Джоди Пиколт - Ангел для сестры 8 страница

 

пару раз, когда я училась в младших классах. Но большинство

 

людей думают, что неуверенность в завтрашнем дне заразна.

 

—Ас кем ты разговариваешь?

 

Она посмотрела на меня.

 

—С Кейт, — ответила Анна и спросила, есть ли у меня мо

 

бильный.

 

Я дала ей телефон и наблюдала, как она по памяти набрала номер больницы.

 

—Я ищу пациента, — сказала она оператору. — Кейт Фитц

 

джеральд.

 

Она посмотрела на меня

 

Спасибо. — Нажав на кнопку, она отдала мне телефон. —

 

Кейт не зарегистрирована.

 

Это же хорошо, правда?

 

Это может означать, что информация еще не дошла до опе

 

ратора. Иногда процедура занимает несколько часов.

 

Я оперлась на ограду вольера слона.

 

Похоже, ты сейчас очень волнуешься о сестре, — замети

 

ла я. — Ты выдержишь то, что случится, если откажешься быть

 

донором?

 

Я знаю, что случится, — тихо проговорила Анна. — Я не го

 

ворила, что мне это нравится.

 

Она взглянула на меня, будто ждала обвинений.

 

Я минуту смотрела на нее. Что бы сделала я, если бы Иззи понадобилась почка, или кусок моей печени, или костный мозг? Вопрос даже не обсуждался бы. Я спросила бы, когда мы сможем попасть в больницу, и сделала бы все возможное.

 

В то же время это был бы мой выбор, мое решение.

 

—Родители когда-нибудь спрашивали тебя, хочешь ли ты

 

быть донором своей сестры?

 

Анна пожала плечами.

 

Можно и так сказать. Когда они задают вопрос, то уже

 

слышат готовый ответ. «Ты ведь не расстроилась, что все кани

 

кулы провела дома, правда?» или «Ты же хочешь немного брок

 

коли, правда?»

 

Ты говорила когда-нибудь родителям, что тебе не нравит

 

ся их манера решать все за тебя?

 

Анна отвернулась от слона и пошла вверх по дорожке.

 

—Может, и жаловалась пару раз. Но они ведь и родители

 

Кейт.

 

Нестыковки в этой головоломке начали раздражать меня. Обычно родители принимают решение от имени ребенка, потому что предположительно действуют в его интересах. Но если вместо этого они видят только интересы своего другого ребенка, система рушится, оставляя под обломками таких, как Анна.

 

Вопрос в том, хочет ли она этого суда, потому что верит в свою способность принимать лучшие решения о собственном здоровье, или хочет, чтобы родители хоть один раз услышали ее крик?

 

Мы остановились перед вольером с белыми медведями: Трик-си и Нортоном. Впервые за все время, что мы были здесь, лицо Анны засветилось. Она наблюдала за Кобом, медвежонком Трик-си, последним пополнением зоопарка. Он карабкался на лежащую на камнях маму, пытаясь вовлечь ее в игру.

 

—В прошлый раз, когда родился белый медвежонок, его от

 

дали в другой зоопарк, — сказала Анна.

 

Я вспомнила о статьях в газетах. Этот случай вызвал возмущение общественности Род-Айленда.

 

—Как вы думаете, он спрашивает себя, за что его забрали

 

отсюда?

 

На тренинге опекунов насучили различать признаки депрессии. Мы умеем угадывать по жестам, положению тела настроение человека. Руки Анны крепко вцепились в металлический поручень ограды. Глаза стали мутными, словно старое золото.

 

Я подумала, что девочка либо теряет свою сестру, либо себя.

 

—Джулия, — попросила она. — Давайте пойдем домой.

 

Чем ближе мы подъезжали к дому, тем больше Анна отдалялась от меня. Странное ощущение, если учесть, что физическое расстояние между нами не изменилось. Она прижалась к окну и смотрела на проносящиеся мимо улицы.

 

Что будет потом?

 

Я поговорю со всеми. С твоими мамой, папой, братом

 

и сестрой. С твоим адвокатом.

 

Теперь возле дома стоял старый джип и входная дверь была открыта. Я выключила зажигание, но Анна не шевельнулась.

 

Зайдете со мной?

 

Зачем?

 

Мама меня убьет.

 

Эта Анна, по-настоящему напуганная, мало напоминала ту девочку, с которой я провела последний час. Интересно, как она может быть одновременно такой смелой, чтобы подать в суд, и бояться встретиться с собственной матерью?

 

Почему?

 

Ну, я ушла сегодня и не сказала куда.

 

И часто ты так делаешь?

 

Анна покачала головой.

 

Обычно я делаю то, что мне скажут.

 

Что ж, рано или поздно все равно нужно поговорить с Сарой Фитцджеральд. Я вышла из машины и подождала Анну. Мы пошли по дорожке мимо ухоженных цветочных клумб и вошли в дом. Мама Анны оказалась ниже меня и стройнее. У нее были темные волосы и беспокойные глаза. Она металась по комнате и, услышав звук открываемой двери, подлетела к нам.

 

—Слава Богу! — воскликнула она и начала трясти Анну за

 

плечи. — Где ты была? Мы не знали...

 

-Прошу прощения, миссис Фитцджеральд. Я бы хотела пред

 

ставиться. — Я сделала шаг к ней и протянула руку. — Джулия

 

Романе, назначенный судом опекун-представитель.

 

Она обняла Анну за плечи — напряженное проявление нежности.

 

-Спасибо, что привезли Анну домой. Уверена, что вам с ней

 

есть о чем поговорить, но сейчас...

 

Вообще-то я хотела поговорить с вами. Я должна предста

 

вить суду свое мнение меньше чем через неделю. Поэтому, если

 

у вас найдется несколько минут...

 

Нет, — резко прервала меня Сара. — Сейчас действитель

 

но не самое удачное время. Мою старшую дочь только что опять

 

положили в больницу.

 

Она посмотрела на Анну, которая стояла в дверях кухни. Ее взгляд говорил: «Надеюсь, ты довольна».

 

Мне очень жаль.

 

Мне тоже. — Сара кашлянула. — Я благодарна вам за то,

 

что вы пришли поговорить с Анной. Я знаю, это ваша работа.

 

Но я действительно сама со всем разберусь. Это недоразумение.

 

Судья Десальво через день-два скажет вам то же самое.

 

Сара отступила назад, ожидая от меня — и от Анны — возражений. Я посмотрела на Анну. Она поймала мой взгляд и качнула головой, умоляя оставить пока все как есть.

 

Кого она защищает — мать или себя?

 

В моей голове пронеслось: «Анне тринадцать. Анна живет с матерью. Мать Анны — адвокат противной стороны. Как она может жить в одном доме с матерью и не поддаться ее влиянию?»

 

—Анна, я завтра позвоню.

 

Не попрощавшись с Сарой Фитцджеральд, я покинула ее дом и направилась туда, куда не хотела идти больше всего на свете.

 

Офис Кемпбелла Александера был именно таким, каким я его себе представляла: на верхнем этаже небоскреба из черного стекла, в конце коридора с персидской ковровой дорожкой. Две

 

тяжелые двери из красного дерева охраняли вход от разного сброда. Сидящая за массивным столом секретарша с фарфоровым личиком и с наушником под копной волос. Не обращая на нее внимания, я подошла к единственной закрытой двери.

 

Эй, — крикнула она. — Туда нельзя.

 

Он ждет меня.

 

Кемпбелл что-то быстро писал, не поднимая головы. Рукава его рубашки были закатаны по локоть.

 

Керри, — сказал он, — посмотри, можно ли найти какие-то

 

записи Дженни Джонса по делу о близнецах, которые не знали...

 

Привет, Кемпбелл.

 

Он перестал писать. Потом поднял голову.

 

—Джулия! — Он вскочил, как школьник, которого застали

 

за непристойным занятием.

 

Я вошла в кабинет и закрыла за собой дверь.

 

—Я опекун-представитель, назначенный по делу Анны Фитц

 

джеральд.

 

Собака, которую я сначала не заметила, села рядом с Кемп-беллом.

 

—Я слышал, ты поступила на юридический.

 

«В Гарвард. Получив право на бесплатное обучение».

 

—Провиденс — небольшой город... Я все время надеял

 

ся... — Его голос затих, и он покачал головой. — Я думал, мы

 

встретимся раньше.

 

Он улыбнулся мне, и я вдруг снова почувствовала себя семнадцатилетней. Снова вернулась в то время, когда поняла, что в любви нет правил, что больше всего желаешь того, что недоступно.

 

—Нетрудно избежать встреч, если захотеть, — ответила я хо

 

лодно. — Кому как не тебе этого не знать.

 

КЕМПБЕЛЛ

 

Я действительно пытался сохранять спокойствие, пока директор школы в Понагансете не начал читать мне по телефону лекцию о политкорректности.

 

Ради Бога! — кричал он. — Для чего коренным американским

 

студентам называть свою баскетбольную лигу «Бледнолицые»?

 

Думаю, они хотели сказать то же, что и вы, когда выбрали

 

символом своей школы изображение вождя индейского племени.

 

Мы называемся Понагансетскими вождями с 1970 года, —

 

возразил директор.

 

Да, а они принадлежат к племени Наррагансет с самого

 

рождения.

 

Это выражение непочтения. И политически некорректно.

 

К сожалению, — заметил я, — нельзя призвать к судебной

 

ответственности за политическую некорректность, иначе на вас

 

уже давно подали бы в суд. Тем не менее, Конституция защищает

 

частные права американцев, включая коренных американцев. Пра

 

во на собрания, на свободу слова, которое предполагает, что «Блед

 

нолицые» получат разрешение собираться, даже если ваша неле

 

пая угроза дойдет до суда. Поэтому вы можете подавать в суд на

 

все человечество, поскольку вы найдете намек на расизм в назва

 

нии Белого дома, Белой горы и справочника «Белые страницы».

 

На том конце провода повисло тяжелое молчание.

 

—Полагаю, я могу сообщить своему клиенту, что вы переду

 

мали подавать в суд?

 

Когда он повесил трубку, я нажал кнопку селектора.

 

—Керри, позвоните Эрни Фишкиллеру и скажите, что он

 

может больше не беспокоиться.

 

Когда я взгромоздил на стол гору бумаг, Судья громко вздохнул. Он спал, свернувшись возле моего стола, и был похож на коврик. Его лапы дергались.

 

 

—Жизнь, — говорила она мне, — это наблюдать, как щенок

 

гоняется за своим хвостом. И я хочу, чтобы так было.

 

Я смеялся:

 

В следующей жизни ты была бы кошкой. Им больше никто

 

не нужен.

 

Мне нужен ты, — возражала она.

 

Что ж, — отвечал я, — тогда я стану валерианой.

 

Я прижал пальцы к уголкам глаз. Наверное, я не высыпаюсь. Сначала тот эпизод в кафе, теперь это. Я сердито посмотрел на Судью, будто это была его вина, а потом попытался сосредоточиться на записях в своем блокноте. Новый клиент — торговец наркотиками, которого сняли на пленку во время сделки. Этот парень не имел никаких шансов выпутаться, разве что у него был брат-близнец, существование которого мать держала в тайне.

 

Хотя, если подумать...

 

Дверь открылась, и я, не поднимая головы, начал давать указания Керри.

 

Посмотри, можно ли найти какие-то записи Дженни Джон

 

са по делу о близнецах, которые не знали...

 

Привет, Кемпбелл.

 

Я схожу с ума, я определенно схожу с ума. В нескольких шагах от меня стояла Джулия Романе, которую я не видел пятнадцать лет. Волосы у нее теперь были длиннее, около рта виднелись морщинки — следы слов, которых я не слышал.

 

—Джулия, — наконец смог выговорить я.

 

Она закрыла дверь, и от этого звука Судья вскочил.

 

Я опекун-представитель, назначенный по делу Анны Фитц

 

джеральд, — заявила она.

 

Я слышал, ты поступила на юридический. Провиденс —

 

небольшой город... Я все время надеялся... Я думал, мы встре

 

тимся раньше.

 

Нетрудно избежать встреч, если захотеть, — ответила

 

она. — Кому как не тебе этого не знать.

 

Потом вдруг она успокоилась.

 

—Извини. Я не имела права так говорить.

 

 

Прошло много времени, — сказал я. На самом деле мне

 

хотелось расспросить ее, что она делала все эти годы. Любит ли

 

еще чай с молоком и лимоном. Счастлива ли она.

 

Твои волосы уже не розовые, — заметил я, чувствуя себя

 

идиотом.

 

—Нет. А что, это плохо?

 

Я пожал плечами.

 

Нет, просто... — Куда деваются слова, когда они так нуж

 

ны? — Мне нравились розовые, — признался я.

 

Розовый немного подрывает мой авторитет в зале суда, —

 

объяснила Джулия.

 

Это развеселило меня.

 

—С каких это пор тебя волнует чужое мнение?

 

Она не ответила, но что-то изменилось. То ли температура в комнате, то ли отчуждение, появившееся в ее глазах.

 

—Может, вместо того чтобы ворошить прошлое, поговорим

 

лучше об Анне? — дипломатично предложила она.

 

Я кивнул. Казалось, мы сидели на тесном сиденье автобуса и между нами занял место незнакомый человек, присутствие которого мы не хотели замечать. Поэтому разговаривали через его голову, бросая друг на друга незаметные взгляды, когда кто-то из нас отворачивался. Как я мог думать об Анне, если меня интересовало, просыпалась ли Джулия в чьих-то объятиях, думая на какое-то мгновение, что эти объятия мои?

 

Ощутив напряжение, Судья поднялся и встал рядом со мной. Джулия, похоже, только сейчас заметила, что мы в комнате не одни.

 

Твой партнер?

 

Только помощник, — ответил я. — Но он писал для «Юри

 

дического обозрения».

 

Ее пальцы почесали Судью за ухом — везучий скотина. Поморщившись, я попросил ее не делать этого.

 

—Это служебная собака. Его нельзя гладить.

 

Джулия удивленно посмотрела на меня. Однако прежде чем она успела что-либо спросить, я вернулся к нашему разговору.

 

—Итак, Анна.

 

Судья ткнулся носом в мою ладонь. Джулия скрестила на груди руки.

 

—Я виделась с ней.

 

-И?

 

—В тринадцать лет еще очень поддаешься влиянию родите

 

лей. А мать Анны, похоже, убеждена, что этого суда не будет.

 

У меня сложилось впечатление, будто она хочет убедить в этом

 

и Анну.

 

—Я об этом позабочусь, — сказал я.

 

Она недоверчиво глянула на меня.

 

-Как?

 

Сделаю так, чтобы Сары Фитцджеральд не было в доме.

 

У нее округлились глаза.

 

Ты шутишь, правда?

 

Судья уже начал тянуть меня за одежду. Когда я не отреагировал, он дважды залаял.

 

Я уверен, что уезжать нужно ей, а не моей клиентке. Это

 

не Анна нарушает указания судьи. Я возьму приказ о времен

 

ном запрещении каких-либо контактов Сары Фитцджеральд

 

с Анной.

 

Кемпбелл! Это же ее мать!

 

В течение этой недели она — адвокат противной стороны,

 

и она оказывает давление на мою клиентку. Это необходимо

 

пресечь.

 

У твоей клиентки есть имя и возраст, и мир, который ру

 

шится вокруг нее. И ей меньше всего нужны еще какие-то из

 

менения в жизни. Ты хоть потрудился узнать что-то о ней?

 

Конечно, — солгал я, а Судья начал скулить у моих ног.

 

Джулия посмотрела на него.

 

С твоей собакой что-то не так?

 

С ним все в порядке. Послушай. Моя работа — защитить

 

юридические права Анны и выиграть суд. Именно это я и соби

 

раюсь сделать.

 

Конечно. И не потому, что это в интересах Анны... А по

 

тому, что это в твоих интересах. Какая ирония! Ребенок, кото-

 

рый не хотел служить чьим-то интересам, выбрал именно твое имя в «Желтых страницах».

 

Ты ничего обо мне не знаешь, — возразил я, напрягаясь.

 

И кто в этом виноват?

 

Для того кто не собирался ворошить прошлое, это было слишком. По моему телу пробежала дрожь, и я схватил Судью за ошейник.

 

—Извини, — сказал я и вышел из кабинета, бросив Джулию

 

второй раз в своей жизни.

 

Честно говоря, школа Виллер была фабрикой, штампующей ак тивисток благотворительных обществ и будущих инвестици онных банкиров. Мы все выглядели одинаково и разговаривали одинаково. И лето было нашим временем.

 

Конечно, были студенты, которые не соответствовали стандарту. Например, ребята, которые получили стипендию на обучение, которые ходили с поднятыми воротниками и учи лись ругаться. Но они не понимали того, что для нас было очевид но: они не такие, как мы. Были и звезды вроде Томми Бодро, кото рого уже на первом курсе переманили в хоккейный клуб «Ве1гоН Кеа Ми#5». Были и ненормальные — они пытались резать вены или глотать таблетки вперемежку со спиртным, а потом по кидал и студгородок так же незаметно, как и приходили.

 

Когда Джулия Романа появилась в Виллере, я был на шестом курсе. На ней были армейские ботинки и футболка с надписью «Спеар Тпск» под форменным пиджаком. Она легко запоминала целые сонеты. На переменах, когда большинство из нас курили за спиной директора, она залезала по лестнице под потолок спортзала, прислонялась спиной к обогревателю и читала кни ги Генри Миллера и Ницше. В отличие от других девчонок в шко ле, с их гладкими волнами светлых волос и заколками в форме бантиков, ее черные кудри были похожи на торнадо. Она никог да не красилась. Ей было безразлично, как на ее внешность реа гируют другие. В брови у нее было тончайшее колечко, сереб ряная нить. И пахла она, как свежее поднимающееся тесто.

 

5-226

 

 

О ней ходили разные слухи: что ее вышвырнули из исправительной школы, что она была вундеркиндом с наивысшим баллом на выпускном экзамене, что она на два года моложе всех на курсе, что у нее татуировка. Никто точно не знал, как к ней относиться. Ее называли ненормальной, потому что она не была одной из нас.

 

Однажды Джулия Романа пришла в школу с короткими розовыми волосами. Мы решили, что ее исключат. Но, как оказалось, в правилах, касающихся внешнего вида студентов Виллера, о прическе ничего не говорилось. Я подумал тогда: почему в нашей школе нет ни одного парня с дредами? И понял, что мы просто не могли выделяться. И не хотели.

 

В тот день во время обеда она прошла мимо столика, за которым сидели мы с ребятами из команды по парусному спорту со своими девушками.

 

Эй, — сказала одна из девушек. — Больно было?

 

Джулия остановилась.

 

Что больно?

 

Побывать в машине сладкой ваты.

 

Она даже глазом не моргнула.

 

Извини, но я не могу себе позволить прическу в дорогом са

 

лоне. — И она ушла в дальний угол кафе, где всегда обедала одна,

 

складывая пасьянс из колоды карт с изображением святых.

 

Черт, — проговорил кто-то из парней. — Не хотел бы

 

я обедать с этой девчонкой за одним столом.

 

Я смеялся, потому что смеялись все. Но я наблюдал за ней: как она села, оттолкнула поднос с едой и начала раскладывать карты. Интересно, как это — не обращать внимания на мнение других?

 

Однажды я сбежал с тренировки своей команды, где был капитаном, и пошел за ней. Я старался не приближаться, чтобы она не заметила меня. Джулия направилась к бульвару Блексто-ун, повернула к кладбищу Сван Пойнт и забралась на самое высокое место. Открыла рюкзак, достала учебники и тетрадь и устроилась возле могилы.

 

— Ты тоже можешь выходить, — обронила она, и я чуть

 

не проглотил язык, ожидая появления привидения, пока не понял,

 

 

что она обращается ко мне. — А за четвертак можешь даже посмотреть поближе.

 

Я вышел из-за огромного дуба, держа руки в карманах. Теперь я не имел ни малейшего понятия, что делаю здесь.

 

— Родственник? — кивнул я в сторону могилы.

 

Она посмотрела через плечо.

 

— Да. Моя бабушка сидела рядом с ним на «Мейфлауере», ког

 

да переселялась в Америку.

 

Она пристально взглянула на меня, вся будто из колючек и шипов.

 

Разве тебе не нужно быть сейчас на каком-нибудь матче

 

по крикету?

 

Поло, — уточнил я, улыбнувшись. — Я просто жду здесь

 

свою лошадь.

 

Она не поняла шутки... Или не посчитала ее смешной.

 

— Чего ты хочешь?

 

Я не мог признаться, что следил за ней.

 

— Чтобы ты мне помогла, — ответил я. — С домашним за

 

данием.

 

Откровенно говоря, я даже не взглянул на задание по английскому. Я схватил ее тетрадку и прочитал вслух:

 

«Вы проезжаете мимо серьезной аварии, в которой

 

пострадали четыре автомобиля. Обязаны ли вы остано

 

виться?»

 

Почему я должна помогать? — спросила она.

 

По закону не обязана. Если ты вытащишь кого-то и этим

 

нанесешь вред, на тебя могут подать в суд.

 

Я имела в виду, почему я должна помогать тебе?

 

Я уронил тетрадь.

 

Ты не самого лучшего мнения обо мне, правда?

 

Я вообще ничего не думаю о тебе, и точка. Вы — кучка

 

самовлюбленных идиотов, которые до смерти боятся показать

 

ся с кем-то, кто отличается от них.

 

А ты разве не такая же?

 

Она посмотрела на меня долгим взглядом. Потом начала запихивать свои вещи обратно в рюкзак.

 

5*

 

—У тебя же есть деньги на обучение. Если нужна помощь,

 

найми себе репетитора.

 

Я наступил на ее учебник.

 

А ты согласилась бы?

 

Заниматься с тобой? Ни за что.

 

—Нет. Остановиться. Возле места аварии.

 

Ее руки замерли.

 

—Да. Потому что, даже если закон говорит, что никто не не

 

сет ответственности за другого, помогать тому, кто нужда

 

ется в помощи, — это правильно.

 

Я сел рядом с ней так близко, что почувствовал прикоснове ние ее ко жи.

 

—И ты действительно в это веришь?

 

Она опустила голову.

 

- Да.

 

—Тогда почему ты уходишь от меня?

 

Позже я вытер лицо бумажным полотенцем и поправил галстук. Судья бегал вокруг меня кругами, как обычно.

 

—Молодец, — похвалил я его и потрепал по загривку.

 

Когда я вернулся в кабинет, Джулия уже ушла. Керри сидела

 

за компьютером и что-то печатала — одна из редких вспышек трудового энтузиазма.

 

Она передала, что, если понадобится, вы, черт возьми, пре

 

красно знаете, где ее найти. Это она так сказала. И еще попро

 

сила переслать ей медицинскую карту. — Керри через плечо

 

посмотрела на меня. — Выглядите паршиво.

 

Спасибо. — Оранжевая записка на ее столе привлекла мое

 

внимание. — Это адрес, по которому нужно переслать карту?

 

-Да.

 

Я сунул бумажку в карман.

 

—Я займусь этим.

 

Неделю спустя перед той же могилой я расшнуровал военные ботинки Джулии Романа. Снял с нее камуфляжную куртку. Ее

 

чпупни были узкими и розовыми, как лепестки тюльпана. Ее ключицы были тайной.

 

—Я знал, что под всем этим скрывается красота, — сказал

 

я и впервые поцеловал ее.

 

Фитцджеральды жили в Верхнем Дерби, в доме, который мог принадлежать любой американской семье. Гараж на две машины с алюминиевой обшивкой, наклейки на окнах, которые в случае пожара в доме помогут найти ребенка. Когда я добрался туда, солнце уже спряталось за домами.

 

Все время по дороге сюда я пытался убедить себя, что слова Джулии не имеют никакого отношения к моему решению посетить свою клиентку. Я давно решил, что сделаю этот небольшой крюк по дороге домой сегодня вечером.

 

Но на самом деле за все годы моей практики это был мой первый визит к клиенту домой.

 

Когда я позвонил, дверь открыла Анна.

 

Что вы здесь делаете?

 

Проверяю, как у тебя дела.

 

За это нужно доплачивать?

 

Нет, — сухо ответил я. — Это входит в условия акции, ко

 

торую я провожу в этом месяце.

 

А-а. — Она скрестила на груди руки. — Вы разговаривали

 

с моей мамой?

 

Я изо всех сил стараюсь избежать этого. Надеюсь, дома

 

ее нет.

 

Анна покачала головой.

 

Она в больнице. Кейт снова забрали. Я думала, что

 

вы там.

 

Кейт не моя клиентка.

 

Похоже, это ее разочаровало. Она убрала волосы за уши.

 

—Может, вы... это... зайдете?

 

Я прошел за ней в гостиную и сел на диван с обивкой в бордовую и синюю полоску. Судья обнюхивал углы мебели.

 

—Я слышал, ты познакомилась с опекуном-представителем.

 

Джулией. Она водила меня в зоопарк. Похоже, она хоро

 

шая. — Анна взглянула мне в глаза. — Она что-то говорила

 

обо мне?

 

Она беспокоилась, что твоя мама обсуждает с тобой су

 

дебное дело.

 

О чем она может еще говорить, кроме Кейт? — спросила

 

девочка.

 

Какое-то время мы смотрели друг на друга. Когда дело выходит за рамки отношений клиент—адвокат, от меня мало толку.

 

Я мог бы попросить ее показать мне свою комнату. Но мужчине-адвокату ни в коем случае нельзя было подниматься наверх с тринадцатилетней девочкой. Я мог бы сводить ее на обед, но не знал, оценит ли она кафе «Са& мшэуо», одно из моих любимых. А «\Тюррег» вряд ли бы перенес я. Можно было расспросить ее о школе, но сейчас каникулы.

 

У вас есть дети? — поинтересовалась Анна.

 

Я засмеялся.

 

А ты как думаешь?

 

—Может, так и лучше, — согласилась она. — Не обижайтесь,

 

но вы совсем не похожи на родителя.

 

Это меня удивило.

 

—А как выглядят родители?