Потомки Дмитрия Донского

Правление нового великого князя, Василия Дмитриевича, составляло разительный контраст политике его отца. Лишенный полководческого таланта, но осторожный и расчетливый, он более походил на своего прадеда. Но время требовало именно такого человека, "нового Калиты".

"Василий Дмитриевич был необходимостью для Руси в сии времена, - писал Н.А. Полевой. - Как хитро он умел ладить с Литвою, держать под рукою Новгород и князей, безжалостно губить ближайшую родню свою, суздальских князей, пользоваться покорностью Орде, великодушием тверского князя, бедствием смоленского, ненавистью к Литве рязанского и опутать уделы неразрывною сетью, утверждая великое княжение своему сыну!".

Но при всем сходстве методов прадеда и правнука нельзя не заметить, что в самой подоплеке, с мотивах действий Василия Дмитриевича появляется нечто такое, о чем и помыслить не мог Калита. Москва, все еще оставаясь татарской данницей, пытается уже претендовать не только на общерусское лидерство, но и на особую роль в православном мире. Примечателен следующий факт. В 1393 г. Василий Дмитриевич запрещает поминать в церковной службе имя византийского императора, заявив при этом: "Мы имеем церковь, а царя не имеем и знать не хотим". Тем самым князь не только бесцеремонно вмешивался в дела церкви, но и попирал вековые традиции православного мира. Даже те древнерусские правители, которые враждовали с Византией, никогда не позволяли себе столь резких высказываний в адрес императора, признавая его духовным главой и покровителем православных христиан. Более того, ссора с греками не сулила Москве никаких политических выгод, т.к. на это самое время приходится острый конфликт митрополии с Новгородом и западнорусскими епархиями. А для его разрешения очень важна была поддержка Константинополя. Но все дело в том, что мотивы демарша Василия Дмитриевича были не политическими, а идеологическими и отражали произошедшие изменения в представлениях московских правителей о месте Руси в Православном мире.

К тому моменту, когда разразился интересующий нас конфликт, прошло около 2 лет после кончины императора Иоанна V и восшествия на престол его сына Мануила II. В наследство последнему досталась весьма неблестящая религиозная репутация родителя, запятнавшего себя грехом непростительным - подписанием унии с Римом. Естественно, что латинофильство отца не могло не бросить тени и на сына. Но едва став императором, Мануил показал всему православному миру, что он - еще больший конформист, чем его отец. Фактически признав себя вассалом турецкого султана Баязида, Мануил лично сопровождает его в походе против Филадельфии - последнего очага сопротивления туркам в Малой Азии, и его войска принимают непосредственное участие во взятии этого города.

Таким образом, цитированные выше слова были ничем иным, как гневной отповедью императору, с точки зрения москвичей вдвойне опорочившему достоинство православного монарха: он не только не открестился от латинофильства отца, но и пошел на мировую с неверными. Но самое удивительное состоит в том, что последовавшие вскоре события еще более укрепили веру москвичей в особое предназначение их города, а значит - и их право на оценку действий греческих царей.

В 1395 г. на восточных рубежах Руси вновь сгустились тучи. Среднеазиатский правитель Тимур, нанеся сокрушительный удар по Золотой Орде, неумолимо приближался к Москве. Казалось, спасти ее может только чудо. И оно произошло. Понимая, что реальных сил для отпора врагу у них нет, москвичи доверились заступничеству свыше. По совету митрополита Киприана из Владимира была перенесена чудотворная икона Богородицы, почитанию которой некогда положил начало Андрей Боголюбский.

26 августа 1395 г. – ровно через тринадцать лет после взятия Москвы Тохтамышем! – на подъезде к Москве Василий Дмитриевич во главе торжественной процессии встретил святыню. И - о чудо! - в тот же день грозный завоеватель неожиданно повернул прочь от границ Руси. Столь чудесное избавление было воспринято как свидетельство божественного покровительства Москве, что ставило ее в один ряд с другими христианскими святынями - Иерусалимом и Царьградом.

Разумеется, этому событию есть вполне логичное объяснение. По мнению И.Б. Грекова опытные советники из окружения Тимура подсказали ему, что после разгрома Золотой Орды наносить поражение Москве политически нецелесообразно. Лучше сохранить в качестве противовеса Литовскому государству и тем самым сохранить баланс сил в Восточной Европе.

Действительно, политическая ситуация в данном регионе была тогда весьма неустойчивой. Правивший в Вильно великий князь Витовт (приходившийся Василию Дмитриевичу тестем) был сторонником возвращения к "общерусской программе" Ольгерда. И было неясно, какой политический курс - союз или конфронтацию - изберут правители двух центров собирания русских земель, связанные, к тому же, родственными узами.

В 1396 г. московским и литовским князьями была достигнута договоренность о согласовании внешней политики. В следующем году Витовт одерживает победу над ордынцами и замышляет крупномасштабную войну против Тимура, используя в качестве марионетки Тохтамыша, потерявшего свой престол. В 1399 г. на реке Ворскла состоялось грандиозное сражение, в которой войска Витовта и Тохтамыша были на голову разбиты вассалом Тимура ханом Тимур-Кутлугом. В битве погибли Андрей и Дмитрий Ольгердовичи, принявшие на себя первый удар на поле Куликовом, Дмитрий Боборк Волынский, командовавший тогда засадным полком, и многие другие западнорусские князья.

Какова же была реакция московского правителя - союзника и зятя Витовта? Об этом можно судить по летописной "Повести о побоище Витовта с Темир-Кутлуем". Здесь с сожалением о горькой судьбе погибших соседствует откровенное злорадство в отношении самого Витовта. Он изображен дерзким и хвастливым, тогда как Тимур-Кутлуг - чуть ли не смиренной овечкой. Литовскому князю приписываются слова: "Поидемь, пленимь землю Тотарьскую, победимь царя Темирь-Кутлюя, възмемь царство его, и разделим користь (богатство) его, и посадим во Орде на царстве его Тохтамыша, а сам сяду на Москве, на великом княжении на всей Руской земли". И уж совсем кощунственно звучат слова: "Надолзе биющися им, и поможе Бог тотаром".

Таким образом, Тимуров вассал представлен здесь не врагом православных, а в качестве орудия осуществления Божественного Промысла: Провидение звуками Тимура вначале карает одного врага Москвы - Золотую Орду, а затем, через 4 года - другого, Литву. Окончательно окрепло это убеждение, когда на Русь дошли известия о подобном же избавлении Царьграда: турецкий султан Баязид, 7 лет осаждавший Константинополь был в 1402 г. разбит и пленен тем же самым Тимуром.

Осмыслению этих событий посвящена "Повесть о Темир-Аксаке" (так на Руси называли Тимура), в которой впервые было заявлено о равнозначности Москвы Иерусалиму и Царьграду как "богохранимого града". Этот вывод имел чрезвычайно важные последствия в будущем.

Несколько лет понадобилось Витовту, чтобы оправиться от поражения на Ворскле и вновь активизировать свою политику на востоке. Но теперь его главным противником является Москва. В 1403 г. он захватывает Вязьму, в 1404 г. - Смоленск, в 1406-1407 гг. - совершает рейды на территорию Московского княжества. В ответ Василию удается привлечь на свою сторону часть литовских князей во главе двоюродным братом Витовта Свидригайло. В том же году он планирует большой поход против Литвы в союзе стверичами и татарами. Однако Василий допустил в отношении тверского князя дипломатическую бестактность, и тот увел свои войска. В итоге, в конце 1407 г. в битве на р. Плава литовцы нанесли поражение московской рати. Нашествие хана Едигея в 1408 г. еще более усугубило положение Василия Дмитриевича.

В то же время его главный соперник и тесть, снискавший себе в 1410 г. лавры победителя при Грюнвальде, наоборот, упрочивает свою репутацию общерусского лидера. Казалось, его план воссоединения всей Руси под эгидой Вильно близок к осуществлению. Однако такое усиление позиций Витовта испугало его двоюродного брата польского короля Владислава-Ягайло. Он усиливает нажим на Литву и добивается подписания в 1413 г. так называемой Городельской унии, условия которой были значительно жестче тех, что предусматривались Кревскими соглашениями.

Городельская уния обеспечивала условия для постепенного поглощения Великого княжества Литовского и Русского Польским королевством: избрание великого князя впредь подлежало утверждению королем, органы власти и высшие должности преобразовывались в соответствии с польскими образцами, термин "бояре" заменялся на "бароны и нобили". Кроме того, уния вносила раскол в среду литовско-русской знати, противопоставляя католиков православным. Последние не имели права свободно распоряжаться своей собственностью, вступать в браки с католиками и занимать государственные должности. Тем самым князья и бояре принуждались к переходу в католичество, что в перспективе вело к их полонизации.

Подписание унии было для Витовта вынужденной мерой, и впоследствии он попытался ослабить свою зависимость от Ягайло. И все же, Городельские акты имели необратимые последствия. В соответствии с ними русское православное население Великого княжества Литовского низводилось до положения подданных второго сорта, а это лишало Витовта морального права быть выразителем идеи общерусского единства.

В 20-е годы ему, казалось бы, вновь удалось перехватить у Василия Дмитриевича инициативу, но это был лишь тактический успех. Москва все более определенно становилась главенствующим политическим центром Руси. Ее поражение, а тем более подчинение было Литве уже не по силам. И подтверждением этого перелома - как в политике, так и сознании - стал тот факт, что Василий Дмитриевич не побоялся назначить Витовта одним из опекунов своего малолетнего сына. Будущее показало, что это решение было хоть и рискованным, но в тех условиях - единственно возможным.

Василий Дмитриевич скончался 27 февраля 1425 г., будучи 53 лет от роду. Его сыну Василию, унаследовавшему престол, было всего 10 лет, но этим не исчерпывались политические проблемы, возникшие со сменой власти.

В начале XV в. передача престола от отца к сыну еще не вполне вытеснила традиционное для Руси "лествичное" право. А согласно этому принципу великое княжение должно было достаться не Василию Васильевичу (Василию II), а его дяде - галицкому князю Юрию Дмитриевичу. Тем паче, что это было зафиксировано в завещании Дмитрия Донского. Естественно, что Юрий, имевший репутацию опытного политика и полководца, не желал уступать свои права 10-летнему племяннику. Когда митрополит Фотий, являвшийся одним из регентов Василия Васильевича, призвал его присягнуть новому великому князю, Юрий уклонился от выполнения этого требования.

Дополнительный риск для сторонников Василия II создавало то обстоятельство, что его отец, как и Дмитрий Донской завещал сыну престол без санкции Орды. Следовательно, опора на татар в борьбе против Юрия Галицкого становилась в этой ситуации весьма проблематичной.

Методом исключения оставалось одно - сделать ставку на другой, противоположный полюс силы в Восточной Европе - Литву, используя родство с ее правителем. Но и этот вариант не был абсолютно беспроигрышным. Династические узы связывали Витовта не только с московскими князем, но и с его соперником - Иваном Михайловичем Тверским. Последнему за время своего правления удалось буквально возродить свое княжество из пепла, и теперь Тверь снова представляла собой реальную силу. Поэтому не было никакой гарантии, что Витовт не предпочтет союзу с Москвой традиционную для Вильно поддержку Твери.

В этой ситуации стала очевидной дальновидность Василия Дмитриевича, доверившего своему тестю попечительство над наследником. Надежда, что благодаря регентству он сможет влиять на московское правительство, заставляла Витовта выступить в качестве гаранта династических прав своего внука. Разумеется, будучи лишь одним из опекунов, литовский князь не имел реальной возможности контролировать положение дел в Москве. Однако правительство Василия II подыгрывало Витовту, поддерживая в нем данную иллюзию. Ради этого Москва даже пошла на серьезную политическую жертву, предоставив Витовту свободу рук в отношении Пскова и Новгорода. Временной сдачей позиций на северо-западе достигалось большее - перевес сил в борьбе с Юрием Дмитриевичем.

Оценив сложившуюся ситуацию, галицкий князь временно отступился от великокняжеского престола. 11 марта 1428 г. Юрий Дмитриевич подписал "докончание" (мирный договор), в котором признавал себя "молодшим братом" 13-летнего племянника. Но вскоре ситуация круто изменилась. 27 октября 1430 г. умер Витовт, а 1 июля 1431 г. - митрополит Фотий, чьими усилиями и было достигнуто, в основном, докончание 1428 г. Юрий разрывает мирный договор и отправляется в Орду, чтобы там отсудить себе ярлык. Туда же поспешили Василий II и глава регентского совета боярин Иван Дмитриевич Всеволжский. В Орде Юрий допустил серьезный дипломатический промах: в подтверждение своих прав он сослался на завещание Дмитрия Донского, которое было составлено без санкции хана. В ответ Всеволжский заявил, что Юрий желает получить престол по "мертвой грамоте отца своего", а Василий апеллирует к ханской милости. В подтверждение своей лояльности московское правительство обещало возобновить выплату дани Орде. Это решило спор в пользу Василия II.

Тем временем крутые перемены произошли к западу от Московского княжества. После смерти Витовта к власти пришел князь Свидригайло, провозгласивший разрыв унии с Польшей и возврат к политической программе своего отца Ольгерда. 25 января 1431 г. он заключает докончание с Новгородом, а в июле того же года - с Псковом. Особую ставку делал Свидригайло на Тверь, с которой он был связан прочными династическими узами: его матерью была тверская княжна Ульяна Александровна, а женой - Анна, дочь тверского князя Ивана Ивановича.

Положение Твери в это время было как никогда прочным. Правивший здесь с 1425 г. великий князь Борис Александрович железной рукой подавил сопротивление удельных князей и даже отнял у них право "отъезда" - главный регулятор отношений между вассалом и сюзереном. В одном из его договоров с Витовтом было прямо заявлено: "А дядем моим и братьеи моеи, и племени моему, князем, быти в моем послусе (послушании). Яз князь великий Борис Александрович волен, кого жалую, кого казню". Как видим, здесь за сто лет до Ивана Грозного почти дословно приведена формула, которой тот выражал идею своего "вольного царского самодержавства". Это свидетельствует о чрезвычайно быстрых темпах политической консолидации внутри Тверского княжества в 30-х гг. XV в.

Борис Александрович энергично поддержал планы Свидригайло, и, как сказано в летописи, "дасть ему брата своего князя Ярослава со всею силою своею". Таким образом, складывались все предпосылки для возрождения альянса Вильно-Тверь-Новгород, который мог бы стать мощным противовесом католической польше и прдотвратить поглощение ею западно-русских земель. С другой стороны, если бы эти планы реализовались, то и мечтам московских князей об общерусской гегемонии не суждено было бы сбыться.

Но, увы, даже очень весомые объективные предпосылки могут обратиться во прах, если они не подкреплены фактором субъективным, если нет личности, способной эти предпосылки реализовать. Свидригайло оказался далеко не блестящим полководцем. 9 декабря 1432 г. князь Сигизмунд, лидер "польской партии" в Вильно, наносит ему тяжелое поражения под Ошмянами. После этого тверичи вновь приходят на помощь своему союзнику благодаря им Свидригайло побеждает в битве под Тракаем в августе 1433 г. Но это был временный успех. 1 сентября 1435 г. Сигизмунд наносит окончательное поражение войскам Свидригайло, и тот навсегда уходит с политической сцены. Западные русские земли окончательно подпадают под господство Польши, а Тверь лишается своего главного союзника.

Однако и в Московском княжестве разворачиваются в это время не менее драматические события. 8 февраля 1433 г. на пиру в честь свадьбы Василия II произошел скандал, имевший фатальные последствия. Княгиня Софья, мать великого князя, оскорбила Василия Косого, сына Юрия Дмитриевича. Она прилюдно сорвала с него золотой пояс, заявив, что он-де был украден И.Д. Всеволжским из великокняжеской сокровищницы и подарен Василию Косому после обручения с внучкой боярина. Возмущенный Василий Юрьевич вместе с братом Дмитрием Шемякой покидает Москву. Вслед за ними оставляет столицу и Всеволжский, оскорбленный возведенным на него поклепом. Василий II лишился одного из самых опытных политиков в своем правительстве.

Непосредственным следствием этого скандала была война, закончившаяся поражением войск Василия Васильевича в битве на р. Клязьме 25 апреля 1433 г. Юрий утверждается на великокняжеском престоле, племяннику же дает в удел Коломну. Но сторонники свергнутого великого князя оказались более сплоченными, чем предполагал Юрий. Они отказывались ему служить и чуть ли не толпами уходили в Коломну. Юрий, который, видимо искренне стремился к преодолению междоусобий и был человеком чести, счел нужным в этой ситуации добровольно уступить престол племяннику. Однако с ним не согласились его сыновья. 28 сентября 1433 г. Василий и Дмитрий Юрьевичи в битве на р. Куси наносят своему двоюродному брату новое поражение. Но и на сей раз Юрий не воспользовался случаем, оставив престол за племянником. Тот же, наоборот, сочтя добрую волю признаком слабости, снаряжает поход на Галич. Перед выступлением из Москвы Василий II приказывает ослепить И.Д. Всеволжского, считая его виновником конфликта. Впоследствии этот варварский способ устранения политических соперников "аукнется" самому Василию II.

Решающая битва состоялась 20 марта 1434 г. ("в субботу Лазареву") в Ростовской земле. Василий Васильевич, обделенный полководческим талантом, и на сей раз был бит. Но теперь Юрий Дмитриевич все-таки занимает великокняжеский престол. Однако правление его было недолгим. 5 июня 1434 г. он умирает, и в княжестве вновь вспыхивают усобицы.

В 1435 г. Василию II удается не только вернуть престол, но даже и помириться с двоюродными братьями. Но вновь все прошло прахом из-за его патологической подозрительности. Поверив какому-то навету, он арестовывает Дмитрия Шемяку. Василий Юрьевич начинает боевые действия, но терпит поражение и попадает в плен. Чтобы устранить опасного конкурента с политической сцены, Василий II вновь прибегает к уже однажды опробованному им жестокому средству - ослеплению. Его брат был вынужден до поры затаиться и признать верховенство Василия Васильевича.

Укрепляя свою власть, Василий II обратился к решению церковных вопросов. Уже много лет после смерти митрополита Фотия московская кафедра "вдовствовала". В запале междоусобной войны Василию II было не до того, тпереь же он счел необходимым это положение срочно исправить. Весь предшествующий политический опыт наглядно показывал, что прочность власти московских князей в немалой степени зависит от поддержки церкви. Поэтому Василий решает отправить на поставление в Константинополь рязанского епископа Иону - человека, в лояльности которого он не сомневался. Но когда тот прибыл в Царьград, оказалось, что патриарх уже возвел на митрополию грека Исидора. В тот момент византийцы готовились к заключению унии с католиками, в обмен на которую надеялись получить военную помощь против турок. Но помня о том, сколь болезненно воспринимались на Руси любые контакты с латинянами, они опасались, что русская церковь не поддержит унию. Поэтому патриарх возвел на московскую кафедру человека, известного, с одной стороны, своим латинофильством, а с другой - даром убеждения.

Едва прибыв в Москву, Исидор отправился в Феррару, где должен был состояться объединительный собор. Одновременно в Италию отправился и личный представитель тверского князя боярин Фома. Посылая на собор своего придворного Борис Александрович хотел продемонстрировать, что является не менее значимой фигурой, чем московский князь.

В 1441 г. Исидор вернулся в Москву и возвестил в Успенском соборе о подписании унии. Это вызвало небывалое возмущение москвичей. Весь их исторический опыт убеждал их в том, что иноплеменные нашествия - наказание за грехи, а события рубежа XIV-XV вв. с их точки зрения свидетельствовали, что только горячая вера может спасти от этой напасти. Подобно тому, как Провидение пуками "поганого" Тимура покарало других "поганых" и спасло Москву в 1395 г., а Константинополь - в 1402 г., божественное заступничество неминуемо проявит себя и в будущем. Если же греки дрогнут и отступят от православия, высшей кары им не избежать.

По приказу Василия II Исидор был низложен и заточен в темницу, откуда он впоследствии бежал (вначале в Тверь, затем - в Литву, а оттуда - в Рим). В это же время появился цикл произведений, осуждающих греков за сговор с "латинянами" и прославляющих Василия Васильевича как единственного поборника истинной веры.

Тем временем великий князь, одержав внушительную победу на идейном фронте, терпел поражение за поражением на фронте военном. В 1437 г. хан Улу-Мухаммед совершил набег на русские земли. Через 2 года он уже дошел до Москвы и 10 дней осаждал ее. В 1444 г. он занял Нижний Новгород, а в 1445 г. - захватил в плен самого Василия II. Улу-Мухаммед согласился отпустить его только при условии огромного "окупа", и теперь страна, разоренная княжескими усобицами и татарскими набегами, должна была собирать деньги на выкуп правителя, который не в состоянии ее защитить. Недовольство достигло критической точки.

Однако Василий Васильевич не чувствовал приближения опасности. В феврале 1446 г. он отправился на богомолье в Троице-Сергиев монастырь. Воспользовавшись моментом, Дмитрий Шемяка занял Москву, а на следующий день великий князь был схвачен и ослеплен. Жестокость, проявленная некогда великим князем по отношению к Всеволжскому и Василию Косому, обернулась против него же.

Василий, получивший отныне за нанесенное ему увечье Темным, казалось, был вычеркнут из политической жизни. Но тут в события вмешался человек, который давно пристально наблюдал за происходящим в Московском княжестве. Борис Александрович Тверской, находившийся в тот момент на вершине своего могущества и даже именовавший себя царем и самодержцем, счел, что ему выгодно поддержать сломленного поражением и увечьем Василия II. Дмитрий Шемяка был, с его точки зрения, куда опаснее. Он приютил Василия Темного в Твери и предоложил скрепить их союз помолвкой Ивана, сына московского князя и его дочери Марии. При этом Борис предупредил, что в случае отказа Василия он выдаст его Шемяке.

В конце декабря 1446 г. тверские полки вместе с остатками войск, верных Василию Темному нанесли поражение Дмитрию Шемяке и заняли Москву. Платой за возвращение на престол была уступка Тверскому княжеству Ржевы и других сопредельных территорий.

Итак, Борис Александрович пребывает в блеске своей славы, а его княжество богато и обильно. И придворный панегирист с гордостью Тверскую державу "землей обетованной". А рядом - разоренное войной и ограбленное татрами Московское княжество, управляемое слепцом-неудачником. Но этому князю не привыкать к унижениям. Он все вытерпит и еще свое возьмет. Шаг за шагом он будет возвращать утраченные позиции... а начнет - с дел церковных. В 1448 г. Василий собирает собор русских епископов, который без ведома патриарха возводит на митрополию Иону. Пусть Москва еще слаба, но вся Русь должна видеть и знать, что именно здесь - средоточие религиозной жизни страны. Ибо это - источник авторитета московских князей. А есть авторитет - будет и власть.

Война еще продолжается. Целых 4 года Шемяка пытается организовать сопротивление, но в 1453 г. силы его иссякают. Он ищет спасения в Новгороде, и здесь настигает его месть Василия Темного. Агент московского князя подкупает повара, который подсыпает Шемяке яд. В жестокой междоусобной войне ставится последняя точка.

Каковы же были ее итоги? Классики русской историографии усматривали в них торжество спасительного для России единодержавия над гибельным "разновластием" В трудах советских историков прослеживалась та же схема, облеченная в иные терминологические одежды: разгром галицких князей трактовался как победа "прогрессивных" сил централизации над "удельно-княжеской оппозицией". Сегодня такого единодушия в оценках не наблюдается. А.А. Зиминым и его последователями предложена трактовка данного конфликта как столкновения двух принципиально различных путей развития - "предбуржуазного", олицетворяемого галицкими князьями и их сторонниками и "крепостнического": "Крепостнической, крестьянской и монашествующей Москве противостояла северная вольница промысловых людей (солеваров, охотников, рыболовов) и свободных крестьян. Гибель свободы Галича повлекла за собой падение Твери и Новгорода, а затем и кровавое зарево опричнины".

Р.Г. Скрынников, наоборот, не находит в источниках веских оснований для таких выводов. По его мнению "феодальная война второй четверти XV в. была обычной княжеской междоусобицей, ничем не отличающейся от междоусобиц в любой другой земле".

Не будем вдаваться в детали этого спора. Бесспорно, враги Василия Темного не были врагами централизации. Но так же бесспорно и то, что вряд ли программы централизации двух враждующих сторон были абсолютно идентичны. Вопрос в том - сколь значительны эти различия? Но в любом случае, завершение войны подвело итог целой эпохе.

И есть какой-то непостижимый смысл в том, что последняя точка в этой усобице была поставлена именно в 1453 г. В том же году умирает всеми уже забытый Свидригайло, с именем которого связана последняя попытка воссоединения всех русских земель под эгидой Вильно. Исчерпан был последний шанс сохранения целостности древнерусской цивилизации. Линии разлома окончательно пролегли по этому историческому материку.

И в этом же году пал Константинополь, Царствующий град. Светоч православия и последний осколок некогда всесильной Ромейской державы. Отныне само понятие православного царства будет отождествляться с Москвой и только с ней. Через 39 лет митрополит Зосима провозгласит ее "Новым Градом Константина", а еще через 32 инок Филофей - "Третьим Римом".

Правда, пока еще есть в северо-Восточной Руси и другой православный монарх, не менее могущественный, чем московский - великий князь тверской Борис Александрович. Но не долго быть "тверской великой свободе", воспетой летописцами этого города. Борис алесандрович умрет в 1461 г., незадолго до Василия Темного. И на престоле останется малолетний сын Михаил, в силу своего возраста неспособный распорядиться державным наследием отца. Правда Борис оставил при нем регентом своего верного сподвижника епископа Моисея, дабы тот опекал наследника, как опекал Дмитрия Ивановича митрополит Алексей, или Василия II - Фотий. Но вот тут-то и откликнется "сынам тверским" безрассудная ссора князя Михаила Ярославича с митрополитом Петром, из-за которой Москва, а не Тверь стала церковной столицей Руси.

Тверь могла соперничать с Москвой в делах военных, политических, торговых и прочих, но в церковных вопросах она была подчинена своей сопернице. Епископ Моисей волею митрополита всея Руси был сведен со своей кафедры и "антимосковская партия" в Твери оказалась обезглавленной. Еще раз вспомним о роли личности в истории.

Но и для самой церкви в последние годы правления Василия Темного наступают новые времена. Сыграв в эпоху централизации роль самостоятельной политической силы, она оказала неоценимые услуги "гнезду Калиты". Но по мере того, как упрочивались позиции Москвы, церковь попадала все в большую зависимость от того государства, в созидании которого столь активно участвовала. И особенно незавидной стала ее участь после изгнания Исидора и разрыва с Константинопольским патриархатом.

Иона - ставленник великого князя, всем ему обязан и уже не может апеллировать к непререкаемому авторитету вселенского патриарха. Но Иона был последним митрополитом "всея Руси". Еще при его жизни, в 1458 г.. западнорусские епархии получают из Константинополя собственного митрополита. Поэтому преемники Ионы уже не говорить от лица всей Руси. Церковь становится национально-государственным учреждением, полностью подконтрольным светской власти.

Эпоха Владимирской Руси подходит к концу. И на это ясно указывает такой индикатор политических изменений, как титулатура правителя. Василий Темный - последний, кто называл себя "великим князем владимирским". Но вернувшись в Москву после изгнания Шемяки, он уже именует себя иначе - "московъскии, и новгородскии, и ростовъскии, и пермъскии, и иных".

Великое княжение Владимирское исчезло, расстворилось, подобно граду Китежу в водах озера Светлояр. И на его месте воздвиглось Московское государство. Россия.