает на стол, где из-под кипы наваленных бумаг виднеется клавиатура. Буквы складываются в слова, слова — в предложения, а предложения — в одиночество автора. В долгие недели, месяцы, годы. Мой свободный выбор. Мир писателя, исследованный в абсолютно реальной лаборатории. И я задаюсь вопросом: удалось ли Вас изучить? Думаю, что нет. В противном случае я не вывел бы свои мысли на экран монитора. Не последовал бы за ними по ходу серьезных размышлений. Я читал Вас с профессиональной точки зрения. А как иначе! Я готов даже признать это удачным коммерческим проектом. Лишь между строк я улавливаю замысел и восхищаюсь писательской миссией, о которой затрудняюсь рассказать. А может, просто не хочется столько слов складывать. Я идентифицирую себя с этой миссией, потому что она нравится мне. Писателя обязательно надо исследовать. И Вы частично поддаетесь этому. Хитрым образом, и думаю, что полностью контролируемым. Наверное, это хорошо, потому что частичку себя мы обязаны оставить. Миллион лет тому назад я хотел писать… Сегодня пишу… Хочу поблагодарить. Это следует сделать. Чтобы во множестве придуманных миров не забывать о людях, которые их создают. Приятно будет перечитать Вас. А нехорошая игра? Что ж, мы с давних пор в нее играем… Наилучшие пожелания. Дарек Демен (e-mail: [email protected])
Другие шли дальше, утверждая, что «Одиночество…» — это своего рода эмоциональный эксгибиционизм.
Даже и не знаю, то ли восхищаться Вами за столь смелое раскрытие перед всеми своего «я», то ли потрясенно наблюдать, что можно представить свои чувства в книге, сделать из них интернет-страницу и еще всем этим растрогать всех вокруг. Какую часть эмоций Вы оставили себе? (e-mail: [email protected])
Повествование словом, красками, звуками (композиторы более анонимны) о чувствах — это, по-моему, всегда «раскрытие своего „я“» и само по себе не является заслуживающим восхищения актом геройства. Если бы дело обстояло иначе, то роздали бы гораздо больше орденов и медалей за героизм поэтам, а не генералам. Важны лишь границы интимности. Даже такие эксгибиционисты, как Буковски или Набоков, не нарушили этих границ в своем творчестве. А если и заявляли противоположное, то делали это из чистого кокетства. Эксцентричный Сальвадор Дали также не считал, что он переходит границы интимности, добавляя свою сперму в краски, которыми писал картины. Он лишь «считал, что благодаря ей цвета набирают мягкости и становятся исключительно насыщенными». Хемингуэй пил больше, чем все герои его книг вместе взятые. Оруэлл, автор «1984» и «Скотного двора», ярый поборник демократии и ненавистный диктаторам противник тоталитаризма, был тайным информатором служб безопасности. Нет, я не считаю, что в «Одиночестве…» я нарушил границы интимности. Я совершил слишком много настоящих грехов, сочиняя эту книгу, чтобы еще брать на себя грехи выдуманные. Одиночество. Это заглавное слово возвращается ко мне во многих мейлах. Одиночество, считают люди, это самое тяжкое из всех страданий. Это мнение подтверждают антропологи, социологи и эксперты судебной медицины. И это универсальная истина для всего мира. В Нью-Йорке так же, как и в Новой Гвинее, люди дрожат от страха перед одиночеством и покинутостью. Американские учебники психиатрии квалифицируют отшельничество как форму умопомешательства. В большинстве государств система наказаний базируется на институте изоляции в местах заключения. Более высокой мерой наказания может быть только смерть. Последние исследования, проведенные в американских хосписах, показывают, что смертельно больные, даже в состоянии комы, которых навещали близкие, жили в среднем на тридцать процентов дольше тех, которых никто не навещал. Как я пишу в своей книге: «Создатель вызвал мир из небытия только лишь потому, что чувствовал себя одиноким». Кое-кто цинично утверждает, что минуту спустя Он очень пожалел о том, что сделал. От одиночества люди на самом деле всегда бегут. В бар, в церковь или, в наше время, в интернет. Часто это бегство в неосуществленные мечты. Бегство сломя голову. Часто с добавлением алкоголя, химии, впрыскиваемой в вены или пропускаемой через слизистые оболочки, вызванные адреналином. Лишь бы только испытать какие-нибудь ощущения, пережить что-то. Потому что «переживания — это самое важное. Только ради переживаний и стоит жить. И ради того, чтобы потом можно было о них кому-то рассказать». Именно в погоне за переживаниями люди нарушают мнимые границы невозможного и обретают невероятную силу. Даже науку и генерируемый ею прогресс породили эмоциональное беспокойство и страсть к познанию. А литература, музыка и искусство — не что иное, как разные формы повествования о пережитом. К счастью, все реже рассудок противопоставляется страсти, мышление — чувствам, а познание — эмоциям. Ум и знание людей отличаются от ума и знания машин, у людей они всегда связаны с определенным эмоциональным состоянием. Даже если компьютер выиграет у человека в шахматы, у него все равно не будет никаких переживаний. Потому что компьютер никогда не сможет мечтать о победе. И обманывать в игре.
Грусть. Это наиболее часто встречающееся слово в отзывах на книгу.
Боже! Почему Вы пишете такие грустные книги? Почему они попадают в руки именно в ТАКИЕ моменты? Почему они ничего не объясняют и не помогают? Что же получается — жизнь надо «распутывать» самой? Я очень взволнована и обескуражена… (e-mail: [email protected])
Неделю назад прочла Вашу книгу «Одиночество в Сети». К сожалению, это не благостная книга, оставляющая в блаженном состоянии забытья. А так хотелось прочесть именно такую книгу. Я как раз размышляла над тем, не создал ли кто прецедент в Штатах и не обвинил автора книги в том, что он не поместил на первой странице предупреждения: «Книга не предназначена для лиц, вышедших из депрессивного состояния», так же как они пишут: «Кошку в стиральной машине не мыть». Думаю, я смогла бы выиграть такой процесс против Вас. «Из всего, что вечно, самый краткий срок у любви…» — ведь эта сентенция всего не объясняет. Я же думаю наоборот: любовь может длиться вечно, все зависит от того, как мы определяем ее, ведь любовь несчастная и неразделенная длится дольше, только причиняет боль и поэтому известно, что она все еще есть. Ее симптом — одиночество после. Возможно, что самое краткосрочное — счастье. Моя сестра говорит, что это самая грустная книга в мире. Я было хотела с ней не согласиться, но почему-то на память не пришло ничего более грустного из прочитанного в последнее время. Видимо, потому, что, как правило, действие происходит в прошлом и нужно какое-то время, чтобы вспомнить, что автор давно умер или что события описываются давние и отдаленные. Хотя несколькими днями ранее я дочитала «Утверждает Перейра» Антонио Табукки — книгу тоже грустную. Грусть в ней ощущалась, но как грусть ностальгическая. Были и причины «растрогаться, но не взволноваться всем существом»: автор итальянец, действие происходит в Португалии в 1938 году, а читала я в переводе на испанский. Правда, умилил меня трамвай в Лиссабоне (в Португалию я влюбилась два года тому назад), но не до слез. Не хочу обвинять автора в нехватке реализма, да и не знаю, только ли современный реализм в состоянии опечалить. А Вы меня опечалили. Я очень хотела бы «уметь справляться с грустью в среднем за 24 часа». И не хочу верить в виртуальную реальность, хоть иногда мне одиноко и иногда я в Сети, а она затягивает, потому что становится реальной. Как аргумент против утверждения сестры я стала искать хоть какой-нибудь по-настоящему счастливый персонаж, и может, моя интерпретация неверна, но лишь толстая негритянка из Нового Орлеана, играющая на ударных и готовящая еду, показалась мне счастливой оттого, что она готовит еду и играет. Я искала элементы, уводящие Вашу книгу от реальности, но, к удивлению, Его образ благодаря Вам даже слишком реален. И нереальным мне представлялся факт, что все обожают Воячека и у каждого есть книга Рильке, потому что мир состоит не из двух творцов, а вкусы бывают разные, а здесь совпадений больше, чем пара. Это не значит, что я не люблю Воячека. Но он бросается в глаза. В глаза бросается также пьяное Сердце женщины, спорящее с Ее Разумом. Откуда она знала про допамин и катехоламин? Ведь это была грустная и пьяная женщина без докторской степени! (Я простила Джениффер ее знание химического состава спермы.) Эти детали уводили от реальности (что, впрочем, не значит, что они делали мир магическим; они лишь напоминали, что это роман, а не мир), поскольку тогда разные образы сливались в один — в Ваш образ. И Она была без имени, кроме того, что оно было красивым, да что там, каждая могла ею быть, каждая… Почему у Нее не было имени? Печальнее всего становилось, когда повествование было ближе к правде или, скорее, к правдоподобию. «Что это за финал?» — спрашивает моя сестра; и хуже всего то, что он очень даже похож на правду. А когда в конце было грустнее всего (я-то думала, что грустно уже было и поэтому в конце грустно быть просто не может) и я заплакала во второй раз над Вашей книгой, под утро, я так разозлилась, что забыла, что несколькими часами ранее я написала на Ваш сайт, что охотно поделюсь комментариями. Раздумала. Честно? Расхотелось комментировать, к тому же я не верила в комментарии. (Никогда раньше я не писала писателю, интересный опыт.) И очень грустно. Несколько часов, чтобы потом прочитать «Пятнадцать минут спустя». Это я тоже сочла нечестным: купить книгу без шести страниц. Но, признаюсь, результат изменился, и теперь есть только ощущение чего-то странного. Вроде как бессмысленно засидеться в баре. Виртуальный текст как бы опроверг текст на бумаге. Не понимаю, что Вас заставило изменить мнение, почему Вы сочли, что этой книге нужен Постэпилог? Ведь не Эпилог вгонял в грусть, в грусть вгоняла Она. Я думаю, Вы просто не хотели нагонять столько печали. До прочтения Постэпилога я не верила в хеппи-энд. Вы, наверное, хотели таким способом оставить моему воображению возможность додумать хеппи-энд? Сегодня я случайно проверила почту в интернете. Обычно я пользуюсь адресом, с которого посылаю это письмо, и признаюсь, что адрес этот аварийный, открытый из опасения перед спамом, не ожидала, что смогу удостоиться ответа на мой комментарий на Вашей странице. Знакомый сказал мне, что в компьютере есть такая опция — ответы на мейлы, но даже если это так, то опция прекрасная и очаровала меня, как и Ваша книга, схемы ДНК, остров Уайт, кладбище в Новом Орлеане, студенческая столовая, Дали и оттенки его картин, портье в Париже… Большое спасибо за книгу! Исполнения желаний по случаю дня рождения и много солнца! Всего наилучшего. Дорота (e-mail: [email protected])
Эта история погружена в грусть. С первой до последней страницы. Я писал ее в грусти и наперекор грусти. Главным образом своей и потому порой эгоистически гиперболизировал. Но грусть эта не была, если кто-то заметил, безнадежной.
Все думаю, откуда в тебе (а может, в том мире, который ты видишь, если такое возможно) столько грусти… переплетенной с бесконечной надеждой? Надеждой на что? Спасибо за «Одиночество…» — очень меня взволновало, хоть это и не важно. Думаю, что книга меня многому научила, хоть я никогда не был одиноким. Пшемо Аугустыняк (e-mail: [email protected])
О грусти писать легче. Она более универсальна, ее проще передавать и тем самым легче с ней себя отождествлять. Психофармакология большей частью выпускает (и зарабатывает на этом миллиарды) препараты, направленные на терапию грусти. Большая часть поэзии — это поэзия грусти. В костелах и в большинстве психотерапевтических кабинетов говорят главным образом о грусти, а в свидетельствах о смерти большинства самоубийц — хотя этого никогда не делают — в качестве причины смерти должно быть написано: «грусть». Самые известные симфонии были созданы или ради денег, или «в состоянии грусти». Если бы не грусть, а также сопровождающие ее попытки заглушить ее этанолом или опиатами, то культура и искусство никогда бы не имели своих министерств. Грусть так же преобладает в искусстве аборигенов, как и в живописи Generation X. У меня впечатление, что если бы Норвид или Рильке принимали прозак, то никогда бы не вошли в историю литературы. Любовь (а современная нейробиохимия и антропология полностью это подтверждают) только тогда представляет собой «релевантный эпизод» в жизни индивида, когда она порождает грусть, страдание и боль. Грусть и размышления о грусти преобладают также в реакции на «Одиночество…» Иногда грусть так трогательна, как эта:
Уважаемый пан. Вы меня убили. Вы оторвали у меня сначала одну руку, потом другую. Вырвали ноги, а немного спустя Вы голыми руками вырвали у меня сердце. Теперь у меня в грудной клетке дыра величиной с воронку, как после атомной бомбы. А в довершение всего Вы оторвали у меня голову. А когда голова упала и покатилась по полу, из-под все еще моргавших век выкатилась слеза… Моника (e-mail: [email protected])
Я только что закончил читать «Любовницу», очередную книгу, которая открыла мне глаза на человеческие эмоции и вместе с тем вогнала меня в глубокую депрессию. Снова передо мной книга, в которой кто-то должен кого-то покинуть, погибнуть, впасть в депрессию и выть… Я думал, что после «Одиночества в Сети» невозможно написать ничего более грустного, и все-таки Вы продемонстрировали талант… этот текст, где он пошел за любимой клубникой и погиб… полный облом. И при всем при том самое удивительное, что я жду очередных Ваших публикаций, не потому, что хочу опять депрессовать, а затем, чтобы пережить нечто прекрасное и незабываемое. Гжегож (e-mail: [email protected])
«Одиночество…» Я хотел назвать это событием, но ведь событием называют встречу политиков, о которой говорят в новостях, а не ужин с вином! Необычный, потому что на одну персону, вино, музыка (ах этот блюз!), и могло бы показаться, что это все, но… ведь по другую сторону экрана сидел ОН, я еще никогда не видел, не слышал, не читал, чтобы кто-то ТАК рассказывал о генетике, все эти АТ, ГЦ, вот она жизнь… И мне показалось, что я испытал абсолютную грусть. (e-mail: [email protected])
Вы когда-нибудь ощущали себя голым… так, чтобы до боли, до ощущения каждой трепещущей внутри струны?.. Книгу мне посоветовала подруга, я познакомился с ней в чате. Она в Варшаве, я в Познани… впрочем, пишу-то я вам… Ее эта книга потрясла… Она предупреждала, что по прочтении все будет по-другому… Была права. Все теперь по-другому. Мир вокруг изменился… Я не прочел до конца, хотя располагаю временем. Лежит себе на полке и ждет своего часа. Я думаю, как прочесть: «проглотив» или как читают Библию и заглядывать в нее в нужный момент… Лежит и ждет. Наверное, я пока не готов к чтению… Все слова, которые где-то там во мне таились невысказанными, я нашел на страницах «Одиночества…». Я все думаю: то, что я ощущаю, это нормально и обычно или вы украли мою душу?.. В жизни я редко плачу, но мой экземпляр «Одиночества…» как-то странно перекручен… Вы ведь знаете, как выглядит мокрая бумага, которая потом высыхает, но в ней остается часть твоего «я», твоих переживаний, твоей грусти, твоей печали… СПАСИБО ЗА ВСЕ ТО, ЧТО Я ТАМ НАШЕЛ, ЧТО ПОНЯЛ… СПАСИБО… Роберт [43] (e-mail: [email protected])
Иногда в грусти было полно злости, ожесточения и претензий:
Почему в твоих книгах столько о предательстве? Жизнь, она что, на самом деле такая подлая? Разве не бывает настоящей любви, а те страсти, ради которых люди жертвуют жизнью, рождаются только в сумраке и оставляют горечь во рту? Ты что, кого-то любил, а тебя этот кто-то предал? Ты хоть знаешь, как трудно читать эту твою историю о притворной и обманной любви, об этих «исключительных» людях, которые так сильно любят, что не могут решиться на правду?.. А ты так красиво их описываешь, что даешь им как бы лицензию и даже окутываешь их связь флером благородства. Но они не таковы, и, возможно, должен будет рухнуть твой мир, а ты пережить то же, что и я, чтобы ты смог меня понять. (e-mail: анонимно)
Иногда просто полное грусти сожаление:
Началось с того, что она перестала плакать после наших любовных актов. До того всегда плакала. От счастья. Вы ведь знаете, что женщины делают так… И тогда я понял, что лучше быть не может. Прочла вашу книгу и не плачет. Ненавижу вас. Г. Л. (e-mail: анонимно)
Иногда поэтическая грусть несбывшейся любви:
Барабанит дождь. Польша. 23 с минутами… Одна капля, вторая, семнадцатая, сотая… Сколько их может быть?.. Сколько их еще осталось? На сколько хватит? Может, это ангелы в небе поливают свои сады… А может, это Бог плачет… Так мне когда-то бабушка рассказывала… Сегодня ее уже нет, и все стало таким сложным… Я никогда не пила в одиночестве. Сегодня делаю это впервые. В первый раз за долгие годы я набралась смелости послушать тишину… Вы когда-нибудь делали это? Вы слышали, как она умеет играть? Как танцует с ночью? Чудесная пара… Прозрачная и легкая. Жизнь бы отдала, чтобы так существовать. Не думать, не чувствовать, не дышать, не плакать, не испытывать презрения и злости… Не любить. Уснуть, как мошка, внезапно утонувшая в янтаре… Вы ведь все равно этого никогда не прочтете… Может, именно поэтому я сегодня так глубоко ухожу в себя… Туда, куда я до сих пор ни разу не заходила… Потому что было слишком далеко, не по пути, а потом вдруг все очень резко обрывалось. Я всегда доходила до какой-то черты. Я уже слышала шум ручейка и переливы струй, но боялась прыгнуть… Не хотела знать, что там, на дне… Никого не приглашала и никого не хотела. Это ваше «Одиночество…» Черт побери… Воспоминания вернулись… Как это происходит? Говорят, что Бог добрый, что Он — любовь… А позволяет делать больно, обманывать, насмехаться и издеваться. Он не дает любви, когда любовь нужна тебе, как вода… Все должно было быть по-другому. Должен быть заход солнца и утро, должен быть Коэн и красное вино, блины и клубника… день, встречаемый улыбкой, и ночь, провожаемая поцелуем… Я хотела показать Ему черепаху, которую нашла в траве, и злотый, который ношу на счастье… Я хотела писать Ему письма на желтой бумаге и чесать Его собаку за ухом… Мы должны были предаваться любви в струях дождя и лечить насморк чаем с медом и лимоном… Я хотела ощущать Его увлеченность важным проектом и детскую невинность, когда он, уставший, засыпал на коленях… Я хотела читать с Ним книги и покупать круассаны в магазине… Мыть окна, лепить пельмени и ходить на прогулки на край света… Честное слово, хотела. Но страх победил. Вот уже три года, как я замужем. Как и Она, я нашла Его в Сети. Это был лучший год в моей жизни… Почему Он позволил мне поверить в ангелов? Почему позволил питаться Им? Его словами, мыслями, жестами, поцелуями. Мечтою, сном… Ведь Он знал, что я не должна была принимать это… Почему? Почему Он позволил мне забыть обо всем вокруг и поверить, что ЭТО — большое… настоящее и исключительное… Вы знаете, как обжигает молчание? Вы это знаете, да? Я не сплю, потому что не могу заснуть без Него. Мне не нужна еда, мне нужны только Его слова. Я не улыбаюсь людям, потому что могу улыбаться только Ему одному. Я не могу работать, потому что утрачен смысл. Я хожу Им. Я дышу Им… Я перестала верить в дружбу. Перестала верить в любовь. Мое супружество не существует. Даже на наш мост я больше не езжу. Не получается. Я стерла все эсэмэски, мейлы, сменила номер на аське. Я думала, что так будет лучше. Что я сброшу с себя все это, что очищусь, что забуду… Не помогло. Знаете что… бывали у меня ситуации и похуже… Но всегда я знала, куда идти, никогда не плакала, не колебалась… А вот теперь растерялась. Впервые в жизни… Мне плохо. Ему был нужен этот сон… Он не хотел просыпаться… но я открыла глаза. Как и Она. И так же, как Она, никогда не прощу себе этого… Скажите… почему Вы не дали Ей возможности стать счастливой? Почему? Почему Вы не позволяете людям верить в сны… в то, что радуга вовсе не должна таять под солнцем… Хм… разговорилась. Видать, все из-за вина… А может, это только дождь, что барабанит о карниз… а может, это только… Всего Вам… самого хорошего. Малина (имя изменено, — Я. Л. В.) (e-mail: [email protected])
Однако чаще всего эта грусть, основанная на личных переживаниях или состоянии духа, была спровоцирована или усугублена чтением «Одиночества…».
Да, это Я. То есть мой мир… который глубоко во мне. И который ты описываешь словами. Это история моей жизни, само собой, не дословная. Я плакала, когда читала ее. Спасибо. Все неправда, я блуждаю между явью и сном, на грани помешательства, ищу отдохновения для измученной души, разодранного сердца… И только это одиночество, тихое, темное и сырое от выплаканных слез. Нет больше извращенного «я». Есть только меланхолическая мелодрама. Поиск чего-то, что, возможно, существует, но что недостижимо и слишком прекрасно и чисто, чтобы я могла запятнать его своими извращенными грезами о счастье и идеальной любви. Жизнь на самом деле бездушно-грубая. Аня (e-mail: [email protected])
Почему я переживаю эту книгу так сильно, как никакую другую? Потому что она — зеркальное отражение того, что случилось со мной. С той только разницей, что я не была Ею… Я была и остаюсь Якубом. И почему надо так страдать и ждать несколько световых лет, чтобы тебя захлестнуло счастьем, если
|
