У ТВОИХ НОГ 3 страница. Самое удивительное, что Блонди умудрился заинтересовать и егоСамое удивительное, что Блонди умудрился заинтересовать и его. Вот скажи кто-нибудь Падалеки еще этим утром, что вечером его реально увлечет экономическая подоплека войны за независимость – не поверил бы. А ведь увлекла. Джаред периодически искоса посматривал на погруженного в творческий процесс Блонди и пытался понять, что мешает тому вести себя по-человечески в остальное время. Ведь, наверное, чертовски сложно постоянно изображать из себя капризную суку, когда на самом деле ты неглупый обаятельный парень с хорошим чувством юмора. Да, Падалеки смог наконец-то оценить чувство юмора Блонди, это было совсем нетрудно сделать, достаточно было лишь перестать быть мишенью его остроумия. А еще абсолютно непонятно, почему Эллис считает, будто Блонди не умеет работать в команде. Очень даже умеет. Да и вообще, работать с ним – одно удовольствие, он искренне интересуется чужим мнением и не пытается задавить интеллектом, хотя, и Джаред готов это признать, значительно умнее своего напарника. Создается впечатление, что он просто не обращает на это внимания, по крайней мере, никакой гордости в его голосе, когда речь почему-то зашла об успеваемости в целом, не прозвучало, хотя Блонди не скрывал, что учиться ему нравится и у него большие планы на продолжение обучения после окончания школы. Джаред с удивлением понял, что Блонди больше не вызывает в нем раздражения. Более того, кажется, при иных обстоятельствах они могли бы подружиться. Эта мысль сначала напугала его, а потом заставила разозлиться, уже на самого себя. В конце концов, что за дурацкие предрассудки? Он что, в самом деле, собирается спрашивать разрешения Брауна? Почему-то воспоминание о Стерлинге испортило настроение. А если уж совсем честно, настроение испортилось при мысли, что тот может, в самом деле, увлечься Блонди. И что для самого Блонди это стало бы прекрасным выходом, он оказался бы под защитой не только капитана, но и всей команды... Только, блядь, он ведь не нуждается в защите, правда? Он ведь не продаст себя Брауну ради этого? Черт, ну что за херня? Какая, к ебеням, защита команды? Команда не будет защищать бойфренда капитана, вообще непонятно, как Чад додумался до такого – Браун и Блонди. Да их сгнобят обоих, Джаред готов был поставить что угодно – к таким переменам школа Джеймса Мэдисона еще точно не готова, что бы там ни думал по этому поводу Мюррей. Футболисты не встречаются с парнями, футболисты встречаются с чирлидерами, а чтобы менять законы мироздания, нужен кто-то покруче Блонди... Впрочем, может, Браун действительно гей, и ему удалось разглядеть в этом вздорном эгоисте то, что тот так старательно скрывает от других – насколько он интересный, умный, да просто нормальный парень. Падалеки с неожиданным злорадством подумал, что голубой Браун – это прикольно. Он в очередной раз покосился на Блонди, вносящего в текст доклада последние поправки. В холодном свете монитора он выглядел отстраненным и сосредоточенным, однако больше не казался враждебным. Просто очень одиноким. И тогда Джаред впервые заметил две вещи. Во-первых, за окном уже почти стемнело, а соответственно на кухне давно было темно. Во-вторых, Блонди красивый. Второе открытие вогнало Джареда в ступор. Он быстро опустил глаза, совершенно иррационально испугавшись, что может выдать себя взглядом, и несколько секунд смотрел в стол, не решаясь пошевелиться. А потом внезапно разозлился. В конце концов, какого черта? Да, Блонди красивый, и то, что Джаред это внезапно понял – не преступление. Получать эстетическое удовольствие от созерцания прекрасного – это нормально. Он решительно поднял голову. Словно почувствовав это, Блонди на миг отвлекся от монитора и кинул на Джареда быстрый вопросительный взгляд. Падалеки покачал головой, невольно отметив, что Блонди теперь смотрит на него совсем по-другому – с симпатией и искренним интересом, и от этого почему-то стало теплее на душе. Блонди кивнул в ответ, улыбнулся и вновь уткнулся в монитор. Интересно, почему Джаред не замечал раньше, какая у него потрясающая улыбка – открытая, светлая, чуть застенчивая, словно он заранее извиняется за то, что, улыбаясь, становится еще более красивым?.. Джаред отбросил последние сомнения и с каким-то отчаянным, гибельным наслаждением, словно срываясь в пропасть, стал беззастенчиво разглядывать сидящего рядом парня, с удивлением подмечая все новые детали, и не мог взять в толк, почему он не видел этого раньше – ни красиво очерченных скул, ни аккуратного носа, ни упрямого подбородка. И губы – ну какой, к черту, силикон. Просто очень красивые, наверное, про такие и говорят - чувственные... И ресницы... правда, как у девчонки, длинные и густые. Черт, вот еще бы вел себя нормально, и, несомненно, его любили бы все. Ему простили бы ориентацию, потому что невозможно что-то не простить парню с такими глазами и такой улыбкой... Джаред сглотнул и, пытаясь хоть немного развеять наваждение, включил подвесную лампу над столом. Блонди вновь улыбнулся, отодвинул ноут и с какой-то звериной грацией всем телом развернулся к Джареду, облокачиваясь на стол и подпирая щеку кулаком. - Падалеки, у тебя в роду были кошки, - сообщил он, почти ощутимо касаясь взглядом, и это было до невозможности приятное чувство. – Я уже полчаса думаю, когда же ты поймешь, что стало темно. Люди так не могут. Ты кошка, Падалеки, большая и хищная. И глаза у тебя кошачьи... В груди почему-то разлилась волна тепла. Потом она перехватила горло и накрыла пах. Голова закружилась, сердце рухнуло куда-то в пятки, потому что Джаред внезапно понял, что глаза у Блонди совершенно нереального зеленого цвета. И что сейчас эти глаза смотрят на него так странно, словно Блонди чего-то ждет, точнее – ждет одного-единственного правильного слова, взгляда, жеста, чтобы... чтобы... - Блонди... – прошептал он, понимая, что гибнет, и не находя в себе ни сил, ни желания противиться этому. - Лучше - Дженсен, - негромко произнес Блонди, чуть подаваясь вперед, становясь еще ближе, гипнотизируя, завораживая своим темным, опасным взглядом. У него что, всегда был такой голос? Низкий, с чуть заметной хрипотцой, пробуждающий порочные, противоестественные желания. Потому что это противоестественно – смотреть в глаза другого парня и чувствовать все нарастающее возбуждение, отчаянное, нерассуждающее, сметающее все предрассудки и сомнения. Гулкий стук крови в голове заглушал последние здравые мысли, сердце колотилось в груди спятившим метрономом. Джаред видел перед собой только прекрасные, понимающие, зовущие глаза, в которых играли все оттенки выдержанного шартреза, и чувствовал, что если прямо сейчас не накроет эти губы своим ртом, то рехнется. А если он это сделает, то пути назад уже не будет, но какое ему дело до этого сейчас... - Дженсен, - выдохнул Джаред и, закрыв глаза, бросился в бездну. Точнее, попытался это сделать. Потому что его губы встретили пустоту на том месте, где должны были находиться губы Блонди. Резкий звук отодвигаемого стула, ощущение быстрого движения. Джаред не сразу понял, что произошло, а когда понял, то низко наклонил голову, прячась за челкой, и до боли сжал кулаки. Тихий торжествующий смех. Падалеки резко вскинул голову – униженный, растоптанный. Блонди сидел, откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди. Он разглядывал уничтоженного противника со сдержанным интересом и легкой презрительной насмешкой. И Джаред понял, что никакого милого обаятельного Блонди попросту не существует. Есть только один Блонди – холодный, жесткий, расчетливый. Человек, который никогда не забывает и не прощает нанесенных обид, который всегда отвечает ударом на удар, а если считает, что противника лучше вывести из игры еще до начала битвы, то без тени сомнений бьет первым. - Надеюсь, в следующий раз ты трижды подумаешь, прежде чем называть кого-либо гребаным пидором, Падалеки, - спокойно произнес Блонди. – Да, на будущее все же настоятельно советую запомнить мое имя. Меня зовут Дженсен Эклз, если ты до сих пор не в курсе. Ну, на сегодняшний день мы в расчете, кстати, сделанный мной доклад можешь считать небольшим бонусом. Или компенсацией за моральный вред, ты слишком перенервничал в последние пять минут. Не провожай. Я помню, где выход. Он встал и, окинув совершенно убитого Джареда пренебрежительным взглядом, направился к двери. - Сука! - выплюнул Падалеки в спину Блонди, вложив в это слово всю ту ненависть, что сейчас закипала в его душе. Блонди остановился и бросил презрительный взгляд через плечо. - Кто, я? А ты ничего не попутал, чувак? Если бы я не остановился, ты бы сейчас такое подо мной вытворял, любая сука удавилась бы от зависти. Джаред хрипло зарычал, молнией сорвался с места и сбил зарвавшегося урода с ног. Они покатились по полу, Падалеки очень быстро оказался сверху и замахнулся, все еще не вполне понимая, чего в эту секунду он хочет больше – разбить это красивое лицо в кровь и стереть с него ехидную ухмылку, или впиться губами в губы; не просто поцеловать – заставить ответить на поцелуй, добиться стона, дрожи, желания, сделать эту блядь покорной и ласковой. - Ну, чего ждешь? – прохрипел Блонди. – Или бей, или раздевайся. Так и быть, я тебя трахну, вижу, иначе ты не успокоишься. Джаред едва не свалился со своей жертвы, когда Блонди внезапно вскинул бедра и прижался пахом к его заднице. Кожаные брюки все же были достаточно узкими, и Падалеки прекрасно понял, что Блонди нравится вся эта возня. - Ну, детка, чего ты? – ухмыльнулся тот, сверкая сумасшедшими косящими глазами. - Снимай штаны, будем делать из добропорядочного натурала гребаного пидора... И тогда Джаред ударил. Со всей дури, так, что голова Блонди бессильно мотнулась в сторону и стукнулась об пол, а из груди вырвался болезненный стон. Не помогло. - Тебя заводит, когда грубо? – все та же ухмылка, веселое безумие в ослепительно зеленых глазах. – Ладно, отрывайся, я потерплю. Джаред зарычал от бессильной ненависти и замахнулся еще раз, краем сознания отмечая, что Блонди зажмурился в ожидании удара. И тут внезапно зазвонил телефон. Точнее, тишина внезапно была взорвана бодрым: It`s my life, it`s now or never! I ain't gonna live forever... Блонди открыл глаза. Падалеки опустил занесенную руку. ...I just want to live while I'm alive Джаред не знал, что ему делать, то ли потянуться за лежащим на столе телефоном, рискуя упустить Блонди, то ли не обращать внимания и продолжить экзекуцию. Ситуация становилась абсурдной. - Падалеки, если ты сейчас же не ответишь, ты покойник, - очень серьезно предупредил Блонди. – Поверить не могу, у тебя на рингтоне Бон Джови, мать его, стоит. Выруби это, немедленно! Джаред на секунду привстал, на всякий случай придавив грудь Блонди коленом, и дотянулся до телефона. - Тебя, суку, забыл спросить, какой звонок ставить, - огрызнулся он и рявкнул в трубку, вновь опускаясь на парня. – Ну?!! Блонди закатил глаза и сложил руки, которые Джаред вынужденно выпустил из под своих колен, на груди. - Не смущайся, я подожду, - язвительно заметил он. Абсурд ситуации заметно усилился. - Джара? Джара, чё с голосом, всё в норме? – слышно Чада было плохо, на заднем фоне гремела музыка, раздавались оживленные голоса и девичий смех. – Мы в «Лотосе», отрывай свой зад от дивана и подгребай к нам! С тобой тут кое-кто познакомиться хочет! - Чад, не сейчас, - отозвался Джаред, мучительно пытаясь понять, что он может сказать другу. Прости, не могу, бью Блонди? Он замешкался буквально на секунду, но главной его ошибкой было даже не это. Он позволил себе забыть, что представляет собой тот, кто сейчас, казалось, покорно замер под ним. Внезапно Блонди воспользовался тем, что его руки свободны, и резко дернул Джареда на себя. Тот потерял равновесие и навалился на Блонди сверху, автоматически упираясь рукой с телефоном в пол, и в последний момент с ужасом увидел, как в глазах его противника разгорается дьявольский огонь. - Детка, ну где ты там, - простонал Блонди в телефон таким голосом, что у Джареда все волосы на теле встали дыбом. - Иди сюда, я уже соскучился... - Заткнись, сука! – прошипел Падалеки, торопливо поднося трубку к уху и заряжая в челюсть Блонди другой рукой. – Чад, это не то, что ты думаешь!.. Молчание. - Чад! – в отчаянии воскликнул Джаред. - Джара, ничего не говори сейчас, ладно? – как-то деревянно отозвался Мюррей. – Я так понимаю, это был Блонди? - Да! То есть, нет! То есть он, но все не так, как ты подумал!!! - Блядь, чувак, я настолько охуел, что даже не успел ничего подумать. Полагаю, сегодня ты уже не придешь?.. - Приду! Но позже! – Джаред никак не мог подобрать тех нескольких действительно правильных слов, которые помогли бы ему обелить себя в глазах Мюррея. – Сейчас не могу!!! - Да-да, я понял, у тебя там Блонди заскучал, - покладисто заметил тот. - Чад!!! – взвыл Падалеки. Блонди зло рассмеялся и начал постанывать, все громче и громче, с интонациями заправского порноактера. - Чувак, что там у тебя происходит? – холодно поинтересовался Чад. - Чад, я все тебе объясню! – выкрикнул Джаред, тщетно пытаясь зажать Блонди рот. - Да уж, чувак, надеюсь, ты все мне объяснишь, - очень серьезно ответил Мюррей. – Тебе до хуя всего придется объяснять. Внезапно Блонди затих и стал подавать какие-то странные знаки глазами. - Что? – прорычал Джаред, на всякий случай прижимая трубку к груди, хотя и понимал, что с зажатым ртом Блонди вряд ли сможет что-либо выкинуть. Блонди мотнул головой. Падалеки прислушался и услышал в прихожей звуки шагов и голоса. Ну, как голоса... Знакомые пьяные всхлипы матери, рокочущий рев отца, обрывок фразы, в которой упоминалась Бетти Форд... - Я перезвоню, - мертвым голосом произнес он в трубку и нажал отбой. Все, сейчас начнется, пора валить. Господи, как же это надоело... - Эй, Падалеки. Может, все же слезешь с меня, если нас застанут так, неловко может получиться. - Они не обратят внимания, даже если я разложу тебя голого на столе и буду вдумчиво трахать, - пробормотал Джаред, пытаясь понять, хочет ли он еще раз вмазать Блонди, в знак благодарности за подставу. Нет, кажется, не хочет. Да и вообще, как-то глупо бить того, кто уже раз десять мог бы освободиться, но почему-то этого не сделал, отдает откровенным садомазохизмом. Надо уходить. Джаред встал, на миг задумался, не подать ли руку Блонди, и решил, что слишком много чести. Он закрыл ноутбук и торопливо сложил сверху учебники. Нужно отнести это в комнату, не ровен час - Шэрон припрется на кухню, так и без компьютера недолго остаться. - Помочь? – раздалось вполне миролюбивое. Блонди поднялся на ноги и теперь наблюдал за лихорадочными сборами Джареда каким-то странным, внимательным взглядом, задумчиво потирая пострадавшую челюсть. - Уже помог, спасибо, - огрызнулся Джаред. – Все, Блонди, вали отсюда, видишь - не до тебя. Где выход, ты в курсе. Возле двери Падалеки на мгновение замер, прислушиваясь. Кажется, театр военных действий плавно переместился в гостиную. Можно попытаться проскользнуть. Джаред беззвучно пересек прихожую. -... она, какого черта взял с собой меня?! -...пьяный бред! -... тоже бред?! -... к доктору Карлмайклу!!! Не будь заняты руки, он заткнул бы уши. Падалеки быстро взбежал по лестнице. Из комнаты Мэган доносилась отрывистая непонятная речь и вполне однозначные стоны. Все это – на полной громкости. Черт с ней, пусть смотрит. Он сгрузил ноутбук и учебники прямо на кровать и бросился прочь из комнаты. Все, на хер, куда угодно, лишь бы подальше от дома. В течение шестнадцати лет он свято верил, что у него идеальная семья. Он обожал отца и боготворил мать. Он дружил с братом и беззлобно подшучивал над сестрой. И вот на семнадцатом году жизни он был вынужден понять – все это ложь. Иллюзия. Самообман. Джаред достиг лестницы, посмотрел вниз и зло выругался. Потому что возле входной двери стену подпирал Блонди. Он внимательно слушал голоса, доносившиеся из гостиной, и казался непривычно серьезным. Джаред сжал зубы и бесшумно спустился в прихожую. - Ты все еще здесь? – зло прошипел он, опускаясь на корточки и торопливо завязывая шнурки. - Часто так? – хмуро поинтересовался Блонди, игнорируя вопрос. - А тебя ебет? – огрызнулся Джаред. Всё, успел. Он молча сорвал с вешалки куртку и открыл дверь. Если бы Блонди замешкался хоть на секунду, Падалеки придал бы ему необходимое ускорение. Но он не замешкался, просто молча шагнул за порог и, не дожидаясь, пока Джаред закроет за собой дверь, спустился вниз по ступенькам. Быть невольным свидетелем ссоры родителей неприятно, но в целом можно пережить. А вот попасться на глаза одному из них потом, когда нервы еще на пределе, но последнее слово так и не сказано – значит, в очередной раз услышать, что ты – главная и единственная проблема в этой охуительно прекрасной семье. Потому что ты ленивый раздолбай, херово учишься, а значит, твое единственное будущее – помощник младшего слесаря в ближайшем гараже. И что это позор, потому что Падалеки всегда зарабатывали себе на жизнь мозгами. Что ты весь в отца (в мать). Что ты разбиваешь сердце (доводишь до кипения). Что из школы опять звонили, но нет больше сил (никакого желания) заниматься олухом, которому на все насрать. Самое ужасное – слышать такое от самых главных, самых любимых людей. Слышать и верить сказанному. Потому что не верить невозможно – они ведь все еще самые лучшие, они все еще непогрешимы... Единственный выход – сбежать. Просто чтобы не допустить разговора. Чтобы не начать ненавидеть в ответ - своих самых родных, близких и непогрешимых. Джаред захлопнул за собой дверь и перевел дыхание. Успел. Теперь раньше часа ночи домой лучше даже не соваться. Его отсутствия никто не заметит; кажется, так воспринимают мир лягушки – то, что не шевелится, не существует. А утром вновь воцарится уродливое подобие мира – Шэрон будет мучиться от похмелья, а Джеральд – от чувства вины. Возможно, даже будет завтрак. Джаред торопливо спустился с крыльца и машинально бросил быстрый взгляд на подъездную дорожку к гаражу. Черт, а ведь Блонди не изображал из себя голубого байкера, этот козел, и правда, приехал на мотоцикле, а теперь надевал шлем, устроившись верхом на чем-то невозможно крутом и местами хромированном... В другой ситуации Падалеки, возможно, поступился бы гордостью и подошел ближе, рассмотреть железного зверя повнимательнее, но, черт, только не сейчас. Валить, быстро и подальше, пока предки не вспомнили о родительском долге... Джаред остановился, соображая, куда можно податься. «Лотос» далеко, да и настроения никакого нет, от зомби мувис ощутимо подташнивает, четыре сеанса подряд – не шутка, сидеть одному в кафе – полнейшее гейство... - Ты автоответчик стер? – внезапно раздалось из-за спины. - А? - Джаред развернулся. Блонди все еще держал шлем в руках и внимательно смотрел на Падалеки. - Новая фишка Сингера, - терпеливо пояснил он. - Феррис обзванивает родителей в тот же день, когда ты прогулял, и оставляет сообщение, если никто не подходит. Кейн так запалился на прошлой неделе, тебе что, никто не сказал? Чад, ты труп. - Черт! – выдохнул Джаред. Если какая-нибудь неприятность может произойти, она обязательно произойдет. Закон Мерфи. Входная дверь широко распахнулась и шарахнула о стену. - Джаред Тристан Падалеки! Шерон, покачиваясь, держалась за косяк двери и всматривалась в ночь. - Домой, немедленно! Предстоит серьезный разговор! Господи, в таком состоянии ей только проводить воспитательные беседы... Джаред почувствовал, как в душе волной вскипает ярость. Разумеется, куда же без разговора, ведь ничего более серьезного, чем его прогулы, в этой семье не происходит. Во рту появился металлический привкус, грудь сдавило невидимым обручем. Джаред сам не понял, как очутился на байке позади Блонди, хрипя ему куда-то под шлем: - Заплачу, только быстро и подальше. Блонди кивнул, шлем сделал его голос глухим и неестественным: - Второго шлема нет, морду мне в спину, руки на живот, ноги на подножки, держи равновесие, не помогай мне и не заваливайся в стороны на поворотах... Джаред приник к Блонди, сцепил ладони на его животе и уткнулся лицом в воротник куртки. Взревел двигатель, и байк сорвался с места, выбросив вверх фонтаны гравия из-под колес... - Джаред Тристан Падалеки!!! Вот уж нет, на сегодня с него хватит. Потом был полет. Невозможное ощущение скорости и безнаказанности, беззащитности – по сравнению с автомобилем, вседозволенности – по сравнению с обычной жизнью. Джаред попытался поднять голову, задохнулся от ветра и вновь уткнулся лицом в шею Блонди. Он чувствовал себя опьяневшим от скорости, запаха кожи и ощущения непривычной близости чужого сильного тела, а больше всего от того, что впервые в жизни решился и поступил так, как действительно хотел. Он знал, что уже не сможет делать вид, будто все в порядке. Странное дело, но, похоже, пресловутой последней каплей стала именно эта безумная гонка по ночным улицам. Словно яростные встречные потоки воздуха, треплющие волосы и пузырем раздувающие куртку, с мясом вырвали из сердца нелепую, беспомощную, трусливую надежду на то, что все уладится как-нибудь само собой, вернется на привычные места. Ни хрена в этой жизни не происходит само собой. Если твой мир рушится, ты не сможешь просто отсидеться в стороне, и совершенно неважно, что ты выберешь – бежать или сражаться за него, главное – действовать, иначе задохнешься под обломками от тоски и жалости к самому себе. Джаред больше не желал дышать через раз, постоянно возвращаясь мыслями во вчерашнее счастье. Жизнь продолжается, и завтрашний день будет таким, каким он сам его сделает. Он понял, что хотел бы всегда жить так, как сейчас – на предельной скорости, не оглядываясь, ни в чем не сомневаясь... И в эту минуту Джаред верил, что так и будет, потому что не бывает невозможного в мире, где есть место этому пьянящему чувству полета и абсолютной свободы... Он не сразу догадался, что означает прикосновение руки, затянутой в перчатку, к его сжатым в замок ладоням. Это было почти похоже на ласку, но потом до Джареда дошло, что Блонди просто проверяет, крепко ли он держится. Тогда Падалеки чуть сильнее обнял его, давая понять, что все в порядке, и внезапно ему стало безумно стыдно. Черт, ну не может человек, обладающий такой властью над ветром, скоростью и дорогой быть банальной бессердечной сукой. А значит, Джаред сам во всем виноват. Он, как всегда, решил не утруждать себя размышлениями, легко принял на веру злые сплетни Чада и мимоходом оскорбил нормального парня, а потом еще имел глупость искренне удивиться, когда тот ответил. И абсолютно неважно, что Блонди гей. Просто он уже живет так, как Джаред пока только мечтает – как хочет сам, не обращая внимания на чужое мнение, устанавливая свои правила игры и не позволяя никому диктовать себе, каким быть и что делать. И он заслуживает уважения. Джаред решил, что обязательно скажет об этом Блонди. Впрочем, к черту. Он обязательно скажет об этом Дженсену.
* * *
- Будешь бить? – мрачно спросил Джаред, отступая на безопасное расстояние. Когда Эклз остановил байк и адреналиновый восторг немного схлынул, Падалеки понял, что они находятся далеко за городом, рядом с темной пустынной дорогой, а Сан-Антонио сверкает огнями немного ниже и в стороне, похожий на опутанную гирляндами рождественскую елку. Других причин для остановки в этом глухом месте Джаред не видел, и глубоко в душе признавал, что поймет Дженсена, если тот решит взять реванш. - Звучит соблазнительно, - усмехнулся Дженсен, вешая шлем на руль и доставая из кармана куртки пачку сигарет. – Но пока что не собираюсь. Падалеки понял, что лучше не подкидывать еще одну соблазнительную идею: просто вновь напялить шлем и уехать, оставив его здесь. - Тогда какого хера ты привез меня сюда? – упрямо спросил он. Дженсен пожал плечами. - А где в городе я мог стряхнуть тебя с байка и не быть после этого обязанным на тебе жениться? Перед «Лотосом»? – лениво поинтересовался он. – Будешь? Сейчас никакой подставы, куришь – кури. Джаред посмотрел на протянутую пачку и усмехнулся. - Вообще-то, не курю, - честно сказал он, - и, наверное, глупо начинать сейчас. Ты и так считаешь меня дебилом, кашлять и задыхаться уже не обязательно. Дженсен неопределенно хмыкнул, не отрицая правильность этого предположения, и щелкнул зажигалкой, прикуривая. - Все же – почему сюда? – повторил Джаред. Дженсен вновь пожал плечами, выпуская струйку дыма. - Понятия не имею. Просто я люблю это место, - произнес он. - Когда устаю от людей, всегда сюда приезжаю. Кстати, не надейся, будто я показал тебе свой домик на дереве, дорогу сюда ты все равно не найдешь. - Да я и не собирался, - буркнул Падалеки, слегка обиженный этим снисходительным тоном. - Очень нужно. Он продолжал неловко переминаться с ноги на ногу в двух шагах от мотоцикла и привалившегося к нему Эклза. - Давно у тебя дома такое творится? – спросил Дженсен, затягиваясь. - С полгода точно, - вздохнул Джаред и, плюнув на все, оперся задницей о байк рядом с Дженсеном. - Херово, - посочувствовал тот. Молчание казалось вполне естественным. Наверное, это действительно было хорошее место, а может, дело было в пережитых им только что потрясающих ощущениях, все еще отдававшихся дрожью в коленях, но Джаред впервые за последние несколько месяцев почувствовал себя почти умиротворенным. Он запрокинул голову и посмотрел в небо. Черт, даже звезды здесь выглядели как-то по-другому, казались ближе и ярче. Вокруг было темно и тихо, весь остальной привычный мир остался где-то далеко и больше не имел никакого значения. Здесь и сейчас была только ночь, теплый ветер и огонек сигареты. Джаред очень хотел извиниться перед Эклзом за все – и за пидора, и за мордобой, но не представлял, с чего начать. - Кстати, а откуда ты взялся в середине сентября? По дому не скажешь, будто вы только что переехали, - произнес Дженсен, и было не вполне понятно, то ли он пытается поддержать разговор, потому что не любит курить молча, то ли ему действительно любопытно. - Вообще-то я всегда здесь жил. Просто год назад отца отправили в Монтану по делам фирмы, ну и мы следом потащились... Дженсен кивнул и замолчал. Нет, не похоже, чтобы он тяготился тишиной. - Если не секрет, а ты откуда? – спросил Джаред, когда окурок сигареты Дженсена, описав дугу, исчез в темноте. Перекур окончен, а значит, сейчас Эклз наденет шлем, заведет двигатель и доставит Джареда домой, если повезет, ну, или хотя бы до города, а потом они разойдутся в разные стороны и больше никогда не заговорят друг с другом. По крайней мере, Дженсен точно с ним разговаривать не будет. Так что если Джареду есть, что сказать, надо делать это немедленно, другого времени не представится. Черт, ну почему именно сейчас в голове нет ни одной внятной мысли; что за наказание – постоянно начинать тупить именно тогда, когда так нужно просто подобрать несколько правильных слов! - Даллас. Коротко и сухо. Но Падалеки твердо решил, что будет задавать вопросы до тех пор, пока не придумает, как бы поизящнее ввернуть в свою речь слова извинения, так, чтобы не унизить самого себя и ненароком не обидеть Эклза еще раз. И потом, ему, в самом деле, хотелось узнать о Дженсене побольше. Джаред представил себе, как обалдеет Чад, когда он расскажет ему правду об этом странном парне... Впрочем, нет, с Чада достаточно впечатлений, не будет он ему ничего рассказывать, даже упоминать об этой ночной поездке за город не будет, это же черт знает на что похоже... В груди что-то екнуло, и щеки моментально полыхнули от стыда (черт, хорошо, что темно). Значит, жить, не оглядываясь и не сомневаясь?.. Ну-ну. В теории звучит красиво, а как насчет признаться хотя бы лучшему другу, что ночью катался на мотоцикле с парнем – гомосексуалистом, а потом сидел рядом с ним в темноте, болтал о разной ерунде и чувствовал себя как никогда хорошо и спокойно? Падалеки стиснул зубы. Если сейчас он пойдет на попятный, значит действительно никогда и ничего не сможет изменить в своей жизни. И все останется, как было, а при одной мысли об этом хочется выть, ведь теперь он знает, что можно по-другому. К черту, если Дженсен смог, он тоже справится. И начнет с того, что все же извинится перед Эклзом, вот только задаст один вопрос, который его действительно интересует. Потому что, черт возьми, возможно, однажды это коснется и его тоже. - Если не хочешь, можешь не отвечать, - решительно произнес он. – Но как получилось, что ты живешь один? Ну, без родителей? Это потому... ну... потому что ты гей? Они... не поняли? Спросил и удивился тому, что небо не упало на землю, шокированное его бестактностью, а еще понял, что более глупый вопрос придумать было сложно. Дженсен смерил его удивленным взглядом. - Падалеки, завязывай думать стереотипами, - помолчав, негромко посоветовал он. – Я ушел из дома сам и ориентация здесь ни при чем. Мои родители развелись два года назад, а до этого еще год смешивали друг друга с дерьмом так тщательно и увлеченно, что я психанул и решил пожить отдельно. Впрочем, сейчас мы помирились и вполне нормально общаемся. Ну, на расстоянии, конечно, но так даже лучше. А когда речь заходит об ориентации, мать уверяет, что если я передумаю и вернусь домой, то могу жить хоть со свиньей Джорджа Клуни, она и слова не скажет.
|
