Несколько слов об апофатике спиртного

Одним из кардинальных свидетельств особой значимости какого-либо явления в архаической культуре является его семиотическое табуирование. Сверхзначимость, статус всеобщего эквивалента, амбивалентность, универсальность почти всегда сопровождаются запретом на называние прямых имен и склонностью к замещающим обозначениям. Замещающие имя обозначения — «Он», «Хозяин», «Сам» звучали в России в адрес нечистой силы. Так называла своего грозного патриархального мужа деревенская баба. Ровно так же дворня звала Сталина. В этом ряду лежит обширная феноменология аллюзий, недомолвок, всевозможных подмигиваний, жестов и т.п.

Избегание прямых номинаций в отношении спиртного лежит в ряду подобных практик. Поле намеков, аллюзий и эвфемизмов охватывает семантическую сферу образов бутылки как знака спиртного. Далее, высокозначим образ тепла, огня, «сугрева» как спиритуальной сущности последнего. Тепло (огонь) как обозначение главного психофизиологического аффекта потребления спиртного почти алхимически увязывает алкоголь с духовной субстанцией огня. Точно так же работают образы самого процесса потребления сакральной жидкости и, наконец, пласт образов, связанных с посталкогольными последствиями, состоянием похмелья.

Общение широких социальных категорий пронизано бесконечными в своих вариациях и безгранично убогими намеками на выпивку. Тема потребления алкоголя пронизывает искусство. Широко и мощно звучит на эстраде. Реплика «а у нас с собой было» вызывает гарантированное радостное возбуждение, веселый смех и всеобщее сочувствие. Ни одному полноценному, психически здоровому человеку не надо объяснять, о чем речь, что же «у нас было» и почему это так прекрасно. Для массы людей потребление пищи корреспондирует с употреблением спиртного, а секс вообще не отделим от последнего. Слова, связанные с потреблением пищи («ужрались»), переносятся на питие. Особенно часто прибегают к замещениям из сферы секса. Потребление алкоголя переживается одновременно и как вкушение пищи, и как половой акт. Это интегративная универсальная радость.

Связывая тему алкоголя с проблемой трансцендирования, необходимо рассмотреть ее и как специфический способ наркотизации.

Начнем с того, что переход к культурной стратегии существования сильнейшим образом фрустрирует, ущемляет природные аспекты человеческой сущности. Человек, двинувшийся по пути истории, самораспял себя на кресте цивилизаций. Ее параметры не отвечали изначальной природе человека. Отсюда — тяга к наркотизации. Настой мухомора, листья колы, курение. Ритуальная практика сплошь и рядом сопровождалась употреблением наркотиков, галлюциногенов. Рядом с этим существовала постоянная бытовая наркотизация.

Поэтому в культуре наряду с перспективной позицией (решение культурных проблем культурными средствам, или бегство вперед, к Богу) существует и противоположная тенденция — бегство из культуры назад к докультурному состоянию. Заметим, что там, где эволюция начерно набрасывает модели предсоциализации — у высших млекопитающих — встречается подобие наркомании. Первые и самые мучительные прорывы от природы к культуре зафиксированы в ритуалистике и магической практике, сопровождающейся сильнейшей наркотизацией. Вспомним, откуда в Европе появился табак.

Наркотизация, которая не может быть признана внекультурным средством, в своей пограничности максимально тяготеет к природным, наиболее архаическим формам трансцендирования. На высоких стадиях развития культуры наркотизация, имеющая огромнейшую и разнообразнейшую историю, играет роль запасного выхода, черного хода в трансценденцию «нижнего астрала» для слабых маргиналов и зажившихся архаиков, не способных к трансцендированию «вверх» вместе с доминирующим вектором системного качества культуры. Однако для архаического человека наркотический путь трансцендирования оказывается не запасным, а единственным.

В отличие от высоких форм культурного трансцендирования, наркотическое, в сущности, непродуктивно и бессодержательно, ибо его пространство предшествует полаганию содержательных оппозиций. Спонтанное созерцание содержимого бессознательной сферы нельзя принять за продуктивное содержание. Оно не рождает и не оформляет новых смыслов, не участвует в генезисе культуры.

В завершение скажем, что многочисленные и на разные лады пересказываемые причины пьянства на Руси нами не оспариваются, но видятся как производные от изложенных первопричин.

©1997 А.А. Пелипенко, И.Г. Яковенко