Глава 6. Лодовико Сфорца, по прозвищу Мавр, правил в городе-государстве Милан, официально считаясь регентом, а не герцогом
Лодовико Сфорца, по прозвищу Мавр, правил в городе-государстве Милан, официально считаясь регентом, а не герцогом. Он потребовал и получил власть у своего слабого и бесхребетного племянника. Прозвище Мавр ему дали за смуглость кожи, но волосы и глаза у него были светлые, как у многих уроженцев Северной Италии. Высокого роста, интересный, здравомыслящий мужчина, он ставил древние мифы выше христианского учения. Чувствовал себя очень уверенно, когда и в государстве, и на его границах царили тишина и покой, но в кризисные моменты определенно терялся. Горожане уважали его, пусть в политической борьбе ему случалось и нарушать слово и проявлять дьявольскую хитрость, главным образом потому, что он обложил богатых специальным налогом и собранные деньги использовал на строительство домов и больниц для бедняков. В Милане, где, наверное, впервые прижилась новая доктрина гуманизма, Мавр и его жена, Беатрис д'Эсте из Феррары, многое делали на благо своего города. Ремонтировались и украшались замки, красились стены обветшалых домов в яркие цвета, убирался мусор с улиц, изгоняя с них зловонный запах, и аристократы уже могли ходить по ним, не прижимая к носу пропитанных лимонным соком перчаток или половинки апельсина. Мавр высоким жалованьем переманивал в миланские университеты лучших учителей, потому что понимал важность хорошего образования. Именно жена Мавра, прекрасная и честолюбивая Беатрис д'Эсте, много лет тому назад убедила его перехватить власть у племянника, Джана. Родив сына, Беатрис опасалась, что ее дети не смогут стать законными наследниками их герцогства. Тринадцать лет регент Лодовико правил Миланом с полного согласия своего племянника, герцога, превратив город в культурную столицу Италии. Но потом Джан женился на молодой энергичной и решительной женщине, неаполитанке Аве, внучке внушавшего многим ужас короля Ферранте. Как только Ава родила двух сыновей, которым, она клялась, из-за козней Мавра приходилось жить, как простым горожанам, она начала жаловаться своему мужу, герцогу. Но того вполне устраивало сложившееся положение вещей, и он не захотел что-либо менять. Аве не оставалось ничего другого, как обратиться за помощью к деду, королю Ферранте. Она писала письмо за письмом, ежедневно отправляла их курьерами в Неаполь. Наконец Ферранте пришел в ярость. Он, в конце концов, король, а потому никто не может позволить себе унижать его дорогую внучку. Вот он и решил навести порядок в Милане и вернуть Аве полагающееся ей по праву место на троне. Узнав от своих шпионов о планах короля и испугавшись возможных последствий, Мавр лихорадочно искал выход. Армия Неаполя, сильная и обученная, действительно внушала страх. Милан в одиночку не мог себя защитить. И тут, словно небеса откликнулись на его мольбу, пришло письмо от Карла, короля Франции, который готовился к вторжению в Италию, чтобы потребовать корону Неаполя. Приняв скоропалительное решение, Мавр нарушил традицию и согласился пропустить через свою территорию французскую армию, если король Карл двинет ее на Неаполь.
* * * В Ватикане Папа Александр переосмысливал свою политическую позицию в свете новостей о грядущем французском вторжении и недальновидности Мавра. Рано утром он вызвал Чезаре, чтобы обсудить новую стратегию, когда Дуарте Брандао пришел в папские покои, чтобы сообщить о новой угрозе. – Как мне стало известно, король Ферранте отправил послание своему кузену, испанскому королю Фердинанду, в котором выразил озабоченность нашим союзом с Мавром и позицией Ватикана в отношении Милана, с учетом готовящейся агрессии Франции. Чезаре кивнул. – Несомненно, он узнал о том, что моя сестра выдана замуж за Джованни Сфорца. И ему определенно не нравится наш союз с Миланом. – Может, и не нравится, – согласился Александр. – А как отреагировал наш добрый король Фердинанд? – На данный момент он отказался вмешиваться в наши дела, – ответил Дуарте. Папа Александр рассмеялся. – Он – честный человек. Помнит, что именно я разрешил ему жениться на его двоюродной сестре Изабелле Кастильской. И только благодаря этому разрешению Арагон и Кастилия смогли объединиться. – Мне представляется целесообразным рассмотреть возможность отправить в Неаполь посла с предложением упрочить добрососедские отношения, – заметил Дуарте. – И заверить короля Ферранте в нашей верности Испании. Александр кивнул. – Мы можем также предложить Ферранте брачный союз. Почему Милан должен иметь то, чего нет у Неаполя? – Отец, я очень сожалению, но здесь я ничем не могу тебе помочь, – подал голос Чезаре. – Все-таки я – кардинал святой римской католической церкви. Поздним вечером Александр, оставшись один, смотрел на темное ночное небо, размышляя о путях, которые избирают люди. И пришел к холодящему кровь выводу: страх заставляет людей вступать в противоречие с собственными интересами. Превращает здравомыслящего правителя в круглого идиота, ибо как по-другому объяснить решение Мавра вступить в союз с Францией без малейшей выгоды для себя. Не мог же он не понимать, что все его подданные, женщины, дети, мужчины, окажутся в смертельной опасности, как только французская армия войдет в Милан. Папа вздохнул. В такие моменты приятно осознавать собственную непогрешимость.
* * * Даже в самые предательские времена некоторые люди выделялись творимым ими злом. Жестокость пульсировала в их сердцах и венах, оттачивала ум и обостряла чувства. Пытая своих ближних, они испытывали наслаждение, которое нормальный человек получает в любви. Они прикрывались образом мстительного и грозного Бога, созданного их воображением, маскировали свою жестокость под религиозное рвение. К таким людям относился и неаполитанский король Ферранте. К несчастью для своих врагов, он обнаружил, что душевные муки страшнее физических. Невысокого роста, массивный, со смуглым лицом, на котором выделялись черные, кустистые брови, такие широкие, что едва не скрывали глаза, Ферранте весь зарос черными волосами, которые так и перли из-под королевского наряда на шее и на руках, напоминая шерсть животного. Еще в молодости ему пришлось удалить два передних зуба. Будучи тщеславным, он приказал придворному золотых дел мастеру выковать новые зубы из золота. Улыбался он редко, но при улыбке лицо его становилось особенно страшным. По всей Италии ходили слухи, что Ферранте не носит оружия и не нуждается в телохранителях, потому что золотыми зубами может рвать в кровь тела своих противников. Правя Неаполем, самым могущественным государством на территории Италии, Ферранте вселял во всех безудержный страх. Когда враги попадали ему в руки, он сажал их на цепь в клетки и каждый день прогуливался по тюрьме-подземелью, наслаждаясь видом своего «зоопарка». А когда измученные пытками и голодом тела расставались с душами, Ферранте бальзамировал их и возвращал обратно в клетки, чтобы напомнить тем, кто еще цеплялся за жизнь, что остановка их сердец не помешает ему и дальше получать удовольствие. Даже абсолютная верность подданных и слуг не становилась защитой от жестокости Ферранте. Он брал от них все, что мог, а потом приказывал убить во сне, чтобы при жизни у них не было ни минуты покоя. При этом он проявил себя блестящим политиком, не позволив Папе предъявить права на какую-либо часть территории Неаполитанского королевства. Много лет он отказывался платить дань церкви, соглашаясь только на традиционный ежегодный подарок, белого коня для папской армии. Вот и союз с Папой король Ферранте рассматривал с позиции политика, а не жестокого воина. Но решил подстраховаться, позаботиться о помощи, которая могла ему понадобиться, и отправил королю Фердинанду еще одно письмо: «Если меня не устроят условия, предложенные Папой, и он откажется содействовать нам, мы подготовим свою армию и по пути на Милан захватим также и Рим».
* * * Король Испании Фердинанд, зная о напряженных отношениях Рима, Милана и Неаполя, понял, что ему необходимо вмешаться. Он нуждался в помощи Папы в деле поддержания мира, который устраивал его куда больше, чем война. И он собирался известить Папу Александра о заговоре, подробности которого стали известны ему благодаря кузену Ферранте. Фердинанд, высокий, импозантный мужчина, полагал себя христианским королем, твердо верил в Бога и признавал непогрешность Папы. Но его вера, конечно же, не шла ни в какое сравнение с фанатизмом его жены, королевы Изабеллы, стремящейся наказать всех неверующих. Фердинанда отличало здоровое здравомыслие, и он поддерживал церковную доктрину в той степени, в какой она служила на благо Арагонской империи. Он и Александр уважали друг друга, даже доверяли друг другу, насколько один смертный человек мог доверять другому. Король Фердинанд, в простом камзоле из синего бархата, отороченного мехом, сидел напротив Папы в огромной гостиной и маленькими глотками пил вино. – В качестве жеста доброй воли король Ферранте попросил меня проинформировать вас о недавно открывшихся обстоятельствах, которые, возможно, вам помогут, Ваше святейшество. Поскольку он уверен, что церковь – союзник не только Испании, но и Неаполя. Александр улыбнулся, но в глазах читалась настороженность. – Небеса всегда вознаграждают верующих. – Вскоре после конклава, – продолжил Фердинанд, – командующий армией Ферранте Вирджиньо Орсини встретился с кардиналом Чибо, чтобы оплатить покупку замков, которые Чибо унаследовал от своего отца, Папы Иннокентия. Папа Александр заговорил лишь после долгой паузы: – Заключить такую сделку без моего ведома? Без разрешения святейшего престола? Предательство, совершенное кардиналом святой римской церкви? По правде говоря, Александра больше удивило предательство Орсини, а не кардинала Чибо. Все-таки брат мужа Адрианы, да и Папа всегда полагал его своим другом. Даже в эти тяжелые времена встречались люди, которые вызывали доверие. К таким относился и Вирджиньо Орсини. В тот же вечер, за ужином, король Фердинанд поделился новой информацией. – Соглашение о продаже замков подписывалось в Остии, во дворце Джулиано делла Ровере. Вот тут Александр все понял. За этой недостойной сделкой стоял делла Ровере! Тот, кто владел замками, неприступными крепостями, охранявшими Рим с севера, держал безопасность Рима в своих руках. – Эту проблему необходимо разрешить, – сказал Александр. Король Фердинанд согласно кивнул. – Я поеду в Неаполь и поговорю с Ферранте. Посмотрим, что удастся сделать. Перед отъездом король поцеловал перстень папы, заверив Александра, что использует все свое влияние, чтобы урегулировать конфликт. А потом добавил: – Есть еще одна проблема, Ваше святейшество. Речь идет о Новом Свете. И Португалия, и Испания заявляют свои права на новые территории. Ваше участие будет высоко оценено и королевой, и мной, поскольку правильный путь может указать только Господь, вашими, разумеется, устами. Король Испании Фердинанд поехал в Неаполь и переговорил со своим кузеном, Ферранте. После его прибытия курьеры засновали между Римом и Неаполем. Наконец, Ферранте заверил Папу, что у Вирджиньо Орсини и в мыслях не было нанести урон Александру. Наоборот, замки покупались исключительно для того, чтобы обеспечить безопасность Рима. В случае французского вторжения они остановили бы врага на дальних подступах к городу. В итоге высокие стороны выработали договоренность, согласно которой замки остались у Орсини, но он согласился ежегодно платить Ватикану сорок тысяч дукатов, как доказательство искренности своих намерений и верности Папе Александру. Естественно, Папе задали и встречный вопрос: что он может предложить в обмен на поддержку королей Фердинанда и Ферранте? Король Ферранте хотел, чтобы Чезаре Борджа женился на его шестнадцатилетней внучке Санчии. Александр отказался, напомнив Ферранте, что Чезаре – кардинал святой церкви. И предложил младшего сына, Хофре. Теперь отказался Ферранте. Кому нужен младший сын, если есть неженатый старший? И хотя прежние Папы выполняли все требования Ферранте, Папа Александр твердо стоял на своем. С Чезаре он связывал иные планы. Ферранте много слышал о хитрости Александра и его умении вести переговоры и не мог не признать, что и на этот раз Александр выбрал правильную стратегию. Он понимал, что нельзя упускать возможности заключить союз с Римом, потому что в противном случае Александр найдет других союзников и Неаполь может оказаться в невыгодном положении. И после долгих раздумий, придя к выводу, что другого не дано, Ферранте с неохотой согласился. Ему оставалось только надеяться, что двенадцатилетний Хофре сможет овладеть шестнадцатилетней Санчией и таким образом узаконить брачный контракт до того, как Александр найдет своему сыну лучшую пару. Но через пять месяцев после достижения договоренности король Ферранте, которого боялась вся Италия, умер. И его сын Мазино, не такой умный и жестокий, как Ферранте, оказался в полной зависимости от Папы Александра: Неаполь являлся папской территорией, Папа – сюзереном и мог отдать корону как Мазино, так и кому-то еще, если б Мазино чем-то его прогневал. Но в это время и Александр попал в сложное положение, ибо молодой король Франции Карл VIII заявил, что Неаполь принадлежит ему, и предъявил права на корону Неаполитанского королевства. Он направил Александру послов с угрозами, что лишит его власти и признает другого Папу, если тот объявит Мазино наследником Ферранте. Но Папа прекрасно понимал, что переход Неаполя под контроль французов обернется катастрофой для Папской области. Беда, как известно, не приходит одна. Все громче слышались крики о засилье испанцев в Риме, традиционные враги папства активизировали свою деятельность, и Александр прекрасно понимал, что все это может разрушить хрупкий мир, который держался в Италии, когда он взошел на папский престол. Но, к счастью, он получил новости, которые помогли ему принять правильное решение. – Ходят упорные слухи о новом вторжении французов, – сообщил Дуарте Брандао, придя в покои Папы. – Королю Карлу не терпится стать величайшим христианским монархом нашего времени. Он планирует новый Крестовый поход на Иерусалим. Александр все понял. – Но для этого молодой король сначала должен захватить Неаполь, чтобы выйти на границу с землями неверных. А путь к Неаполю лежит через Папскую область. Дуарте кивнул. – Карл также хочет реформировать папство, а этого можно добиться только одним способом, Ваше святейшество. Папа обдумал его слова. – Значит, он хочет избавиться от меня… Теперь уже он нуждался в помощи Мазино, сына Ферранте: армия Неаполя могла выйти к Риму и отразить любую атаку короля Карла. Вскоре Александр начал реализовывать и другой план: чтобы укрепить свои позиции в Ватикане и Риме и удержать иностранные армии от вторжения, он решил объединить города-государства Италии и выдвинул идею Святой лиги. По его убеждению, вместе города-государства представляли бы собой куда большую силу, чем порознь. Но для представления плана он выбрал не самый удачный момент. Венеция, как всегда, оставалась нейтральной, Милан уже перешел на сторону Франции, во Флоренции была слабая армия и пророк Савонарола, влияния которого вполне хватило для того, чтобы удержать Медичи от вступления в Лигу. Александр, несмотря на сильное противодействие, пришел к выводу, что он должен как можно быстрее короновать Мазино… иначе папскую тиару будет носить другой человек.
* * * Через четыре дня после того, как Мазино стал королем Неаполя, Хофре Борджа женился на его дочери, Санчии. У алтаря часовни замка Нуово Хофре, стоя рядом с шестнадцатилетней невестой, старался выглядеть старше своих лет. Выше ее ростом, симпатичный, с густыми светлыми волосами, сероглазый, он, однако, не обладал ни умом, ни обаянием. Красавицу Санчию, естественно, раздражал выбор отца. Она отказалась надеть новые драгоценности, изготовленные специально для свадьбы, и во время церемонии демонстративно разглядывала гостей. Когда епископ спросил Хофре: «Берешь ли ты эту женщину…» – тот прервал его, не дав закончить вопроса, громким: «Да!» Гости громко засмеялись. Санчия почувствовала себя униженной, и ее «да» епископ едва расслышал. «На что мне этот ребенок?» – с горечью думала она. На приеме, когда Санчия увидела количество золотых монет и украшений, которыми Хофре одарил ее, лицо ее смягчилось. А когда он позволил подружкам невесты позаимствовать золотые монеты из его карманов, темноволосая Санчия нежно улыбнулась своему малолетнему мужу. В тот же вечер в опочивальне в присутствии короля Мазино и еще двух свидетелей Хофре Борджа залез на свою жену и запрыгал на ней, как на пони. Она же лежала, как бревно. Вновь и вновь, четырежды, он залезал на нее, пока король не положил этому конец, согласившись, что брачный контракт вступил в законную силу.
* * * Александр пригласил Чезаре и Хуана в зал Веры, где, согласно договоренности с королем Фердинандом, пообещал принять послов Испании и Португалии и выступить посредником в споре о новых землях. Когда Чезаре и Хуан вошли в зал, Папа Александр величественно восседал на троне, в митре и богато расшитых золотом красных одеяниях. – Я пригласил вас, чтобы вы приобщались к дипломатии, ибо, занимая высокие церковные должности, вам придется часто участвовать в важных переговорах. Он не сказал сыновьям, что просьба Фердинанда выступить арбитром в споре между двумя странами отражала влияние Папы как на религию, так и политику этого Века Открытий. Папе же особенно остро требовалась поддержка Испании, на случай если французский король Карл все-таки решится вторгнуться на территорию Италии. Александр поднял голову, когда в зале появились послы. Тепло поприветствовал их, добавив: «Мы думаем, что вы знаете наших сыновей, кардинала Борджа и герцога Гандии». – Да, ваше святейшество, знаем, – ответил испанский посол, пузатый кастильский гранд в черной, расшитой золотом тунике. Он кивнул Чезаре, потом Хуану, как и пожилой португалец. На большом инкрустированном столе Александр расстелил карту. – Дети мои, мы разрешили проблему, которая вызывала серьезную озабоченность двух великих стран, – послы согласно покивали, и Папа продолжил: – Оба государства посылают храбрых исследователей за пределы известного мира, в моря, которые еще не бороздили суда, построенные человеком. Оба заявляют свои права на богатства Нового мира. Наша святая церковь через Каликста Третьего [8] объявила, что Португальское королевство имеет права на все нехристианские земли на берегу Атлантики. Таким образом Португалия считает, что ей принадлежит весь Новый Свет. Испания, со своей стороны, настаивает, что Каликст имел в виду земли на восточном берегу великого океана, а не вновь открытый на западе Новый Свет. Для того чтобы избежать конфликта между двумя великими народами, король Фердинанд попросил нас разрешить эти противоречия. И обе стороны, надеясь на божественное содействие, согласились принять наше решение. Это так? Оба посла кивнули. – Ну что ж, – продолжил Александр. – Мы всесторонне рассмотрели вопрос и много часов провели на коленях в молитве. И пришли к решению. Мы должны разделить Новый Свет вдоль вот этой линии. Он указал на продольную линию, проведенную примерно в ста лигах западнее Азорских островов. – Все нехристианские земли к востоку от этой линии, включая многочисленные острова, будут принадлежать Португальскому королевству. И, соответственно, жители тех земель будут говорить на португальском. Все земли к западу от этой линии будут принадлежать их королевским величествам Фердинанду и Изабелле. Александр взглянул на послов. – Мы уже подписали буллу, Inter Caetera, в которой изложено наше решение. Пландини, мой старший секретарь, даст вам по копии. Я думаю, это справедливое решение, благодаря которому удастся спасти множество душ вместо того, чтобы пожертвовать ими. Когда они ушли, Александр повернулся к Чезаре. – И что ты можешь сказать о моем решении? – Я думаю, отец, что оно составлено в пользу испанцев, потому что они получили большие территории. На лице Александра промелькнула волчья улыбка. – Видишь ли, сын, заняться этой проблемой нас попросил король Фердинанд, да и сердцем мы все – испанцы. Мы должны также учитывать, что на текущий момент Испания – самая могущественная страна. Король Франции намерен двинуть свои войска через Альпы, следуя советам нашего врага кардинала делла Ровере, так что нам, возможно, понадобится помощь Испании. У португальцев, с другой стороны, прекрасные моряки, но армия – так себе. Прежде чем сыновья ушли, Александр положил руку на плечо Хуану. – Сын мой, благодаря найденному нами удачному решению твоя свадьба с Марией Энрикес передвинута на более близкий срок. Так что готовься. Не оскорбляй нашего друга короля Фердинанда, потому что понадобилось немало усилий, чтобы наладить с ним отношения. Мы каждый день благодарим Бога за то, что наша семья способствует распространению слова Божьего на новые земли, помогает спасти все больше и больше душ. Не прошло и недели, как караван с богатствами отправился в Испанию, в Барселону, где проживала семья Энрикес.
* * * В Риме Папа с трудом держал на плечах бремя земного мира и небес, но он знал, как восстановить силы… В тот вечер Александр надел спальный костюм из лучшего шелка, потому что его молодая любовница, Джулия Фарнезе, получила приглашение провести ночь в его постели. После того, как он принял ванну и слуга вымыл ему волосы душистым мылом, Папа с улыбкой думал о ее милом личике и взгляде, полном восхищения и, как он верил, искренней любви. И хотя Александр где-то недоумевал, почему эта обаятельная, ослепительно красивая женщина с таким восторгом смотрит на мужчину, чьи лучшие годы уже остались позади, он не пытался найти ответ на эту загадку жизни, как, впрочем, и на многие другие, принимая все как есть. Разумеется, ему хватало ума, чтобы понять, что власть и богатство влекут женщин, как пламя свечи – ночных мотыльков. То есть любовница Папы могла рассчитывать на рост благосостояния своей семьи и повышение собственного статуса. Но здесь присутствовало и другое, о чем говорило ему сердце. Когда он и Джулия занимались любовью, свершалось чудо. Ее невинность, стремление учиться новому и ублажать, проявляемое любопытство поражали и еще сильнее влекли к ней. Александр знавал много прекрасных куртизанок, обладавших несравненно большим опытом, которые умели доставить удовольствие мужчине. Но то были навыки, мастерство. Джулия же в ненасытном стремлении к сексуальным удовольствиям напоминала шаловливого ребенка, и хотя он не мог сказать, что в их постели кипела страсть, Джулия дарила ему ни с чем не сравнимое наслаждение. Наконец Джулию, в платье из пурпурного бархата, привели к нему в спальню. Золотые волосы падали на спину, шею украшала простенькая нитка жемчуга, которую он подарил ей, когда они впервые слились воедино. Он сел на край кровати, а Джулия начала распускать шнуровку. Потом повернулась к нему спиной и попросила: «Мое дорогое святейшество, вас не затруднит поднять мне волосы?» Александр встал к ней вплотную, полной грудью вдохнул лавандовый запах ее волос. Он держал их своими огромными руками, а она выскользнула из платья, которое упало на пол. – Моя сладкая Джулия, я долгие часы ждал твоего прихода. Держать тебя в объятьях – такая же радость для меня, что и служить мессу… хотя, если я признаюсь в этом кому-нибудь, кроме тебя, это будет святотатство. Джулия улыбнулась и легла рядом с ним на атласные простыни. – Сегодня я получила письмо от Орсо. Он хочет на какое-то время вернуться в Рим. Александр старался не выказать неудовольствия, уж очень прекрасной обещала быть ночь. – Я бы и рад пойти навстречу его желаниям, но пока ему не следует покидать Бассанелло. Возможно, вскоре он мне понадобится. Я собираюсь назначить его командиром одной из моих военных частей. Джулия знала, что Папа ревнует, потому что все его чувства отражались во взгляде. Чтобы отвлечь Александра от дурных мыслей, она наклонилась над ним, прижалась губами к его губам, крепко поцеловала. Губы у нее были сладкие и прохладные, как у юной и неопытной девушки, да и он всегда старался обходиться с ней очень осторожно, чтобы не испугать. Когда они занимались любовью, он оставлял свое удовольствие на потом, прежде всего заботясь о ней. Не позволял себе раствориться в собственной страсти, резонно опасаясь, что тогда он может причинить ей боль и о наслаждении придется забыть. – Ты хотел бы, чтобы я легла на живот? – спросила она. – А потом ты – на меня? – Боюсь, тебе будет больно, – ответил он. – Я бы предпочел лечь на спину, чтобы ты уселась сверху. Тогда ты будешь контролировать свою страсть и получишь максимум удовольствия. Он часто задумывался о детской невинности Джулии, когда ее волосы падали на него, как волосы богинь из древних мифов и легенд, этих искусительниц, которые зачаровывали путешественников и держали при себе против их воли. Всякий раз, когда он ложился на спину и смотрел на ее лицо, глаза, закрывшиеся от удовольствия, чувствовал под руками выгнутую спину, Александр верил, что испытываемое им плотское наслаждение – дар господа. Ибо кто, как не Он, мог позволить человеку ощущать такое блаженство на грешной земле? Утром, перед тем как Джулия покинула его спальню, он подарил ей золотой филигранный крестик, купленный им у одного из лучших ювелиров Флоренции. Она сидела на кровати, обнаженная, и позволила ему надеть крестик себе на шею. И такая она была красивая, как лицом, так и телом, что Папа Александр увидел в этом еще одно доказательство существования Бога, ибо никто на земле не мог сотворить такое совершенство.
|