АРЦИЯ. ГРАН-ГИЙО. Отряд выехал из леса и на рысях пошел к замку

 

Отряд выехал из леса и на рысях пошел к замку. Шарло Тагрэ, отзывавшийся нынче на имя Анри Гийо, вскинул руку и доложил караул-декану:

– Сигнор, к замку приближается отряд.

– Сигна?

– Три звезды на голубом поле и замок.

– Число?

– От трех до четырех дюжин.

– Когда гости достигнут горелой сосны, они выстроятся попарно. Извольте перечесть и доложить.

– Слушаю…

Пересчитывать, сколько воинов взял с собой барон Крэсси, не имело смысла. Это были друзья, а хоть бы и враги…

Четыре дюжины воинов для Гран-Гийо не опаснее, чем детская стрела для осеннего кабана, но Туссен Равье делал все, чтобы превратить новообретенного сына своего сигнора в настоящего рыцаря. В кругу приятелей Равье не мог нахвалиться подопечным, находя в нем множество отцовских достоинств, зато самому Анри вояка не давал спуску, впрочем, мальчик был этому только рад. Он упражнялся с утра до вечера, мечтая, как удивит отца, когда они наконец встретятся. В том, что Рафаэль отыщет своего друга и короля, Шарло не сомневался, его же дело исполнять приказания Туссена, который хоть и уступал покойному Артуру, был хорошим учителем.

Шарло стрелой взлетел назад на стену и отыскал глазами отряд. Сигна с тремя звездами и замком была уже совсем близко. Так… Сигноносец, двое сигурантов, сам сигнор, рядом с ним оруженосец с личным знаменем, затем двое аюдантов и попарно воины. Всего сорок семь человек. Странное число, ну да барону виднее.

– Сигнор Равье! С бароном Крэсси сорок шесть человек, в том числе сигноносец, оруженосец, двое аюдантов и двое сигурантов.

Туссен набросил на себя плащ с сигной Гран-Гийо.

– Прикажите опустить мост и догоняйте.

Караул-декан был куда большим блюстителем обычаев, чем отец и тем более Рито, но до господина Игельберга ему было далеко. Штефан не стал бы опускать мост, не убедившись, что люди на том берегу именно те, за кого себя выдают, а Рафаэлю б и в голову не пришло спрашивать друзей, по какой надобности они заявились.

Барон Крэсси, похудевший и поседевший, с красными от бессонницы глазами, хрипло ответил Туссену, что приехал обсудить с господином бароном осеннюю охоту. Шарло понимал, что это вранье, если, конечно, под охотой не подразумевать охоту на Тартю, но мнения оруженосца никто не спросил. Караул-декан любезно пригласил сигнора и всех его спутников войти, и восемь алебардщиков выстроились по обе стороны ворот, пропуская гостей. Шарло старательно опустил глаза вниз – не хватало, чтобы старик Крэсси его узнал. Волосы волосами, но глаза у него отцовские, а глаза Александра Тагэре вошли в поговорку. На всякий случай мальчик не смотрел ни на кого из проезжавших (Крэсси были слишком дружны с Тагэре), ожидая, когда процокает последний конь.

Все было замечательно, и Шарло сам не понял, когда ему стало очень страшно. Так, как не бывало еще никогда, даже в ту ночь, когда они с Кати бежали из дворца Анхеля. Это было, как в плохом сне, когда к тебе приближается что-то отвратительное, злобное и могущественное, а ты не в состоянии ни драться, ни бежать, ни хотя бы позвать на помощь. Сердце Шарло на мгновение остановилось, а потом жалко затрепыхалось, по спине побежали противные мурашки, но все это было ерундой в сравнении с осознанием чего-то ужасного, вступившего в Гран-Гийо. Шарло сжал в кулак всю свою волю и поднял ставшую немыслимо тяжелой голову. Он больше не боялся, что его узнают, главным было – понять, что происходит, но не происходило ничего. Ласковое летнее солнце освещало мост, по которому в замок въезжали всадники в плащах со звездами. Махали хвостами откормленные гнедые лошади, блестели доспехи, стучали копыта. Страшное мгновение миновало.

Шарло не слышал, как Николай, выглянувший в окно замковой библиотеки, вздрогнул, как от порыва ветра, и, повернувшись к Яфе, процитировал Книгу Книг «и услышал я шорох крыльев смерти и страха, и их голоса, исполненные ненависти ко всему сущему».

– Я не слышал голосов, – в голосе Яфе была тревога, – но саддан и впрямь спустил с цепи самого голодного из своих псов, иначе почему так холодно на душе?

 

Год от В.И.