Сканер Epson Perfection 4490 Photo 3 страница

Глеб пришел с работы (он работал на пилораме), умылся, переоделся... Ужи­нать не стал. Вышел к мужикам на крыльцо.

Закурили. Малость поговорили о том о сеч - нарочно не о Журавлеве. Потом Глеб раза два посмотрел в сторону избы бабки Агафьи Журавлевой. Спросил:

- Гости к бабке Агафье приехали?

24-8

- Кандидаты!

- Кандидаты? -удивился Глеб. - О-о!.. Голой рукой не возьмешь. Мужики посмеялись: мол, кто не возьмет, а кто может и взять. И посмат­ривали с нетерпением на Глеба.

- Ну, пошли попроведаем кандидатов, - скромно сказал Глеб. И пошли.

Глеб шел несколько впереди остальных... (см. фрагмент на с. 365).

В данном фрагменте автор непрямо, косвенно подчеркивает типичность изображаемой конкретной ситуации: неоднократным употреблением глагола ждать при описании состояния мужиков - зрителей предстоящего спектакля, повторением глаголов зрительного восприятия при характеристике Глеба Ка­пустина, готовящегося к предстоящей схватке: два раза посмотрел, щурился на избу. В создании оценочной семантики фрагмента участвуют и сравнение Глеба с кулачным бойцом, и используемый эпитет враждебная улица.

Показательным является описание кульминации события - диалога-спора Глеба с кандидатами наук Константином Ивановичем и его женой, когда Глеб Капустин наконец добился цели своими странными, порой нелепыми вопро­сами - вызвал сомнение и недоумение в сознании кандидатов, тем самым поставил их в неудобное положение, унизил и сам над ними возвысился:

Глеб взмыл ввысь. И оттуда, с высокой выси, ударил по кандидату. И вся­кий раз в разговорах со знатными людьми наступал вот такой момент - когда Глеб взмывал кверху...

В данном текстовом фрагменте ключевым для репрезентации цикличес­кого времени является словосочетание всякий раз, которое указывает на по­вторяемость, типичность изображаемой ситуации. Следующий за данным ав­торским описанием диалог, в котором преобладает речь Глеба, негромко, но напористо и без передышки поучающего кандидатов, также насыщен темпо­ральной лексикой. Приведем из этого диалога только фразы с такой лексикой:

(1) - Только, может быть, мы сперва научимся газеты читать?

(2) ...Но даже костюм и то надо иногда чистить.

(3) - Глеб говорил негромко и без передышки... <...> - Но вы забываете, что поток информации сейчас распространяется везде равномерно. -<...> А вот и жена ваша сделала удивленные глаза... А там дочка услышит. <...> Вы же, ког­да сдавали кандидатский минимум, вы же не «катили бочку» на профессора.

(4) - Не попали. За всю свою жизнь ни одной анонимки или кляузы ни на кого не написал.

(5) - А вот когда одни останетесь, подумайте хорошенько. <...> Можно ведь сто раз повторить слово «мед», но от этого во рту не станет сладко. <...> Можно сотни раз писать во всех статьях слово «народ», но знаний от этого не прибавится. Так что когда уж выезжаете в этот самый народ, то будьте немного собранней.

В этом диалоге встречается и лексика с семантикой временной длитель­ности, и лексика, указывающая на меру времени, на конкретный временной период. Диалог-спор завершается моральной победой Глеба, который, добив­шись успеха, усмехнулся и не торопясь вышел из избы. Он всегда один уходил от знатных людей. Здесь автор фиксирует разрешение конфликта конкретно­го события и одновременно переводит его в ранг вневременных, повторяю­щихся событий, изображая ход времени круговым, циклическим. Кроме того, концовка рассказа сориентирована на будущее:

Завтра Глеб Капустин, придя на работу, между прочим (играть будет), спро­сит мужиков:

- Ну, как там кандидат-то? И усмехнется.

- Срезал ты его, - скажут Глебу.

- Ничего, - великодушно заметит Глеб. — Это полезно. Пусть подумает на досуге. А то слишком много берут на себя...

Таким образом, можно сделать вывод: В. М. Шукшин в рассказе «Сре­зал» использует совокупность лексико-синтаксических и текстовых возмож­ностей для воплощения на его страницах сложного, многослойного образа художественного времени - линейно-циклического, дискретного, содержаще­го ретроспективные и проспективные временные значения.

Вопросы для самопроверки

1. Раскройте понятия «текстовая ситуация», «эпизод», «событие» и покажите их сходство и различия.

2. Что такое денотативное пространство текста и какова его структура?

3. Как используется понятие пропозиции в лингвистическом анализе текста? Покажите различия между микропропозицией, макропропозицией и глобальной про­позицией.

4. Что такое пропозициональная структура текста? Назовите типы текстовых про­позициональных структур.

5. Раскройте содержание категории континуума литературно-художественного произведения и покажите особенности ее осмысления в научной литературе.

6. Каковы основные свойства пространства в философском осмыслении?

7. Покажите специфические особенности литературно-художественного про­странства.

8. Каковы принципы типологии литературно-художественных моделей простран­ства (психологическое, реальное географическое, точечное замкнутое/открытое незам­кнутое, фантастическое, космическое, социальное)?

9. В чем своеобразие концепций литературно-художественного пространства в работах Б. А. Успенского, М. М. Бахтина, Ю. М. Лотмана?

10. Покажите на примерах различных текстов богатство языковых способов реп­резентации пространства.

11. Раскройте универсальные представления о времени и его свойствах.

371; 24*

12. В чем заключается специфика литературно-художественного времени?

13. Покажите на конкретных текстах типологическое многообразие литературно-художественного времени.

14. Каковы основные способы репрезентации индивидуально-авторских представ­лений о времени: текстовые ахронии (ретроспекции и проспекции), сжатие (сверты­вание) и растягивание (развертывание) времени протекания событий, дискретность времени? В чем заключается их специфика?

15. Опишите лексико-синтаксические и другие текстовые средства и приемы со­здания литературно-художественного времени. Подберите самостоятельно текстовые иллюстрации к разным текстовым средствам его воплощения.

Эмотивное пространство текста и его анализ

Понятие эмотивного пространства текста и его макроструктуры. - Эмотивно-психоло-гические смыслы в структуре образов персонажей. - Эмотивные смыслы в структуре образа автора. - Эмоционально-оценочная позиция автора художественного текста и средства ее выражения. - Эмоциональная тональность текста и средства ее создания

Упражнение 95. Прочитайте подраздел «Эмотивное пространство текста» в гла­ве 2 учебника и следующие фрагменты научных работ, посвященных эмотивной се­мантике текста.

Что такое эмотивный текст? Чем обусловлена эмоционально-смысловая доминан­та текста и какова процедура ее выявления? Как соотносятся категории модальности текста и эмоциональной тональности? Чем отличаются диктальные эмотивные смыс­лы от модальных эмотивных смыслов, интенциональные от экстенсиональных? Како­вы разновидности эмотивных смыслов в структуре образа автора и образов персона­жей? Покажите различия разных типов художественно-эмотивных смыслов на примерах из текстов, подобранных самостоятельно.

В нашей работе представлен принципиально новый подход к художествен­ному тексту. В качестве базовых приняты следующие постулаты.

Первый постулат: за языком стоит не только система языка, но и психоло­гия. Каждый языковой элемент обусловлен не только лингвистическими, но и психологическими закономерностями.

Второй постулат: за разными текстами стоит разная психология. Разнообра­зие психологических типов людей рождает разнообразие когнитивных структур.

Основным является третий постулат: структуры художественного текста коррелируют со структурами акцентуированного сознания. Художественный текст в ряде случаев является результатом порождения акцентуированного (или психопатического) сознания.

Четвертый постулат: организующим центром художественного текста пред­стает его эмоционально-смысловая доминанта. Будучи ядром модели порож­дения текста, эмоционально-смысловая доминанта организует семантику, мор­фологию, синтаксис и стиль художественного текста. 372

Пятый постулат: текст - это не имманентная сущность, а элемент целой системы «действительность - сознание - модель мира - язык - автор - текст -читатель - проекция».

Шестой постулат: читатель имеет право на собственную интерпретацию смысла художественного текста. Эта интерпретация зависит не только от тек­ста, но и от психологических особенностей читателя. Максимально адекват­но читатель интерпретирует тексты, созданные на базе близких ему как лич­ности психологических структур (Белянин, 2000, с. 10).

Под эмоционально-смысловой доминантой нами понима­ется система когнитивных и эмотивных эталонов, характерных для опреде­ленного типа личности и служащих психической основой метафоризации и вербализации картины мира в тексте (Там же, с. 57).

Одна из трудностей определения эмотивного текста состоит в том, что в его плане выражения и в поверхностном содержании могут отсутствовать формальные эмоциональные знаки - в то время как все смысловое простран­ство текста может служить символом переживаемых эмоций, т. е. быть глу­бинно, имплицитно эмотивным. <...>

Глубинные эмоции автора благодаря формальным эмотивным знакам языка могут получать эксплицитное (внешнее) выражение в тексте: лексичес­кие эмотивы и их эмотивное согласование, граммати­ческие эмотивные структуры, специфическое компози­ционное структурирование текста, внутритекстовые эмоциональные рамки разных типов, эмоциональные кинемы и просодемы. Эти параметры эмотивного текста указывают на внешнюю выраженность эмотивности (они варьируют ее плотность) и эмо­циональный тон текста. Кроме того, они позволяют предположить возмож­ность моделирования эмотивного текста. Поэтому знания о них могут ока­заться полезными для компьютерной лингвистики, пытающейся добавить эмоции в синтезированную речь. Они же формируют модуль, который пред­ставляет информацию об эмоциональном состоянии говорящего как инфор­мационном фокусе эмотивного текста.

Функционально эмотивный текст транслирует эмоции на адресата. Для такого текста главное - выразить их так, чтобы адресат осознал этот информа­ционный фокус. Поэтому полагаем, что эмотивный текст - это прежде всего текст для адекватного восприятия и понимания эмоционального содержания. А по­нимание это может быть или рациональным, или эмоциональным, т. к. сейчас уже неоспоримым является тот факт, что за каждым текстом стоит не только система языка, но и языковая личность, по-своему ее интерпретирующая. Исходя из вышеотмеченного, определение эмотивного текста как такого тек­ста, который изменяет чувства и отношения, можно считать справедливым только для эмоциогенного текста, который может быть стопроцентно

неэмотивным, т. е. функционально-стилистически нейтральным. Например, текст неожиданной телеграммы.

Эмотивное смысловое пространство текста по предлагаемой здесь кон­цепции не ориентировано на эмоциогенный прагматический эффект (на эмо­циональную рефлексию), однако определенное эстетическое ожидание оно не исключает (Шаховский, 1998, с. 40-41).

Упражнение 96. Ознакомьтесь с типологией художественных текстов, разрабо­танной В. П. Беляниным. Почему он определяет направление своих научных изыска­ний как психиатрическое литературоведение?

Применение метода морфологического анализа В. Я. Проппа... к художе­ственному тексту позволило построить модели текстов, выявить некоторые их классы, каждый из которых создает свой, вполне определенный мир иде­ального. Подчеркнем еще раз, что такая типологизация текстов стала возмож­ной не только благодаря выявлению преобладающих в них эмоционально-смысловых доминант, но и пониманию их психопатологической природы.

Психолингвистический анализ в целом показал, что каждому типу текста соответствует определенный тематический набор объектов описания (тем) и определенные сюжетные построения. В рамках каждого типа текста можно выделить семантически довольно ограниченный список предикатов, которы­ми характеризуются выбранные объекты материального, социального, мен­тального и эмоционального мира человека. В свою очередь, этим предикатам соответствуют наборы лексических элементов, которые встречаются наибо­лее часто в текстах одного типа, а в текстах других типов, входя в другие семантические пространства, имеют иные смыслы.

Определенные повторы наблюдаются в семантических и фонетических структурах элементов ономастического пространства некоторых типов тек­стов (иными словами, есть закономерность в использовании имен собствен­ных). Различными оказываются не только синтаксические и стилистические особенности строения типов текстов, но и их ритм.

Тем самым, каждый тип текста (из выделенных нами) обладает своей структурной, семантической и языковой системностью. <...>

Нами были выделены типы текстов, которые получили следующие назва­ния: «светлый», «активный», «темный», «печальный», «веселый», «красивый», «сложный».

Положенный в основу построения типологии принцип определения эмо­ционально-смысловой доминанты позволяет достаточно однозначно отнести тот или иной текст к определенному классу. При этом речь идет не только об исследователе или о людях, обученных выявлять эмоционально-смысловую доминанту в тексте, а о том, что семантические и стилистические особенности 374

текста могут быть настолько очевидны, что, оказывая воздействие на читате-. ля, позволяют и ему самостоятельно атрибутировать текст.

Следует, однако, сделать ряд оговорок. Во-первых, типология не является всеобъемлющей - имеется большое количество текстов, не вписывающихся в нее. Это связано с рядом моментов. Один из них обусловлен спецификой ле­жащего в основе типологии психиатрического подхода, который не охватыва­ет и не может охватить все многообразие типов личности. Другой связан с возможностью дальнейшей детализации и углубления типологии (некоторые типы текста еще предстоит описать).

Во-вторых, значительная часть текстов (в особенности так называемых высокохудожественных) может нести в себе несколько доминант. Наблюде­ния показывают, что здесь также существуют закономерности сочетания до­минант, которые имеются в «чистом» виде в других текстах. Мы будем име­новать такие тексты «смешанными» и выделим их в особую группу.

Эмоционально-смысловая доминанта является, на наш взгляд, основани­ем для достаточно строгой и в то же время вполне операциональной типоло-гизации художественных текстов (Белянин, 2000, с. 59-61).

...Модальность оказывается категорией, присущей языку в действии, т. е. речи, и поэтому является самой сущностью коммуникативного процесса. <...>

Введение субъективно-модального значения в общую категорию модаль­ности представляется важным этапом в расширении рамок грамматического анализа предложения и служит мостиком, переброшенным от предложения к высказыванию и к тексту. Представляется целесообразным разделить субъек­тивно-оценочную модальность на фразовую и текстовую. Если фразовая мо­дальность выражается грамматическими или лексическими средствами, то текстовая, кроме этих средств, применяемых особым образом, реализуется в характеристике героев, в своеобразном распределении предикативных и ре­лятивных отрезков высказывания, в сентенциях, в умозаключениях, в актуа­лизации отдельных частей текста ив ряде других средств.

В разных типах текстов модальность проявляется с разной степенью оче­видности. Текстовая модальность особенно рельефно выступает в поэтичес­ких произведениях. Субъективно-оценочная характеристика предмета мысли в таких текстах главенствует. Не будет преувеличением сказать, что поэтичес­кие тексты насквозь модальны, причем модальность не является только сум­мой модальных элементов, разбросанных по отдельным предложениям выс­казывания. <...>

Другое дело модальность в научных текстах. Бесстрастность, логичность, аргументированность - типичные качества научных текстов - обычно не ос­тавляют места субъективно-оценочной модальности. Поэтому в таких текстах модальность можно определить как нулевую. <...>

В передовых и публицистических статьях газеты текстовая модальность выступает также весьма отчетливо.

Текстовая модальность выявляется тогда, когда читатель в состоянии со­ставить себе представление о каком-то тематическом поле, т. е. о группе эпи­тетов, сравнений, описательных оборотов, косвенных характеристик, объеди­ненных одной доминантой и разбросанных по всему тексту или же по его законченной части <...> Субъективно-оценочная модальность не проявляется в одноразовом употреблении какого-либо средства. Эпитеты, сравнения, оп­ределения, детали группируются, образуя магнитное поле, в котором энерги­ей текста эти детали обретают синонимичные значения. <...>

Краткое описание модальности текста показывает, что эта категория в применении к единицам, выходящим за пределы предложения, кардинально меняет свое назначение даже в плане субъективно-оценочного характера. Из двух видов модальности - объективной и субъективной - первая вообще не свойственна художественному тексту. Более того, объективно-модальное зна­чение чаще всего ограничивается только предложением. Ведь отношение ре­альность/ирреальность в художественных текстах вообще снимается, поскольку художественные произведения дают только изображенную реальность. Эти произведения - плод воображения писателя, поэта, драматурга. <...>

Особую трудность представляет собой кристаллизация категории тексто­вой модальности в художественной прозе, потому что текстовая модальность распыляется в массе оценок отдельных элементов текста, и фразовая модаль­ность в какой-то степени затемняет текстовую. Создавая воображаемый мир, художник слова не может быть беспристрастен к этому миру. Представляя его как реальный, он в зависимости от своего метода художественной изобрази­тельности либо прямо, либо косвенно выражает свое отношение к изобража­емому. Нередко литературоведы находят возможным определять это отноше­ние, не пользуясь данными лингвистического анализа произведения, а только по литературным источникам, таким, как факты биографии писателя, его пись­ма, дневники и пр., а среди лингвистов до сих пор встречается тенденция держаться принципа - я лингвист, и поэтому все литературоведческое мне чуждо. Я старался показать, что рассмотрение такой текстовой категории, как текстовая субъективная модальность, должно объединить усилия литературо­ведов и лингвистов.

Методы и приемы литературоведческого и лингвистического анализов тесно взаимодействуют в определении текстовой модальности. Текстология, которая до сих пор принадлежала литературоведению, должна быть облас­тью, где та и другая науки могут успешно дополнять друг друга (Белянин, 1981, с. 113-119).

Упражнение 97. Определите эмоциональную тональность цикла стихотворений А. Блока «Пляски смерти» (см. упражнение 89) и каждого стихотворения в отдельно­сти. Проведите психолингвистический эксперимент с целью выявления ключевой эс-тетизируемой эмоции цикла и его эмоционально-смысловой доминанты. 376

Упражнение 98. Прочитайте рассказ В. М. Шукшина «Горе». Обратите внима­ние на языковые средства, участвующие в формировании эмоционально-оценочной позиции автора. Какую роль в выражении эмоционально-оценочной позиции автора и в формировании эмоциональной тональности играет пейзаж? Найдите в этом рас­сказе лексику, выражающую отношение автора к персонажам. Какую авторскую оцен­ку выражает стилистически окрашенная лексика в речи деда Нечая? Найдите в рас­сказе лирические отступления, содержащие эмоционально-оценочные рассуждения. Покажите роль речевого портрета персонажа как средства выражения оценочной позиции автора.

Бывает летом пора: полынь пахнет так, что сдуреть можно. Особенно почему-то ночами. Луна светит, тихо... Неспокойно на душе, томительно. И думается в такие огромные, светлые, ядовитые ночи вольно, дерзко, сладко. Это даже - не думается, что-то другое: чудится, ждется, что ли. Притаишься где-нибудь на задах огородов, в лопухах,- сердце замирает от необъяснимой, тайной радости. Жалко, мало у нас в жизни таких ночей. Они помнятся.

Одна такая ночь запомнилась мне на всю жизнь.

Было мне лет двенадцать. Сидел я в огороде, обхватив руками колени, упор­но, до слез смотрел на луну. Вдруг услышал: кто-то невдалеке тихо плачет. Я оглянулся и увидел старика Нечая, соседа нашего. Это он шел, маленький, худой, в длинной холщовой рубахе. Плакал и что-то бормотал неразборчиво.

У дедушки Нечаева три дня назад умерла жена, тихая, безответная ста­рушка. Жили они вдвоем, дети разъехались. Старушка Нечаева, бабка Нечаи-ха, жила незаметно и умерла незаметно. Узнали поутру: «Нечаиха-то... гляди-ко, сердешная»,- сказали люди. Вырыли могилку, опустили бабку Нечаиху, зарыли - и все. Я забыл сейчас, как она выглядела. Ходила по ограде, созыва­ла кур: «Цып-цып-цып». Ни с кем не ругалась, не заполошничала по деревне. Была - и нету, ушла.

...Узнал я в ту светлую, хорошую ночь, как тяжело бывает одинокому человеку. Даже когда так прекрасно вокруг, и такая теплая, родная земля, и совсем не страшно на ней.

Я притаился.

Длинная, ниже колен, рубаха старика ослепительно белела под луной. Он шел медленно, вытирал широким рукавом глаза. Мне его было хорошо вид­но. Он сел неподалеку.

- Ничо... счас маленько уймусь... мирно побеседуем, - тихо говорил ста­рик и все не мог унять слезы.- Третий день маюсь - не знаю, куда себя деть. Руки опустились... хоть што делай.

Помаленьку он успокоился.

- Шибко горько, Парасковья: пошто напоследок-то ничо не сказала? Обиду, што ль, затаила какую? Сказала бы - и то легше. А то - думай, теперь... Охо-хо... - Помолчал, - Ну, обмыли тебя, нарядили — все, как у добрых людей.

Кум Сергей гроб сколотил. Поплакали. Народу, правда, не шибко много было. Кутью варили. А положили тебя с краешку возле Дадовны. Место хорошее, сухое. Я и себе там приглядел. Не знаю вот, што теперь одному-то делать? Может, уж заколотить избенку да к Петькеуехать?.. Опасно: он сам ничо бы, да бабенка-то у его... сама знаешь: и сказать не скажет, а кусок в горле заст­рянет. Вот беда-то!.. Чего посоветуешь? Молчание.

Я струсил. Я ждал, вот-вот заговорит бабка Нечаиха своим ласковым, терпеливым голосом.

Вот гадаю, - продолжал дед Нечай, - куда приткнуться? Прям хошь пет­лю накидывай. А этто вчерашней ночью здремнул маленько, вижу; ты вроде идешь по ограде, яички в сите несешь. Я пригляделся, а это не яички, а цып-ляты живые, маленькие ишо. И ты вроде начала их по одному исть. Ешь да ишо прихваливаешь... Страсть господня! Проснулся... Хотел тебя разбудить, а забыл, что тебя - нету. Парасковьюшка... язви тя в душу!..- Дед Нечай опять заплакал. Громко. Меня мороз по коже продрал - завыл как-то, как-то засто­нал протяжно: - Э-э-э... у-у... Ушла?.. А не подумала: куда я теперь? Хошь бы сказала: я бы доктора из города привез... вылечиваются люди. А то ни слова, ни полслова - вытянулась! Так и я сумею... - Нечай высморкался, вытер слезы, вздохнул.- Чижало там, Парасковьюшка? Охота, поди, сюда? Снишь­ся-то. Снись хошь почаще - только нормально. А то цыпляты какие-то... -черт-те чего. А тут... - Нечай заговорил шепотом, я половину не расслы­шал.- Грешным делом хотел уж... А чего? Бывает, закапывают, я слыхал. За­копали бабу в Краюшкино... стонала. Выкопали... Эти две ночи ходил, слу­шал: вроде тихо. А то уж хотел... Сон, говорят, наваливается какой-то страшенный - и все думают, што помер человек, а он не помер, а - сонный... Тут мне совсем жутко стало. Я ползком-ползком - да из огорода. Прибе­жал к деду своему, рассказал все. Дед оделся, и мы пошли с ним на зады.

- Он сам с собой или вроде как с ней разговаривает? - расспрашивал дед.

- С ей. Советуется, как теперь быть...

- Тронется ишо, козел старый. Правда пойдет выкопает. Может, пьяный?

- Нет, он пьяный поет и про Бога рассказывает.- Я знал это. Нечай, заслышав наши шаги, замолчал.

- Кто тут? - строго спросил дед. Нечай долго не отвечал.

- Кто здесь, я спрашиваю?

- А чего тебе?

- Ты, Нечай? -Но...

Мы подошли. Дедушка Нечай сидел, по-татарски скрестив ноги, смотрел снизу на нас - был очень недоволен.

- А ишо кто тут был? -Иде?

- Тут... Я слышал, ты с кем-то разговаривал. 378

- Не твое дело.

- Я вот счас возьму палку хорошую и погоню домой, чтоб бежал и не оглядывался. Старый человек, а с ума сходишь... Не стыдно?

- Я говорю с ей и никому не мешаю.

- С кем говоришь? Нету ее, не с кем говорить! Помер человек - в земле.

- Она разговаривает со мной, я слышу, - упрямился Нечай. - И нечего нам мешагь. Ходют тут, подслушивают...

- Ну-ка, пошли. - Дед легко поднял Нечая с земли.- Пойдем ко мне, у меня бутылка самогонки есть, счас выпьем - полегчает.

Дедушка Нечай не противился.

- Чижало, кум, - силов нету,- Он шел впереди, спотыкался и все вытирал рукавом слезы. Я смотрел сзади на него, маленького, убитого горем, и тоже плакал - неслышно, чтоб дед подзатыльника не дал. Жалко было дедушку Нечая.

- А кому легко? - успокаивал дед. - Кому же легко родного человека в землю зарывать? Дак если бы все ложились с ими рядом от горя, што было бы? Мне уж теперь сколько раз надо бы ложиться? Терпи. Скрепись и терпи.

- Жалко.

- Конечно, жалко... кто говорит. Но вить ничем теперь не поможешь. Изведешься, и все. И сам ноги протянешь. Терпи.

- Вроде соображаю, а... запеклось вот здесь все - ничем не размочишь. Уж пробовал - пил: не берет.

- Возьмет. Петька-то чего не приехал? Ну, тем вроде далеко, а этот-то?..

- В командировку уехал. Ох, чижало, кум!.. Сроду не думал...

- Мы всегда так: живет человек - вроде так и надо. А помрет - жалко. Но с ума от горя сходить - это тоже. Дурость.

Не было для меня в эту минуту ни ясной, тихой ночи, ни мыслей ника­ких, и радость непонятная, светлая умерла. Горе маленького старика заслони­ло прекрасный мир. Только помню: все так же резко, горько пахло полынью.

Дед оставил Нечая у нас. Они легли на полу, накрылись тулупом.

- Я тебе одну историю расскажу, - негромко стал рассказывать мой дед. -Ты вот не воевал - не знаешь, как там было... Там, брат... похуже дела были. Вот какая история: я санитаром служил, раненых в тыл отвозили. Едем раз. А «студебеккер» наш битком набитый. Стонают, просют потише... А шофер, Ми-колай Игринев, годок мне, и так уж старается поровней ехать, медлить шибко тоже нельзя: отступаем. Ну, подъезжаем к одному развилку, впереди легкову-ха. Офицер машет: стой, мол. А у нас приказ строго-настрого: не останавли­ваться, хоть сам черт с рогами останавливай. Оно правильно: там сколько шло их, сердешных, лежат, ждут. Да хоть бы наступали, а то отступаем. Ну, проехали. Легковуха обгоняет нас, офицер поперек дороги - с наганом. Де­лать нечего, остановились. Оказалось, офицер у их чижалораненый, а им надо в другую сторону. Ну, мы с тем офицером, который наганом-то махал, кое-как втиснули в кузов раненого. Миколай в кабинке сидел: с им там тоже капитан

был - совсем тоже плохой, почесть, лежал; Миколай-то одной рукой придер­живал его, другой рулил. Ну, уместились кое-как. А тот, какого подсадили-то, часует, бедный. Голова в крови, все позасохло. Подумал ишо тогда: не довезем. А парень молодой, лейтенант, только бриться, наверно, начал.

Я голову его на коленки к себе взял - хоть поддержать маленько, да кого там!.. Доехали до госпиталя, стали снимать раненых... - Дед крякнул, помол­чал. Закурил, - Миколай тоже стал помогать... Подал я ему лейтенанта-то... «Все, говорю, кончился». А Миколай посмотрел на лейтенанта, в лицо-то... Кхэх... - Опять молчание. Долго молчали.

- Неужто сын? - тихо спросил дед Нечай.

- Сын.

- Ох ты, господи!

- Кхм...- Мой дед швыркнул носом. Затянулся вчастую раз пять подряд.

- А потом-то што?

- Схоронили... Командир Миколаю отпуск на неделю домой дал. Ездил. А жене не сказал, што сына схоронил. Документы да ордена спрятал, пожил неделю и уехал.

- Пошто не сказал-то?

- Скажи. Так хоть какая-то надежда есть - без вести и без вести, а так... совсем. Не мог сказать. Сколько раз, говорит, хотел и не мог.

- Господи, господи,- опять вздохнул дед Нечай.- Сам-то хоть живой ос­тался?

- Микола? Не знаю, нас раскидало потом по разным местам... Вот какая история. Сына! - легко сказать. Да молодого такого...

Старики замолчали.

В окна все лился и лился мертвый торжественный свет луны. Сияет!.. Радость ли, горе ли тут - сияет!

Упражнение 99. Прочитайте стихотворение Ф. И. Тютчева «Памяти В. А. Жу­ковского». Выявите в данном стихотворении лексику оценочного характера. Как свя­заны с раскрытием основной темы и выражением авторской позиции образные сред­ства (эпитеты, сравнения, метафоры), используемые автором в данном стихотворении? Как соотносится набор ключевых слов с лексикой эмоционально-оценочного отноше­ния? Какую роль играют восклицательные и вопросительные предложения, а также предложения с многоточиями в формировании интонации стихотворения и выражении авторской позиции? Какова эмоциональная тональность данного стихотворения и ис­пользованием каких языковых средств и стилистических приемов она порождается?

Я видел вечер твой. Он был прекрасен! В последний раз прощаяся с тобой, Я любовался им: и тих, и ясен, И весь насквозь проникнут теплотой...