Кофе доньи Магдалены

В начале девяностых на зарплату научного сотрудника в России стало невозможно прожить. Можно было пойти торговать или сажать картошку, или просто бедствовать. Был и ещё один путь – эмиграция. Так пара русских физиков попала в Мексику.

Куэрнавака - лучший город в Мексике. Лучший климат в мире. Круглый год – плюс двадцать пять, плюс красота, плюс вечное цветение. Эта горная долина так и называется – Вечная Весна. И потому почти половина жителей – иностранцы. Богатые старики – восточный шах, американский владелец сети супермаркетов… Есть и те, что приехали работать – на дне долины, где самая жара – промзона: японский автомобильный завод, итальянская трикотажная фабрика… Рабочие – дешёвые мексиканцы. Начальство и специалисты – иностранцы. На верхних уровнях долины, в прохладных красивых предгорьях появился и стал разрастаться академгородок – институт физики, биологии… Жилые кварталы – посередине – между научными высотами и промышленным дном. В поисках жилья русские, исходив всю Куэрнаваку, пришли в дом итальянца и сразу почувствовали что-то родное

«Русские?» - маленький сухонький старичок по имени Джино, кажется, обрадовался. И пригласил прийти в гости вечером, сказал - «Там всё и решим».

К семи часам большая гостиная низкого дома Джино была полна. Высокие каблуки дам стучали по керамическим плиткам пола, обычного для жаркой Мексики. Элегантные светлые костюмы мужчин, нарядные платья дам, лёгкий запах духов и по-мексикански обильные украшения… Светский раут. По какому поводу?

«О, это обычно для нас, каждый вечер соседи собираются к нам пить кофе!» - навстречу новым гостям с обширного дивана поднялась хозяйка - донья Магдалена - прямая, стройная и лёгкая. Заботливо уложенные волосы, свежая помада, немножко румян и красивая блузка. Неужели ей, как и Джино, за восемьдесят?

Так много белых лиц… Марко – контролёр качества костюмов с итальянской швейной фабрики, Карло – художник-дизайнер, оттуда же… В Италии сегодня трудно найти работу. Русских приняли как своих. Джино сдал им маленький флигель и даже сделал скидку на квартплату:

- Это такая радость, что вы будете жить у нас! И каждый вечер просим к нам, на кафесито.

Все называли эти встречи «кафесито» - по-испански «маленький кофе». Для всех это было как праздник. Центром компании были итальянцы, но приходили и соседи-мексиканцы: высокий чин банка в Куэрнаваке дон Густаво и адвокат из Мехико Чема – в задушенной смогом столице невозможно дышать и состоятельные горожане покупали в Куэрнаваке второй дом для отпусков и выходных – как дачу, расстояние в 80 километров по прекрасной дороге - пустяк. Постоянным гостем был инженер-электрик Пачеко и его жена – бывшая балерина. Бывший механик-наладчик итальянских вязальных машин Джино и нынешние мастера трикотажной фабрики, экономист, адвокат – они все могли позволить себе дом в райской Куэрнаваке с апельсиновым садом и голубым бассейном. Для двух русских профессоров это было недостижимой мечтой.

- Ваша страна победила в той страшной войне. Почему же вы так плохо живёте? Почему вынуждены эмигрировать? - недоумевал Чема. И русские не знали, что ему отвечать.

Женщины вздыхали, жалели их – это так печально жить вдали от семьи, от родных мест.

Маленькие чашечки с кофе, которые донья Магдолена выносила ровно в восемь на подносе в гостиную – это было не главное. Главным были беседы.

- Я тоже эмигрировал, но я был вынужден, - Джино словно оправдывался. – При Муссолини был порядок, была работа, мы уважали его. Теперь его называют фашистом. Но разве это был фашизм? Когда убили Муссолини, не стало работы, продуктов. Я ездил на велосипеде за много километров за молоком и не всегда его привозил. Наш сын болел, худел, мы боялись его потерять и тогда я сел на пароход.

Центром общества были итальянцы. И соединяло их одно – любовь к своей Италии. Марко летал в отпуск домой и привозил какую-то итальянскую травку. Это было огромное событие для всей итальянской общины – к дому Джино то и дело подъезжали машины, чтобы получить драгоценность - крошечный отросток и попытаться вырастить у себя в саду.

- Плохо приживается, - жаловался Джино, - сухо здесь, жарко и земля не та. Всё не то.

Он показывал русским чахлый виноград – лозу тоже привезли из Италии. А Магдалена собственноручно поливала – лелеяла жалкий кустик розмарина и редко-редко обрывала с него листок – для приправы. И улыбалась смущённо:

- Я помню этот запах с детства. Мама всегда готовила с розмарином, у нас на севере Италии его полным-полно.

Джино подолгу рассказывал русским, какие замечательные ягоды растут в его родных местах в Италии. Судя по описанию, это была смородина, и Джино смотрел на русских ласково, родственно – у них росли те же ягоды. И для русских итальянцы были пойти родня. И Магдалену все знакомые звали совсем по-русски - Леной.

На кофе к Джино приходили не только итальянцы, но и немцы.

- Нас здесь немало, немцев, итальянцев, тех, кто приехал в Мексику после войны, - говорил Джино. - Раз в год мы встречаемся, устраиваем банкет в моём саду. Вы тоже приглашены. Мы не возьмём с вас обычный взнос. Вы - наши гости. Все очень рады, что с нами будут русские

За столы, поставленные прямо на траве под апельсиновыми деревьями, усаживались те, кого называют немецкими фашистами. Герман бомбил Киев, Вильгельм воевал под Брянском, Франц - под Воронежем. Все они дружески улыбались русским, пожимали руки - это был шок.

- Меня забрали в армию совсем мальчишкой, я ничего не понимал. Я попал в плен, в лагере под Воронежем выжил только потому, что русские женщины подкармливали меня, жалели – такой молоденький.

Когда все расселись, Франц подошёл к русской и попросил, смущаясь:

- Есть одна замечательная русская песня, там припев «бом-бом». Она напоминает мне о России. Спой, пожалуйста!

Русская пела «Вечерний звон», а немец стоял, приложив правую руку к сердцу – так слушают гимн. По его лицу катились слёзы. Может, для него это был реквием по его загубленной молодости, исковерканной жизни? И сидевшие под мексиканскими апельсинами немецкие и итальянские фашисты слушали, затаив дыхание.

- Конечно, не все из нас хорошо относятся к вам, - говорил Франц, показывая на хмурого древнего старика за дальним столиком, - мы зовём его «полковник», он вас ненавидит, он и нас сторонится, он служил в СС.

У этих людей было всё – красивые дома, прислуга, деньги. Но они жались друг к другу как дети, лишившиеся матери. И сквозь улыбки благополучия проглядывала тоска по родной Италии, родной Германии. Они несли эту тоску сквозь десятилетия. Это было скорбное братство людей, которых обидели, обездолили, отняв Родину.

Когда обед уже кончался, за большим круглым столом собрались немцы, итальянцы, русские. Но первым заговорил мексиканец – дон Густаво.

- Я много лет работаю с банкирами, я знаю, на что они способны ради денег. Война – их рук дело. И этому не будет конца пока вы – русские и немцы – не объединитесь.

И все согласно кивнули – немцы, русские, итальянцы, мексиканцы…

Франц пригласил русских в гости, познакомил с мексиканской женой – он не смог найти в Мексике молодую немку. Всё, что он смог сохранить в память о родине – занятие предков. Франц вырос в деревне и в своём мексиканском саду завёл маленькую птицеферму. Он ходил среди своих уток и кур так, словно здесь был его настоящий дом.

Вскоре донья Лена принимала дорогую гостью – старенькую итальянку. Похоронив мужа, та улетала домой в Пьемонт, чтобы последние дни пожить на Родине. На родине умереть.

- Я тоже хотела бы вернуться, - говорила Лена, - но я не могу. Здесь я больше пятидесяти лет, здесь вся моя жизнь. Меня стрижёт одна и та же парикмахерша уже сорок восемь лет. Когда мы встретились, она была девочкой, ученицей. И всем этим вещам годы и годы, - она обвела рукой гостиную. Стулья точёного дерева грубой мексиканской работы от времени потемнели и потрескались, сиденья, плетёные из пальмовых листьев, разлохматились…- А этот большой диван, на нём всем места хватает, подарили те, кто приходит на кафесито. Давно это было, в день нашей с Джино золотой свадьбы. Мы вместе больше шестидесяти лет…

Едва перевалив за девяносто лет, Джино вдруг занемог и быстро стал терять силы. К нему пригласили старенького врача-итальянца, а потом старика-священника, тоже итальянца. Перед смертью Джино хотел видеть только своих. Но в последний день попросил позвать русских. И несвязно говорил только об одном - об Италии. И о том, что он был вынужден уехать. Вынужден. – Я скучал по Италии всю жизнь, всю жизнь… - бормотал он.

На похоронах донья Лена шла, опираясь на руки русских, самых близких людей.

А перед их отъездом она поделилась самым заветным – рецептом своего восхитительного кофе. Она долго рассказывала, какие сорта кофе надо смешать…

- Но самое главное - кофеварка. Это - итальянская кофеварка, кафетера, здесь таких не делают. – Лена насыпала кофе в кофеварку маленькой ложечкой из серебра Таско – по одной на каждого гостя и одну ложечку сверху. – Это - для кафетеры, - объясняла она. И ещё - частичка души... Я делаю это от всего сердца!

Донья Магдалена проводила русских до такси, хотя после смерти мужа почти не выходила из дома. Она гладила их по щекам, плакала и повторяла:

- Помните, здесь ваш дом. Мы всегда будем ждать вас. Всегда.

После мексиканской жары особенно хочется снега. Мексика больше ценит учёных, чем Россия, поэтому на мексиканские деньги можно покататься на горных лыжах даже в Альпах, в дорогой Австрии. Вечерний автобус шёл из Инсбрука среди нарядных альпийских деревушек. Старик на соседнем сиденье обрадовался русским.

- Я воевал с вами, - он указал на пустой рукав, - я был егерь, хороший стрелок, меня забрали в армию молодым. Без правой руки плохо, но я не держу на вас зла.

Прощаясь, он пожимал им руки уцелевшей левой рукой и всё повторял:

- Знайте, мы – не враги. Нас стравили. Мы – не враги…