Тема: Первая медицинская помощь при отравления СДЯВ.

 

Не знаю, доводилось ли вам иметь дело с первоклашками? Что ни говорите, но им подходит одно только слово. И это слово: звери.

Первоклашки — звери. Уж поверьте мне.

Меня зовут Стив Босуэл. Я учусь в шестом классе. Может, я и не первый умник в нашей школе на Уолнат-авеню, но одно я вам скажу точно: первоклашки — звери.

Как я это понял? Испытал на собственной шкуре. Каждый день после уроков я тренировал футбольную команду первоклашек.

Спросите, с какой стати я взялся за это? Да я и не брался. Это было наказанием за то, что я в девчоночьей раздевалке выпустил белку.

Как-то мой лучший друг Чак Грин сказал мне:

— Послушай Стив! Я поймал белку. Теперь не знаю, что с ней делать. Надо бы выпустить её на волю. Как думаешь где?

Я возьми да предложи:

— А что, если в девчоночьей раздевалке, в четверг, прямо перед началом баскетбольного матча?

Даже если это была и моя идея, Чак виноват не меньше меня. Только что с того, попался-то я.

Мисс Керди, наша училка по физкультуре, застукала меня в тот самый момент, когда я выпускал белку из коробки. Та рванулась на места для болельщиков. Что началось! Форменный переполох! Все повскакивали с мест, бросились кто куда.

Подумаешь, глупая белка! Ну, прыгает себе и прыгает. Зачем её непременно было ловить? Но эти учителя... Для них дисциплина прежде всего. Прошла целая вечность, пока кто-то наконец её поймал и всё более или менее успокоились.

Тогда-то мисс Керди и решила, что меня следует наказать. Но великодушно позволила выбрать одно из двух: либо тренировать футбольную команду первоклашек, либо каждый день после занятий надувать баскетбольные мячи в школьном спортзале. Я опасался за свою голову: мне не хотелось, чтобы моя голова лопнула. И поэтому я выбрал первоклашек. Но как оказалось позже, я сделал неправильный выбор.

Мой дружок Чак пообещал помогать мне, но потом вдруг открестился, придумав отговорку, что после школы подрабатывает. Он так и сказал мисс Керди: «После школы я подрабатываю». Будете смеяться, когда узнаете, что это за работа — завалившись после школы домой, смотреть телик.

Все считают нас с Чаком закадычными друзьями. Может, потому, что мы очень похожи. Мы длинные и тощие. У нас прямые каштановые волосы и темно-карие глаза. И оба носим бейсбольные шапочки. Кто-то даже принимает нас за братьев. Только связывает нас конечно же не это. А водой нас не разольешь, потому что мы друг от друга уматываемся.

Я смеялся до колик, когда Чак рассказал мне, какая у него работа. Только сейчас мне почему-то не смешно.

Я молюсь. Каждый день я молюсь, чтоб пошёл дождь. Потому что в дождь первоклашки в футбол не играют. Увы, бог не услышал моей молитвы, и сегодня, к моему несчастью, прекрасный октябрьский денек.

Я стоял на школьном дворе и с надеждой смотрел на небо. Но напрасно. Ни одной тучки. Небо ясное, голубое-преголубое.

— Эй, боровы, слушайте! — крикнул я. Не подумайте, что я над ними издеваюсь. Они сами проголосовали за такое название команды. Хотите верьте — хотите нет. «Уолнатские боровы».

Надеюсь, теперь вы имеете некоторые представление о том, что это за фрукты.

Так вот, я сложил ладони рупором и кричу:

— Боровы, стройся!

Эндрю Фостер хватает свисток, что висит у меня на шее, и как свиснет мне прямо в лицо. А тут Утёнок Бентон своими ножищами да по моим новеньким кроссовкам. (Утёнком его прозвали, потому что он переваливается с ноги на ногу, подобно утке.) Вот так развлекаются мальки. Шуточки у них такие, понимаете? Но это ещё не всё. В игру вступает Марни Роузен. Она прыгает на меня сзади и, обхватив шею руками, повисает на спине.

У Марни рыжие кудри, веснушки по всей физиономии и бесовские зеленые глазенки — я отродясь таких не видывал.

— Покатай меня, Стив! — орёт она во всю глотку. — Я хочу кататься!

— А ну кыш, Марни! — пытаюсь я отцепить её руки.

Она душит меня. А боровы все покатываются со смеха.

— Марни…мне дышать нечем! — уже сиплю я.

Наклоняюсь, надеясь перебросить её через голову. Не тут-то было! Она вцепилась, и никакой силой её не отодрать. И тут чувствую, как её губы прикоснулись к моему уху.

— Это ещё что? — кричу. Уж не собирается ли она меня поцеловать, или что там у неё на уме?

Ой! Она выплёвывает жвачку «бабл-гам» прямо мне в ухо и, спрыгнув, с дьявольским хохотом скачет по траве, от чего ее рыжие кудряшки сотрясаются.

— Довольно! — кричу я. — Хорошенького помаленьку!

Кое-как выковыряв прилипшую к уху жвачку, я наконец приступаю к тренировке.

Вам когда-нибудь приходилось видеть, как шестилетняя мелкота играет в футбол? Они гоняются за мячом всей оравой и каждый норовит ударить по нему.

Я из кожи вон лезу, пытаясь втолковать им про позиции игроков. Научить пасовать. Объясняю, что играть надо командой, а не устраивать кучу-малу. Только что им мои наставления! Колотят по мячу кто во что горазд. Словно неучи какие: в одно ухо влетает, в другое вылетает. Мне бы и по фигу, пусть себе носятся! Если б меня в покое оставили.

Я изображаю судью и подаю свисток. Пытаюсь превратить это в игру. Эндрю Фостер проносится мимо меня и умудряется забрызгать мои джинсы грязью. При этом делает большие глаза, дескать, я не я и лошадь не моя, и всё чистая случайность. Только кого он морочит? Хочет, чтоб я поверил, что это не нарочно?

Тут Утёнок Бентон устраивает форменную драку. Толкает Джонни Майерса. Видать, насмотрелся со своим папочкой хоккейных матчей по телику и теперь считает, что игра — это драка. Лишь бы попихаться!

В общем, дал я им возможность поносится за мячом с часик, потом дунул в свой свисток. На том тренировка и закончилась. А что? Чем не тренировка! Всего один разбитый нос, а это уже победа, поскольку не мой!

— До завтра, боровы! — помахал я им ручкой и засеменил с поля.

Перед школой их обычно встречают родители и няньки. Только, смотрю, мои малыши почему-то не расходятся. Стали кружком посреди поля. Рожицы хитрые, все с ухмылочкой поглядывают. Дай, думаю, посмотрю: что это они там такое затеяли?

Подбегаю к ним и спрашиваю:

— Что у вас там, ребята?

Они расступились. В траве — футбольный мяч. А Марни Роузен так и лыбится — сплошное сияние из веснушек.

— Эй, Стив, можешь отсюда забить?

Все от мяча отступили и на меня смотрят. А я прикидываю: до ворот порядочно, с полполя.

— Что это за шуточки? — интересуюсь.

У Марни улыбочка вместе с веснушками угасла.

— Никакие не шуточки. Можешь отсюда в ворота попасть?

— Куда ему? — подает голос Утёнок Бентон.

— Стиву это запросто, — вступается за меня Джонни Майерс. — Стив и подальше запулить может.

— Да ни в жисть! — тянет своё Утёнок. — Это и для шестиклассника далековато.

— Подумаешь, — говорю. — Пара пустяков. — Надо же чем-то их изумить. Почему бы не показать, что я парень не промах.

Отхожу, значит, я от мяча шагов на восемь — десять, чтоб разбежаться.

— Ладно, пацаны, смотрите, как профи бьет — кричу им.

Разбегаюсь. Заношу ногу. Бью, что есть силы. И на миг превращаюсь в столб. А потом ору благим матом.

Купился, дурак!

По дороге домой прохожу мимо дома Чака. Смотрю, он бежит навстречу.

А мне ни с кем говорить не хочется. Даже с лучшим другом. Только куда от него денешься?

— Привет, Стив! — Чак остановился и смотрит на меня во все глаза. — Что стряслось? Ты чего хромаешь?

— Бетон, — простонал я.

Чак снимает с головы черно-красную бейсболку и чешет свой лохматый затылок.

— Не понял?

— Бетон, — вяло машу я рукой. — Точнее футбольный мяч из бетона.

Чак глазами хлоп-хлоп. Видать, до него ещё не дошло. Пришлось разъяснять:

— Один из первоклашек живет рядом со школой. Он и попросил своих дружков помочь докатить бетонный мяч до школьного двора. Потом разрисовали мяч, ну чтоб он был похож на настоящий. Мяч как мяч, только из цемента. На поле выкатили и говорят мне: «Забей гол отсюда!» Я и… — Голос у меня жалостливо дрогнул, и я не договорил.

Допрыгал я до бука и прислонился к его большому белому стволу.

— Во да! Ну и шуточки, — выпучив глаза, пробормотал Чак, натягивая свою кепочку.

— А ты думал, — со стоном поддакиваю. — У меня такое ощущение, что я все косточки переломал. Даже те, которых нет.

— Да твои малыши сущие звери! — заявляет Чак.

Я только замычал и потер больную ногу. К счастью, ничего я не переломал. Но боль была ужасная. Вся ступня ныла. Я поправил ранец и удобнее пристроился спиной к дереву.

— Знаешь, о чем я подумал? — спрашиваю Чака.

— Как им отплатить?

— Вот именно! — подхватил я. — Как ты догадался?

— А тут и догадываться нечего. — Сказал и замолк. Лоб наморщил, губы надул. Видать, что-то в голове своей выстраивает. Наконец выдает: — На носу Хэллоуин. Надо такое придумать, чтоб напугать их. По-настоящему. Без дураков. — И глаза, смотрю, у него загорелись.

— М-да… может, — неуверенно бормочу я. — Но это всё же мелюзга. Как бы не переборщить.

Я почувствовал какое-то неудобство в плечах: как-то чудно сидит рюкзак, уж больно он полный. Снимаю его и, опустив на землю, наклоняюсь, чтобы расстегнуть.

И тут миллион перьев взмывает в воздух. Открываю рюкзак полностью. Все тетрадки, учебники покрыты жесткими перьями. Эти звери посадили их на клей. Я в изнеможении опустился на землю.

— О! — взревел я. — Пожалуй ты прав! Я готов сотворить над ними что-нибудь покруче!

— Ну и мелюзга! — только и сказал Чак.

 

Прошло несколько дней. Мы с Чаком шли со школьной спортивной площадки. День выдался холодный, ветреный. Над головой собирались тёмные тучи. Быть дождю. Только мне от этих туч не холодно и не горячо. Тренировка с боровами уже закончилась. Впрочем, прошла она не так уж и плохо.

В самом начале занятий Эндрю Фостер, набычившись, стал таранить меня. А весу в нём тонна, не меньше, и голова железобетонная. И, представьте, как этот боров на полной скорости врезается мне в живот. Из меня и дух вон.

Я покатился по траве. В зобу, как говорится, дыхание спёрло. Ни вздохнуть, ни выдохнуть. А малышня уматывается. Им всё забава. Эндрю, само собой, божился, мол, так получилось.

Ну, ребятки, я вас за все эти шуточки достану, даю себе слово. Не знаю как, но достану. Вы у меня попляшете.

А Марни Роузен, эта прыгучая Марни Роузен… Опять как прыгнет мне на спину. Раз! — и оторвала воротник моей новенькой зимней куртки.

Чак встречает меня после тренировки. Теперь он хотя бы встречает меня. До него наконец дошло, что после часа такой жизни мне нужна помощь, иначе до дома я не доплетусь.

— Чтоб они провалились, — ругаюсь я. — Знаешь, как пишется слово ненависть? Б-о-р-о-в-ы, вот как! — Оторванный воротник хлопает на ветру.

— А чего ты не заставишь их тренироваться с бетонным мячом? — спрашивает Чак натягивая свою бейсбольную кепку. И вдруг вопит: — Идея! Надо их самих превратить в мяч.

— Не очень здорово, — вяло отзываюсь я и качаю головой.

Небо темнеет. Деревья от ветра раскачиваются, осыпая осенней листвой. Я наступаю на опавшие листья. Они шуршат под моими кроссовками.

— Всё же я бы не хотел калечить их, — говорю я Чаку. — Вот напугать — дело другое. До смерти напугать.

Ветер становится холоднее. На лоб падает ледяная капля.

Мы переходим улицу. На той стороне я заметил двух бегущих девчонок из нашего класса. Одна — Сабрина Мейсон. Я узнал её по черному хвостику, подпрыгивающему у неё на затылке. А рядом с ней её подружка Карли Бет Калдуэл.

— Эй… — закричал я и тут же осёкся.

Меня словно осенило. Я понял, как напугать своих первоклашек. Карли Бет, не ведая того, подсказала мне, что надо сделать.

Я хотел окликнуть девчонок, но Чак зажал мне рот рукой и подтолкнул к дереву.

— Эй ты, убери свою лапу. Это ещё что такое? — возмутился я, когда он убрал руку.

Он прижал меня к дереву.

— Ш-ш-ш. Они нас не заметили.

— Ну и что?

— Как что! Сейчас подкрадёмся к ним и напугаем, — зашептал Чак. У него от возбуждения глаза на лоб вылезли. — Сейчас Карли Бет у нас завизжит как резаная.

— Решил вспомнить старые добрые времена?

Чак ухмыльнувшись, кивнул головой.

Когда-то у нас здорово получалось пугать Карли Бет. Уж очень классно она визжала. Причем визжала по любому пустяку.

В прошлом году в школьной столовой Чак угостил её сандвичем с червяком. Засунул в сандвич с индейкой живого червяка и предложил ей. Карли Бет, откусив, почувствовала, что что-то не так. Чак и покажи ей червяка. Она визжала целую неделю.

Мы с Чаком всегда заключали пари, кто сильнее напугает Карли Бет и громче заставит её кричать. Наверно, это было жестоко, ну уж очень смешно. А потом, когда знаешь, какой будет реакция и что этот человек будет орать как резаный, удержаться трудно. Так и подмывает напугать.

Но все изменил прошлогодний Хэллоуин. Тогда до смерти перепугались мы с Чаком. Карли Бет где-то раздобыла маску, ужасней которой мне не доводилось видеть. Её и маской-то не назовёшь. Настоящее лицо, только безобразное дальше некуда. Оно так и ело нас своими жуткими глазищами. Совершенно живыми. Лицо презрительно кривило свои губы. Кожа отливала зеленью. А обычно нежный голосок Карли Бет звучал как звериный рёв.

Мы с Чаком тогда перепугались не на шутку, неслись как сумасшедшие, спасая свою жизнь.

Какие тут шутки! Мы были до смерти напуганы. Мы бежали квартал за кварталом, визжа, как резаные поросята. Это была самая жуткая ночь в моей жизни. Она всё изменила.

Прошёл почти год, а мы не разу не попытались напугать Карли Бет. Я решил, что после того Хэллоуина её уже ничем не возьмёшь. Даже и думать нечего. Она бесстрашна. И за весь год мне так ни разу и не довелось услышать её визг. Да и сейчас мне не хотелось пугать её. Просто было необходимо с ней поговорить. О той жуткой маске.

А Чак все шепчет:

— Давай, Стив, давай! — и жмёт меня к стволу. — Они нас не видели. Пробежим за живой изгородью и обгоним их. А потом как выпрыгнем, как выскочим!

— Да не хочу я, — начал было я, но вижу, Чак уже завёлся: дай ему пугнуть девчонок, и всё тут. Словом, я позволил ему загнать себя за дерево.

Заморосил дождик. Порывистый ветер бросал в лицо мелкие капли. Согнувшись в три погибели, я бежал за Чаком вдоль кустов. Мы обогнали девочек и побежали дальше. За спиной раздался смех Сабрины. Потом ветер донёс голосок Карли Бет. Потом снова засмеялась Сабрина.

И что их так развеселило, подумал я. Остановился и посмотрел на них из-за кустов. У Карли Бет было странное выражение на лице. Её чёрные глаза смотрели куда-то вдаль, на что-то впереди. И двигалась она как-то странно. Воротник её голубой тёплой куртки был приподнят и скрывал лицо.

Девочки приблизились, и я снова нырнул под изгородь. Обернувшись к Чаку, я проследил за его взглядом. Он смотрел на заросшую сорняками лужайку перед старым мрачным домом Карпентера. У меня по спине пробежал холодок. В городе говорили, что там живут привидения. Когда-то давным-давно, лет сто назад, в доме было совершено убийство, и с тех пор в нём поселились привидения. Так говорили.

И хотя я в привидения не верю, мне не улыбалось торчать у этого жуткого дома. Я потянул Чака за руку.

Карли Бет и Сабрина были уже в нескольких шагах от нас. Я слышал возбуждённый голос Сабрины. Только о чём она трещит, понять не мог.

Дождь пошёл сильнее и струями потёк по лицу, заливая глаза. Я отёр лицо.

Чак повернулся ко мне. На лице у него застыла злая ухмылка.

— Готов? — прошептал он. — Раз, два, три! — И мы с диким воплем выпрыгнули из-за кустов.

Сабрина остолбенела. Руки взмыли вверх.

Карли Бет уставилась на меня. И тут голова у нее качнулась. Качнулась и — бряк с плеч! Голова упала. Упала на землю с глухим звуком и покатилась по траве.

Сабрина посмотрела на неё. Словно не веря своим глазам, она следила за катящей головой Карли Бет. Руки её бессмысленно замахали в воздухе. Она от ужаса раскрыла рот и стала дико визжать. Она визжала и визжала.

Я с трудом перевёл дыхание. Колени у меня дрожали.

Голова Карли Бет остановилась, а её глазищи уставились на меня.

Сабрина продолжала вопить. И тут раздался чей-то тихий смешок. Я оглянулся. Никого. И только тогда до меня дошло: смех исходил из куртки Карли Бет. Над воротником показалась каштановая макушка, а потом и смеющаяся рожица Карли Бет. Сабрина перестала визжать и расхохоталась.

— А? Как! — закричала Карли Бет. Подруги обнялись, хохоча как безумные.

— Ух ты! — слабо вякнул Чак.

Колени у меня всё ещё тряслись. И зуб на зуб не попадал. Может, от холода, а скорей всего от страха.

Нагнувшись, я поднял голову Карли Бет. Голова как голова. Как у манекена. Скульптура, сообразил я. Я стал вертеть её в руках. Голова выглядела потрясающе. Вылитая Карли Бет!

— Это моя мама сделала! — воскликнула Карли Бет и забрала у меня голову. — Из гипса.

— Но…она совсем как настоящая! — с трудом проговорил я.

Она засмеялась:

— Мама у меня мастерица. Она столько слепила, моих голов! Эта самая удачная.

— Классная! Но не думай, что вам удалось разыграть нас, — вмешался Чак

— Конечно. Думаешь, мы не поняли, что это подделка? — подхватил я.

Только голос выдал меня со всеми потрохами: я ещё не опомнился от происшедшего.

— Посмотрели бы на свои физиономии! — воскликнула Сабрина и покачала головой. Конский хвостик качнулся в такт её движениям. — Я боялась, как бы ваши головы не слетели!

Сабрина долговязая, выше нас с Чаком. А Карли Бет — замухрышка, Сабрине едва до плеча достает.

Девчонки снова обнялись и рассмеялись.

— Мы заметили вас сразу. К счастью, у меня была эта голова, — сказала Карли Бет, обхватив гипсовую голову руками. — Я прихватила её на урок по искусству.

— Что-то, мальчики, вы больно пугливы, — ехидно бросила Сабрина.

— Да мы ни капельки не испугались, — гнул своё Чак. — Мы просто вам подыграли.

Я решил сменить тему. Девчонки теперь будут целый день говорить, какие мы с Чаком слабаки. Дай только им волю.

Дождь не прекращался. Ветер хлестал в лицо пригоршнями воды. Мы все до нитки промокли. От холода меня трясло.

— Карли Бет, помнишь ту маску, в которой ты была на Хэллоуин в прошлом году? Где ты её взяла? — спросил я как бы между прочим. Не дай бог, она подумает, что я очень заинтересован.

Карли Бет прижала гипсовую голову к груди.

— Ты это о чем?

Я даже зубами заскрежетал. Ну и зануда же она бывает.

— Ты что, забыла о той жуткой маске, в которой была на Хэллоуин? Откуда ты раскопала её?

— Не помню.

Они с Сабриной переглянулись.

— Да брось ты! — Я прямо из себя чуть не вышел.

— Да правда не помню…

— Брось, всё ты помнишь, — говорит Чак. — Просто не хочешь говорить.

Я догадался, почему она не хочет говорить. Наверное, решила и на этот Хэллоуин отовариться в том же магазинчике. Найдёт какую-нибудь забойную маску. Хочет быть самой ужасной в городе.

Я повернулся к Сабрине:

— Ты знаешь, где она купила эту маску?

Сабрина сделала движение, будто она застегивает рот на «молнию».

— Я молчок, Стив.

— Незачем тебе знать, — отрезала Карли Бет, всё ещё прижимая к груди голову. — Та маска была чересчур страшной.

— Но в этом году мне позарез надо быть самым страшным, — стал убеждать её я. — Мне надо кое-кого напугать и…

— Я не шучу Стив, — перебила меня Карли Бет. — С той маской не всё так просто. Как бы тебе объяснить? Это даже не совсем маска, точнее, совсем не маска. Когда я надела её, она приросла ко мне, и я не смогла её снять. Маска стала моим лицом. Это маска особенная. Одержимая злым духом, что ли.

— Ха-ха, — не поверил я и засмеялся, закатив глаза.

— Она говорит правду, — вступила Сабрина и посмотрела на меня, прищурившись.

— Это было чудовищно, — продолжала Карли Бет. — Маска стала мной командовать. И говорила мне таким жутким замогильным голосом. Я не в силах была управлять ею. И мне никак не удавалось её снять. Она словно приросла. Я…я так перепугалась тогда.

— Говори да не заговаривайся, Карли Бет! — Чак покачал головой. — Очень уж у тебя богатое воображение.

— Славная история, — поддакнул я. — Оставь для уроков по литературе.

— Но это правда! — крикнула Карли Бет.

— Да ты просто зажала её. Опасаешься, как бы моя маска не была страшней твоей. — Я махнул рукой. — Но не будь жилой. Мне действительно нужна самая жуткая маска. Правда. Скажи лучше, — стал упрашивать я её.

— Скажи, — присоединился ко мне Чак.

— Нетушки, — отмахнулась Карли Бет и закачала ещё и головой из гипса. — Пошли домой. А то совсем вымокнем.

— Никуда мы не пойдём, пока не скажешь! — закричал я и загородил им дорогу.

— Хватай голову! — заорал Чак.

Я выхватил гипсовую голову из рук Карли Бет.

— Отдай! — взвизгнула она, протянув руку.

Я отпрыгнул и кинул её Чаку. Чак в сторону. Сабрина за ним.

— Отдай!

— Скажешь, где купила маску, отдам, — говорю я Карли Бет.

— Не жди! — кричит она.

Чак бросает голову мне. Карли Бет прыгает на меня, но я ловлю голову и снова пасую Чаку.

— Отдай! — кричит Карли Бет и бежит к Чаку. — Отдай немедленно! Это мамина. Она убьет меня, если что с ней случится.

— Тогда говори, где купила маску? — не сдаюсь я.

Чак бросает мне голову. Сабрина прыгает и пытается перехватить её. Сбивает. Голова летит на землю. Сабрина протягивает руки, чтобы поймать её, но я оказываюсь проворней и, подхватив голову, перекидываю её Чаку.

— Хватит! Прекратите!

Обе девчонки кричат как ошалелые. А мы с Чаком, как ни в чем не бывало, играем в баскетбол.

Карли Бет делает отчаянный прыжок, чтобы перехватить подачу, и падает на траву. Куртка у неё мокрая, а на лбу зелень от травы.

— Говори! — кричу я, поднимая гипсовую голову вверх. — Говори и она твоя!

Карли Бет молча смотрит на меня. Только смотрит и молчит.

— Ну раз так, — разозлился я, — сейчас зафутболю её на крышу.

Поворачиваюсь к дому, что маячит над лужайкой, и делаю вид, что сейчас заброшу голову, как мяч, на крышу.

— Стой, Стив, — кричит Карли Бет. — Не надо!

— Ну так где ты купила маску?

— Знаешь такой странный магазинчик в двух кварталах от школы? Там торгуют всякими вещичками для вечеринок.

Я киваю, мол, видел этот магазинчик. Правда, ни разу в него не заходил.

— Так вот. Там есть комната, вся набита самыми жуткими масками. Там я и нашла ту маску.

— Отлично! — радостно крикнул я и вернул Карли Бет гипсовую голову.

— Ну и гады вы, ребята! — Сабрина оттолкнула меня и, подняв воротник куртки и подойдя к Карли Бет, стёрла ей грязь со лба.

— Послушай, Стив, не ходи туда! — говорит Карли Бет и за руку меня хватает. — Ради Бога, не ходи в этот магазинчик. Всё, что я говорила про маску, — правда! Это было так ужасно. Я…всё это не придумала.

Я усмехнулся и вырвал руку. Прищурился, посмотрел на неё и рассмеялся.

А зря. Лучше бы я всерьез отнёсся к её словам.

Зря я не послушал её.

Это спасло бы меня от ночи кошмаров.

 

— Отстань! Я что говорю! Отстань от меня Марни! — кричал я.

Маленькая рыжая зверушка висела на мне, заливаясь смехом и тыча меня пальцем в шею. С чего это она решила, что я пони?

— А ну слезай! Это мой лучший свитер! — орал я. — Если порвёшь…

Она только пуще смеётся.

Всю ночь и всё утро лил дождь. Но к полудню небо просветлело. Стало ясно, будто дождя и не было. Ничего не поделаешь — придётся провести с боровами тренировку.

На поле Утёнок Бентон сцепился с Эндрю Фостером. Эндрю схватил мяч и что есть силы запулил им Утёнку в живот. Тот только рот раскрыл и глаза выпучил. А в воздухе мелькнула жвачка, вылетевшая у него изо рта.

А я всё воевал с Марни.

— Слезай же! — Чего я только не пробовал, чтобы отделаться от настырной девчонки. И нагибался, и крутился на месте. Я знал, что, если со свитером что-то случится, маму хватит удар.

Вы спросите, зачем же я напялил свой любимый свитер, зная, что пойду к этим уродам? Хорошенький вопрос. Отвечаю. В этот день наш класс фотографировали. А мама непременно хотела, чтобы я получился красивым, ведь она собиралась разослать снимок моим тётушкам и дядюшкам. Вот и заставила меня надеть голубой свитер. И ещё шампунем голову мне вымыла перед школой и запретила надевать бейсбольную кепку.

Словом, я весь день выглядел настоящим придурком. А тут ещё эта тренировка. Прихватить же что-нибудь переодеться я не догадался.

— Охо-хо! — издала победный клич Марни и наконец спрыгнула с моих плеч.

Я подтянул свитер, надеясь, что она не вытянула его до пяток. И тут слышу злобные крики. Смотрю, и что же вижу? Эндрю и Утёнок колотят друг друга кулаками, бодаются и носятся как шальные по полю. Протягиваю руку за свистком. И ловлю воздух. Свисток стащила Марни. Она держит его над головой и с хохотом скачет по полю.

— Ах ты!.. — кричу я и бросаюсь за маленькой воровкой.

Не успеваю сделать и трех шагов, как мои кроссовки скользят. Ноги подвёртываются. С диким криком я падаю лицом прямо в грязь.

— О-о-о-о! Только не это!

Я весь с головы до ног вымазался в чёрной жиже. Боже, а что стало с моим красивым голубым свитером! Он теперь отвратительно бурого цвета.

Мне хотелось провалиться сквозь землю, утонуть в этой грязной луже.

А мои несносные и ужасные боровы от восторга надрывают животики. Они, видно, решили, что я такую шутку выкинул, чтобы их повеселить. Хороши малыши, не правда ли?

Впрочем, нет худа без добра. Эндрю с Утёнком прекратили драться.

Я с трудом поднялся на ноги. На мне был пуд грязи. Я чувствовал себя Эндрю, словно во мне целая тонна. А может, так оно и было.

Обеими руками я стёр грязь с лица. Расклеил веки, и что же? Передо мной стоит Чак. Стоит и качает головой.

— Ну ты даешь, старик. Выглядишь хуже некуда.

— Обнадёжил, — простонал я.

— И что это ты тут делаешь? — спрашивает. — Ты, старик, вылитое болотное чудище, — издевается Чак. — И в магазин за маской идти не нужно. — Сказал и покосился на моих первоклашек. Но те, слава богу, на нас ноль внимания: увлеклись новой игрой, кто кого грязью перекидает.

Я провёл рукой по свитеру и брезгливо отдернул её, ощутив следы жижи.

— Хм…первым делом, пожалуй, после тренировки пойду переоденусь, — сказал я сам себе.

Ни о каком отдыхе после уроков и мечталось. Надо было пресечь эту перестрелку комками грязи и доставить моих ангелочков родителям и нянькам и сдать с рук в руки. Потом объяснить разгневанным взрослым, почему их милые чада кидались грязью, вместо того чтобы гонять мяч.

Домой я пробирался украдкой. Замызганный свитер я запихнул в дальний угол чулана — времени объяснятся с мамой у меня не было.

Потом я переоделся в чистые джинсы и серо-красный свитер с эмблемой «Джорджтаунских бешеных горилл», подаренный мне моим дядей. Головой заниматься было некогда, поэтому слипшиеся от грязи волосы я натянул свою любимую бейсболку и побежал к уже поджидавшему меня Чаку. И тут я услышал голос мамы:

— Стив, это ты?

Я не отозвался и, захлопнув дверь, дунул по дорожке, чтобы не дать ей возможности остановить меня.

Мне не терпелось добраться до магазинчика и приобрести самую жуткую маску, но в спешке я позабыл взять деньги. Мы с Чаком побежали обратно, и я на цыпочках пробрался к себе в комнату.

— Сегодня не мой день, — суеверно пробурчал я себе под нос.

Мой — не мой… Если мне удастся купить забойную маску, от всей этой невезухи не останется и следа. Уж я задам перца моим боровам! Отомщу так отомщу!

Месть! Какое прекрасное слово. Когда я вырасту и обзаведусь машиной, на номерном знаке у меня будет выбито это слово.

Достаю из своей заначки всё, что скопил из карманных денег. Насчитал около двадцати долларов. Быстро сунул бумажки в карман джинсов и полетел вниз по лестнице.

— Стив, ты уходишь? — окликнула меня мама, сидя у телевизора.

— Я сейчас вернусь! — выпалил я и помчался по дорожке к Чаку.

Мы скользили по мокрой палой листве, словно на лыжах. Над деревьями поднималась бледная полная луна. Улица и тротуары блестели от недавнего дождя. Дул сильный ветер.

Чак шёл, наклонившись вперёд, засунув руки в карманы своего вязаного свитера с капюшоном.

— Я, чего доброго, так к обеду опоздаю, — проворчал он. — Будет мне тогда на орехи.

— Подумаешь, — бросил я, немного приободрившись. — Игра стоит свеч.

Мы перешли улицу, которая вела к магазинчику сопутствующих товаров. На углу бакалейная лавка. Дальше — всякие магазинчики и лавочки. А вот и тот, который нам нужен! Над небольшой квадратной лавкой в темноте можно было разглядеть надпись: «Всё для вечеринок!»

— Мне не терпится взглянуть на эти маски! — возбужденно сказал я и перепрыгнул через пожарный кран. Перебежав на тротуар, я ринулся к большой витрине.

И приник к ней.

Чак, прижавшись носом к стеклу витрины, всматривался в кромешную тьму.

Так мы и стояли, расплющив носы.

— Он что, закрыт? — тихо проговорил Чак. — До завтра?

Я издал слабый стон.

— Какой до завтра! Совсем закрыт.

Когда глаза немного привыкли, я разглядел пустые полки и вешалки. Посреди помещения в проходе на боку лежал большой металлический стенд. На прилавке возвышалась корзина для мусора, доверху набитая бумагой и банками из-под содовой.

— На двери нет таблички «Закрыто», — задумчиво пробубнил Чак. Всё же он славный парень. Настоящий друг. Увидев мою вытянувшуюся физиономию и поняв, как я разочарован, он старался приободрить меня.

— Да он пустой, — тяжело вздохнул я. — Там шаром покати. Он и завтра не откроется.

— Н-да. Боюсь, ты прав, — поддакнул Чак и похлопал меня по плечу. — Не дрейфь! Найдём маску в другом месте.

Я с трудом отклеился от витрины.

— Я хотел, как у Карли Бет, — захныкал я как маленький. — Ты же помнишь, что это была за маска. Бррр. Прямо живой монстр!

— Может, в супермаркете есть что-нибудь такое, — предположил Чак.

— Что ты говоришь! — возмутился я и поддал ногой обёртку, которую ветер нёс по тротуару.

Мимо медленно проехала машина, осветив фарами вход в магазинчик, пустые полки и прилавок.

— Пошли-ка домой, — сказал Чак и потащил меня прочь от витрины. — Мне не разрешают шляться по ночам.

Он что-то говорил ещё, но я его не слушал. У меня перед глазами стояла маска Карли Бет, и я никак не мог смириться с неудачей.

— Ты что, не понимаешь, как для меня это важно, — говорю я Чаку. — Эти зверушки-первоклашки доконали меня. Я должен им отплатить за всё. Чтоб мне провалится!

— Нашёл из-за чего расстраиваться! Это всего лишь малышня.

— Ничего себе малышня! Монстры. Злобные человекоядные монстры.

— А что, если самим сделать маску, — подал идею Чак. — Ну, из папье-маше…

Я даже не удостоил его ответом. Чак хороший парень, но иногда из него прёт такая чушь, что нормальному человеку и в голову не придёт.

Я так и видел эту картину. Хэллоуин. Я выскакиваю из-за кустов, а Марни Роузен и Утёнок Бентон с издёвкой причитают: «О-о-о-о, как страшно! Как страшно! Папье-маше!»

— Я есть хочу, — заканючил Чак. — Пойдём, Стив, домой!

Я нехотя согласился и поплёлся следом, но вдруг как вкопанный остановился.

На улицу сворачивала машина. Её фары осветили узенький проход справа от магазина.

— Подожди, Чак! Смотри! — Я схватил друга за плечи и развернул. — Видишь? Там дверь открыта!

— Какая ещё дверь? — спросил Чак.

Я подтолкнул его в этот переулочек, и там мы увидели приоткрытый чёрный квадратный люк. Свет фонаря слабо освещал ступеньки, ведущие в подвал. Мы как завороженные уставились в это отверстие. Крутые бетонные ступени вели вглубь. Да это же склад!

Чак изумленно поднял брови:

— Это как же понимать? Оставили открытой дверь в подвал, а?

Я заглянул в люк.

— Там какие-то коробки. Груда коробок. Наверно, в них маски, костюмы и прочие товары для вечеринок и пикников. Просто их еще не увезли.

— Ну и что? — заговорил Чак. — Не собираешься же ты лезть туда? Ты в своем уме? Лезть в этот тёмный подвал за какими-то масками?

Я не ответил. Я уже спускался по ступенькам.

 

Сердце глухо колотилось. Ступеньки были мокрые, скользкие и узкие.

Я поскользнулся и начал падать. Машинально вытянув руки, я пытался схватиться за перила, но никаких перил не было. Просчитав все ступеньки, я бухнулся на пол подвала. Мне повезло, я приземлился на обе ноги. Придя в себя, я глубоко вздохнул и задержал дыхание и лишь затем позвал Чака:

— Я на месте. Спускайся!

Уличный фонарь осветил его недовольную физиономию.

— Чего-то не хочется, — промямлил он.

— Да спускайся скорей! — замахал я ему рукой. — Не торчи в переулке, а то кто-нибудь увидит и решит, что дело не чисто.

— Но Стив, уже поздно, — заканючил Чак. — И потом, нельзя вламываться в чужие подвалы… Это…

— А мы не вламываемся, — нетерпеливо бросил я. — Дверь открыта, разве не так? Давай! Вдвоём мы быстро обшарим коробки. Раз, два — и готово!

Чак склонился над люком.

— Там темно, — сопротивлялся он. — А у нас нет фонаря.

— Я все вижу. Спускайся же! Не трать время попросту.

— Но мы нарушаем закон… — снова начал он, и тут выражение его лица изменилось.

Мимо проехала машина и осветила его фонарем. Охнув, Чак кубарем скатился по лестнице.

— Надеюсь, меня не заметили, — сказал он, озираясь по сторонам. — Тут же тьма непроглядная, Стив. Пошли-ка лучше домой!

— Сейчас у тебя глаза привыкнут. Я уже всё вижу, — сказал я и стал медленно осматривать подвал.

Помещение оказалось больше, чем я предполагал, зато потолок нависал совсем низко над головой. Даже в полумраке видна была густая паутина, свисающая с балок.

Коробки громоздились в два ряда около лестницы. Где-то капала вода: кап-кап-кап. И тут мы услышали другой звук. Что-то лязгнуло. Я насторожился. Я не сразу сообразил, что это стукнула дверь люка под порывом ветра. Пора было действовать. Я склонился над картонной коробкой. Она была закрыта, но не заклеена

— А ну-ка глянем, что здесь, — проговорил я и открыл картонку.

Чак стоял, скрестив руки, словно его это не касалось.

— Не трогай Стив, — сказал он. — Это воровство.

— Мы же ничего не берём. А если что-то и найдём, например, подходящую маску, то лишь на время позаимствуем. Хэллоуин кончится, и мы её вернём.

— А тебе не страшно? — прошептал Чак, боязливо озираясь.

— Есть немного. — Я кивнул. — Здесь так холодно и жутковато.

— Дверь люка снова лязгнула. И снова закапала вода.

— Да помоги же мне! — скомандовал я.

Чак подошел ближе, но даже пальцем не пошевельнул.

Я раскрыл первую коробку.

— Это что такое? — Рука вытащила коническую шляпу, которую надевают на праздники. Ими была набита вся коробка.

— Класс! — прошептал я и бросил шляпу обратно. — Я был прав. Здесь упакован весь товар из магазинчика. Давай искать маски. Вот увидишь, найдём.

Коробки громоздились одна на другую. Я взял верхнюю и раскрыл её.

— Чак, а ты бери следующую, — велел я другу.

— Стив, у меня дурные предчувствия, — прошептал он и неохотно потянулся за картонкой.

— Ищи маски, — перебил его я.

Сердце у меня глухо колотилось. Дрожащими руками я открыл вторую коробку. Меня всего трясло от возбуждения.

— В этой свечи, — сообщил Чак.

В моей коробке были подставки, салфетки, бумажные чашки.

— Давай, давай, — говорю. — Маски где-то здесь.

Снова грохнула дверь люка. Я молился, чтобы быстрее нашлась коробка с масками. Мне вовсе не хотелось надолго застрять в этом холодном подземелье, к тому же от порыва ветра могла захлопнуться дверь, и мы остались бы в полной темноте.

Мы с Чаком достали ещё две коробки и поставили их в световой квадрат. Моя оказалась заклеенной скотчем. Я пытался порвать его, но тут услышал скрип над головой и замер.

Скрип половиц?

— Что это было? — еле слышно прошептал я.

— А что это было? — Чак мрачно посмотрел на меня.

— Ты не слышал шум наверху? Похоже на чьи-то шаги.

Чак пок