Джоди Пиколт - Ангел для сестры 9 страница

 

Она задумалась.

 

Знаете, как канатоходец в цирке хочет, чтобы все думали,

 

будто его работа — это искусство, хотя всем видно, что на самом

 

деле он только надеется дойти до другого конца. Примерно так. —

 

Она посмотрела на меня..— Вы можете не-переживать. Я не со

 

бираюсь связывать вас и заставлять слушать грустную историю

 

моей жизни.

 

Прекрасно, — пошутил я. — В таком случае... — Я рассла

 

бил узел галстука и развалился на диване.

 

Это вызвало у нее легкую улыбку.

 

Необязательно притворяться моим другом.

 

Я не притворяюсь. Просто еще не привык.

 

К чему?

 

Я жестом обвел гостиную.

 

Ходить в гости к клиентам. Болтать ни о чем. Оставлять

 

свою работу в офисе в конце дня.

 

Я тоже к этому не привыкла, — призналась Анна.

 

К чему?

 

Она накрутила прядь волос на мизинец.

 

—К надежде.

 

Часть города, где жила Джулия, считалась престижной и имела репутацию района для холостых и незамужних. Эта мысль раздражала меня все время, пока я пытался найти место, чтобы припарковать машину. Швейцар, увидев Судью, преградил мне путь.

 

С собакой нельзя, — произнес он. — Извините.

 

Это служебная собака. — Похоже, это ничего ему не ска

 

зало. Я начал объяснять: — Это мои глаза.

 

Вы не похожи на слепого.

 

Я лечусь от алкоголизма. Собака бросается между мной

 

и пивом.

 

Квартира Джулии находилась на седьмом этаже. Я постучал в дверь и заметил, как кто-то посмотрел в глазок. Она приоткрыла дверь, но цепочку не сняла. На голове у нее был платок, и, похоже, она плакала.

 

Привет, — сказал я. — Может, начнем сначала?

 

Она вытерла нос.

 

Кто ты, черт возьми, такой?

 

—Хорошо. Возможно, я заслужил это. — Я посмотрел на

 

цепочку. — Впусти меня, пожалуйста.

 

Она глянула на меня, как на сумасшедшего.

 

—Ты обкурился?

 

Тут послышались возня и еще один голос, а потом дверь раскрылась шире, и я глупо подумал: «Их две».

 

—Кемпбелл, — сказала настоящая Джулия. — Что ты здесь

 

делаешь?

 

Я протянул медицинскую карту, все еще находясь в ступоре. Как же так вышло, что за целый год в Виллере она не упомянула о своей сестре-близнеце?

 

Иззи, это Кемпбелл Александер. Кемпбелл, это моя сестра.

 

Кемпбелл... — Я наблюдал, как Иззи пробовала мое имя

 

на вкус. Если присмотреться, то она совсем не похожа на Джу

 

лию. Нос немного длиннее, и цвет лица не такого золотистого

 

оттенка. Не говоря уже о том, что, наблюдая за движениями ее

 

губ, я не чувствовал никакого волнения.

 

Не тот ли Кемпбелл? — спросила она, поворачиваясь

 

к Джулии. — Из...

 

Да, — вздохнула та.

 

Глаза Иззи сузились.

 

Я знала, что не надо его впускать.

 

—Все в порядке, — возразила Джулия и забрала у меня пап

 

ку. — Спасибо, что принес.

 

Иззи помахала рукой.

 

Теперь можете идти.

 

Перестань. — Джулия шлепнула сестру по руке. — Кемп

 

белл — адвокат, с которым я работаю на этой неделе.

 

Но разве это не тот парень, который...

 

Да. Спасибо, у меня нет провалов в памяти.

 

—Я заезжал к Анне домой, — вмешался я.

 

Джулия повернулась ко мне.

 

-И?

 

Джулия, опомнись! — воскликнула Иззи. — Это же изде

 

вательство над собой!

 

Только когда дело не касается зарплаты, Иззи. Мы работаем

 

по одному делу. Это все. Понятно? И мне не очень хочется выслу

 

шивать от тебя нравоучения. Кто звонил Джанет и приглашал ее

 

к себе на ночь через день после того, как она тебя бросила?

 

Эй! — Я повернулся к Судье. — Так что там команда «Кеё

 

5ох»?

 

Иззи пошла по коридору.

 

Это самоубийство, — крикнула она, и я услышал, как хлоп

 

нула дверь.

 

Кажется, я ей действительно нравлюсь, — заметил я, но

 

Джулия не улыбнулась.

 

Спасибо, что принес медицинскую карту. До свидания.

 

Джулия...

 

Я просто экономлю твое время. Наверное, было трудно обу

 

чить собаку вытаскивать тебя из комнаты, когда нужно увильнуть

 

от напряженного разговора? Например, когда бывшая девушка

 

говорит правду. Как ты это делаешь, Кемпбелл? Жесты? Слова?

 

Ультразвуковой свист?

 

Я с тоской посмотрел на пустой коридор.

 

—А можно, чтобы Иззи вернулась вместо тебя?

 

Джулия попыталась оттолкнуть меня от двери.

 

—Ну хорошо, извини. Я не хотел бросать тебя сегодня одну

 

в кабинете. Но... была чрезвычайная ситуация.

 

Она пристально посмотрела на меня.

 

Для чего, ты говорил, тебе собака?

 

Я не говорил. — Когда она повернулась, мы с Судьей после

 

довали за ней, закрыв за собой дверь. — Я виделся с Анной Фитц

 

джеральд. Ты была права. Прежде чем брать судебный запрет,

 

нужно было поговорить с ней.

 

-И?

 

Я вспомнил, как мы вдвоем сидели на полосатом диване, пытаясь сплести паутину доверия.

 

—Думаю, ничего не изменилось.

 

Джулия не ответила. Она взяла стакан белого вина с кухонной стойки.

 

Я бы тоже не отказался.

 

Она пожала плечами.

 

Возьми в Смилле.

 

В холодильнике, разумеется. Это имя напоминает ей снег. Пока я шел к холодильнику и доставал бутылку, то чувствовал, что она сдерживает смех.

 

Ты забыла, что я знаю тебя.

 

Знал, — поправила она.

 

Тогда просвети меня. Чем ты занималась эти пятнадцать

 

лет? — Я кивнул в сторону комнаты Иззи. — Кроме создания

 

своего клона..

 

В голову мне пришла одна мысль, но прежде чем я успел ее озвучить, Джулия заговорила:

 

Мои братья стали строителями, поварами и сантехниками.

 

Родители хотели, чтобы дочери учились в колледже. Они дума

 

ли, что, если закончить последний класс в Виллере, это поможет

 

как-то изменить ситуацию. У меня были довольно неплохие

 

оценки, и я могла получить образование за частичную оплату,

 

а Иззи нет. Родители могли позволить себе послать в частную

 

школу только одну из нас.

 

Она поступила в колледж?

 

В дизайнерскую школу в Род-Айленде. Она — ювелирный

 

дизайнер.

 

Довольно враждебно настроенный ювелирный дизайнер.

 

Так бывает, когда у тебя разбито сердце. — Наши взгляды

 

встретились, и Джулия осознала смысл сказанного. — Она толь

 

ко сегодня переехала ко мне.

 

Мои глаза шарили по квартире в поисках клюшки, спортивных журналов, кожаного кресла — чего-то, что выдало бы присутствие мужчины.

 

Тяжело привыкать к соседке по квартире?

 

Да, я раньше жила одна, Кемпбелл, если тебя это интере

 

сует. — Она посмотрела на меня поверх стакана. — А ты?

 

—У меня было шесть жен, пятнадцать детей и стадо овец.

 

Она улыбнулась.

 

Такие люди, как ты, дают мне постоянно чувствовать, как

 

мало я достигла в этой жизни.

 

Да, ты действительно зря топчешь эту землю. Подготови

 

тельный в Гарварде, юридический в Гарварде, сочувствующий

 

опекун-представитель...

 

Откуда ты знаешь о моей учебе на юридическом?

 

От судьи Десальво, — солгал я, и она поверила.

 

Интересно, есть ли у Джулии ощущение, будто с того времени, когда мы были вместе, прошло несколько минут, а не лет? Так же уютно чувствует она себя, сидя в этой кухне, как и я? Это все равно что взять ноты, начать разучивать мелодию и вдруг понять, что когда-то ты знал ее наизусть и можешь сыграть даже не репетируя.

 

Никогда не подумал бы, что ты станешь опекуном, — при

 

знался я.

 

Я тоже, — улыбнулась Джулия. — У меня все еще бывают

 

моменты, когда я представляю, что стою на ящике с мылом

 

в центральном парке Бостона, ругая патриархальное общество.

 

К сожалению, убеждениями нельзя заплатить за квартиру. —

 

Она посмотрела на меня. — А я была уверена, что ты к этому

 

времени станешь президентом Соединенных Штатов.

 

Я выдохся, — пожаловался я. — Пришлось немного сни

 

зить планку. А ты — я думал, что ты будешь жить в пригороде,

 

играя в футбол с кучей своих детей и каким-то счастливцем.

 

Джулия покачала головой.

 

Думаю, ты перепутал меня с Маффи, Битей или Тото, — как

 

там звали девочек в Виллере?

 

Нет. Я просто подумал, что... что, наверное, есть какой-то

 

парень.

 

Повисла тяжелая пауза.

 

—Ты не захотел, быть этим парнем, — наконец проговорила

 

Джулия. — И довольно ясно дал это понять.

 

Это не правда, хотелось мне возразить. Но что еще она могла подумать, если после всего, что у нас было, я не захотел с ней общаться? Если после всего, что у нас было, я повел себя, как любой другой?

 

Помнишь... — начал я.

 

Я помню все, Кемпбелл, — перебила она. — Иначе это

 

не было бы так больно.

 

Мое сердце начало биться так сильно, что Судья вскочил и беспокойно ткнулся мордой в мою ладонь. Тогда я верил, что ничто не может причинить боль Джулии, которая казалась такой свободной. Я надеялся, что в этом мне повезет.

 

Я ошибался, во всем.

 

АННА

 

В гостиной у нас есть целая полка, посвященная истории нашей семьи. Здесь стоят детские фотографии каждого. Школьные снимки, различные фото, сделанные во время каникул, на днях рождения и праздниках. Это как метки на поясе или зарубки в тюрьме — доказательство того, что время не стоит на месте, что мы не зависли в неопределенности.

 

Рамки самые разные: двойные, одинарные, восемь на десять и четыре на шесть. Сделанные из светлого дерева, инкрустированного дерева, из красивого мозаичного стекла. Я взяла фотографию Джесси, где ему около двух лет и он в костюме ковбоя. Глядя на этот снимок, никогда не скажешь, что произойдет дальше.

 

Есть фотографии Кейт с волосами и где Кейт лысая. Одна, где Кейт еще совсем маленькая сидит на коленях у Джесси. Одна, где мама держит их обоих возле бассейна. Есть также мои фотографии, но их немного. Я сразу превращалась из младенца в десятилетнюю.

 

Может, потому что я третий ребенок и родители уже устали вести семейную летопись. Может, потому что забывали.

 

Никто в этом не виноват, и это не имеет никакого значения, но все равно немного обидно. Фотографии будто говорили: «Вы были так счастливы, и я так хотела ощутить это», «Я так ценю вас, что бросила все, ради того чтобы прийти посмотреть на вас».

 

Папа позвонил в семь вечера и спросил, хочу ли я, чтобы он меня забрал.

 

Мама будет ночевать в больнице, — объяснил он. — Но

 

если ты не хочешь оставаться одна, можешь переночевать на

 

станции.

 

Нет, все в порядке, — ответила я. — Я могу позвать Джес

 

си, если мне что-то понадобится.

 

—Конечно, — сказал папа. — Джесси.

 

И мы оба сделали вид, что проблема решена.

 

Как Кейт? — спросила я.

 

Все еще не очень. Ее пичкают лекарствами. — Я услышала,

 

как он перевел дыхание. — Знаешь, Анна, — начал он, но где-то

 

далеко послышался вой сирены. — Солнышко, мне пора. — И он

 

оставил меня наедине с тишиной.

 

Какое-то время я просто держала трубку, представляя, как папа надевает ботинки, натягивает комбинезон. Я представила широко открытые, словно пещера Аладдина, ворота станции, из которых выезжала пожарная машина с папой на переднем сиденье. Каждый раз, когда он выходит на работу, ему приходится бороться с огнем.

 

Наверное, я только этого и ждала. Схватив свитер, я вышла из дома и направилась в гараж.

 

В моей школе есть мальчик, Джимми Стредбоу, которому раньше ужасно не везло. Все лицо у него было в прыщах, его ручную крысу звали Сирота Анни, а однажды на уроке природоведения его стошнило в резервуар с рыбой. С ним никто не разговаривал, опасаясь, что его невезучесть заразна. Но как-то летом ему поставили диагноз рассеянный склероз. После этого его никто не дразнил. Встречая в коридоре, ему улыбались. Когда он садился рядом за обедом, с ним здоровались. Будто оттого, что Джимми стал ходячей трагедией, он перестал быть чокнутым.

 

С самого рождения я была «девочкой, у которой сестра очень больна». Всю мою жизнь кассиры в магазине угощали меня леденцами, директора школ знали меня по имени. Никто никогда не был со мной груб.

 

Интересно, как бы ко мне относились, будь я такая же, как все. Возможно, я не очень приятный человек, просто ни у кого не хватает духа сказать мне об этом прямо. Может, они считают меня грубой, уродливой, глупой, но им приходится быть снисходительными ко мне, потому что я стала такой в силу тяжелых жизненных обстоятельств.

 

Интересно, может, то, что я сейчас делаю, и есть моя настоящая суть?

 

Огни еще одной машины отразились в зеркале заднего вида и осветили зеленым светом лицо Джесси. Он лениво вел машину одной рукой. Ему нужно было постричься, кардинально.

 

У тебя в машине пахнет дымом, — заметила я.

 

Да. Но это перебивает запах разлитого виски. — Его зубы

 

сверкнули в темноте. — А что? Тебе это не нравится?

 

Немного.

 

Джесси перегнулся через меня к бардачку, достал пачку сигарет «МепЪ> и зажигалку, подкурил и выпустил дым в мою сторону.

 

—Ой, извини! — Я понимала, что он сделал это нарочно.

 

—Можно и мне?

 

-Что?

 

Сигарету. — Они были такие белые, что, казалось, свети

 

лись в темноте.

 

Ты хочешь сигарету? — Джесси рассмеялся.

 

Я не шучу.

 

Джесси поднял бровь и так круто повернул руль, что мне показалось, будто джип сейчас перевернется. Он притормозил у обочины, подняв облако пыли. Потом включил в машине свет и вытряс из пачки одну сигарету.

 

Сигарета в моих пальцах выглядела тонкой, словно птичья косточка. Я держала ее так, как, мне казалось, должна держать сигарету королева: зажав между указательным и средним пальцами. Я поднесла ее к губам.

 

—Сначала нужно подкурить, — засмеялся Джесси и щелкнул

 

зажигалкой.

 

Наклониться к зажигалке, не опалив волосы, было невозможно.

 

Давай лучше ты, — попросила я.

 

Нет. Если хочешь научиться, то учись всему от начала до

 

конца. — Он опять щелкнул зажигалкой.

 

Я поднесла кончик сигареты к пламени и затянулась так, как это делал Джесси. Моя грудь взорвалась. Я закашлялась так

 

сильно, что через минуту, кажется, чувствовала во рту вкус своих розовых и пористых легких. Джесси расхохотался и выдернул сигарету из моих пальцев, прежде чем я ее выронила. Он два раза глубоко затянулся и выбросил окурок в окно.

 

Для первого раза нормально, — заключил он.

 

Голос у меня был сиплый.

 

Это все равно что лизнуть горячие угли.

 

Пока я пыталась опять научиться дышать, Джесси выехал на дорогу.

 

Почему ты захотела попробовать?

 

Подумала, что тоже смогу, — пожала я плечами.

 

—Если тебе нужен ориентировочный список плохих поступ

 

ков, я могу составить.

 

Когда я не ответила, он посмотрел на меня.

 

—Анна, ты не делаешь ничего плохого.

 

Мы уже въезжали во двор больницы.

 

- — Ничего хорошего я тоже не делаю.

 

Он выключил зажигание, но из машины не вышел.

 

Ты подумала о драконе, охраняющем пещеру?

 

Я прищурилась.

 

Не понимаю, о чем ты.

 

Думаю, мама спит в двух шагах от Кейт.

 

Вот черт. Не то чтобы я боялась, что мама меня прогонит, но наедине с Кейт точно не оставит. А я именно этого сейчас хотела больше всего на свете. Джесси взглянул на меня.

 

—Оттого что ты увидишь Кейт, легче тебе не станет.

 

На самом деле я не могла объяснить, почему мне необходимо было убедиться, что с ней все в порядке, хотя бы в данный момент. Даже несмотря на то, что мои действия должны были положить этому конец.

 

Хотя один человек меня, похоже, понял. Джесси посмотрел в окно машины.

 

—Предоставь это мне, — произнес он.

 

Нам было одиннадцать и четырнадцать лет. Мы собирались поставить рекорд для книги Гиннесса. Двух сестер, которые

 

могут одновременно стоять на голове, пока щеки не нальются, как сливы, а перед глазами не поплывут красные круги, еще точно не было. Кейт была похожа на фею с гибкими руками и ногами. Когда она нагнулась, шагнула по стене и подняла ноги, у нее это вышло очень грациозно, как у паука. Я же поборола земное притяжение с явным усилием.

 

Мы молча балансировали несколько секунд.

 

Я бы хотела, чтобы у меня была плоская голова, — сказала

 

я, чувствуя, как сгибаются локти. — Как ты думаешь, у них есть

 

специальные люди, которые приезжают и засекают время? Или

 

можно просто выслать видеокассету?

 

Думаю, они расскажут. — Кейт вытянула руки на ковре.

 

Как ты считаешь, мы станем знаменитостями?

 

Возможно, нас покажут в шоу «Сегодня». Они показывали

 

одиннадцатилетнего мальчика, который играл на пианино но

 

гами. — Она задумалась на секунду. — Мама рассказывала, что

 

на кого-то из окна упало пианино и он умер.

 

Это неправда. Зачем кому-то выбрасывать пианино из

 

окна?

 

Нет, правда. Сама спроси. Его не выбрасывали, а втаскива

 

ли. — Она скрестила ноги, и теперь казалось, что она сидит вверх

 

ногами. — Какой, по-твоему, самый лучший способ умереть?

 

Я не хочу об этом говорить, — ответила я.

 

Почему? Я умру. И ты умрешь. — Увидев, что я нахмури

 

лась, она добавила: — Да-да, умрешь, — потом улыбнулась, —

 

просто мне в этом повезло больше, чем тебе.

 

Дурацкий разговор. — У меня уже все чесалось, а поче

 

саться не было никакой возможности.

 

Может, авиакатастрофа, — размышляла Кейт. — Это, ко

 

нечно, паршиво, когда понимаешь, что падаешь... но потом

 

раз — и от тебя ничего не осталось. Как так получается, что

 

людей нет, а находят одежду на деревьях и эти черные ящики?

 

В голове у меня уже пульсировало.

 

—Заткнись, Кейт!

 

Она перевернулась и села. Ее лицо горело.

 

—Можно, конечно, откинуть коньки во сне, но это скучно.

 

Заткнись! — повторила я, злясь, что мы продержались толь

 

ко двадцать две секунды. Злясь, что теперь придется ставить ре

 

корд с самого начала. Вернувшись в нормальное положение,

 

я попыталась убрать спутавшиеся волосы с лица. — Знаешь,

 

люди обычно не думают о смерти.

 

Врешь. Все думают о смерти.

 

Все думают о твоей смерти, — поправила я.

 

В комнате стало так тихо, что я подумала об еще одном рекорде, который мы можем поставить: как долго две сестры способны сдерживать дыхание.

 

Потом Кейт криво улыбнулась.

 

—Ну, сейчас ты хотя бы не врешь, — сказала она.

 

Джесси дал мне двадцать долларов на такси, потому что это было единственное слабое место в его плане — если все получится, отвезти меня домой будет некому. На восьмой этаж мы поднялись пешком, потому что дверь на лестницу была за сестринским постом, а не перед ним, как двери лифта. Потом он втолкнул меня в кладовку, забитую тюками с бельем.

 

—Подожди! — остановила я его. — Как я узнаю, когда нуж

 

но выходить?

 

Он засмеялся.

 

—Узнаешь, поверь.

 

Джесси вытащил из кармана серебряную флягу — ту, которую папе подарил начальник и которая уже три года считается утерянной, — отвинтил крышку и вылил виски себе на рубашку. Потом пошел по коридору. Вернее, ходьбой это можно было назвать с бо'льшой натяжкой — Джесси кидало из стороны в сторону, как бильярдный шар. Он даже сбил тележку уборщицы.

 

—Мам? — крикнул он. — Мам, где ты?

 

Он не был пьян, но изображал пьяного очень правдоподобно. Иногда, выглянув среди ночи из окна своей спальни, я видела, как он блевал прямо на клумбу с рододендронами. Интересно, это тоже была игра?

 

Словно пчелы из улья, вылетели медсестры, пытаясь справиться с парнем вдвое моложе и в три раза сильнее их, который

 

тем временем схватился за самую верхнюю полку стеллажа для белья и потянул ее на себя. От грохота у меня заложило уши. Начали мигать огоньки вызовов на панели над сестринским столом, все три дежурные пытались удержать вырывающегося и брыкающегося Джесси.

 

Дверь в палату Кейт открылась, и оттуда, щурясь от яркого света, вышла мама. Она увидела Джесси, на какую-то секунду застыла, пытаясь осознать тот факт, что неприятности на сегодня еще не закончились. Джесси повернулся в ее сторону, его лицо расплылись в блаженной улыбке.

 

Привет, ма! — поздоровался он, и его улыбка стала еще

 

шире.

 

Извините, — сказала мама медсестрам. Она закрыла гла

 

за, когда Джесси выпрямился и обнял ее влажными от виски

 

руками.

 

В кафетерии можно взять кофе, — предложила одна мед

 

сестра.

 

Но маме было очень стыдно, и она промолчала. Просто направилась в сторону лифтов вместе с Джесси, который держался за нее, как мидия за свою раковину. Мама нажимала кнопку вызова снова и снова в надежде, что дверь от этого откроется быстрее.

 

После того как они уехали, остальное было просто. Одни медсестры поспешили на зов пациентов, другие устроились за столом и принялись шепотом обсуждать Джесси и мою несчастную мать, словно говорили о карточной игре. Они даже не взглянули в мою сторону, когда я выскользнула из кладовой, прокралась по коридору и вошла в палату сестры.

 

Однажды, когда Кейт в День благодарения была дома, а не в больнице, мы действительно почувствовали себя нормальной семьей. Смотрели парад по телевизору, во время которого огромный воздушный шар унесло ветром и он зацепился за светофор прямо на улице Нью-Йорка. У нас было жаркое. Мама вытащила из индейки волшебную косточку-вилочку, и мы спорили, кто будет загадывать желания. Право разломать косточку выпало

 

мне и Кейт. Прежде чем я успела что-то загадать, мама наклонилась ко мне и прошептала на ухо:

 

—Ты ведь знаешь, что нужно загадать.

 

Я закрыла глаза и изо всех сил пожелала, чтобы у Кейт была ремиссия, хотя собиралась попросить СВ-плеер. Когда косточка переломилась со стороны Кейт, я испытала злорадное удовлетворение.

 

После праздничного обеда папа повел нас во двор играть в футбол двое против двоих, пока мама мыла посуду. Она вышла, когда мы с Джесси уже забили в два раза больше голов.

 

—Скажите, что мне все это кажется! — воскликнула она.

 

Можно было ничего не говорить — мы все знали, что, если

 

Кейт упадет, как любой нормальный ребенок, кровотечение будет очень трудно остановить.

 

—Сара, — браво улыбнулся папа, — Кейт в моей команде.

 

Я ее в обиду не дам.

 

Он с важным видом подошел к маме и поцеловал так долго и медленно, что мои щеки начали наливаться краской от мысли, что соседи все видят. Когда он поднял голову, мамины глаза были такого цвета, какого я еще никогда не видела и вряд ли увижу.

 

—Верь мне, — сказал он и бросил Кейт мяч.

 

Я помню, что в тот день сидеть на земле было холодно — приближалась зима. Помню, как папа повалил меня, приподнялся на руках, и я не ощущала его веса, только тепло. Помню, как мама болела сразу за обе команды. Когда Джесси бросил мяч, Кейт перехватила его. Папа крикнул, чтобы она бежала к воротам. Кейт начала набирать скорость, но тут Джесси в прыжке сбил ее с ног и всем телом придавил к земле. Я помню выражение шока на ее лице, когда она оступилась и начала падать, выставив руки вперед.

 

В этот момент все будто замерло. Кейт лежала лицом вниз, раскинув руки и ноги, и не двигалась. Папа был уже рядом и набросился на Джесси:

 

Ты в своем уме? Что ты делаешь?!!

 

Я забыл!

 

Где болит? Ты можешь сесть? — причитала мама.

 

Но когда Кейт перевернулась, она улыбалась.

 

—Ничего не болит. Все просто здорово.

 

Родители переглянулись. В отличие от нас с Джесси, они не понимали, что независимо от того, кто ты на самом деле, какая-то часть тебя всегда хочет быть кем-то другим. И когда даже на долю секунды твое желание сбывается — это чудо.

 

—Он забыл, — сказала Кейт, лежа на спине и глядя вверх,на

 

далекое холодное солнце.

 

В больничных палатах никогда не бывает совершенно темно: рядом с кроватью всегда мигают какие-то лампочки на случай беды — сигнальные огни, помогающие медсестрам и врачам быстро ориентироваться в темной палате. Я сто раз видела Кейт в такой же кровати, только трубки и провода были другие.

 

Как можно тише я присела рядом с ней. На шее и груди Кейт вены были похожи на карту дорог, ведущих в никуда. Мне даже казалось, что я вижу, как по ним движутся раковые клетки.

 

Когда она открыла глаза, я чуть не свалилась с кровати. Все это напоминало сцену из фильма «Изгоняющий дьявола».

 

—Анна? — спросила она, глядя прямо на меня.

 

В последний раз я видела ее такой напуганной, когда мы были совсем маленькими. Джесси тогда убедил нас, что привидение старого индейца вернулось за своим телом, по ошибке похороненным под нашим домом.

 

Если ты имеешь сестру и она умирает, как отвечать на вопрос: «Есть ли у тебя брат или сестра?» Или сестрой остаются на всю жизнь, даже если нет больше той, которая была ею?

 

Я залезла на кровать, не очень широкую, но достаточно просторную для нас двоих. Я положила голову Кейт на грудь. Центральный катетер был так близко, что я видела, как в нее вливается жидкость. Джесси ошибался. Я пришла к Кейт не для того, чтобы мне стало легче. Я пришла потому, что она — это часть меня, без которой я уже не буду собой.