Теория "Длинных волн" Н.Д. Кондратьева 9 страница

- Пожалуйста. - Теперь она ответила почему-то весело.

Как их понять, этих женщин?!

- Кстати, нам пришло приглашение на прием в честь Михаила Петровича Данилова. Если

не ошибаюсь, это ваш отец?

- Да.

- Он ведь редко бывает в России?

- Да.

- Он получил какую-то престижную европейскую премию за литературу. В газетах писали. Правильно?

- Да.

- А вы... собираетесь на этот прием, Андрей?

- Да.

- Какой у нас с вами веселый и содержательный разговор! - сказала Катерина Солнцева. - Прошу прощения, если поставила вас в неловкое положение.

Как себя чувствует ваша приятельница?

- Хорошо, большое спасибо. Тут она неожиданно сказала:

- Большое пожалуйста, - и положила трубку.

Как их понять, этих женщин? Кто может их понять?

Зачем она заговорила с ним об отце? Теперь он целый день будет не в своей тарелке.

Можно подумать, что последние три дня он хотя бы одну минуту был в "своей тарелке"!

Он посмотрел на разложенные на столе бумаги. Бумаг было много. На плоском экранчике ноутбука болтался новый эскиз. В двенадцать приедет Веник.

Как заставить его сказать правду? Спросить про голубую краску или не спросить? Почему у ловких детективов из кино все получается легко и просто, а у него, Данилова, вовсе ничего не получается?

Он переложил бумаги. Сначала левые направо, а потом нижние - наверх.

Зачем мать пригласила на свою вечеринку Кольцовых?! Что за сумасшедшее честолюбие! Так называется стремление всегда и во всем превосходить окружающих или не так? Почему она не догадалась пригласить английскую королеву Елизавету, к примеру? Тоже весьма достойная особа и, главное, вполне подходящая по статусу! Или он, Данилов, так отстал от жизни, что не знает, кто в данный момент больше всего подходит по статусу матери и отцу? Может, как раз английская королева?!

Хоть бы Марта позвонила. Просто так. Он сказал бы ей - привет, Мартышка. И спросил бы

о чем-нибудь незначительном.

Ночью она ему приснилась.

И это был такой откровенный, такой неприличный, такой разнузданный сон, что утром Данилов ДОЛГО маялся в ванной, не зная, как выйдет и станет смотреть в ее утреннее сердитое и свежее лицо.

Никаких таких снов не должно сниться про "старого друга", тем более если этот самый "друг" ждет ребенка вовсе от другого мужчины.

Эскиз на экране мигнул, ушел в небытие, а на его месте завертелись невообразимые разноцветные пружины и кольца. Кольца корчились, извивались, меняли форму и цвет, перетекали друг в друга и отчего-то напоминали Данилову его самого.

Он посмотрел-посмотрел, а потом стукнул по клавиатуре - прогнал кольца и вернул эскиз.

Зазвонил телефон, и секретарша переключила звонок на него. Он был уверен, что звонит Марта, и внезапно сильно огорчился, когда она сказала, перед тем как он взял трубку:

- Это Корчагин.

Саша звонил из его квартиры. Папка с договорами никак не находилась.

- На столе в гостиной, Саша, - терпеливо сказал Данилов, - прямо на столе.

- На столе ничего нет, - заскулил плохо направляемый Саша, - я стою напротив стола.

- Ничего нет на кухонном столе. Посмотри направо. Там стоит еще один стол. Деревянный. Квадратный. На нем папка. Увидел?

- Увидел, - сказал Саша с облегчением, - сейчас приеду.

- Спасибо, - поблагодарил Данилов. Он всегда благодарил всех и за все.

Марта его за это ругала.

Нужно было работать, а он путался в своих мыслях, как воробей в зарослях бузины на участке в Кратове, где весело и вкусно пахнет шашлыком и наглая ворона боком скачет по древнему шиферу крыши.

Кто мог разгромить дом Тимофея Кольцова? Кто мог написать на стене "Это только начало"? Кто мог прислать записку "Убийца должен быть наказан"?

И - зачем?! Данилов никак не мог понять - зачем? Он был совершенно уверен: если он поймет, зачем это сделали, он поймет, кто это сделал.

Появившийся к двенадцати часам Веник был печально-официально светел и облачен в офисный костюм.

- Привет, - сказал он Данилову, бросил портфель и уселся в кресло, положив ногу на ногу. В том, как он это сделал, было что-то глубоко американское и очень-очень брокерское. Данилову стало смешно.

- Привет.

Он вынул из ящика стола две пузатые пачки дивного зеленого оттенка, так греющего людские души с тех самых пор, как "за валюту" перестали сажать, и - одна на другую - выложил их перед Веником.

- Спасибо, - солидно сказал тот, - выручил.

Таня Катко за стеклянной перегородкой встала и зачем-то пошла к другому компьютеру. Веник проводил ее глазами - Таня была длинноногой, стройной, и юбка у нее открывала ровно столько, сколько можно, чтобы эротика не перешла в порнографию.

Данилову было наплевать на Танину юбку, но, проследив за взглядом Веника, он решил, что, как начальник-самодур, сегодня же попросит ее выбирать какие-нибудь менее возбуждающие наряды.

- Почему ты мне вчера наврал про одиннадцать часов? - спросил Данилов, пока Веник приходил в себя от зрелища Таниных ног. - Зачем?

- Что, - оторопело переспросил Веник и моргнул, - я тебе наврал?! Ты о чем?

- Где ты был вчера утром. Веник?

Он весь подобрался - Данилов заметил. И даже ногу с ноги снял. И сигарету из пачки так и не вынул. И палец сунул за галстук, как будто тот его душил.

Они в упор смотрели друг на друга - только стол их разделял - и молчали. И чем дольше молчали, тем красноречивее становилось это молчание.

- Зачем тебе знать, где я был вчера утром? - фальшивым голосом начал Веник. Очевидно, ему и самому было понятно, насколько голос фальшив, потому что он откашлялся, быстро отвел глаза и посмотрел снова. За эту секунду он несколько приободрился. - Я вообще не понимаю, что ты ко мне пристал, Данилов! Ты что? Моя мамочка? Или женушка?

- Я не мамочка и не женушка, просто скажи, почему ты мне вчера соврал.

- Я тебе не врал!

- Никакие гости к одиннадцати не приезжали. Твой первый гость приехал после трех. Зачем ты соврал?

- Данилов. - Веник взял себя в руки и решительно пошел в наступление:

- Я же не спрашиваю у тебя, где ты был вчера утром!.. Ну, да, да, дома меня не было, ну и что?!

- Где ты был?

- Да не твое дело! На работе ночевал! И отстань от меня!!

- Ты не ночевал на работе.

- Откуда ты знаешь?! Откуда ты, черт побери, все на свете знаешь?! Да что тебе за дело?! Или я перед тобой отчитываться должен?! Ты что, считаешь, что меня купил за свои поганые деньги?! Теперь тебе все можно, да?! Допрашивать меня, следить за мной, контролировать меня, да?!!

За стеклянной перегородкой возникла и пропала длинноногая Таня. Вид у нее был встревоженный. Очевидно, им все было слышно - особенно когда Веник рассвирепел. Данилов терпеть не мог театрализованных представлений.

- Ты, твою мать, что о себе возомнил?! Ты решил, что меня облагодетельствовал, что ли?! Ты чего, забыл, что было пять лет назад?!

Молчишь?! А вот я сейчас выйду в коридор и расскажу всем, что тогда было, - как ты после этого станешь свои деньги грести?! Кому ты станешь нужен?! Чего тебе надо, твою мать?!. Сидел бы, помалкивал, по праздникам грехи замаливал, а ты!..

Веник брызгал слюной - так гневался. И глаза налились, и сизая петушиная шейка в вороте рубахи сильно покраснела.

Данилов посмотрел - и отвернулся.

За окном опять шел снег.

Ничего он теперь не добьется. Если станет настаивать, Веник покраснеет еще больше, закричит еще громче, стучать по столу начнет. Его сестра тоже обожала всякие такие представления. Очень ей нравилось чувствовать себя невинно оскорбленной, облыжно обвиненной и глубоко несчастной. Данилов спрашивал ее, почему она пришла в половине первого, а она в ответ плакала и кричала, что он подлец. Подлец и негодяй.

- Уходи, - сказал Данилов Венику, - уходи, пожалуйста. У меня очень много дел.

Веник угомонился моментально. Данилов думал, что он для виду еще повозмущается немного, но он не стал. Подхватил свой портфельчик, накинул пальто, правда, дверью все же хлопнул - очевидно, чтобы Данилов не расслаблялся.

В ежедневнике, на чистой и хрусткой странице, Данилов записал: "Узнать, где на самом деле был Веник в субботу утром. Узнать, есть ли у него в доме голубая краска. Узнать, был ли у охранника янтарный брелок или еще что-нибудь янтарное: Узнать, где были С., Т., И. Позвонить Знаменской и Лиде (на всякий случай)".

С., Т., И. были соответственно Саша Корчагин, Таня Катко и секретарша Ира. Данилов обозначил их одними инициалами - из конспирации. Он конспиратор.

Вместо эскиза на экране опять изнемогали разноцветные кольца. Данилов посмотрел на них с отвращением. Ему нужно работать. Кроме квартиры академика Знаменской и разгромленной дачи олигарха Кольцова, у него было еще три проекта в разной степени готовности. Один, например, в виде эскиза болтался в компьютере.

Когда теперь он сможет нормально работать?!

Дней, данных ему Тимофеем Кольцовым, остается все меньше, а он тратит их совершенно бездарно, на бесполезные размышления и копание в себе. Он так и не смог выяснить у Веника, где тот был в субботу утром и зачем он ему врал.

Завтра или послезавтра вернется Петрысик, отец ребенка и любовник Марты. Бойфренд, как это нынче именуется.

Ну и ладно.

- Таня, - сказал Данилов в селектор и увидел, как она выглянула из-за своего компьютера, - зайдите ко мне на секунду.

Она возникла на пороге моментально.

- Что-нибудь захватить, Андрей Михайлович?

- Ничего не нужно, спасибо. Платежку принесли из Промышленного банка?

Промышленный банк принадлежал Тимофею Кольцову, и все денежные расчеты шли именно через этот банк.

Таня растерялась. Сколько раз она говорила шефу, что она не бухгалтер и не секретарша, а шеф как будто нарочно продолжал указывать ей ее место. Зануда.

- Я точно не знаю, - ответила она оскорбленным тоном и слегка повела плечом, - надо у Иры спросить.

И сделала движение, как будто собиралась закрыть за собой дверь.

- У Иры я спрошу сам, - сказал Данилов довольно холодно.

Ритуальные танцы сотрудников, для которых были бесконечно важны собственный статус и твердое разделение труда, иногда его раздражали. Какое может быть разделение труда, когда в конторе четыре работника и приходящий бухгалтер?!

- Вы посчитали, что там получается с лестницами и сводчатым фронтоном?

- Нет еще, - запнувшись, ответила Таня. Она стояла, а шеф почему-то не предложил ей сесть, чего с ним раньше никогда не бывало. Она чувствовала себя неловко, потому что его очки находились как раз на уровне того места, где кончались ноги и начиналась... юбка.

Шеф поднял голову. Сверкнули очки - очень модные, две дужки и стекла, больше никакой оправы. Таня тихонько вздохнула.

- Садитесь, пожалуйста, - спохватился шеф. - Я не понял, почему не готовы расчеты. Мы должны сдать проект до Нового года. По-моему, я давно об этом сказал. Или не сказал?

- Сказали, Андрей Михайлович. Я не успеваю. У меня очень много работы, и еще звонки, и вчера с утра я в налоговую ходила...

- Вчера было воскресенье, - заметил Данилов, - никуда вы вчера ходить не могли.

- То есть в пятницу!.. Конечно, в пятницу!

- А что вы делаете по субботам?

Это был такой неожиданный вопрос, что Таня даже не сразу сообразила, какого ответа ждет от нее начальник.

На свидание, что ли, собрался пригласить? Как же, дождешься от него!

Сухарь, каких мало, ледышка, леденец на палочке! Кроме того, есть же красавица Лидия Сергеевна, которая несколько раз заезжала за ним в офис, и еще какая-то полоумная звонит каждый день. Хотя он симпатичный и довольно богатый, и...

Все это молнией пронеслось в Таниной голове, закрутилось разноцветным вихрем, ударило в щеки, которые сразу предательски загорелись.

- В эту субботу я на лыжах каталась, - неуверенно сказала она, - с горы.

- А где? - спросил шеф. - В "Волене"?

- На Егорьевском шоссе. Мы всегда там катаемся. Там не так шикарно, как в "Волене", зато дешевле и подъемник есть... - пробормотала она. - Мы всегда там катаемся.

- С утра?

- Что?

- С утра катаетесь?

- По-разному, - ответила бедная Таня, - в субботу катались с утра. Снег шел, и мы решили, что к обеду весь склон засыплет. И поехали рано, часов в девять, наверное.

Тут шеф неожиданно улыбнулся.

Танина бабушка говорила, что хорошего человека улыбка должна непременно красить. Шефа улыбка нисколько не красила. Лицо становилось безжизненным, как будто стянутым в нелепую маску.

- Это я к тому, - пояснил он задумчиво, - что в следующую субботу нам скорее всего придется работать. Иначе мы не то что к Новому году, к Первому мая проект не сдадим. Согласны?

Выходит, он вовсе не собирался приглашать ее на свидание?! И про субботу спрашивал просто затем, чтобы объявить, что отныне у них шестидневная рабочая неделя?! Таня немедленно почувствовала себя оскорбленной.

- Я не знаю, - начала она и потрогала щеки. Щеки были горячими, а пальцы холодными, и она быстро опустила руки. - Смогу ли я...

- Я не спрашиваю вас, сможете вы или нет, - перебил ее шеф ледяным тоном, - я просто ставлю вас в известность. В следующую субботу мы работаем. С утра.

- Понятно.

- Пожалуйста, вечером покажите мне расчеты. Бог с ними, с лестницами, пусть будут толь-

ко фронтоны. Сделаете?

- Да.

- Хорошо. Спасибо.

Он снова уткнулся в компьютер с таким видом, что Таня поняла - аудиенция окончена. Она встала, и он неожиданно поднял голову. Опять сверкнули очки.

- Таня, я прошу не носить на работу одежду, которая может вызвать инфаркт у наших клиентов. Мне все равно, - и тут он пожал плечами под безупречной черной водолазкой, - а люди пугаются. Договорились?

Таня выскочила за дверь так стремительно, что Данилов даже удивился, как она не стукнулась в нее лбом.

Значит, Егорьевское шоссе и горка с подъемником. С девяти часов утра.

Вряд ли она обманывает его. Лиду, Знаменскую и Таню он внес в свой список просто для порядка, потому что именно так делали опытные сыщики в детективах. Подозреваются все, исключений нет. Значит, остались еще Лида и Знаменская.

Последняя позвонила ему сама - как обычно. За субботу и воскресенье она обогатилась очередными идеями о перестройке своего дома и горела желанием немедленно выложить их Данилову.

- Андрюшик, - начала она дивным прокуренным контральто, - это я. Баба-Яга - Знаменская. Соскучились?

- Конечно, Ариадна Филипповна, очень. Я звонил вам в пятницу, чтобы поздравить, но...

- Андрюшик, замолчите. Я не юное создание тридцати шести лет от роду! Я стара, слаба и дьявольски умна. Вам что-нибудь об этом известно?

Данилов засмеялся. Академик Знаменская была второй женщиной после Марты, с которой он действительно мог разговаривать, не опасаясь ничего на свете.

- Так вот. Вы не пожелали проводить меня на банкет, и я весь вечер принуждена была выслушивать идиотские комплименты от разного рода козлов, которые с большим удовольствием перегрызли бы мне горло еще сорок лет назад.

- А орден? Получили?

- Ну конечно, получила! Или вы думаете, что они в последний момент передумали?

- Он красивый?

- Кто - он, - осведомилась Знаменская, подумав, - орден или президент?

- Почему президент? - удивился Данилов.

- А как вы думаете, кто вручал мне мой орден?

- Не знаю, - признался Данилов.

- Они оба были исключительно элегантны. И президент, и орден, я имею в виду. Но один из них ночевал сегодня со мной! - И она отчетливо произнесла в трубку "хе-хе-хе" - засмеялась. - Банкет был ужасающий. Подготовкой занималась моя невестка, жена старшего сына. Господи боже мой! Нельзя шесть часов кряду есть. Но мы ели. Зря вы не пришли, Андрюшик.

Столько еды пропало! Мне удалось уволочь домой ананас. Все решили, что старуха совсем рехнулась, но я его все-таки сперла. В конце концов, это моя еда, и я могу делать с ней все, что хочу! А дома у меня шаром покати, кроме докторской колбасы и французского шампанского, ничего нет. Шампанское мне прислала подруга из Канн. Можно умереть со смеху, но в

Каннах у меня подруга! Она, конечно, совсем в маразме, потому что давно ничем не занимается, кроме ухода за своей персоной, но меня любит. А вы любите меня, Андрюшик?

- Очень, - подтвердил Данилов с удовольствием.

- Ну конечно, - согласилась Знаменская ехидно. - Так что в выходные я ела колбасу с ананасом и запивала шампанским. Кстати, я вам звонила утром. Думала, может, мне удастся завлечь вас хоть на колбасу, но вас не было дома. Работали?

- Работал.

- Ну и зря. По субботам следует встречаться с девушками.

- Я встречался, - зачем-то признался Данилов, впервые в жизни подумав о Марте как о "де-

вушке", - я все делал сразу - и встречался, и работал.

- Я! - объявила Знаменская. - Я всю жизнь все делала сразу - встречалась, работала, рожала, проверяла уроки, защищала диссертации, вытирала носы, мыла полы, ругалась с начальством, строила козни! И что из этого вышло?

- Что?

- Теперь все только и думают, как избавиться от полоумной старухи, то есть от меня. Вы первый, Андрюшик.

- Бросьте вы, Ариадна Филипповна, - сказал Данилов весело, - вы - национальная гордость и достопримечательность. Я, например, горжусь знакомством с вами, как пионер красным галстуком.

- Не врите, нехорошо.

- Прибедняться тоже нехорошо, - сообщил Данилов, - а вы почему-то сегодня прибедняетесь.

- У меня такая полоса! - объявила Знаменская. - Мало того, что я академик, доктор, лауреат, я теперь еще орденоносец. Ну? Дальше куда? Помирать?

- Пока подождите.

- Пока подожду, пожалуй. Знаете, утром после банкета, только я пристроилась к колбасе, как позвонил ученик, Вася Бестужев, из Кардиоцентра. У него на столе сложный случай, и какой красивый! Хотите, говорит, Ариадна Филипповна, поучаствовать? Хочу, говорю. Он, бедный, небось надеялся, что бабка откажется, а бабка - тут как тут. Шесть часов мы на двоих с Васей кроили-раскраивали, шили-вышивали! В девять начали, в пять закончили. Размылись, сели, покурили, я и думаю: вот черт побери все на свете! Тебе, старой дуре, вчера орден дали. Зачем? Чтобы ты сегодня опять оперировать побежала? Да, так зачем я звоню? Давно живу. Память подводить стала. Ах да, вспомнила - я сомневаюсь, что камин нужно делать именно с медным колпаком. - На этом месте Данилов чуть не уронил телефонную трубку, неплотно прижатую плечом. - Вот у меня журнал, - в трубке зашелестело, - называется... называется "Лестницы и камины", ишь ты!.. Вы читаете такие журналы, Андрюшик?

- Нет, - признался Данилов.

- Так я и знала! - воскликнула Знаменская. - Так и знала я, что с вами что-то не то. А! Вот. Тут написано, что в этом сезоне самыми модными считаются стеклянные колпаки и экраны. А внутренняя поверхность камина выглядит очень стильной, если она выложена из огнеупорных стеклянных кирпичей. Вы об этом осведомлены, Андрюшик?

- Да как вам сказать, - пробормотал Данилов.

- Давайте немедленно, немедленно, - вскричала Знаменская, - выложим что-нибудь стеклянным огнеупорным кирпичом! Согласны?

- Я согласен, Ариадна Филипповна, конечно, согласен. Только нужно сначала придумать - что.

- Как что! Камин! Я же предлагаю выложить камин. Живем один раз, так пусть хоть камин будет стеклянным!

- Я подумаю над этим.

- Ничего вы не станете думать, - заявила Знаменская, - ни одна моя идея не нашла одобрения в вашем ледяном сердце. Почему?

- Ариадна Филипповна...

- Ну конечно! Дело в том, что я просто вздорная старуха, а вы первоклассный архитектор! Но вы должны уважать мои седины, и, если я прошу стеклянный кирпич, вы должны хотя бы сделать вид, что раздумываете.

- Ариадна Филипповна...

- Да-да, это я. Черт с ним, с кирпичом. Обещайте мне, что, если я захочу унитаз в форме лилии, вы согласитесь. Если он оскорбит ваше эстетическое чувство, вы загородите его ширмочкой. Согласны?

- Да, - сказал Данилов, - согласен.

- Ваши родители прилетают в среду?

- Что?

- Андрюшик, до сих пор вы слышали прекрасно. Когда прилетают ваши родители?

- Я не знаю, - ответил Данилов.

- В среду прием в честь Миши. Я никогда не понимала его книг. А вы?

- Я? - переспросил Данилов.

- Света, по-моему, их тоже не понимает. Мне все кажется, что она только делает вид, что читала.

Света, подумал Данилов. Никто и никогда в его присутствии не называл мать Светой. Только по имени-отчеству. За границей - "мадам Данилофф".

Ему вдруг показалось, что в голове у него замкнулась какая-то цепь, даже щелкнуло отчетливо. Замок закрылся. Теперь уже не вырваться.

- Вы... знаете моих родителей?

- Милый мой, в России нет ни одного человека, который не знал бы ваших родителей!

- Я говорю не об этом.

- Да, - призналась академик Знаменская, и ее контральто понизилось до баса, - конечно. Чтобы вы родились, потребовались усилия многих специалистов.

Одним из специалистов была я. Так что мы с вами почти родственники. Когда вышла история с вашей депрессией, я сказала Свете, что самым правильным было бы от вас отстать. Но я ведь не психолог или невропатолог! Света меня не послушалась.

Зато теперь вы есть отличный архитектор, а ведь мог выйти посредственный пианист!

Данилов разжал руку. Когда он стиснул кулак?

- Прошу прощения, Ариадна Филипповна, - процедил он холодно, - но мне не хотелось бы ни с кем обсуждать свою жизнь. Даже с вами. Давайте лучше вернемся к камину.

В трубке помолчали, доносилось только приглушенное сопение.

- Я не хотела вас обидеть, - сказала наконец Знаменская, - врачи бесцеремонны и циничны от природы. Они такими рождаются. Старуха хотела узнать, будет ли на приеме интересный молодой человек, и сдуру наболтала лишнего.

- Буду, - пообещал Данилов и улыбнулся. С чего это он так запаниковал?

От того, что неврастеник и тряпка? Или просто в голове его никак не совмещались родители и Знаменская, которая была из той части его жизни, которая никак и никогда не соприкасалась с родителями?

Положив трубку, он некоторое время посидел над телефоном. Ему было неловко и трудно.

Во-первых, он только что устроил разнос Тане за лестницы и фронтоны нового дома, которые оказались не готовы, а сам провел драгоценное утреннее время в разговорах и упаднических мыслях.

Во-вторых, согласно плану, записанному на хрусткой блокнотной страничке, информацию Знаменской о том, что в субботу с утра она присутствовала на операции, следовало проверить. Проверять было противно, хотя в данном случае сделать это было очень просто.

Знаменская ни при чем, конечно. Ты сделаешь это для очистки совести. Ты зануда и формалист. Тебе просто нужно, чтобы все в твоих нетворческих, почти бухгалтерских мозгах было разложено по полочкам.

Зачем она спросила его про родителей? Почему ни с того ни с сего продемонстрировала свою причастность и полную осведомленность - даже те его давние нервы были упомянуты? До сих пор Данилов работал на нее, не подозревая о том, что она знает его семью, работал бы и дальше - тогда зачем?

Вопросов стало еще больше, когда через три минуты с трубкой в руке он подошел к окну. Снег все валил.

Академик Знаменская в субботу в Кардиоцентре не появлялась. Профессор Василий Иванович Бестужев тоже не работал.

- Он будет только в четверг. Если хотите, можете оставить сообщение.

- Нет, спасибо, я перезвоню. Значит, Знаменская тоже его обманула. Как и Веник.

Ошиблась? Забыла, где была наутро после банкета? Пошутила? Выдумала?

Зачем?! Зачем?!!

Когда Данилов был в двух минутах от дома, позвонил Марк Грозовский, давний приятель и такой же давний конкурент.

- Данилов, ты где?

- Рядом с домом. Добрый вечер, Марк. Грозовский хмыкнул:

- Добрый. Ты даже когда в офисе сидишь, все равно рядом с домом. У тебя так офис и дом расположены - рядом друг с другом. Как мы с тобой.

- Мы с тобой далеко, - возразил Данилов, улыбаясь.

- Мы с тобой близко, - уверил Грозовский. - Слушай, Данилов, одолжи мне на недельку компьютер, а?

- Какой?

- Любой. Только прямо сейчас. У тебя дома есть?

- Есть, - помолчав, сказал Данилов, - а почему так срочно?

- Потому что завтра ко мне на работу человек выходит, а я ему даже компьютер не могу дать! Куда я с утра поеду покупать! И денег жалко. Вдруг куплю, а новенький уволится! Одолжи, Данилов!

- Да бери, - согласился Данилов. - Подожди минуту, Марк.

Не опуская телефон, он переключил скорость и осторожно втиснул "Фольксваген" между двумя занесенными снегом машинами. Фирма, продавшая ему квартиру, обещала, что вот-вот начнут строить подземные гаражи, но никаких признаков строительства гаражей Данилов не замечал. Обманула фирма.

Что-то в последнее время странное происходит. Все обманывают, даже строительные фирмы.

- Марк, я уже приехал.

- Я рад. Ну что? Дашь компьютер?

- Прямо сейчас?

- А чего тянуть-то? У тебя дома есть какой-нибудь завалящий компьютер?

- Есть. Только он старый совсем.

- Да любой.

- Тогда заезжай.

- Я уже заехал, - пробормотал Марк; - Смотри по сторонам, а то под колеса попадешь.

Данилов оглянулся. Громоздкий грязный джип занимал весь Последний переулок. "Дворники" мели по стеклу, разметали снег.

- Это я, - сказал Марк в трубку и помахал рукой, - где тут у вас парковаться-то?

- Где место найдешь.

- Понятно.

Джип тихо тронулся с места, Данилов переждал, пока он проплывет перед ним, и перешел на другую сторону. Грозовский появился через минуту, очень сердитый.

- Еле вылез, полные ботинки снега!.. Тоже мне, "тихий центр", мечта любого состоятельного господина!..

- В Москве с парковкой вообще плохо, - философски заметил Данилов, открывая тяжелую подъездную дверь. - Добрый вечер, Иван Иванович.

- Добрый, добрый, Андрей Михайлович!

"Консьерж" Иван Иваныч выглянул из-за двери и благожелательно проводил Данилова глазами. Ивану Иванычу от роду было лет двадцать пять, и до определения на тихую должность смотрителя подъездной двери он служил то ли в спецназе, то ли в десантных войсках. Вид у него был соответствующий.

- Господи боже мой, - пробормотал Грозовский.

- Зато спокойно, - А у вас тут что? Шалят?

- Не особенно. Но нужно же чем-то оправдывать деньги, которые с нас дерут в виде квартплаты!

- Крепко дерут?

Данилов покосился на Грозовского, бессчетно размноженного зеркалами лифта, и промолчал.

- Ты чего такой мрачный?

- Я не мрачный. Я устал немного.

- Заработался? - уточнил Марк язвительно. - Заказчик косяком идет?

Перед дверью в квартиру Данилов помедлил. Он возвращался домой не один, поэтому все было проще, чем обычно, но все-таки ему пришлось глубоко вдохнуть и сильно выдохнуть, как будто он собирался прыгать с трамплина. Грозовский наблюдал за ним насмешливо.

- Проходи.

- У-у, - протянул Грозовский, протискиваясь в квартиру, - красота-то какая! Простенько и со вкусом, в твоем духе, Данилов.

Не обращая внимания на хозяина, он протопал сначала в одну, а потом в другую комнату. В спальню он заглянул с порога, а в ванной длинно присвистнул.

Данилов улыбнулся, снимая ботинки. Он знал, почему Грозовский свистит в ванной.

- Данилов, ты молодец! - издалека сказал Грозовский. - Главное, и места не так чтобы очень много, а на все хватило!.. Молодец, - повторил он, появляясь в холле. Вид у него был кислый, как будто он расстроен тем, что Данилов молодец. А может, и в самом деле расстроен?

- Ужинать будешь?

- Не буду. Давай компьютер, и я поеду.

- Кофе?

- Данилов, ну тебя в баню с твоими манерами! Я не хочу кофе! Я хочу компьютер.

- Сейчас получишь.

Замшевый чемоданчик с ноутбуком, которым Данилов пользовался только в поездках, был задвинут на нижнюю полку стеллажа. Данилов вытащил его и придирчиво осмотрел. Ни пыли, ни пятен не было на замшевой шкуре чемоданчика - домработница Нинель Альбертовна убирала на совесть. Чемодан от поездки к поездке никогда не открывался, но педантичный Данилов должен был посмотреть, все ли в порядке. Пока он расстегивал и застегивал "молнии" на боку, лазал в боковой карман, проверяя "мышь", далекими отрывистыми трелями зашелся мобильный телефон, и Грозовский сказал в отдалении: "Алло!"

Данилов вышел в холл и аккуратно поставил чемоданчик на пол возле Грозовского.

Марк хмуро глянул на него и отвернулся. - Нет, - буркнул он в телефон, - пока нет. Не могу. Не могу, сказал! Хорошо. Да. Да. Але! - крикнул он в сторону кухни, куда удалился вежливый Данилов, чтобы не слышать, о чем говорит Грозовский. - Данилов, я поехал, спасибо!

- У тебя неприятности?

- С чего ты взял? - спросил Марк фальшиво. - Компьютер верну недели через две или даже раньше.

- Не спеши, - ответил Данилов вежливо, - он мне пока не нужен.

- Хоть бы пригласил куда посмотреть, что ты строишь! Или боишься, что отобью клиентуру?

- Марк, я ничего не боюсь. А пригласить пока некуда, ничего интересного у меня нет.

У него был очень интересный дом, его любимый дом, с забором из речного камня, с подвесными лестницами, с теплыми мозаичными полами, с английским гобеленом на стене.