ОРГОНДА. ЛИАРЭ. Марта Тагэре стояла у высокого тополя, который посадили за год до ее замужества, и смотрела на башню: над ней развевалась сигна с тремя серебряными нарциссами
Марта Тагэре стояла у высокого тополя, который посадили за год до ее замужества, и смотрела на башню: над ней развевалась сигна с тремя серебряными нарциссами и серебряным иноходцем. Было солнечно, сыро и весело, карнизы и трубы облепили сосульки, а на мокрых ветках радостно орали отогревшиеся воробьи. Заскрипел, опускаясь, подъемный мост, и во двор конь о конь влетело четверо всадников в синих плащах. Отец послал Пепла в высокий прыжок, выхватив меч, срубил толстенную сосульку, нависавшую над входом в казарму, и засмеялся. Марта давно не видела его таким веселым, если быть честной – с рождения Сандера. Тот тоже смеялся, запрокинув темноволосую голову. Разглядеть четвертого мешал Эдмон, вздумавший повторить отцовский подвиг и объявивший нещадную войну плачущим ледышкам. Золотистые волосы в лучах весеннего солнца ослепительно блестели, ледяные брызги летели во все стороны. Веселье оказалось заразным, губы сами собой расплылись в улыбке, Марта побежала навстречу отцу и Сандеру, и младший брат ее подхватил, словно она была маленькой девочкой. Она и не подозревала, что он вырос таким сильным, но почему он старше Эдмона?! – Ты молодец, что дождалась! – обычно серьезный, Сандер сегодня прямо-таки лучился весельем, и плечо у него было в полном порядке. – Кто приехал с вами? – Марта приняла как данность и отцовскую радость, и исцеление Александра, и то, что Эдмон стал младше, единственное, что имело значение – это имя гостя. – Ты его прекрасно знаешь, – отец обернулся и махнул рукой Эдмону. Тот оставил в покое побежденные сосульки и спрыгнул с коня. Марта с полным спокойствием отметила, что у брата за спиной лебединые крылья. Все ее мысли занимал человек, сидевший на огромном черном жеребце. Теперь его можно было рассмотреть, и это был… Александр! – Марта, дорогая! Залитый солнцем двор отцовского замка исчез, над ней нависал расшитый цветами полог, она была в Лиарэ в своей постели и видела сон. Сон о счастье, которого не было. Герцогиня оргондская торопливо села, вопросительно глядя на свекровь. Еще темно, а Миранда сама отправила ее спать около полуночи. Что-то случилось. Какое странное небо… – Что-то случилось? – Да, и скорее хорошее, чем плохое… Но это надо видеть. – Что с небом? Где-то пожар? – В заливе! Это или чудо, или твои маринеры… Сон был забыт, Марта торопливо одевалась, свекровь ей помогала, рассказывая, как ей не спалось, она вышла в парк и увидела странные вспышки, затем загремел гром и вспышки превратились в костры. Миранда ничего не понимала, но зарево разгоралось все сильнее, и, наконец, стало ясно, что это горят стоящие в заливе корабли. – У меня одно объяснение, – говорила Миранда, торопливо зашнуровывая корсаж невестки, – проклятое зелье. Это безумие, но эландцы всегда были сумасшедшими. Как бы то ни было, ортодоксы остались в дураках. – Маринеры застигли их врасплох? – Видимо… Может, в начале кампании они и пустили в ход свои заклятия, но у нас пороха не было. Ханжи успокоились, а маринеры им и в страшном сне не снились. Впрочем, все это – догадки, никто ничего не понимает, даже Арно, но блокаде конец! Другое дело, что Святой поход нам теперь обеспечен. – Это не страшно, мама, – улыбнулась Марта, – хуже уже не будет. – Не будет, – согласилась вдовствующая герцогиня. Свекровь и невестка чуть ли не выбежали из спальни. Прилегающий к герцогскому дворцу парк был разбит на холме. Марта любила это место, и Сезар построил для нее смотровую беседку, откуда открывался прекрасный вид на бухту. До утра было далеко, с моря дул свежий ветер, ночь выдалась безоблачной, но луна родилась совсем недавно и почти не давала света. Небо тонуло во тьме, зато море пылало. Марта выхватила из рук аюданта окуляр. Стекло услужливо показало третий круг преисподней, в котором привязанных к горящим доскам грешников бросают в бушующие волны. Еще вечером выход из бухты сторожил дарнийский флот, за которым маячили линейные корабли ортодоксов, ныне превратившиеся в плавучие костры. На глазах Марты что-то вспыхнуло, затем долетел глухой, тяжелый грохот. Окуляр не давал возможности подробно рассмотреть происходящее, казавшееся огненным танцем. В рыжем зареве мелькали силуэты мачт, небольшие пылающие корабли бросались на беспомощных гигантов, огонь, словно взбесившийся жеребец, прыгал с судна на судно. Подошедший Арно был собран и серьезен, как никогда. – Мои сигноры. Я послал на берег людей, наверняка кто-то попробует спастись вплавь или на лодках. Никогда бы не поверил… – Как все произошло? – Я не моряк, моя сигнора, и я спал, когда за мной прибежали, так что мой рассказ будет до смешного коротким. В два часа пополуночи с юго-запада подошли неизвестные корабли и, пустив в ход проклятое зелье и атэвское горючее масло, подожгли стоявший на якорях дарнийский флот и ортодоксов. Большего не расскажет никто. Впрочем, святоши обманули себя сами. – Что вы имеете в виду? – То, что они отправились на войну, прихватив с собой порох. Дарнийцы – те честно горят, но ортодоксы взлетели на воздух. – Жаль, если все, – заметила Миранда, – нам пригодятся пленные, готовые подтвердить, что они первыми преступили запрет. – Тут уж как повезет. Святоши стояли слишком далеко, – покачал головой Арно, глядя на все разгорающийся пожар. Ветер крепчал, и Марта почувствовала, что мерзнет. Помощь пришла – Аларик сказал правду… Кто бы мог подумать, что ее безумный призыв к давным-давно покинувшим Благодатные земли еретикам будет услышан. Теперь обратной дороги нет. Сегодня закончилась война Оргонды и Ифраны и началась война с Церковью и ее орденами. Герцогиня украдкой глянула на свекровь и командора. Они казались спокойными. Две женщины и мужчина смотрели, как горят их враги, молча. Это было страшно, но красиво. Еще один факел взвился к черному небу, развалился на несколько частей и стал медленно гаснуть. Если б Марта Оргондская была верной дочерью Церкви Единой и Единственной, она бы молилась, но Орест навеки отучил ее от повторения бессмысленных, самоуничижительных слов. Раздались торопливые шаги. – Моя сигнора! – темнобровый кузен Сержа Терована казался грезящим наяву. – Прибыл посол Нового Эланда. – Я приму его немедленно. – Рад это слышать, сигнора, – голос был сильным и веселым, под стать его обладателю. Свет фонаря выхватил из тьмы улыбающееся, обветренное лицо; одежда эландца вызвала воспоминания об Аларике, вернее, о Рене Аррое. – Да простится мне подобная вольность, но маринеры объявляют о своем приходе сами. Я – Ягоб, Ягоб из дома Коннаков, Паладин Зеленого храма Осейны. – Коннак? Мне кажется, я попала в легенду. – Эрик Коннак – мой предок. Сигнора, вы просили помощи, и вы получили ее.
|