Роберт ГОВАРД ПОЛЗУЩАЯ ТЕНЬ

– Была, значит, у этого Серёги сестра, – принялся он рассказывать.

– Почему была?

–Она до временно на тот свет отправилась. По слухам от герыча передоз у неё случился. Тогда эта дурь в моде была. Звали, значит, её Лена, папа у них вроде олигарха местного. Брагин, может слышал, сейчас он депутат нашего горсовета. Так что, к разного рода наркотическому зелью доступ у Лены с братом имелся. Денег море, а ума палата, как говорится. Не сказать, что она плотно сидела на игле, так, чуть увлекалась белым, и отъехала скорее всего по случайности. От героина можно и с первой хапки завернуться. Она в то время в школе училась

– Нашей школе?

– Угу.

– Тёлка-то как, ни чё была?

– О, спрашиваешь, такая куколка. Ножки там длинные, мордашка симпотная. За ней пол школы ухлёстывало.

– Слушай, ты будешь свой хот доедать? А то что-то я не наелся.

– Держи.

– Так вот, был среди её поклонников некий Лёня. И случилось так, что он обидел Лену, обидел сильно, а ещё лучше сказать оскорбил. Назвал её дешёвой шлюхой в присутствии большого скопления зевак в школе (за то, что она его якобы отшила). Она брату рассказала, и Сергей, любивший сестру больше жизни, забил этому Лёне белку. Лёня этот кстати тоже не лыком шит был. Вроде ганста – респект от всех уличных псов, и всё такое. Была стрела. Где-то на окраине города. Пришло человек двадцать со стороны Лёни, этаких парней из деревни, бритых наголову быков в спортивных костюмах с битами и кастетами. Они ждали сторону Сергея. И как по часам, минута в минуту она появилась в лице его одного. Увидела вся эта братия, что Серёга один и смехом зашлась, сейчас мол будет всекать по полной и на коленях в слезах просить, чтоб его не били. Не смеялся один Лёня, словно чуял что-то неладное. Сергей быстрым уверенным шагом подошёл к толпе и обратился к Лёне:

– Ты обидчик?

– Ну, я, – ответил тот нагло, но по всему видно было, что он сдрейфил.

– На два слова отойдём?

И с толпы тогда донёсся чей-то голос, типа: «Ты чё, блатной что ли?» И Серёга резко ему:

– Я тебя спрашивал?

Тот замялся.

– Вот стой и жди, пока тебя не спросят.

Понимаешь? Мистика какая-то. отвёл Лёню в сторону и холодным тоном ему сказал:

–Ты сегодня же идёшь и молишь у неё о прощении. Если этого не будет, я тебе селезёнку прострелю, ты всё понял?

Лёня, дрожа от страха, судорожно закивал.

– Вот и славно. Иди, скажи своим кентам, чтоб расходились. Стрела окончена.

И Серёга спокойно ушел.

В тот же вечер Лёня извинился перед Леной, и инцидент был исчерпан. С тех пор Серёгу и прозвали Железным Максом.

– Круто, – сказал Грин с восхищеньем, – А чё он как угорелый гоняет то на своей тачке?

– Да он нариком стал, после смерти сестры. У него уже психика распадается. Скоро к сестре присоединится. Не от наркоты сдохнет, так в аварии…. Слушай, жарко так на улице, я вес взмок. Пойдём до речки, искупаемся?

И они побрели в сторону городского пляжа. На этот раз молча.

 

По ночам наш главный городской пляж, как правило, пустует. Но в этот раз на нём собралось около дюжины любителей порыбачить. Этаких заядлых рыбаков, не прочь выпить чего покрепче. Они собираются здесь каждую ночь с пятницы на субботу по традиции. Я бы и сам к ним присоединился, хоть я и не любитель рыбной ловли, только я как-то стесняюсь… честно.

Подростки пришли на пляж. И Дин у Грина спросил:

– Гринь, сколько времени?

– Не знаю, мобила села… (и напутствующе) свою иметь надо.

– Ясно… слушай там камень, или чел лежит. В темноте не разберу.

– Вроде не камень, чел.

Они подошли по ближе, чтобы рассмотреть его, и увидели спящего на голом песке Андрея. Рядом с ним стояла почти пустая бутылка крепкого вина.

– Да это ж Андрей! – радостно воскликнул Дин.

– Ага, он.

– Давай разбудим.

– Не надо. Видишь, как младенец спит. «Тем, кто ложится спать спокойная ночь»

– Слушай, Грин.

– Да, Дин?

– Давай Андрею прозвище дадим?

– Какое?

– Дрин.

 

Глава Третья

 

Железный Макс

Мы обрывали провода, ломая крылья,

Так себе и не простили бессилья.

И не осталось ни надежды, ни любви, ни веры…

Только память и пепел.

Баста

– Всё – прах. Всё – дым. От жизни, которая радовала когда-то, не осталось ничего. Судьба оставила мне только мою мёртвую душу, убитую наркотиками. Когда её не стало, не стало и меня, – говорил Сергей, сидя у барной стойки ночного клуба «Утопия» человеку, продававшему выпивку той же ночью. Он тогда спросил у бармена:

– Приятель, сколько времени?

– Десять минут первого, – ответил тот и добавил, – вам повторить виски со льдом?

Неподалёку расположись в ложе, стилизованное под гоночный автомобиль, две девушки… И одна из них (звали её Ольга) сказала, указывая в его сторону Сергея:

– Лариса, это же Брагин.

– Кто-кто? – спросила Лариса. (Из-за громкой музыки слова просто на просто пропадали)

– Ну, Брагин Сергей, сын депутата, – произнесла на этот раз громко и отчётливо Ольга.

– Правда он, – сказала Лариса, присмотревшись.

Лицо её покрылось румянцем.

– Слушай, видно же, что он тебе нравится, и нравится сильно, – говорила Ольга – подойди подсядь к нему… он тебя коктейлем угостит.

– Ну не знаю, Оль, неловко как-то, мы с ним едва знакомы.

– Едва знакомы, а влюбилась в него как кошка! Иди прильни к нему… может погладит.

И не столько следуя совету своей подруги, сколько своему собственному желанию, Лариса подошла к барной стойке и как бы невзначай присела рядом с Сергеем на один из кожаных стульев о четырёх высоких ножках.

– Один мартини, пожалуйста, – сказала она бармену и мельком взглянула на Сергея. Последний заслышав её мелодичный голос, обратил к ней взор, мрачных своих глаз, он смотрел на неё не отрываясь, казалось он что-то анализирует или вспоминает. Лариса ощущала его взгляд, ощущала всем телом, всей душой, хотя даже не глядела в его сторону. Но она только играла своими длинными прелестными пальчиками с бокалом мартини, только что ею, купленным, и живо флиртовала с барменом, время от времени поглядывая на того, кто её действительно привлекает т.е. Сергея, но в данный момент Ларису интересовал не столько предмет её обожания, сколько его реакция на её флирт. Тот не переставая глядеть на свою очаровательную соседку говорил про себя: “Где же… как? Как бишь её?”. Естественно ему льстило, и несомненно было приятным то, что такая красавица, а Лариса, отмечу, отличалась красотой редкой, прибегает к вышеупомянутой уловке. Ведь он в глубине души догадывался, что флирт этот должен был привлечь его внимание, и не только привлечь, но и ввести в недоумение. Но спустя некоторое время, засомневавшись в этом он ощутил, что действительно проигрывает, вернее теряет то, что даже не успел толком обрести, словно в его глазах, мелькнуло что-то обещающее неземное блаженство, что-то действительно дорогое ему, и вдруг исчезло как одна из звёзд на небосводе, мигнув весело на прощанье. “А чертовка попала в цель!” – подумал он. И горькое чувство, что сродни только боли от сильной утраты, сковало его сердце. Хотя все эти переживания были не логичны и он понимал это. Что же касается его внешней реакции на заигрывания девушки с другим, то с виду Сергей ни в чём особо не переменился, ни в лице ни в поведении, разве, что стал мрачнее обычного, настолько уж он привык скрывать свои чувства. Это отнюдь не сыграло Ларисе на руку. И как ни старалась девушка, не могла добиться нужного ей результата, взирая на холодный и несколько надменный вид Макса, напоминающего рыцаря, объятого сумраком. А чего она хотела? Что бы Макс был у её ног? Он даже глазом не дёрнул. Ну что тут попишешь! Он же Железный… Лариса продолжала флиртовать, но вскоре бармен, так и не поддавшись чарам искусной обольстительницы, оставил молодых людей наедине друг с другом, перейдя в другой конец бара. Это обстоятельство, не скрою, очень обрадовало Сергея, обрадовало настолько, на сколько же и огорчило Ларису, нанеся смертельный удар её самолюбию. Она была просто в бешенстве и выглядела потерянной, словно ребёнок, нашаливший и понесший, не справедливое, как ему кажется, наказание. Однако, несмотря на то, что девушка могла бы просто уйти, она не сдвинулась с места. Казалось она была более всех на свете достойна жалости в тот момент, но для Сергея она стала ещё более привлекательной. Он, ни единым жестом или какой-нибудь скорченной миной, не выказывал своего превосходства, предоставленного ему ситуацией. Железный Макс теперь просто любовался, глядя на красавицу. Прошло с полминуты.

– Ты так на неё похожа, Лариса, – сказал Сергей

Девушка вздрогнула, услышав его голос. Она уловила каждое слово, не смотря на громкую музыку, наверное в силу того, что восприятие её было усиленно в тот момент, и Сергею не стоило особого труда, что бы быть услышанным. Лариса очень удивилась тому, что этот молодой человек помнит её имя, однако была и встревожена, не понимая, кто эта “она”, на которую девушка, как он сказал, была так похожа.

– На кого? – с нежностью в голосе спросила Лариса.

Сергей отвернулся, и не глядя на неё произнёс:

– Не бери в голову, это долгая история, и если я начну тебе её рассказывать ты умрёшь от скуки.

– Расскажи мне эту “долгую историю”, – произнесла Лариса и тихо добавила, – а я постараюсь не умереть.

Сергей обратил к ней тяжёлый свой взгляд и продолжил:

– Не стоит, думаю, да и прелюдия долгая… Ты часто здесь бываешь?

Завязалась беседа и следующие двадцать минут они говорили. Двадцать минут, за которые Сергей понял, что эта девушка, одна способна принять его со всею его тяжестью и болью, что не оттолкнёт его не смотря ни на что. Он надеялся, что та, кто сидит теперь рядом, улыбаясь и воркуя, пуще утренней птички, перечисляя факты заметок, подчерпнутых из модных женских журналов, станет животворящим светом, который озарит мёртвую тьму его заблудшей души, даже если они будут видеться время от времени. И что он, бредущий в ночи снова увидит солнце и наконец согреется в его ласковых лучах. “К чёрту прошлое, к чёрту наркотики я завяжу, я должен…” – повторял он снова и снова в мыслях.

Прозвучал голос Ди-джея, который мощная акустика разнесла по всему ночному клубу:” А теперь, для всех собравшихся в нашем славном заведении “Imagine” Джона Леннона. Дамы приглашайте кавалеров, кавалеры – дам, все, кто в стороне, просто наблюдайте.” Сергей пригласил Ларису, и они закружились в танце, да, именно закружились, словно законны земного притяжения потеряли над ними привычную власть. Лариса в руках Сергея трепетала, словно нежная лилия, от прикосновения тёплого бриза и следовала за каждым его движением.

– Малыш, мне нужно отлучиться на секунду. Стой здесь, никуда не уходи. Я скоро вернусь, – прошептал Сергей Ларисе на ушко, по окончании танца и оставил девушку. Она проводила его взором чуть влажных глаз, одурманенных, влюблённых и печальных.

Зайдя, в уборную Сергей в первую очередь подошёл к одной из раковин, над которыми расположилось зеркало, открыл холодную воду и подставил голову под струю. Он посмотрел в зеркало и не узнал себя в нём. Он видел теперь совершенно другого человека, счастливого, улыбающегося и словно светящегося изнутри. Это не был Сергей Брагин, наркоман, и прожигатель жизни, но Сергей Брагин в глазах которого поселилась надежда, и Эдем и все ангелы на небе ликовали от того, что исцелится ещё одна грешная душа…. Но ад не отпускает и не прощает своих должников просто так, за красивые глаза… В этот момент дверь одной из кабинок туалета отворилась, и из неё вышел подросток, опьянённый каким-то модным наркотическим зельем. Стеклянные глаза, и ненормальная весёлость выдавали состояние его мозга, обманутого невинной на вид синтетической “конфеткой”, мозга который не различал теперь реальность, но создавал свою, сказочную, иллюзорную и неестественную. Подросток говорил по мобильному телефону своему приятелю:” Этот клуб называется “Утопия”. Говорю по слогам “У-то-пи-я”, ты не слышишь? обкурился?” Подросток посмотрел на отражение Сергея и сказал ему: “Чувак ты в теме, Peace, браза … Классный пиджак!” И в телефон приятелю: “Да я не тебе… Приезжай, оторвёмся… Миш, тебя не слышно, ты пропадаешь… Миш, мы все пропадаем” Подросток вышел из уборной, оставив Сергея, оставив ему ощущение чего-то до боли родного и вместе с тем неприятного, и отталкивающего.

Вдруг всех кранов уборной хлынула вода, словно их разом сорвало. Лампы освещения погасли, и комнату озарил алый свет, источником которого, казалось, было само пространств. По уборной закружились тени. Он услышал голоса шепчущие: ”Невинная душа, страдающая и безгласная… невинная душа страдающая и безгласная...” За тем тени исчезли, и Сергей увидел нечто, напоминавшее человека, однако человеком вовсе не являющееся. Сергей, объятый страхом, произнёс:

– Кто ты? Или, что ты?

– Я не знаю, но мне известно моё имя – Джим, – ответило “нечто”

Сергей дрожал всем телом и душой, думая, что уж наверняка спятил. Хотя ему было и интересно, что будет дальше. Он спросил:

– Что происходит, Джим?

И Джим указал на зеркало. Сергей посмотрел на своё отражение. И к, ужасу заметил, что оно вовсе им не является, в зеркале был скорее такой же Сергей, который смотрел сейчас на свою дрожащую, как осиновый лист, копию. Наконец отражение решило заговорить голосом Брагина:

– Завяжешь с наркотиками? Кого ты обманываешь, приятель? Ты вдруг решил, стать правильным? Думаешь, всё так легко? Посмотри-ка что у тебя в кармане, да нет, не в этом… а, попался? Это он тот самый порошок за который ты душу продашь, смотри-ка, а в другом ствол, ты убить кого-то хочешь? Парень, не впутывай меня только… Ты наверное мечтаешь о той, с кем ты танцевал… Избавился бы ты от порошка пока не поздно, и забыл бы всё это дело… Ну, вперёд… А оружие, ну ты понимаешь, рано или поздно выстрелит. Хочешь быть тем, кто нажмёт на курок?

Голос утих. Свет в уборной как в чём не бывало снова зажегся, вода из кранов перестала течь, ни призрака ни теней не стало, и Сергей видел своё обычное теперь отражение. Он вынул из кармана пакетик с белым порошком. Был ли это героин, кокаин или какой-нибудь другой наркотик, он не помнил. Он ненавидел всё это зелье, ненавидел на столько, на сколько был к нему привязан. Брагин судорожно высыпал содержимое пакетика на край раковины, на другой положил револьвер, и собрался вернутся к Ларисе. Но дойдя до двери подбежал к раковине, вынюхал порошок весь разом. Он снова посмотрел в зеркало и увидел болезненно бледного наркомана, лицо которого исказила страшная улыбка, от которой он испытал отвращение смешенное с весельем.

Лариса ждала Сергея, стоя на том же месте. Для неё это было символичным. Она могла отойти, или к примеру вернутся на ложе к Ольге, но ведь он сказал: “Стой здесь, никуда не уходи. Я скоро вернусь.” Девушка чувствовала себя несколько не ловко, ведь прошло уже десять минут, а Сергея всё не было, и в душе Лариса ощущала, смутную тревогу. К ней подошла уже хмельная Ольга, нежно обняла её и спросила:

– Ну, малыш, как успехи, как у вас с Брагиным? Видела ваш танец, класс!

– Не знаю, Оль, ушёл, сказал, что скоро вернётся, жду его тут… У меня плохое предчувствие, Оля, а вдруг не вернётся.

– Да вон же он, – Ольга указала, на вышедшего из дверей уборной Сергея.

Он бросил на ожидавшую его, как показалось Ларисе, печальный взгляд умирающего ангела, и направился совершенно в другую от девушек сторону – к выходу из Утопии. Слёзы подкатили к глазам Ларисы, однако она не заплакала. Она разозлилась. Сперва ей показалась, что она стала игрушкой мажора, влюбившего в себя, и, наигравшись, бросившего. Так подумала бы, любая другая обычная девушка. Но так как поведение Сергея показалось Ларисе по меньшей мере странным отмела вариант с мажором и игрушкой, и решила во всём разобраться, прежде чем делать какие-то выводы.

– Ну ты посмотри на него! – недовольно произнесла Ольга – Видать допинг свой опять принял... и оставил бедную девушку…(ик) страдать…

– Допинг? Расскажи по подробнее, – деловито поинтересовалась Лариса.

У выхода из клуба Брагин встретил Леху.

– Ну, поехали, – сказал ему Сергей.

– Куда? –подобострастно спросил Леха.

– К чёрту на рога.

 

 

– Серый, мне холодно... Серый как дальше? … Серый?

–Меня папа отмажет, приятель.

–А я?

– А ты по статье пойдёшь... Математика.

Сергей побрёл домой о ставив Алексея на месте преступления. Он шёл по утреннему городу машинально, ничего не замечая вокруг. Лучи утреннего солнца его не согревали. Он всей душой ощущал замогильный холод и сам напоминал живого мертвеца. От него словно веяло самой смертью. Он стал настоящим феноменом, утратившим соответствие с нормальной средой людей обычных, тяжёлыми грехами не обременённых. Он действительно совершил страшное преступление и уже начинал за него расплачиваться. Прохожие сторонились его, маленькие дети глядя на него начинали плакать, и словно сам себя он сторонился и себе уже не принадлежал.

Он дошёл до элитного дома в котором жил, поднялся на свой этаж, зашёл в свою огромную квартиру, и всё в ней показалось ему чужим. Даже её большого пространства было мало, и стены жилища словно сдвигались давили на него. Его жилище виделось ему склепом, холодным, сырым, не приветном… Он дошёл до своей кровати, рухнул на неё и вскоре забылся тяжёлым сном.

Во сне Сергей увидел себя ребёнком. Он играл со своей сестрой Леной в зимнем парке. Они бегали друг за другом, от души веселились, играли в снежки и всё время смеялись. Потом картина сна изменилось. Сергей был уже по старше и сидел за столом своей кухни, а на против Елена.

– Как дела в школе, Лена, – спросил он сестру.

Елена ничего не ответила, побелела как мрамор, и стала похожа на монумент, затем растаяла, и на её месте возникла Лариса. Она с тёплой, словно материнской любовью, смотрела на него. Затем Сергей будто провалился в пропасть. Он оказался в пустынной местности, которую усеяло, множество людей, напоминавших трупов, они стенали и корчились в мучениях. Это, сообразил он – один из кругов ада. Затем отчётливо услышал голос, который звучал во всём его теле, и напоминал его голос, только был более низким и тяжёлым, обладавшим свойством чего-то металлического:

– Железный Макс, благородный сумеречный рыцарь, прими свой титул и забудь его. Ты променял его на наркотическое безумие – ещё одна драма лишённая на жизни. Тебе это близко – лишать жизни?

Сергей проснулся в холодном поту. Он увидел своего отца, сидящего рядом с ним. Отец с глубокой печалью глядел на сына. Брагин старший несколько раз в уме хоронил его – имели место быть неоднократные наркотические передозировки. Но всякий раз его вытаскивали с того света. Сергей побывал во многих дорогих клиниках для наркоманов. И всё не впрок. Отец отдал бы всё своё состояние, что бы только вылечить сына от зависимости. Он настолько его любил, что прощал ему любые, даже самые дикие выходки. Дело не стояло за деньгами, влиянием и связями. Но похоронив дочь, отец наблюдал как угасает и его второй ребёнок, и ничего поделать не мог.

– Папа… – прошептал Сергей

– Да, Серёжа?

– Я совершил страшное.

– Не беспокойся, мы что-нибудь придумаем, спи.

Сергей проспал до полуночи. За тем был долгий, тяжёлый разговор с родителем. Они всё обсудили. И на следующее утро Сергий Брагин сдался в руки властей.

 

Эпилог

Прошло пять лет с описанных выше событий. Алиса и Андрей похоронены на городском кладбище. Так же как и Леха (полное его имя – Алексей Владимирович Лыбзиков. Вечером того же дня он повесился в ванной комнате своего дома). Эльза ещё долго навещала могилу своей подруги, но потом забросила эту традицию. Где погребён Андрей она не знала, и по слухам, даже не пыталась узнать. Сергей отбывает наказание в одной из колоний строгого режима. В тюрьме он раз и навсегда завязал с наркотиками, хоть доступ к ним и там имелся. Не скрою, что далось ему это не легко. Лариса навещает его каждую неделю. Это отдельная история. Как это не редко бывает она решила связать жизнь с заключённым. Но дело не в этом. Просто любовь, как сказал один из современных поэтов “не ведает границ”, и изречение это, уверяю вас, милый читатель, не лишено оснований. Сергею осталось отсидеть восемь лет. Довольно немного, ибо он взял вину за всех троих убитых на себя. Связи его папаши помогли немного сбавить срок. И как только он выйдет на свободу, он женится на Ларисе. Они так решили. И наконец Грин и Дин, два сапога пара: первый загремел в психиатрическую больницу из за употребления запрещённых препаратов, они в край расшатали психику подростка. Но ему подобрали нужное лечение и, говорят, он уже идёт на поправку. Второй же получил условный срок за распространение наркотиков… Я однако упоминал что Эльза пишет стихи, думаю одним из них я и закончу это произведение:

Когда вы, милый друг, касаетесь огня,

Какие чувства вспыхивают в вас?

Спросите хоть кого… вы спросите меня?

Отвечу: сладко, и щекочет… больно так подчас.

И, что бы не обжечься вы,

В порыве отстранитесь, но ведь дело в том

Что вам не спать не есть не жить уже увы

До нового свидания с огнём.

 

 

 

 

Роберт ГОВАРД ПОЛЗУЩАЯ ТЕНЬ

…Вернувшись из Афгулистана в гиборейские королевства, Конан присоединяется к восстанию, поднятому принцем Котха Альмуриком против короля Страбонуса. Восстание было подавлено и мятежное войско беспощадно истреблено на краю пустыни…

Раскаленный воздух волнами поднимался над пустыней. Конан-киммериец провел рукой по потрескавшимся губам и огляделся. Из одежды на нем была лишь шелковая набедренная повязка, да широкий пояс с золотыми украшениями, на котором висели сабля и кинжал. Киммериец стоял, равнодушно снося болезненные уколы лучей нещадно палившего солнца. На руках и ногах виднелись свежие раны.

Обхватив руками колени и низко опустив светловолосую голову, рядом с ним на песке сидела юная девушка, белизна ее кожи резко контрастировала с цветом загорелого тела огромного варвара. Короткая, перехваченная в талии туника без рукавов и с глубоким вырезом на груди скорее обнажала, чем прикрывала ее прекрасное тело.

Конан тряхнул головой, словно хотел избавиться от слепящего солнца. Он приложил к уху кожаный бурдюк, который держал в руке, встряхнул его и услышав слабый плеск, только сильнее сжал челюсти.

Девушка вздрогнула и жалобно простонала:

— Пить! Пить! О Конан! Нам теперь не спастись!

Киммериец не ответил ничего, враждебным взглядом осматривая песчаные дюны. Исподлобья он смотрел на них и такая злоба пылала в его голубых глазах, что казалось — нет у него врага большего, чем эта пустыня.

Конан наклонился и поднес бурдюк к губам девушки.

— Давай, пей! — приказал он. — Пей, пока не остановлю!

Она пила мелкими, жадными глотками, пока не выпила всю воду. И лишь тогда все поняла.

— Ах, Конан, — воскликнула девушка. — Зачем ты это сделал? Ведь я же выпила все! И тебе ничего не осталось!

— Не реви! — прорычал он. — Береги силы!

Конан выпрямился и отшвырнул в сторону пустой бурдюк.

— Ну почему ты не остановил меня, почему? — всхлипывала девушка.

Он даже не посмотрел на нее. Конан стоял, выпрямившись во весь рост, и в его глазах, устремленных в таинственную пурпурную мглу на горизонте, горела ненависть.

Киммериец понимал, что близится смерть, хотя при одной мысли об этом бунтовала вся его дикарская душа. Силы еще были, но он чувствовал, что под этим убийственным солнцем ему долго не выдержать. Девушка же уже совсем обессилела. Так не лучше ли одним ударом сабли милосердно прервать ее страдания? Видеть ее адские мучения, наблюдать, как она медленно сходит с ума от жажды — ведь эти несколько глотков ненадолго ее утолили — о, нет! Из ножен, дюйм за дюймом выползала сабля.

Рука Конана дрогнула. В глубине пустыни, далеко на юге что-то сверкнуло в раскаленном воздухе. «Почудилось, — подумал он со злостью, — очередной мираж, что так часты в пустыне». Конан приложил руку к полуослепшим от солнца глазам, — и ему показалось, что он различает вдали башни, минареты и сверкающие стены. Он недоверчиво смотрел, ожидая, что мираж вот-вот поблекнет и рассеется в воздухе. Натала перестала всхлипывать. Она с трудом поднялась на ноги и тоже вглядывалась в мерцающее марево.

— Что это такое, Конан? — прошептала она, боясь спугнуть пробудившуюся надежду. — Город, или мираж?

Киммериец молчал. Он несколько раз моргнул, искоса посмотрел на город, затем вновь прямо — тот не исчезал, не улетучивался, стоял на том же месте.

— Кто его знает, — буркнул он в сомнении. — Так или иначе, стоит на это посмотреть поближе.

Он затолкнул саблю в ножны, наклонился, и легко, словно перышко, поднял Наталу на руки.

— Не надо, Конан, — запротестовала она. — Я могу идти, пусти меня!

— Смотри, сколько камней! — рявкнул он гневно. — Мигом порвешь! — Он мотнул головой, показывая на изящные, салатового цвета сандалии. — А нам надо спешить, чтобы дойти туда до заката.

Надежда на спасение влила новые силы в стальные мышцы киммерийца. Он бежал по дюнам, словно летел на крыльях. Цивилизованный человек уже давно отдал бы богу душу, но он, варвар, сражался за жизнь словно кошка.

Конан и Натала чудом бежали после разгрома армии мятежного принца Альмурика, этой пестрой орды, которая вихрем промчалась по королевству Шем и утопила в крови северную границу Стигии. После этого орда, уже со стигийской армией на хвосте, вторглась в королевство Куш и в ее пределах была наконец окружена на краю южной пустыни. Армии стигийцев и кушитов соединились и уже не выпустили добычу из капкана. Конан в последний момент поймал верблюда, забросил на него девушку — и был таков. Им посчастливилось, они избежали трагической судьбы своих товарищей, но для них осталась лишь одна дорога — в пустыню.

Натала была родом из Бритунии. Конан как-то увидел ее на невольничьем рынке в одном из шемитских городов, захваченных ордой Альмурика, и он не долго думая, тут же присвоил себе понравившуюся ему девушку, не спрашивая ни у кого на то разрешения. Сама она с радостью приняла такой поворот в своей жизни, да и чего ей оставалось ждать? Скорее всего, ее продали бы в шемитский сераль, а для женщин гиборейской эры это было худшим из всех возможных зол.

Конан и его спутница несколько суток подряд не слезали с верблюда — стая стигийцев неутомимо преследовала их по пятам. Когда погоня наконец отстала, беглецам не оставалось ничего иного, как продолжить путь в том же направлении — возвращаться было поздно. Они долго ехали, высматривая оазис, но их спаситель-верблюд в конце концов упал замертво, и им пришлось идти дальше пешком, по колено в горячем песке испытывая жестокую жажду. Девушка была сильной и выносливой, закаленной суровой лагерной жизнью, как мало кто из женщин той суровой эпохи, но и она, как ни оберегал ее варвар, постепенно выбилась из сил.

Адская жара струилась с неба на черную гриву Конана. Тошнотворный туман и тупое безразличие волнами заливали его мозг, но он не поддавался и шел стискивая зубы все дальше и дальше, поскольку теперь знал наверняка, что впереди действительно находится город, а не мираж. Что ждет их там? Новые враги? Кем бы они не оказались, с ними можно будет сразиться и убить. А большего Конану и не требовалось.

Солнце низко висело над горизонтом, когда они остановились наконец в животворной тени огромных городских ворот. Конан с облегчением расправил плечи. Перед ними на высоту не менее тридцати футов возвышались крепостные стены. Зеленоватого цвета, они блестели, словно стеклянные.

Конан пробежал взглядом по верхушкам стен, но ничего не заметил. Он крикнул во всю мощь своих легких — ответом была тишина. Варвар ударил в ворота рукояткой сабли — лишь гулкое эхо отозвалось и тут же утонуло в песках. Натала, напуганная странной тишиной, дрожала словно в лихорадке, а Конан, разгорячившись, навалился всей массой на ворота. Те неожиданно уступили и не издав ни малейшего скрипа, начали открываться. Варвар отскочил, напряженный, как пантера и с саблей наготове прижался к стене, ожидая нападения. Девушка вскрикнула.

За воротами лежал человек. Конан внимательно осмотрел его, затем поднял глаза и увидел просторную площадь, окруженную зданиями, сияющими, как и стены зеленоватым светом. За ними возносились стройные башни минаретов. И нигде не было ни следа жизни. Посреди площади стоял четырехугольный колодец. Ничто иное в тот момент не могло обрадовать Конана больше. Вспухший, облепленный песком язык еле ворочался в его пересохшем рту. Он подхватил Наталу на руки, скользнул за ворота и закрыл их за собой.

— Он живой? — со страхом спросила девушка, показывая на неподвижно лежащее мужское тело.

Черты лица его были обычны для человека средних лет той эпохи, лишь более раскосые глаза, да чуть более желтая кожа. На нем были пурпурная шелковая туника, ноги обуты в плетеные сандалии, к поясу приторочен короткий меч в ножнах, украшенных золотом, Конан прикоснулся к телу. Оно было холодным, без всяких признаков жизни.

— Даже не ранен, — удивился киммериец, — а мертв, как Альмурик, когда его нашпиговали стигийскими стрелами. Да ладно, хватит об этом. Нам с тобой надо прежде всего напиться. Клянусь Кромом, я осушу весь колодец!

Сделать это оказалось весьма непросто. Зеркало воды блестело в в добрых сорока футах внизу, но ни единой веревки, ни подходящей посудины поблизости не было. Разозленный неожиданным препятствием, варвар лихорадочно осматривался по сторонам, пытаясь разыскать хоть что-нибудь, когда до его ушей долетел пронзительный крик девушки.

Конан мгновенно повернулся. К нему бежал, держа высоко над головой меч тот человек, которого он посчитал мертвым. Конан не тратил времени на размышления, его сабля свистнула в воздухе, и голова незнакомца покатилась по каменным плитам. Из шеи, словно сок из перерубленной лианы, ударила струя крови, тело пошатнулось, и все еще с мечом в руке рухнуло на землю.

— Умер ты, наконец? — рявкнул Конан. — Или добавить? Ну что за проклятый город нам попался!

Натала дрожала всем телом, укрыв лицо в ладонях. Она посмотрела на Конана, раздвинув пальцы и снова зашлась в рыданиях.

— Они убьют нас, Конан! Они не простят того, что ты сделал!

— А что я должен был делать? Ждать, пока нас изрубят на куски? — он внимательно осмотрел площадь. По-прежнему вокруг царила тишина, нигде не было ни малейшего движения.

— Ни единой живой души, — пробурчал он успокоенно, ладно, я его спрячу.

Ухватив рукой за пояс, он поднял труп, второй рукой схватил за длинные волосы отрубленную голову и потащил свою страшную ношу к колодцу.

— Мы не можем напиться, — рассмеялся он, — так хоть ты напейся досыта!

Он бросил тело в колодец, швырнув следом голову. Мгновение спустя из темной глубины донесся плеск.

— А кровь, Конан! Кровь осталась! — прошептала девушка.

— Если я сейчас не напьюсь, то кровь польется еще раз, — с угрозой в голосе произнес варвар, который вообще не отличался долготерпением, особенно тогда, когда его мучили голод и жажда.

Девушка со страху и думать забыла о еде, но Конан помнил.

— Пойдем туда, во дворец. Должен же тут быть хоть кто-то живой.

— О, Конан, — она крепко обняла его, пытаясь сдержать дрожь. — Я ужасно боюсь. Это город духов, — духов и трупов! Вернемся в пустыню! Лучше погибнуть от жары, чем от нечистой силы!

— Вернемся в пустыню, как же, — бормотал Конан в гневе, — мы вернемся тогда, когда нас сбросят с этих стен. Я найду воду, пусть даже для этого придется отрубить все головы в этом проклятом королевстве!

— А вдруг у них отрастут эти головы? — ее голос дрожал от ужаса.

— Тогда я буду рубить их, пока они окончательно не отвалятся, — заверил он ее. — Держись за моей спиной и ни в коем случае не беги без приказа.

— Как скажешь, Конан, — тихо шепнула она.

Натала, смертельно перепуганная, шла так близко за Конаном, что он чувствовал не только ее горячее дыхание, но и к собственному неудовольствию, сандалии, наступавшие ему на пятки.

Сгущались сумерки, наполняя таинственный город пурпурными тенями. Они прошли под аркой и оказались в большом зале, пол и потолок которого были выложены все тем же стекловидным зеленоватым камнем, а стены из того же материала покрывала драпировка из шелковой с фантастическими узорами ткани. На полу устланном пушистыми шкурами, валялись беспорядочно разбросанные атласные подушки. Сквозь дверь в противоположной стене виднелась следующая комната. Они прошли через несколько залов, похожих друг на друга, как две капли воды. Во дворце никого не было, но киммериец подозрительно посматривал по сторонам и что-то бормотал. Он никак не мог отделаться от мысли, что в залах кто-то присутствовал за мгновение до того, как они здесь появились. Вот софа — она еще теплая. На этой подушке еще не разгладилась вмятина — только что на ней кто-то сидел. В воздухе плыл слабый запах благовоний — кто-то тут только что прошел.

Некая аура ирреальности окутывала дворец, казалось он снился Конану в наркотическом сне. Некоторые из залов утопали в абсолютном мраке, в них они не заглядывали, другие были освещены мягким светом, исходящим из драгоценных камней, сверкавших на стенах. Вдруг Натала вскрикнула и судорожно вцепилась в плече Конана. Он мгновенно отшвырнул ее и повернулся, готовый встретить врага лицом к лицу.

— В чем дело? — рявкнул он, не увидев никого. — Никогда не хватай меня за плечи, руки поотрываю! Ты почему кричала?

— Посмотри! — показала она дрожащей рукой.

Киммериец сглотнул слюну. На матово поблескивающем столе черного дерева сияла золотая посуда. В тарелках было полно еды, в чашах и кубках — вина.

— Пир! — радостно выдохнул варвар. — Какой пир мы сейчас устроим!

— Мы ведь не тронем тут ничего? — голод боролся в голосе девушки со страхом. — Вдруг кто-нибудь придет?

— Лир ан маннаман нам лир! — выругался Конан, схватил Наталу за шею и бесцеремонно швырнул ее в позолоченное кресло, стоявшее у края стола. — Тут кишки от голода скручиваются словно змеи, а она на двери оглядывается! Ешь!

Сам он плюхнулся в кресло на противоположном конце стола, схватил нефритовый кубок с вином и немедленно выпил несколькими большими глотками. На его пересохшее горло этот острый напиток, похожий на красное вино с каким-то незнакомым ему привкусом, подействовал подобно бальзаму. Слегка утолив жажду он с волчьим аппетитом набросился на еду: на мясо неведомых животных, на странные фрукты. Кувшины, амфоры, тарелки — все прекрасной ювелирной работы, вилки — из чистого золота. Впрочем, на вилки Конан обращал меньше всего внимания, он рвал мясо руками, крушил кости крепкими зубами. Манеры его более цивилизованной спутницы тоже вряд ли бы сочли приемлемыми в изысканном обществе, если бы увидели, с какой скоростью исчезали в ее маленьком рту яства сказочного стола. В голове бешено работавшего челюстями Конана мелькнула вдруг мысль, что еда и вино могут быть отравленными, но он тут же забыл о ней, рассудив, что лучше умереть от яда, нежели от голода.

Насытившись, Конан развалился поудобнее в кресле и удовлетворенно рыгнул. Что ж, раз в этом пустом дворце полно свежей еды и питья, то должны быть и люди. Кто знает, может быть в каждом из этих темных углов таится враг. Однако, даже если это было так, киммериец относился к этому совершенно спокойно. Он безгранично верил в свои силы на него навалилась дремота и он начал всерьез подумывать над тем, что неплохо бы прилечь и поспать часок-другой.

Натала, удовлетворив голод и жажду вовсе не избавилась от своих страхов и опасений и даже не помышляла о сне. Она напряженно вглядывалась в темноту под арками, в которой крылось нечто неведомое, таинственное, молчаливое и ужасное. Зал, в котором они сидели, показался вдруг огромным, стол — невероятно длинным, а сама она оказалась гораздо дальше от сонного Конана, чем хотелось бы.

Натала вскочила, обежала стол и устроилась на коленях своего опекуна, обшаривая зал тревожным взглядом. Крутые арки открывали вход к нескольким другим залам, некоторые из них были залиты мягким розоватым светом, дру