СЕМЕН НАДСОН

Дитя столицы, с юных дней

Он полюбил ее движенье,

И ленты газовых огней,

И шумных улиц оживленье.

Он полюбил гранит дворцов,

И с моря утром ветер влажный,

И перезвон колоколов,

И пароходов свист протяжный

Он не жалел, что в вышине

Так бледно тусклых звезд мерцанье,

Что негде проливать весне

 

 

Своих цветов благоуханье;

Что негде птицам распевать,

Что всюду взор встречал границы,

Он был поэт и мог летать

В своих мечтах быстрее птицы.

Он научился находить

Везде поэзию - в туманах,

В дождях, не устающих лить,

В киосках, клумбах и фонтанах

Поблекших городских садов,

В узорах инея зимою,

И в дымке хмурых облаков,

Зажженных зимнею зарею...

МИХАИЛ ЛОЗИНСКИЙ

ПЕТЕРБУРГ

Здесь утра трудны и туманны,

И всё во льду, и всё молчит.

Но свет торжественный и бранный

В тревожном воздухе сквозит,

Но сердце знает: в доле знойной,

В далеком, новом бытии

Мы будем помнить, город стройный,

Виденья вещие твои.

И нам светивший в жизни бедной,

Как память ветхая слепцов,

В небесном дыме факел бледный

Над смутным берегом дворцов.

1912

ИННОКЕНТИЙ АННЕНСКИЙ

ПЕТЕРБУРГ

Желтый пар петербургской зимы,

Желтый снег, облипающий плиты...

Я не знаю, где вы и где мы,

Только знаю, что крепко мы слиты.

Сочинил ли нас царский указ?

Потопить ли нас шведы забыли?

Вместо сказки в прошедшем у нас

Только камни да страшные были.

Только камни нам дал чародей,

Да Неву буро-желтого цвета,

Да пустыни немых площадей,

Где казнили людей до рассвета.

А что было у нас на земле,

Чем вознесся орел наш двуглавый,

В темных лаврах гигант на скале, —

Завтра станет ребячьей забавой.

Уж на что был он грозен и смел,

Да скакун его бешеный выдал,

Царь змеи раздавить не сумел,

И прижатая стала наш идол.

Ни кремлей, ни чудес, ни святынь, -

Ни миражей, ни слез, ни улыбки...

Только камни из мерзлых пустынь

Да сознанье проклятой ошибки.

Даже в мае, когда разлиты

Белой ночи над волнами тени,

Там не чары весенней мечты,

Там отрава бесплодных хотений.

 

ВЛАДИМИР ЛАДЫЖЕНСКИЙ

НА НЕВСКОМ.

Трамваев скучные звонки,

Автомобиль, кричащий дико.

Походки женские легки,

И шляпы, муфты полны шика.

Вдруг замешательства момент.

Какой-то крик, и вопль злодейский...

Городовой, как монумент,

И монумент, как полицейский.

Не видно неба и земли,

Лишь камни высятся победно

И где-то Русь живет вдали...

Живет загадочно и бедно.

 

ВЛАДИМИР НАРБУТ

АНИЧКОВ МОСТ

Четыре черных и громоздких,

Неукрощенных жеребца

Взлетели - каждый на подмостках –

Под стянутой уздой ловца.

 

Как грузен взмах копыт и пылок!

Как мускулы напряжены!

Какой ветвистой сеткой жилок

Подернут гладкий скат спины!

 

Что будет, если вдруг ослабнет,

Хрустя, чугунная рука

И жеребец гранит царапнет

И прянет вверх от смельчака?

 

Куда шарахнутся трамваи,

Когда, срывая провода,

Гремящая и вековая,

На Невский ринется руда?

 

Не тот ли снова властно сдержит

Несокрушимый этот вал,

Кто сам стремится, длань простерши,

Кто даже бурю усмирял?

 

И не пред ним ли, цепенея,

Опять взлетевши на дыбы,

Застынут, как пред оком змея,

Крутые конские горбы?

 

 

БЕНЕДИКТ ЛИВШИЦ

ФОНТАНКА

Асфальтовая дрожь и пена

Под мостом - двести лег назад

Ты, по-змеиному надменна,

Вползла в новорожденный град.

 

И днесь не могут коноводы

Сдержать ужаленных коней:

Твои мучительные воды

Звериных мускулов сильней.

 

Что - венетийское потомство

И трубачей фронтонных ложь,

Когда, как хрия вероломства,

Ты от дворцов переползешь

 

Под плоскогорьем Клодта Невский

И сквозь рябые черныши

Дотянешься, как Достоевский,

До дна простуженной души?

 

БЕНЕДИКТ ЛИВШИЦ

КАЗАНСКИЙ СОБОР

И полукруг, и крест латинский,

И своенравца римский сон

Ты перерос по-исполински –

Удвоенной дугой колонн.

 

И вздыбленной клавиатуре

Удары звезд и лёт копыт

Равны, когда вдыхатель бури

Жемчужным воздухом не сыт.

 

В потоке легком небоската

Ты луч отвергнешь ли один,

Коль зодчий тратил, точно злато,

Гиперборейский травертин?

 

Не тленным камнем - светопада

Опоясался ты кольцом,

И куполу дана отрада

Стоять колумбовым яйцом.

=======================