Глава 2. Воспоминания о той ночи преследовали меня.

 

Воспоминания о той ночи преследовали меня.

Отец Роберт всегда берет вину на себя, но правда в том, что это была моя ошибка. Я знаю это.

Все это знают.

Это всегда будет бельмом у меня на глазу. Я ничего не смогу с этим поделать, только жить дальше.

Я надеваю простую белую рубашку с длинными рукавами, полностью застегиваю темно-синюю юбку в клетку, длиной ниже колен, темно-синие колготки и черные балетки. Закрепляю шпильками на голове темно-синее покрывало монахини, закрываю глаза, читаю молитву и выхожу из комнаты.

Чаще всего послушницы не надевают покрывало монахинь, так как это не требуется, но если они выбирают покрывало, как я, то оно будет короче, чем у монахинь и темнее по цвету. Сложив руки вместе перед собой, в тишине направляюсь на кухню, где слышу приятный смех Сестры Френсис. Я улыбаюсь и вхожу.

Сестра Френсис, по локоть в тесте для хлеба, поднимает голову и улыбается мне лучезарной улыбкой:

– Ну, не уж то это моя маленькая кошечка Кэт, – она подмигивает, а я борюсь с желанием закатить глаза.

Сестра Френсис, которую я ласково называю “Френки”, как сестра мне. Она милая, добрая и забавная, все, что я когда-либо хотела иметь в сестре, если бы могла выбирать ее. Она на 10 лет старше меня и красива естественной красотой. Ее медно-красные волосы длинные и волнистые, глаза самые голубые из всех голубых оттенков, а кожа алебастрово-бледная. Хотя то, что делает ее очень симпатичной – это ее улыбка.

Когда Френки улыбается, улыбаются все вокруг. Ее улыбка – праздник, который привлекает другие улыбки.

– Доброе утро, Френки.

Я игнорирую вспышку раздражения от Сестры Арианны и быстро приветствую и ее:

– Доброе утро, Сестра.

На несколько лет старше Френки, сестра Арианна, худая, как щепка, белокурая, зеленоглазая, правильная, хорошо воспитанная и в меру строгая. Ее французский акцент просто обалденный. Она может превратить любое оскорбление во что-то вежливое и эффектное.

– Доброе утро, дорогая. Я бы попросила сохранить такие фамильярности до тех пор, когда вы окажетесь за пределами церкви, хорошо? – ее пристальный взгляд режет меня, как горячий нож по маслу.

Чувствуя себя отчитанной, быстро отвечаю:

– Конечно, Сестра.

Оборачиваясь к Френки, я бормочу:

– Извините, Сестра Френсис, – потом возвращаюсь обратно к Сестре Арианне: – Такого больше не повторится.

Френки и слышать об этом не хочет:

– О, ради всего святого, Ари, никого нет поблизости! Мы знаем правила, хорошо?

Сестра Арианна улыбается мне:

– Я знаю, но Кэт хорошая девочка.

Она поворачивается и впивается взглядом в Френки:

– Она слушает меня, в отличие от некоторых. Кроме того, любое плохое поведение плохо отразится на Отце Роберте. Понимаешь?

Френки закатывает глаза перед Ари, и поворачивается ко мне:

– Слушай, детка, у меня есть для тебя дела на кухне, но в любом случае я сделала большинство из них. Не могла бы ты взять на себя работу в саду?

Я прячу улыбку. Работа в саду. Мое любимое занятие.

– Да, Сестра Френсис, – прежде, чем она сможет передумать, я выхожу через заднюю дверь.

Как только я прохожу через нее, слышу, как она кричит:

– И ради Бога, зови меня Френки!

Я люблю работать в саду.

Что-то в сборе свежих овощей на прохладном утреннем воздухе успокаивает меня.

Я занимаю себя, собирая самые спелые томаты, самые зеленые огурцы и самые насыщенные перцы для вечернего ужина. Подношу каждый овощ к носу и вдыхаю земляную сладость, прежде чем кладу их в свою корзинку.

Это, вероятно, не так важно для большинства людей, но этот сад особенный для меня. Я выращиваю эти овощи и зелень сама. Я лелеяла их, подкармливала их и относилась к ним с особой тщательностью.

Они то, что есть у меня, и никто не сможет отнять это. Этот сад – мой рай.

Когда мне плохо, я молюсь здесь под открытым небом. Я чувствую себя ближе к Богу здесь, чем в церкви. Безумно, я знаю.

Церковь – все, что у меня есть. Она – моя семья.

И это нормально. Я знаю, у нас нет выбора, с чем нам столкнуться в жизни, но если бы выбор был, я оставила бы все, как есть.

Не каждый день все легко, как сегодня. Большинство дней начинаются с подъема ранним утром, а отправляюсь спать я только поздно ночью. Это утомительно, но необходимо. Так говорит Отец Роберт. И я доверяю ему.

Я родилась, чтобы быть той, кто я есть. Мне сказали это в раннем детстве. Сообщение отложилось в моей голове. Это для общего блага. Должны быть принесены жертвы. Нет другого пути.

Судьба может быть жестокой стервой.

***

– Кэт. Дорогая?

Я положила совок и повернулась к знакомому голосу. Сестра Арианна шла ко мне с выражением беспокойства на ее утонченном лице. Мой желудок внезапно падает вниз.

Я люблю Ари так же, как и других сестер, но она та, кто решает задачи. У нее мозг инженера, ей нужно знать, как что работает, какие возникают проблемы и как их решить.

Мысленно я закатываю глаза в ожидании того, что случится.

Она садится на скамейку, которая ближе всего ко мне. Я беру лопатку и рою еще одну ямку в мягкой, коричневой почве сада, готовая пересадить еще кучу базилика.

– Ты не хочешь поговорить со мной о том, что тебя беспокоит, дорогая?

Я издаю звук, наполненный насмешкой. Я не хотела выпускать его, но у моего рта свои желания. Когда мы с Ари наедине, я могу говорить откровенно.

– Ари, я – 18-летняя девочка, живущая в женском монастыре при церкви в маленьком городке. Иногда, самым запоминающимся моментом моего дня становишься ты, надоедающая мне, – она тепло улыбается, и я улыбаюсь в ответ. Внезапно моя улыбка исчезает, и я кое-что осознаю. Резко выдыхаю и смотрю в пустоту.

– Ух, ты. Это и правда печально, не так ли?

Ее лицо вытягивается, но лишь на мгновение, прежде чем она исправляет это широкой улыбкой:

– Нет, малышка. Все могло бы быть гораздо хуже.

Я торжественно киваю. Все могло бы быть гораздо хуже, но прямо сейчас, я не думаю ни о чем наиболее худшем, чем быть отделенной от остального мира и жить, как отшельник. Такова жизнь.

Возвращая внимание обратно к саду, я беру базилик и колдую над ним.

– Что он такого сказал, что ты забеспокоилась, Ари?

Ее лучезарная улыбка становится печальной:

– Боб... он беспокоится за тебя. Он задается вопросом, будешь ли ты когда-нибудь готова.

Вот в чем дело, я поднимаю голову, злость искажает мое лицо. Ари недовольно говорит, дотягиваясь рукой до моего лица:

– Ты слишком симпатична, чтобы делать такое лицо, – она гладит меня по лбу, уговаривая. – Не делай такое сердитое лицо. Оно не идет тебе, ангел мой.

Я сыта по горло, бросаю лопатку и утверждаю:

– Я готова, Ари. Я готова уже два чертовых года.

На ее лице отражается удивление в ответ на мою вспышку.

Я не обвиняю ее, обычно я довольно пассивна, но устаю переживать свою ошибку по нескольку раз на день. Только если... Я встаю прямо перед ней:

– Позволь мне доказать это.

Ее брови приподнимаются в недоверии, прежде чем глаза сощуриваются:

– Доказать? Ты хочешь доказать это мне? Как, можно спросить, ты собираешься это сделать?

– Сегодня вечером. Я пойду с тобой.

Она разражается смехом. Когда она понимает, что я не шучу, она спрашивает сквозь сжатые губы:

– Ты хочешь составить мне компанию сегодня вечером?

– Да.

Ее лицо покидают все эмоции:

– Ты не должна этого делать, Кэт. Время есть. Ты можешь не торопиться, дорогая.

– Я хочу. Я хочу пойти, – она все еще колеблется, так что я делаю все, что в моих силах, чтобы заверить ее. – Я могу сделать это, Ари.

Она не выглядит убежденной.

Мы внимательно смотрим друг на друга несколько секунд, и я тихо говорю ей:

– Я родилась для этого.

Это, кажется, укрепляет ее решение.

Она встает, четки плотно намотаны вокруг ее руки. Она расправляет черное платье, приводит в порядок внешний вид и вздыхает:

– Хорошо, моя дорогая, мы отправляемся в полночь. Будь готова.

Я напряженно, уверенно киваю. Я не верю в то, что услышала.

Она согласна!

Я смотрю, как она уходит. Непосредственно перед тем, как уйти с территории сада, она поворачивается и говорит:

– Я люблю тебя, дитя, но сегодня вечером нет места ошибкам. Никаким. Если ты хоть на секунду сомневаешься, что сможешь это сделать, скажи мне прямо сейчас.

Я задумываюсь, размышляя, потом смотрю на Сестру Арианну:

– Нет. Все в порядке. Я могу сделать это.

Она широко улыбается:

– Хорошо, в полночь, малышка. Бог с тобой.

Я бормочу медленно и недоверчиво:

– И с тобой.

Святая матерь Божья.

Сегодня вечером.

В полночь.