Глава 18. Я стою в кухне Трипа со скрещенными руками на груди, и моя нога тихо отбивает так об пол.

Фишер

Сегодняшний день

 

— Объясни, старик.

Я стою в кухне Трипа со скрещенными руками на груди, и моя нога тихо отбивает так об пол.

— Следи за своим ртом, парень. Я до сих пор еще в состоянии вымыть его тебе с мылом, — отвечает он с раздражением, шаркая по маленькой комнате, и делая себе бутерброд.

— Ты забываешь, что раньше мне нравился вкус мыла, — говорю я ему с намеком на улыбку.

— Ты всегда был самоуверенный маленький засранец. Клянусь, я мог положить тебе мыло в рот, и ты всегда говорит, что это вкусно. Помнится, тогда…

— Хватит тянуть резину, — прерываю я его. — Я догадываюсь, что это твоих рук дело — ежемесячные вклады для Люси. Она думает, что это был я, а я даже понятия не имел, о чем она говорит, и теперь она злится на меня.

Трип смеется, открывая холодильник, чтобы положить майонез и болонскую копченую колбаску.

— В тот день, когда ты облажался перед ней, в тот день бедная девочка будто заледенела в аду.

Он захлопывает дверцу холодильника, берет свою тарелку и садится в угол комнаты за маленький столик. Затем начинает медленно откусывать и также медленно пережевывать, исключительно, чтобы только позлить меня. Честное слово, я уже собираюсь вырвать этот чертов сэндвич из его рук и отшвырнуть его через всю комнату, когда он наконец начинает говорить:

— Эта девчонка практически погибала в прошлом году. Ты поднялся и ушел, а ее от всего этого чуть не переломило пополам. Элли и мне приходилось практически вытаскивать ее из постели, заставляя принимать душ и есть. Потом она ползком отправлялась обратно в кровать и не выходила несколько дней.

Его слова рвут меня на части, но я знаю, что мне нужно узнать и выслушать все. Я и так наказывал себя видениями Люси, после того, что выложил ей и сделал тогда, но слыша эти слова — они гораздо страшнее пыток.

— Потом стал появляться твой папочка, говоря ей, что он с самого начала знал, что это только вопрос времени, и хорошо, что наконец-то ты пришел в себя и оттолкнул ее к обочине, и что ты продержался намного дольше, чем он даже мог предположить. Ее девичье сердце итак было уже разбито, но ему необходимо было растоптать ее гордость. Когда он был ребенком, этого маленького засранца следовало отправить служить в армию, — бормочет Трип себе под нос. — Наконец, когда Люси начала приходить в себя и стала наконец-то выбираться из этой чертовой спальни, учиться снова быть счастливой, черт побери, лопается труба в гостинице и затапливает все. Вода текла с потолка на пол до первого этажа, едва ли не обрушив все перекрытия. Я не мог справиться с таким большим объемом работ, поэтому мы вызвали специалистов с материка, чтобы все починить и переделать. Новая сантехника, новые потолки и полы, новые трубы и новые ванные комнаты. Тринадцать ванных комнат, которые необходимо было заменить. Это была очень большой объем работ и стоил немеренных денег. Огромных денег, у нее не было столько на банковском счету, даже если взять твою компенсацию за развод, но она отказалась прикоснуться к ней. Понимая, что я владелец большинством акций Фишер Банка и Траста, я действовал у нее за спиной, просто воспользовался твоими деньгами. Парень, после того, когда она узнала, что я сделал, она точно ожила. Я никогда не слышал, чтобы она так громко кричала и чертыхалась.

Он замолкает, посмеиваясь и качая головой, сидя за столом, и вспоминая, как это все произошло. Теперь я тоже могу себе это представить, особенно после нашего разговора на пляже, и у меня появляется невольная улыбка, и сожаление, что меня не было с ней рядом в тот момент. Ведь именно мне следовало ей помочь, когда у нее с гостиницей что-то пошло не так. И тот факт, что мои деньги не смогли ее утешить, заставляет меня чувствовать себя еще хуже. Я никогда не хотел, чтобы она думала, будто этими деньгами я хочу все исправить или, что она не может ничего делать без моей помощи. Мне больно осознавать, что она не хотела дотрагиваться до денег, как бы она в них не нуждалась. Я могу только представить, какую боль она испытывала от своей оскорбленной гордости.

— Это не объясняет откуда взялись ежемесячные депозиты, которые приходят на ее имя. Откуда, черт возьми, они взялись?

Трип пожимает плечами и продолжает есть свой сэндвич.

— Я могу только предположить кое-что, твоя мать подкидывала. Знаешь, просто было видно не вооруженным глазом, как девчонка барахтается из последних сил, находясь в бедственном положении, и отказывается что-либо от меня принимать. Ты мог бы поговорить с ней.

Я сердито прищуриваюсь на него, но он полностью игнорирует меня, доев свою сэндвич, берет тарелку и несет к раковине, чтобы вымыть. Он однозначно знает гораздо больше, нежели мне говорит, но сейчас для меня пока достаточно информации. Пора поговорить со следующим участником этого представления.

 

— Я не могу поверить, что ты вернулся на остров уже как две недели, а я только сейчас вижу тебя.

Я целую мать в щеку, и она кладет руку на мою и ведет меня в гостиную родительского дома. Мы садимся вместе на диван, и я поворачиваюсь к ней.

— Знаю, прости. Я просто был очень занят. Хотел заехать сразу же, как вернулся в город, но все пошло наперекосяк, — объясняю я.

— Я видела новую вывеску на фасаде «Lobster Bucket» сегодня утром, красивая, — она радостно улыбается, погладив меня за руку.

Я принял на вооружение советы Люси и пытался придумать способ загладить свою вину перед людьми, чей бизнес я разбомбил в ту ночь с таким позором. Окна, которые я разбил, уже давно починили, поэтому я не мог заменить на новые, но по крайней мере я мог попробовать сделать что-то еще, чтобы выразить свою признательность за поддержку, которую все эти люди всегда оказывали мне и извиниться за то, что я совершил. Я потратил две недели, делая абсолютно новые деревянные вывески для каждого из трех предприятий, а также новые скамейки и лавки, с их названиями на спинках. Я работал не покладая рук, не останавливаясь, только чтобы поспать и поесть, мое плечо и рука безумно болели, но оно того стоило. Я лично доставил подарки, поговорив с владельцами, которых знал с самого рождения, и это дало свои результаты, как и тринадцать месяцев без капли спиртного. Мы поговорили, я извинился и объяснил им, что переживал в тот момент, каждый из них тут же простил меня и пригласил в свое заведение. Это был шаг в правильном направлении, и это заставило меня почувствовать себя просто отлично впервые за долгое время.

— Спасибо, — говорю я маме. — Я пришел к Сэлу этим утром. Старик на самом деле прослезился, когда я отдал ему вывеску. Я делаю еще одну вещь, когда закончу, тогда доставлю.

Моя мама улыбается и еще сильнее сжимает мою руку.

— Ты хорошо выглядишь, Фишер. Здоровым...счастливым. Мне нравится твоя борода, — говорит она с улыбкой.

Я дотрагиваюсь до своей щеки и пожимаю плечами.

— Я не знаю, думаю побриться.

Она быстро качает головой.

— О нет, не делай этого. Я слышала, что щетина повальное увлечение у леди. По крайней мере, так написано в моем «Cosmo».

Мы оба беззаботно смеемся.

— Да, но меня интересует только повальное увлечение одной леди, в частности, а она, похоже, увлекается чисто выбритыми и в костюмах на сегодняшний день, — говорю я, стараясь, чтобы мой голос звучал не слишком подавлено.

Хотя последние две недели я провел в уединении, в подвале моего деда, но мне приходилось выбегать в город за продуктами, где я видел Люси несколько раз издалека, и она всегда была с мудаком Станкфордом, всегда красивая и смеющаяся. Это мне она должна смеяться, меня держать за руку, когда идет по городу. Я ненавижу, что каждый раз, когда я ее вижу, она одета в модную одежду, с уложенными волосами и макияжем — такая вся идеальная. Она выглядит более прекраснее, когда не накрашена и одета в простые шорты и футболку.

— Вещи не всегда такие, какими кажутся, Фишер, ты должен знать это. Посмотри, сколько времени я не понимала, как сильно ты страдал? Это убивает меня, что ты испытывал такую боль все то время, а я даже не знала об этом, — говорит она мне с грустью.

— Мам, не надо. Никто не знал, даже Люси. Это было не совсем то, чем бы я хотел поделиться с людьми. Это было мрачное время, и я разваливался на части. Я причинил боль многим людям, и я рад, что тебя тогда не было рядом, я не хотел бы, чтобы ты была свидетелем всего этого, — говорю я ей.

Тогда я оттолкнул от себя не только Люси, но и свою мать. Я перестал приходить сюда на ужин, и перестал принимать ее приглашения встретиться в городе. Я и так уже тянул Люси вниз за собой, и я не хотел делать тоже самое со своей матерью.

— Поговорим о Люси, ты случайно не знаешь ничего о ежемесячных депозитах, которые приходят на ее имя?

Она отворачивается от меня и начинает виновато теребить золотые браслеты на своем запястье.

— Мааааааааам? — я растягиваю слова и касаюсь рукой до ее ноги, ожидая ее ответа.

Она вздыхает, складывает руки на коленях и, наконец, поднимает на меня глаза.

— Хорошо. Да, это была я. Я просто беспокоилась о ней после твоего ухода. Я подслушала, как твой отец разговаривает с кем-то по телефону, и сказал, что она с трудом оплачивает счета, а затем Трип сообщил про кучу ремонта, который полностью уничтожил ее сберегательный счет, и мне стало так плохо, и я создала счет в тот же день, когда твой отец уехал по делам. Прости, мне, наверное, не стоило было этого делать, но я не знала, чем еще я могла бы ей помочь. Понимая, что она никогда не обратится к нам за помощью, чем? Твой отец так и не признал ее, и я испытывала угрызения совести от того, что все эти годы я позволяла ему так плохо обращаться с ней. Я сделала это за всю ту боль, которую мы причиняли этой семьи на протяжении многих лет.

Мне тяжело, я не могу злиться на нее, хотя ее действия по-королевски закрутили штопор между Люси и мной. Она просто пыталась помочь единственным способом, который знала. Она не могла знать, как сильно это может ранить гордость Люси, что ей посылают деньги, показывая тем самым, что она не в состоянии сама позаботиться о себе, хотя и сильно нуждается в помощи.

— Все хорошо, мам. Это была хорошая идея, которую ты придумала, но не могла бы ты сделать мне одолжение и перестать теперь посылать ей эти депозиты? У меня немного натянутые отношения с Люси, и это не совсем полезно для моего случая, — объясняю я с улыбкой, пытаясь не слишком сильно ранить ее чувства.

— Сделаю. Я позабочусь об этом завтра, — соглашается она кивком головы.

Несколько минут мы сидим молча, наслаждаясь шумом волн, разбивающихся о скалы, доносящимся через открытое окно.

— Я так счастлива, что ты становишься лучше, Фишер. Ты действительно хорошо выглядишь. Я уверена, что это только вопрос времени, и Люси заметит, что ты стал другим, — мягко говорит она, с улыбкой.

Я качаю головой, откинувшись на спинку дивана, поглядывая в окно через ее плечо, смотря на океан.

— Я не знаю, мам. Я просто не знаю, что мне сделать. Я совершил столько ошибок с ней и причинил ей столько боли. Мне хочется, чтобы она увидела, что теперь я стал совсем другим, что я никогда не вернусь на тот путь, по которому прошел, но каждый раз, когда я пытаюсь с ней поговорить, она бесконечно злиться на меня. Я хочу иметь с ней будущее. Я буду любить ее вечно, и хочу заботиться о ней до конца своих дней. Я просто даже не знаю, с чего я должен начать, чтобы сделать все правильно...

Я замолкаю, переведя свой взгляд с океана на мать. Хотя мы никогда не были настолько близки из-за моего отца, с ней до сих пор легко говорить или обращаться за советом. К этому можно еще добавить, что она всегда обожала Люси, и она, пожалуй, единственный человек, на которого я могу рассчитывать, способный помочь мне разобраться в этой ситуации.

Она встает и тянет меня за руку.

— Пойдем, я тебе кое-что покажу, — говорит она, ведя меня через дом, вверх по главной лестнице, по коридору в мою старую комнату.

Она толкает дверь и тянет меня внутрь, я останавливаюсь и пытаюсь утихомирить свое скачущее сердце, оглядываясь вокруг. Много лет назад мама превратила эту комнату в свой кабинет, чтобы у нее было место, где она могла бы работать над многими волонтерскими проектами, которые организовывает. Ее компьютерный стол по-прежнему находится в углу возле окна, картины и другие произведения искусства, которые раньше украшали комнату, были заменены темными рамками. Часть меня хочет стремглав убежать прочь из этой комнаты, чтобы не видеть все мои памятные вещи, которые она повисела на стену и поставила в другие места, но я понимаю, что не могу уйти вот так. Тогда был ли смысл проходить терапию в течение года, чтобы окончательно изгнать этих чертовых демонов. Каким же трусом я стану, если не смогу встретиться со своим прошлым лицом к лицу, причем прямо сейчас?

Медленно идя по комнате, я вижу свое «Пурпурное сердце», лежащее внутри темной коробочки вместе с официальным письмом, пришедшим с ним. Моя травма плеча стала причиной возвращения домой с последнего боевого задания, именно тогда я и сотворил такое с Люси на кухне. Я не хотел оставлять своих людей в зоне боевых действий и я, конечно, не хотел оставлять их, из-за того, что совершенно не учел — «реального» ущерба. Мужчины теряли жизни и конечности, а я был вынужден отправиться домой из-за каких-то несколько кусков металла, застрявших в плече и повредивших нерв. Я был так зол, когда получил медаль за мою гребаную работу, так разозлился, что отказался присутствовать на церемонии вручения и запихнул ее в ящик комода, даже не взглянув, как только она пришла по почте.

Рядом с пурпурным сердце в рамочке находится статья из нашей местной газеты, рассказывающая о «местном парне», отправившимся за океан в свой первый поход. Мой мундир висит на дверце шкафа, камуфлированный рюкзак, обагренный моею кровью из-за травмы плеча, лежит на полу у стены.

Я сжимаю и разжимаю кулаки, чтобы они не тряслись, сажусь на корточки и протягиваю руку к рюкзаку, вспоминая вес его на спине через столько лет и столько боевых заданий. Все предметы в этой комнате были запихнуты в баул и спрятаны за шкафом в доме Люси, я не мог смотреть на них, они вызывали во мне плохие и ужасные воспоминания. Бобби сказал мне, что отдал баул моей матери, когда очищал весь тот беспорядок, который я сотворил с нашим домом, но я никогда не мог предположить, что она вытащит их и превратит эту комнату в храм, в котором находилось все, через что мне довелось пройти. Слезы наворачиваются у меня на глазах, когда я думаю о всех мужчинах, которые отдали свои жизни, мужчинах, с которыми я вместе ходил на задания, и мужчинах, которые стали моими братьями. Так много жизней было потеряно, а я никогда не понимал, почему должен возвращаться домой год за годом. Я никогда не мог понять, почему именно я был одним из тех счастливчиков, которых не отправили домой в гробу, покрытым флагом.

Я поднимаю глаза, и сверху на меня смотрит фотография в рамке, с изображением Люси и меня в день нашей свадьбы, и теперь я наконец-то понял, почему мне так чертовски везло.

— Я так горжусь всем, что ты делал, Фишер, и прости меня за то, что ты пережил, — говорит мама, пока я смотрю на фотографию и поворачиваюсь к ней лицом. — Я надеюсь, ты не возражаешь, что я вытащила все это барахло, но я не хочу, чтобы оно было засунуто в угол. Ты должен гордиться тем, что ты делал.

Впервые, осматривая все эти вещи я не чувствую ужаса, не слышу криков и взрывов в своей голове, не чувствую потребности высосать бутылку виски, чтобы хоть как-то убрать эти воспоминания. Я служил своей стране, делая лучшее, что мог сделать. Я пожертвовал годами находясь вдали от женщины, которую любил, и в этот раз, я стою в полный рост и горжусь тем, чего я достиг.

Мама подходит к шкафу, где висит мой мундир, открывает дверь и вытаскивает коробку, протягивая ее мне.

— Возможно, это тебе понадобиться, перестань беспокоиться о том, что принесет будущее и сосредоточься на прошлом. Только так ты сможешь дойти до конца — начни все с начала. Может Люси просто стоит напоминать с чего все началось.

Я беру коробку, сдвигаю крышку и… не могу поверить, я забыл об этой коробке. Я засунул ее вниз баула, когда вернулся из своего последнего задания, решив полностью игнорировать доказательства того, что моя жена слишком сильно меня любит, и продолжить борьбу в одиночку со своими демонами, пытаясь найти в себе силы прогнать ее из своей жизни. Просматривая письма, фотографии и эскизы моих проектов по дереву, я обнаруживаю журнал, который я писал в средней школе и еще потом. Очень похожий на тот журнал терапии, который меня обязали писать, записи же в этих моих журналах больше похожи на короткие рассказы, вероятно, сказывается моя пожизненная любовь к литературному творчеству. Посмотрев некоторые страницы, я поднимаю глаза вверх и встречаюсь с улыбкой мамы.

Отлично, это именно то, что мне нужно. Мама права, единственный способ, доказать Люси, что мы принадлежим друг другу — это напомнить ей, где мы начали.