Глава 11. Пираты Зоны Канала

На следующий день панамское правительство предоставило мне гида для знакомства со страной. Его звали Фидель и он мне сразу понравился. Высокий и худой, он очень гордился своей страной.

Его пра-прадед сражался вместе с Боливаром в войне за независимость против Испании. Я сказал ему, что Том Пэйн мой родственник, и был очень удивлён тем, что он читал «Здравый смысл» в переводе на испанский. Он говорил по-английски, но когда узнал, что я говорю по-испански очень обрадовался.

«Многие из ваших, прожив здесь много лет, так и не потрудились выучить его», — сказал он.

Фидель вывез меня на шоссе, проходящее через заметно преуспевающий район города, называвшийся Нью-Панама. Когда мы проезжали современные небоскрёбы из стали и стекла, он заметил, что в Панаме больше международных банков, чем где-либо к югу от Рио-Гранде.

«Нас часто называют Швейцарией обеих Америк, — сообщил он. — У нас задают клиентам очень немного вопросов».

К концу дня, когда солнце опускалось в Тихий океан, мы проезжали по авеню, повторяющему очертания залива. Длинный ряд судов стоял здесь на якоре. Я спросил у Фиделя, нет ли проблем с Каналом.

«Здесь всегда так, — засмеялся он. — Они ждут своей очереди. Половина из них идет в Японию или оттуда. Даже больше, чем из Соединённых Штатов».

Я признался, что это для меня новость.

«Я не удивлён, — ответил он, — североамериканцы мало что знают об остальном мире».

Мы остановились в красивом парке, где бугенвилии обвивали древние руины. Надпись гласила, что это остатки форта, защищавшего город от пиратских набегов англичан. Рядом устраивалась для вечернего пикника какая-то семья: отец, мать, сын и дочь, а ещё старик, дед, как я полагаю.

Я почувствовал внезапно тоску по покою, который, казалось, окутывал этих пятерых людей. Когда мы миновали их, они улыбнулись, помахали нам рукой и приветствовали по-английски. Я спросил их, не туристы ли они. Мужчина подошёл к нам.

«Я из третьего поколения, проживающего в Зоне Канала, — гордо объяснил он. — Мой дед приехал сюда через три года после того, как Канал был построен. Он управлял одним из «мулов», т.е. тракторов, которые тащили суда через шлюзы». Он показал на старика, помогавшего детям устанавливать стол для пикника: «Мой отец был инженером и я пошёл по его стопам».

Женщина взялась помогать тестю и детям. Далеко за ними солнце опускалось в синюю воду. Это была идиллическая сцена, напоминавшая полотна Моне. Я спросил мужчину, не являются ли они американскими гражданами.

Он посмотрел на меня с удивлением: «Конечно, ведь Зона Канала — территория Соединённых Штатов». К отцу подбежал мальчик, чтобы сказать, что ужин готов.

«Ваш сын будет четвёртым поколением?»

Мужчина молитвенно сложил руки и воздел их к небу:

«Я молю Бога каждый день, чтобы у него была такая возможность. Жизнь в Зоне — прекрасная вещь». Затем он опустил руки и посмотрел на Фиделя: «Я надеюсь, что мы сможем продержаться ещё пятьдесят лет. Этот деспот Торрихос гонит большую волну. Он очень опасный человек».

Внезапная злость охватила меня и я сказал ему по-испански: «Adios. Я надеюсь, вы и ваша семья прекрасно проведёте здесь время и многое узнаете о культуре Панамы».

В его взгляде читалось отвращение. «Я не говорю на их языке», — отрезал он. Затем он резко повернулся и пошёл назад к своей семье и пикнику.

Фидель подошел ко мне ближе, сжал мое плечо и сказал: «Спасибо!»

Возвращаясь назад, Фидель привёз меня в район города, который назвал трущобами.

«Не самые худшие трущобы, — сказал он, — но вы получите представление».

Дощатые лачуги и канавы, заполненные тухлой водой, протянувшиеся вдоль улиц, хилые домишки, напоминавшие ветхие лодки посреди выгребных ям.

Запах гнили и сточных вод наполнил салон нашего автомобиля, а дети со вздутыми животами бежали рядом, называя меня дядей и выклянчивая немного денег. Это напомнило мне Джакарту.

Стены были испещрены граффити. Немногие из них были банальными сердечками с парой имен, нацарапанных внутри, но большинство было лозунгами, выражавшими ненависть к Соединенным Штатам:

«Янки, убирайтесь домой!», «Перестаньте срать в наш Канал!», «Дядюшка Сэм — рабовладелец!», «Скажите Никсону, что Панама это не Вьетнам!». Один из них заставил меня похолодеть: «Смерть за свободу — путь к Христу!». Повсюду были расклеены плакаты с Омаром Торрихосом.

«Теперь на другую сторону, — сказал Фидель, — у меня необходимые документы, вы — американский гражданин, мы можем ехать».

Под темнеющим лиловым небом мы поехали в Зону Канала. Хотя я и ожидал чего-то необычного, меня поразило увиденное. Я едва мог поверить богатству этих мест — огромные белые здания, подстриженные лужайки, шикарные особняки, поля для гольфа, магазины и театры.

«Фактически, — говорил он, — всё здесь находится в американской собственности. Все универсамы, парикмахерские, салоны красоты, рестораны свободны от панамских законов и налогов. Есть семь 18-луночных полей для гольфа, американские суды и школы. Это, на самом деле, страна в стране».

«Это оскорбительно!».

Фидель бросил на меня оценивающий взгляд.

«Да, — согласился он. — Это очень точное слово. Там, — он показал назад на город, — доход составляет менее тысячи долларов на душу и уровень безработицы — 30 процентов. А уж в трущобах, которые мы посетили, никто и близко не получает эту тысячу, и почти никто не имеет работы».

«Что же делать?»

Он повернулся и посмотрел на меня взглядом, в котором смешивались гнев и печаль.

«А что мы можем сделать? — Он покачал головой. — Я не знаю, но скажу — Торрихос пытается. Я думаю, он может погибнуть, но он дьявольски уверен в том, что добьётся своего. Он — человек, который пойдёт на всё ради своего народа».

Когда мы выехали из Зоны Канала, Фидел улыбнулся: «Вы любите танцевать?».

Не ожидая моего ответа, он предложил: «Давайте где-нибудь поедим, и я покажу вам ещё одну сторону Панамы».