Серия: Сестры Коупленд-2

З часів появи праць В.Шелдонапро співвідношення конституціональних рис людини та характеру, її психічного складу почали говорити про конституціональну психологію.

У 1940 році Шелдон здійснив аналіз будови людського тіла і встановив три показових компоненти,кожен з яких можна було виміряти об’єктивно, і використав такі виміри за шкалою семи поділів. Це були типи: ектоморфний (худий і високий), мезоморфний(з переважанням кісток і м'язів) та ендоморфний(округлений, з надміром жиру). Поєднання цих елементів в одному тілі дає його соматотип, який може бути виражений трьома однозначними кодами. Ці соматичні компоненти були скорельовані з трьома параметрами: церебротонією(емоціональний резерв та когнітивний контроль), соматотонією(агресивна активність) і вісцеротонією(схильність до спілкування, фізичної релаксації).

У подальших дослідженнях, проте, вчені не знаходили таких високих кореляцій, а ендоморфія взагалі здавалася досить сумнівним компонентом. Ріс і Айзенк стверджували, що два фактори — лінеарність та розмір, — достатні, щоб охопити всю багатоманітність даних емпіричних спостере­жень. Разом із тим Парнелл підтверджує наявність ланки між ектоморфністю і шизоїдно інтелектуальним темпераментом. Айзенкова теорія особистості (1967) встановлює два виміри: 1) інтроверсія-екстраверсія та 2) невротизм — стабільність відносно конституції нервової системи.

Дж. Таннер як співавтор книги «Біологія людини», що вийшла в Нью-Йорку 1964 p., відносить до конституціональних ознак морфологічні, фізіологічні та психологічні, які між собою тісно пов’язані. Зазначається чітко збалансований статевий поліморфізм. Людське тіло навіть за зовнішнім виглядом має безконечну кількість варіацій, в той час як та або інша класифікація типів будови тіла базується на обмеженій кількості ознак, не беручи до уваги інші. Таннер вважає класифікацію Шеддона такою, що дещо нагадує кречмерівську, проте вказує на те, що існують не дискретні «типи», а лише безперервно розподілені «компоненти» будови тіла.

Шелдон у зв’язку з проблемою дискретності типівзауважував у 1940 p.: «Концепція типів відіграла свою позитивну роль у вивченні особи­стості, але самі типи при цьому, мабуть, більше за все нагадували жердини, які підпирають мотузку для вивішування білизни, іншими словами, щось таке, до чого можна було «підвісити» всю класифікацію. По мірі того як мотузка заповнювалась, уявлення про типи відходило на задній план і, на­решті, зникло зовсім, поступившись місцем уявленню про дихотомію до концепції мінливості щодо різних просторових осей».

Визначаючи три своїх компоненти, Шелдон спирався на 4000 стандарт­них фотографій студентів коледжу в оголеному вигляді — спереду, збоку і ззаду. Кожний піддослідний отримував оцінку відповідно до кожного ком­поненту на основі антропоскопічного методу з використанням оцінкової шкали від 1 до 7 балів з рівними інтервалами між цифрами. Перший із крайніх варіантів оцінювався як 7-1-1, другий — 1-7-1, третій — 1-1-7. Відповідно, компоненти отримали назву ендоморфного, мезоморфного та ектоморфного. На цих назвах позначалася теорія походження цих компо­нентів від зародкових шарів. А вся система дістала назву соматотипа. Набір трьох цифр — це і є соматип людини.

Крайній ендоморфний варіант характеризується кулеподібними форма­ми: кругла голова, великий живіт, слабкі і в’ялі руки та ноги, велика кількість жиру на плечах і стегнах, але тонкі зап’ястки та щиколотки. Крайній варіант мезоморфного компоненту — це класичний Геркулес, у якого переважають кістки та м’язи. Він має кубічну масивну голову, широкі плечі та грудну клітку. Серцевий м’яз досить великий. Кількість підшкірного жиру мінімальна. Крайній приклад ектоморфії — це довготеле­са людина з худим, витягнутим обличчям, утікаючим назад підборіддям, високим чолом, тонкими, довгими руками тощо. Майже немає підшкірного жиру, але добре розвинена нервова система. Це — крайні типи.

 

Найбільш поширеними типами Шелдон вважає 3-4-4, 4-3-3, 3-5-2. Кла­сифікація Шелдона хоч і була піддана серйозній критиці, проте зручна для користування. Факторний аналіз типів конституції не протиставляється вже описаним, а лише доповнює їх.

Усі теорії будови тіла так чи інакше визначають відповідну поведінку певного типу. Лише недавно, як зауважує Танкер, почали цікавитися питан­ням, які елементи поведінки є стабільними протягом життя та як вони пов’язані з фізичними відмінностями, якщо такий зв’язок взагалі існує. Бу­ло зазначено, що коефіцієнт інтелекту мало корелює з конституцією тіла. Більший зв’язок знаходять між темпераментом, особистісними рисами по­ведінки та будовою тіла. На це вказували вже і Кречмер, і Юнг.

Шелдон виділив 50 ознак для визначення постійних рис поведінки,провівши дослідження 30-ти осіб. Усі ознаки він розбив на три категорії та виділив три компоненти темпераменту, кожний з яких характеризувався 20-ма ознаками. Кожна ознака оцінювалася за семибальною шкалою, а се­редній бал за 20-ма ознаками визначав увесь компонент. Компоненти тем­пераменту отримали назви «вісцеротонія», «соматотонія» і «церебротонія»(див. таблицю). Визначивши число балів за компонентами темпера­менту у 200 піддослідних, співставивши ці цифри з даними про їхні соматотипи, Шелдон встановив коефіцієнт кореляції 0,8 між вісцеротонією та ендоморфією, соматотонією та мезоморфією, церебротонією та ектоморфією.

Численні дані показують, що люди з різною будовою тіла, як правило, обирають різні шляхи діяльності та надають перевагу тому або іншому спо­собу життя. Навряд чи хто обере фах викладача фізкультури або кадрового військового, якщо бракує сили й спритності. Особи, що надають перевагу дослідницькій роботі, високі та худі, чим відрізняються від тих, хто працює на виробництві.

Насправді кореляція між будовою тіла і темпераментом значно нижча, ніж це побачив Шелдон. Проте чимало дослідників указують на зв’язки між теоріями Кречмера і Шелдона. Адже ці теорії так чи інакше виходять із ве­ликої історичної практики людського спілкування.

Таблиця 1

Відмінності в типах темпераментів по В.Шелдону

Типи темпераменту
Вісцеротонія	Соматотонія	Церебротонія
1. Розслабленість у поставі й рухах 2. Любов до комфорту 3. Повільна реакція 4. Пристрасть до їжі 5. Соціалізація харчової потреби 6. Насолода від процесу травлення 7. Любов до компаній, дружніх проявів 8. Соціофілія (любов до громадського життя) 9. Привітність із усіма 10. Бажання любові й схвалення навколишніх 11. Орієнтація на інших 12. Емоційна рівність 13. Терпимість 14. Безтурботна задоволеність 15. Гарний сон 16. Відсутність вибухових емоцій і вчинків 17. М’якість, легкість в поводженні й зовнішньому вираженні почуттів 18. Товариськість і розслабленість під впливом алкоголю 19. Потреба в людях у важку хвилину 20. Орієнтація на дітей і родину	1. Впевненість у поставі й у рухах 2. Схильність до фізичної діяльності 3. Енергійність 4. Потреба в русі й задоволення від нього 5. Потреба в домінуванні 6. Схильність до ризику й грі випадку 7. Рішучі манери 8. Хоробрість 9. Сильна агресивність 10. Психологічна нечутливість 11. Клаустрофобія (острах замкненого простору) 12. Відсутність жалю 13. Важко приглушуваний голос 14. Спартанська витривалість до болю 15. Гучна поведінка 16. Зовнішній вигляд відповідає більш літньому віку 17. Об’єктивне й широке мислення, спрямоване зовні 18. Самовпевненість, агресивність під впливом алкоголю 19. Потреба в діях у важку хвилину 20. Орієнтація на заняття юнацького віку	1. Загальмованість у рухах, скутість у поставі 2. Надмірна фізіологічна реактивність 3. Підвищена швидкість реакцій 4. Схильність до самоти 5. Схильність до міркувань, виняткова увага 6. Скритність почуття, емоційна загальмованість 7. Самоконтроль міміки 8. Соціофобія (страх перед суспільними контактами) 9. Загальмованість у спілкуванні 10. Уникання стандартних дій 11. Агорафобія (острах відкритого простору) 12. Непередбачуваність установок (поведінки) 13. Тихий голос, уникання шуму 14. Надмірна чутливість до болю 15. Поганий сон, хронічна втома 16. Юнацька жвавість і суб’єктивне мислення 17. Стійкість до дії алкоголю й інших репресантів 18. Концентроване сховане й суб’єктивне мислення 19. Потреба в самоті у важку хвилину 20. Орієнтація на літній вік

 

Серия: Сестры Коупленд-2

Продолжение романа Кэрол Мортимер «Золотая маска».

Гейбриел Фолкнер, герой войны, аристократ и красавец, неожиданно для себя унаследовал графский титул, огромные капиталы и… трех незамужних дочерей прежнего графа. Взвесив все за и против, новоиспеченный граф Уэстборн решает жениться на одной из них. Девицы, однако, отказывают ему. Более того, младшие сбежали из родового поместья, а старшая, леди Диана, без его разрешения явилась в Лондон. Гейбриел понимает, почему три его подопечные повели себя таким образом. Причина – в его прошлом. И вдруг Диана неожиданно соглашается стать его женой. Гейбриел под маской высокомерия прячет свою боль, она блеском своей красоты и утонченными манерами, словно кружевным веером, скрывает свою. Что ждет их в браке – радости или страдания?

Глава 1

— Боже правый, Натаньел, что ты с собой сделал? — воскликнул лорд Гейбриел Фолкнер, граф Уэстборн, забыв о своей всегдашней заносчивой самоуверенности. Увидев распростертого на кровати друга, Гейбриел застыл как вкопанный на пороге комнаты. Лицо Натаньела Торна, графа Озборна, покрывали многочисленные шрамы и кровоподтеки всех цветов радуги; голую мускулистую грудь украшала широкая повязка, свидетельствующая о том, что у Торна, помимо всего прочего, сломано несколько ребер. — Прошу прощения, мадам. — Опомнившись, Гейбриел обернулся и учтиво поклонился стоящей у двери даме.

— Вам не за что просить у меня прощения, милорд, — сухо парировала миссис Гертруда Уилсон, тетка Озборна. — Я тоже пережила потрясение, когда четыре дня назад увидела своего племянника в таком состоянии.

— Может быть, перестанете говорить обо мне так, словно меня здесь нет? — вмешался Натаньел, явно раздраженный беседой друга и тетки.

— Натаньел, врач предписал тебе полный покой, — сурово заявила его тетка, сверля Гейбриела проницательным взглядом своих серо-стальных глаз. — Итак, милорд, я вас оставляю. Но предупреждаю, я вернусь ровно через десять минут! Видите ли, Натаньелу куда полезнее тишина и покой, чем досужие разговоры.

Миссис Уилсон вышла в коридор и властно позвала:

— Пойдемте, Бетси! Гектору пора гулять!

Гейбриел не сразу понял, к кому обращены последние слова миссис Уилсон. Но вот из тени вышла молодая стройная девушка с кудрями цвета черного дерева, обрамляющими бледный овал лица, которое очень красили огромные голубые глаза. Девушка прижимала к груди белую собачку.

— Если мне и дальше придется терпеть подобное обращение, я, пожалуй, сверну кому-нибудь шею от скуки, — проворчал Натаньел, как только тетка и ее компаньонка удалились и два друга наконец остались одни. — Как я рад тебя видеть, Гейб! — заметно приветливее продолжал он и даже попробовал приподняться, но сморщился, и Гейбриел понял, что друг просто храбрится, на самом деле ему очень больно.

— Не вставай, старина. — Гейбриел подошел к кровати друга. На его красивом лице появилось обычное немного высокомерное выражение, темно-синие глаза смотрели проницательно и строго. Несмотря на то, что последние восемь лет граф Уэстборн провел вдали от Англии, внешне он являл собой образец английского денди — высокий, темноволосый, в превосходно сшитом тонком сюртуке, серебристом жилете, серых панталонах и черных высоких сапогах.

Озборн опустился на гору подушек.

— Ты ведь говорил, что, как только вернешься из Венеции, не задерживаясь в Лондоне, поедешь в Шорли-Парк? Невольно напрашивается вопрос…

— Нат, кажется, твоя тетушка предписала тебе полный покой, — недовольно буркнул Гейбриел, хмуря темные брови.

Озборн помрачнел:

— Да, после того, как бесцеремонно увезла меня из собственного дома и окружила своей назойливой опекой! Иногда мне кажется: позволь я тете Гертруде поступать как ей заблагорассудится, она бы привязала меня к кровати и отказывала принимать всех моих гостей!

Слушая ворчанье друга, Гейбриел понимал, что тетка Ната поступила совершенно правильно. Он видел, что каждое движение дается Нату с трудом. Сейчас ему просто необходим должный уход!

— Что же с тобой стряслось, Нат? — спросил Гейбриел, усаживаясь на стул рядом с кроватью.

Озборн поморщился:

— Я помню, что ты сказал, едва увидел меня. Так вот, позволь тебя заверить, что сам я ничего с собой не делал!

Так как друзья бок о бок сражались с Наполеоном целых пять лет, Гейбриел прекрасно помнил, как ловко его друг Озборн умеет управляться и с мечом, и с пистолетом.

— Как же все произошло?

— Небольшая… потасовка у входа в новый клуб Доминика; против меня было четыре пары кулаков и столько же ног, обутых в кованые сапоги.

— Ага! — кивнул Гейбриел. — А не имеют ли твои кулаки и сапоги отношения к слухам, которые ходят по городу? Слухи связаны с внезапной кончиной некоего мистера Николаса Брауна…

Натаньел одобрительно улыбнулся:

— Значит, ты уже виделся с Домиником?

Речь шла об их общем друге Доминике Воне, графе Блэкстоуне, который выиграл в карты у одного мошенника по имени Николас Браун клуб под названием «У Ника». Он очень жалел о проигрыше, мечтал вернуть утраченное и осыпал Доминика угрозами, а затем перешел от слов к делу… В конце концов, Доминику пришлось решить вопрос с Брауном радикально.

— К сожалению, я с ним не виделся. Сразу по возвращении в Лондон, то есть сегодня утром, я отправился к нему в Блэкстоун-Хаус, но мне сообщили, что Доминика нет дома. Более того, я узнал, что Доминик на несколько дней уехал за город, — задумчиво продолжал Гейбриел.

Они втроем дружили со школы; их дружба не прервалась даже несмотря на то, что восемь лет назад Гейбриел вынужден был покинуть родину и поселиться в Европе. Сейчас Гейбриел от всей души надеялся, что внезапный отъезд Доминика из Лондона не означает срочной необходимости. Он не мог допустить и мысли о том, чтобы его другу из-за убийства негодяя Брауна пришлось изведать тот же тяжкий жребий, что и ему…

— Гейб, дело совсем не в том, о чем ты сейчас подумал, — Расплывшись в улыбке, Натаньел взял с прикроватной тумбочки письмо и протянул его другу. — Представителей власти совершенно удовлетворили показания Доминика о том, что произошло между ним и Брауном. Судя по всему, Доминик поехал в Хэмпшир, чтобы познакомиться с родственниками женщины, на которой он намерен женится. Вот что он написал мне перед отъездом.

Гейбриел быстро пробежал глазами послание друга. Очевидно, Доминик писал в спешке, потому что сведений в его письме оказалось крайне мало. Единственное, что можно было узнать, — Доминик в самом деле едет в Хэмпшир, намереваясь попросить разрешения на брак у опекуна своей невесты.

— А кто такая мисс Мортон? — небрежно осведомился Гейбриел, кладя письмо обратно на прикроватную тумбочку.

— Совершеннейшая красавица. — Озборн одобрительно подмигнул. — Конечно, вначале я не имел возможности оценить ее внешность по достоинству. В первую нашу с ней встречу ее лицо было спрятано под маской, инкрустированной драгоценными камнями, да к тому же ее волосы были скрыты париком цвета черного дерева. Но едва она сняла маску…

— Что?! Она была в маске и парике?! — ошеломленно переспросил Гейбриел.

Озборн как будто немного смутился.

— В тот вечер, когда завязалась та самая потасовка, она пела в клубе «У Ника»; у нас с Домом не оставалось другого выхода, кроме как вмешаться и… — Он замолчал, видя, что Гейбриел предостерегающе поднял руку.

— Позволь убедиться, что я правильно тебя понял, — мрачно произнес Гейбриел. — Ты и в самом деле хочешь сказать, что Блэкстоун собирается связать себя узами брака с женщиной, которая до недавнего времени пела в игорном клубе в парике, спрятав лицо под маской?! — В голосе его явственно слышалось неодобрение.

— Да… так и есть… — кивнул несколько растерявшийся Озборн.

— Доминик что, совсем потерял рассудок? А может, его тоже как следует угостили владельцы тех же сапог и кулаков, которые так отделали тебя? Может, он получил удар по голове? — взорвался Гейбриел. Он не видел иного объяснения странного поступка обычно здравомыслящего друга. Подумать только! Доминик всерьез собирается жениться на певичке из игорного клуба — пусть она даже раскрасавица!

Натаньел пожал плечами:

— Доминик в письме пообещал все объяснить, когда вернется в Лондон.

— Когда он вернется, будет уже поздно спасать его от опрометчивого шага; ни один нормальный опекун и не подумает отказать графу, желающему жениться на его воспитаннице! Более того, не удивлюсь, если Доминик вернется в Лондон уже мужем этой предприимчивой особы!

Гейбриел посуровел. Он не сомневался, что «совершеннейшая красавица», как ее описал Озборн, ловко завлекла его друга в свои сети.

— Об этом я не подумал, — признался Натаньел, тоже мрачнея. — Когда я с ней говорил, она показалась мне настоящей леди.

— Мой милый Нат, возможно, я слишком долго отсутствовал в Лондоне и отстал от жизни, — сухо ответил Гейбриел. — И все-таки мне не верится, что общество так сильно изменилось и настоящие леди теперь выступают в мужских клубах!

Натаньел хмыкнул.

— Ты ведь тоже едешь в Хэмпшир; может быть, заодно разыщешь там Доминика и…

— Совершенно верно, сразу по возвращении я собирался ехать в Шорли-Парк, но положение изменилось. — Гейбриел поджал губы, вспоминая разговор, состоявшийся чуть раньше в конторе его поверенного и перевернувший все его замыслы. — Я вернулся Англию всего несколько часов назад; на пристани меня ждал посыльный моего поверенного. Он вручил мне письмо с просьбой о немедленной встрече. Итак, дело в том, что все три девицы Коупленд — которые, как тебе известно, отклонили мое брачное предложение — покинули Шорли-Парк. Несомненно, они бежали, получив известие о моем скором приезде.

Такое происшествие совсем не порадовало Гейбриела. Он и без того чувствовал себя оскорбленным из-за того, что все три его подопечные, которые ни разу в жизни его не видели, отказались выйти за него замуж. Теперь ему придется еще разыскивать беглянок по всей стране!

Полгода назад, вследствие того, что двое молодых людей, его дальних родственников, погибли в битве при Ватерлоо, Гейбриел совершенно неожиданно для себя унаследовал графский титул и имущество покойного графа Уэстборна. Кроме того, он стал опекуном трех незамужних дочерей прежнего графа. Взвесив все за и против, Гейбриел счел приличным сделать одной из своих подопечных предложение. Графу необходимо иметь наследников; ему же было все равно, на ком жениться. Три девицы посмели не только отказать ему, но и, словно желая посыпать соль на его раны, восстали даже против его опеки. Такую дерзость Гейбриел не намерен был сносить!

— Я заезжал к Доминику, потому что рассчитывал, что он не отменил свое приглашение, и собирался немного пожить в его лондонской резиденции. — Гейбриел пожал плечами. — Но раз он уехал из города, придется мне ехать к себе, в Уэстборн-Хаус.

— Там же десять лет никто не жил! — поморщился Натаньел. — Дом наверняка превратился в настоящий склеп, где привольно живут только мыши да крысы.

Гейбриел прекрасно понимал, в каком запущенном состоянии находится Уэстборн-Хаус. Именно поэтому он все утро придумывал себе разные дела, лишь бы не ехать в особняк, ставший его домом по праву. После беседы с поверенным он вначале отправился к Доминику, но ему сообщили, что его друг уехал из города. Тогда он проследовал в лондонскую резиденцию Натаньела, но узнал, что второй его друг сейчас гостит в доме своей тетки, миссис Гертруды Уилсон. Значит, и у Натаньела остановиться не удастся.

— Несмотря на мое отсутствие, Озборн-Хаус в твоем полном распоряжении, живи там сколько хочешь, — вдруг сказал Натаньел, словно прочел его мысли. — Я бы и сам охотно вернулся туда вместе с тобой, если бы моя тетка не вбила себе в голову непременно сегодня увезти меня за город. — Похоже, такая перспектива его совсем не радовала. — Послушай моего совета, Гейб, — не позволяй женщинам одерживать над собой верх: они ловко пользуются своими преимуществами, видя, что тебе плохо.

Гейбриел вовсе не собирался позволять ни одной женщине, кем бы она ни была, снова одерживать собой верх. Восемь лет назад он получил очень тяжелый урок…

— Ох, прости меня, пожалуйста! — воскликнул Озборн, тоже вспомнив о тех давних событиях. — вовсе не имел в виду…

— Нат, уверяю тебя, я нисколько не обиделся, спасибо за приглашение, но, боюсь, на некоторое время мне все же придется сделать своей резиденцией Уэстборн-Хаус, — поднимаясь, нехотя сообщил Гейбриел. — А пока надо будет послать в Хэмпшир какого-нибудь надежного человека, чтобы он взыскал там Доминика и, возможно, привел его в чувство, если еще не поздно, — добавил он с мрачным видом. — Гейбриел прекрасно знал, что общество ни за что не простит графа, осмелившегося жениться на певичке из игорного клуба. — Ну а теперь, пожалуй, мне пора откланяться, не то вернется миссис Уилсон и велит выставить меня отсюда силой! — Он тщательно расправил кружевные манжеты рубашки.

— Хотелось бы мне на это взглянуть! — фыркнул его друг, звоня в колокольчик, чтобы кто-нибудь из слуг проводил Гейбриела. — Пусть тетя Гертруда временно и одержала надо мной верх, сомневаюсь, что ей удастся проделать такой же трюк с тобой.

По правде говоря, вежливое, хотя и холодноватое отношение миссис Уилсон Гейбриел воспринял даже с некоторым облегчением — ведь общество много лет отвергало его. Видимо, сейчас свою роль сыграл недавно полученный им по наследству графский титул.

— Считай, что тебе повезло — у тебя есть родственница, которая сильно к тебе привязана и печется о тебе, — сухо ответил он. Он сам за восемь лет изгнания не получил от родных ни единого письма. Очевидно, близким все равно, где он и что с ним, не говоря уже о состоянии его здоровья!

По пути в Уэстборн-Хаус Гейбриел размышлял о том, что его ждет. Он стал обладателем одного из стариннейших и наиболее почитаемых титулов и получил в свое распоряжение огромные капиталы, земельные угодья и власть. Возможно, и родня, восемь лет назад отказавшаяся от него, теперь переменит свое отношение. Мрачнея, Гейбриел подумал: даже если их отношение и переменится, ему не хочется возобновлять связи ни с кем из родственников.

Впрочем, его подчеркнуто равнодушное выражение лица все же изменилось, когда он прибыл в Уэстборн-Хаус.

Парадную дверь ему открыл дворецкий в безупречной ливрее. Представившись по всей форме, он сообщил:

— Леди Дианы сейчас нет дома, милорд, но мы вскоре ожидаем ее возвращения.

Леди Диана Коупленд? Одна из дочерей покойного графа? Мятежная девица, которая убежала из дома? Если так, давно ли она приехала в Лондон?

— Граф просил вас немедленно по возвращении прийти к нему в библиотеку, — церемонно сообщил Соумз леди Диане Коупленд, открыв ей дверь.

Слова дворецкого заставили ее замереть на пороге.

— Какой граф?

— Граф Уэстборн, миледи.

Граф Уэстборн!

Лорд Гейбриел Фолкнер?

Здесь?!

Сейчас?!

Ждет ее в библиотеке?!

Она поспешила укорить себя. Чему она удивляется? Кто, кроме новоиспеченного графа Уэстборна, имеет больше прав ожидать Диану в библиотеке — теперь его библиотеке? И потом, разве не она сама давно мечтала увидеть графа и высказать ему в лицо, что она думает о нем самом, его заочном предложении руки и сердца ей и двум ее сестрам и о том, что случилось после его абсурдного предложения?

Словно заранее готовясь к разговору, Диана расправила плечи.

— Благодарю вас, Соумз! — Она уверенно проследовала в холл, где сняла шляпку и передала ее вместе с зонтиком горничной, сопровождавшей ее в утренней поездке. — Тетя Хамфриз по-прежнему у себя?

— Да, миледи, — невозмутимо ответил дворецкий. Лицо его, как и подобает образцовому слуге, было абсолютно бесстрастно.

Тем не менее Диана почувствовала, что Соумз не одобряет поведения миссис Хамфриз. Три дня назад, сразу по приезде в Уэстборн-Хаус, тетя заявила, что плохо себя чувствует, и с тех пор так и не покидала отведенных ей комнат. Диане самой приедалось следить за тем, чтобы особняк был вычищен и прибран от чердака до подвала.

Отправляясь в столицу, Диана не знала, что представляет собой Уэстборн-Хаус. Отец не возил дочерей в Лондон, а потому они не имели возможности пожить в фамильном особняке. Покойный граф Уэстборн также не удостаивал столицу своим присутствием целых десять лет — до самой смерти, постигшей его полгода назад.

Приехав в Уэстборн-Хаус, Диана увидела, что, как она и боялась, дом пребывает в атмосфере упадка и небрежения. Кроме того, выяснилось, что новоиспеченный граф еще не приехал из Венеции в свою лондонскую резиденцию. Несколько остававшихся здесь слуг имели почти такой же жалкий и заброшенный вид, как и сам дом в отсутствие хозяина или хозяйки, которые потребовали бы, чтобы слуги исполняли свои обязанности. Вот почему первым делом Диана занялась прислугой. Она уволила, тех, кто не желал или не мог работать, и наняла на их место новых, сразу же поручив им привести дом в пристойный вид. К ее, удовлетворению, слуги отлично справились со своей задачей. Деревянные поверхности были хорошо отполированы, полы до блеска натерты. Двери и окна каждый день на много часов оставляли открытыми, чтобы выветрился запах плесени. Диана надеялась, что новый граф Уэстборн обрадуется — ведь его лондонская резиденция полностью пригодна для жилья! Впрочем, ей вскоре предстоит все узнать, ведь сейчас она с ним увидится…

— Соумз, пожалуйста, принесите в библиотеку чай, — весело попросила она. Ей приятно было, что все слуги, и старые и новые, отлично работают под руководством нового дворецкого, которого она лично приняла на работу после предварительной беседы.

— Слушаю, миледи. — Соумз чопорно поклонился. — Прикажете подать чай на одного или на двоих? Его светлость почти час назад приказал принести ему в библиотеку графин бренди, — пояснил он, встретив вопросительный взгляд Дианы.

Взгляд Дианы невольно устремился к стоящим в холле напольным часам. Сейчас полдень — не рановато ли новоиспеченный граф приступает к крепким напиткам?

Правда, что известно о столичных нравах ей, прожившей двадцать один год — всю жизнь — в сельской глуши? А может, граф, проведя столько лет в Венеции, усвоил итальянские обычаи?

Как бы там ни было, в такое время дня чашка чаю окажется куда полезнее лорду Гейбриелу Фолкнеру, чем стакан-другой бренди.

— На двоих, Соумз. Спасибо!

Она кивнула, глубоко вздохнула и зашагала к библиотеке.

— Войдите! — сухо произнес Гейбриел, когда в дверь постучали. Он стоял в эркере, держа в руке бокал, до половины налитый бренди, и смотрел в окно на сад, вернее, на то, что, после должной заботы, должно было превратиться в сад, но сейчас куда больше напоминало буйно разросшиеся джунгли. У того, чьими заботами дом подготовлен к его приезду — скорее всего, это леди Диана, — до сада руки пока явно не дошли!

Он обернулся; солнце светило ему в спину, и потому лицо оставалось в тени. Он же прекрасно видел стоящую на пороге модно одетую элегантную молодую девушку. Войдя, она плотно закрыла за собой дверь.

Гейбриел сразу обратил внимание на ее роскошные волосы — золотисто-рыжие, вьющиеся, густые, уложенные в сложную высокую прическу, из которой на затылке и на лбу выбивалось несколько непокорных кудряшек. Мягкость волос вступала в легкое противоречие с горделивой посадкой головы. Глаза ее, ярко-голубого цвета, осуждающе сверкнули при виде стакана с бренди, который он сжимал в руке. Затем она окинула вызывающим взглядом лицо Гейбриела и неодобрительно вскинула вверх свой слегка заостренный подбородок.

— Леди Диана Коупленд, я полагаю? — Гейбриел сухо поклонился, не выдавая своих чувств ни голосом, ни жестом. Почему она приехала в Лондон, когда он недвусмысленно приказал трем сестрам дожидаться его возвращения в Хэмпшире, в поместье Шорли-Парк?

Она присела в книксене и так же сухо ответила:

— Да, милорд.

Всего два слова. И все же мурашки пробежали у Гейбриела по коже при звуках ее грудного, низкого голоса. Такой голос совсем не подходит молодой благородной даме, куда больше он подходит пылкой любовнице, которая шепчет признания или поощряет возлюбленного в постели…

Поймав себя на несвоевременных мыслях, он прищурился:

— Которая же вы по возрасту из трех леди Коупленд? — По правде говоря, Гейбриела совсем не интересовали три его подопечные, доставшиеся ему вместе с титулом. Он почти ничего не знал о них, кроме того, что все три девицы уже достигли брачного возраста. Он самонадеянно счел их достаточно взрослыми для того, чтобы одна из них согласилась стать его женой. Но они ему отказали. Вспомнив о полученном ударе, он помрачнел.

— Я самая старшая, милорд. — Диана Коупленд шагнула ближе; в солнечных лучах ее волосы тут же стали скорее золотыми, чем рыжими. — И хотела бы поговорить с вами о своих сестрах.

— Поскольку двух ваших сестер сейчас нет здесь, я не испытываю абсолютно никакого желания говорить о них, — с досадой ответил Гейбриел. — Но вот вы…

— Тогда, может быть, хотя бы попробуете что-нибудь узнать о них? — холодно поинтересовалась Диана, в негодовании передернув стройными плечами.

— Моя милая Диана… полагаю, будучи вашим опекуном, я могу вас так называть… предлагаю в будущем, — продолжал он, не дожидаясь ее согласия, — не указывать мне, что делать и чего не делать. — Прослужив много лет в армии и привыкнув командовать людьми, Гейбриел вовсе не считал достойной соперницей самоуверенную барышню, которая, очевидно, привыкла во всем поступать по-своему. — Более того, решать, что следует, а чего не следует обсуждать нам с вами, буду я. Сейчас же основной вопрос заключается в следующем. Почему вы, вопреки моим распоряжениям, позволили себе приехать в Лондон? — Он вышел из эркера и шагнул ей навстречу.

Диана готова была ответить колкостью на его упрек в самонадеянности, однако слова замерли у нее на устах, когда лорд Гейбриел Фолкнер оказался на виду, и она впервые увидела его лицо. Он оказался поистине… великолепным! Никакое другое слово не способно полностью описать его своеобразную надменную красоту. Диана невольно залюбовалась его волевым подбородком, великолепно очерченными губами, высокими скулами, прямым аристократическим носом. А его глаза… Его глаза оказались темно-синими, их цвет напоминал зимнюю ночь. Прядь темных волос, причесанных по последней моде, спадала на лоб, придавая ему щегольской вид. На затылке волосы вились. Черный сюртук выгодно подчеркивал широкие плечи; из-под сюртука виднелся серебристый жилет, также сшитый по последней моде. Серые панталоны и черные, начищенные до зеркального блеска высокие сапоги облегали сильные, стройные ноги.

Да, за всю свою недолгую жизнь Диана еще не встречала такого красивого, элегантного аристократа, как лорд Гейбриел Фолкнер!

— Диана, вы так и не ответили, почему ослушались моего приказа и приехали в столицу.

…И такого надменного!

Лишившись матери одиннадцати лет от роду, Диана вынуждена была заменить ее двум младшим сестрам. Кроме того, она с юных лет привыкла быть хозяйкой в отцовском доме. Вот почему она куда чаще сама отдавала приказания, чем получала их от кого бы то ни было.

Ее заостренный подбородок снова взметнулся вверх.

— Мистер Джонстон уведомил нас, что по своем прибытии из Венеции вы пожалуете в Шорли-Парк, как только сочтете возможным. Так как он не назвал точной даты вашего приезда, в сложившейся щекотливой ситуации я решила действовать на свой страх и риск.

Такой же надменный, как и гордый, Гейбриел не без изумления обозревал горделивую посадку ее красивой головы и вызывающе вздернутого подбородка. Если он не ошибается, Диана заранее развила в себе личную неприязнь к нему, а также к его роли опекуна. Последнее Гейбриел понимал без труда; как он уяснил со слов поверенного, Уильяма Джонстона, Диана хозяйничает в Шорли-Парке со смерти ее матери, Харриет Коупленд, то есть вот уже десять лет. Поэтому она не привыкла никому подчиняться, и меньше всего — опекуну, которого ни разу в жизни не видела.

Не приходится удивляться и ее личной неприязни к нему. Впрочем, для того, чтобы сложилось то или иное отношение к человеку, обычно требуется какое-то время. Они же знакомы всего несколько минут. Неужели леди Диана прониклась к нему отвращением еще до того, как встретила его?

Он насмешливо вздернул черную бровь:

— Осмелюсь спросить, о какой щекотливой ситуации вы изволите упоминать?

Ее бледные щеки порозовели, отчего она сразу еще похорошела; ее голубые глаза засверкали, потому что она, очевидно, уловила в его голосе насмешку.

— Разумеется, я говорю об исчезновении моих сестер!

— Что? — Гейбриел вздрогнул. Он, конечно, знал, что сестры Коупленд уехали из Шорли-Парка, но, после того как ему сообщили, что Диана находится в Уэстборн-Хаус, он решил, что ее сестры либо приехали в Лондон вместе с ней, либо ей известно об их местонахождении. — Объяснитесь, и, если можно, ясно и четко! — Он стиснул зубы, на его скулах заходили желваки.

Диана бросила на него испепеляющий взгляд:

— Каролину и Элизабет так… напугало ваше брачное предложение, что обе они решили, сбежать из родного дома… одному Небу известно куда!

Резко выдохнув, Гейбриел осторожно поставил бокал на стол. Затем он повернулся к Диане спиной и снова посмотрел в окно. Хотя он уже знал, что три сестры Коупленд уехали из Шорли-Парка, весть о том, что его брачное предложение вынудило двух младших бежать куда глаза глядят, задела его гордость. Гейбриелу казалось, что он давно развил в себе невосприимчивость к подобным проявлениям, однако поступок девиц Коупленд, как ни странно, задел его до глубины души. Много лет он вынужден был жить опозоренным; из тех, кого он раньше любил, к кому был неравнодушен, в его невиновность верили лишь его друзья Блэкстоун и Озборн. Пять лет он провел на войне, и ему, в общем, было все равно, останется он жив или погибнет. Его безоглядная удаль снискала ему славу героя в глазах сослуживцев — офицеров и солдат. Теперь же, узнав, что две молодые девицы предпочли бежать из дома, получив предложение руки и сердца печально знаменитого в прошлом лорда Гейбриела Фолкнера, он понял, что их поступок растравил его рану, которую он считал пусть и незажившей, но забытой…

— Милорд…

Гейбриел глубоко вздохнул и, стиснув кулаки, решительно отогнал неприятные воспоминания, которым не было места в настоящем.

— Милорд, что с вами? — Диана невольно попятилась, увидев, как надменное, красивое лицо Гейбриела исказила холодная ярость. Он метнул на нее испепеляющий взгляд, глаза его засверкали и показались ей черными, как у самого дьявола.

— А вы не испытали желания убежать? — негромко спросил он, подняв темные брови.

По правде говоря, мысль о побеге ни разу не приходила Диане в голову. Уходить от трудностей не в ее характере! Когда же она узнала о бегстве сестер, на нее навалилось столько забот, что времени подумать о чем-то другом просто не осталось. И даже ли бы осталось… что она могла сделать?

Целых десять лет она отвечала за все, считалась самой практичной и разумной из трех сестер. Годы ответственности сильно изменили легкомысленную, озорную девчушку, какой она когда-то была. Теперь Диана уже не представляла, как можно действовать, повинуясь первому порыву, или ставить собственные нужды превыше нужд отца и сестер, она определенно не помышляла бежать из дома.

— Нет, не испытывала, — прямо ответила она.

— Почему же? — Гейбриел впился в нее хищным взглядом.

Диана расправила плечи:

— Я… — Ответить она не ус