Мечта идеалиста

Некоторые критики сочли мою книгу «Пол, экология, духовность» откровенно идеалистической. Я могу понять, почему может так показаться (в особенности рецензентам, у которые зачастую не находится достаточно времени, чтобы подробно ознакомиться с книгой — не говоря уже о 800-страничной книге). Тем не менее, хотя я кое в чем глубоко симпатизирую идеалистическому лагерю, я не принадлежу к нему в сколько-либо строгом смысле. В своей книге я выражаю глубокую признательность идеалистам — в особенности, Шеллингу — поскольку они одними из первых попытались ясно сформулировать современную форму духовности — то есть трансперсональную философию, которая учитывала бы мировоззрение современности, включая развитие и эволюцию — чего до того времени не делало, по существу, ни одно духовное направление (и чем до сих пор катастрофически пренебрегают традиционные духовные подходы). Эволюция как «Дух в действии» — это просто один из множества идеалистических принципов, который я с радостью принял с некоторыми оговорками.

Однако я отмечаю два серьезных недостатка, которые препятствуют тому, чтобы типичный идеалистический подход, в конце концов, заработал: в нем нет предписаний или парадигм, или йоги и он склонен приравнивать зрительно-логическое к духовному. Это решающие моменты, так как они указывают, на мой взгляд, единственный выход из идеалистического тупика.

Отсутствие предписаний означает отсутствии подлинной методологии воспроизведения трансперсонального знания. Великие философы-идеалисты — по существу, многие великие «духовные» философы, включая Спинозу, Шеллинга, Фихте, Гегеля, Ницше, Шопенгауэра, Уайтхеда, Джеймса — почти наверняка испытывали разнообразные глубокие «пиковые переживания» или проблески трансперсональной (пост-постконвенциональной) волны осознания.

Однако пиковый опыт — это невоспроизводимый способ приобретения знания. Пиковый опыт должен уступить место «опыту плато», который должен смениться устойчивой адаптацией, прежде чем знание этого уровня развития станет верифицируемым (то есть может быть подтверждено или отвергнуто) и, таким образом, действительно сможет влиться в поток достоверного знания.

Другими словами, чтобы иметь сколько-либо подлинно когнитивный статус, эти преходящие состояния сознания должны быть преобразованы в стабильные и устойчивые признаки или структуры сознания. И в этом — как бы это ни называть — состоит роль и функция йоги — продолжительной практики, предписания, образца или парадигмы, которая служит основой всего подлинного надличностного познания. Ни у одного из только что перечисленных мною философов не было устойчивой надличностной практики, образца или парадигмы, и поэтому все их взгляды быстро выродились в метафизику (под «метафизикой» я здесь понимаю систему мысли без эмпирического подтверждения).

Но если полностью задействована подлинная йога, и если сознание растет, эволюционирует и наращивает силы — именно в ходе непрерывной структуризации развития — оно будет все в большей мере оставаться «бодрствующим» во всех возможных состояниях. На гребне продвинутых волн духовной практики самость будет оставаться полностью сознательной в бодрствовании, сновидениях и глубоком сне («постоянство субъекта») и, таким образом, будет постепенно узнавать то, что остается одним и тем же при всех возможных изменениях состояния. Другими словами, она будет узнавать неизменное, безвременное, внепространственное — узнавать (или заново постигать) свой собственный Изначальный Лик, свою собственную изначальную природу, вездесущую Пустоту, в которой и через которую все состояния возникают, ненадолго остаются и уходят. Божественное сознание стало не изменчивым состоянием, а устойчивой чертой. Более того, это не просто философское построение, а непосредственное и воспроизводимое знание.

Так что как бы я ни симпатизировал всем этим философам, в конечном счете, меня нельзя причислить к их рядам. Я полагаю, что постмодернистский Запад старается развивать именно постэмпирическую, постидеалистическую йогу. После Канта мы были вынуждены признать, что бессмысленна не метафизика сама по себе, а метафизика без непосредственного опыта. А непосредственный надличностный опыт опирается на подлинные надличностные практики, парадигмы, предписания и образцы, раскрывающие сферы пост-постконвенционального опыта, который может обеспечить основу для верифицируемого духовного знания, и тем самым выполнить обещание идеализма именно за счет выхода за Рамки его ограниченной программы.