Глава 1 Пакс. Широкомасштабное и повсеместное проведение открытых дебатов «ВЫБИРАЙ.BY!» позволит сконцентрировать внимание молодежи различных возрастных и социальных групп

24-летний Пакс Тейт — козел.

У него есть татуировки. Он плохой мальчик с плохими привычками.

Но на это у него есть свои причины.

Его мать умерла, когда ему было семь, оставив после себя большую дырку в его сердце.

Пакса мучает чувство вины, но он не понимает, почему. Он знает только то, что после смерти матери они остались с отцом одни, и большое количество проблем свалилось на них.

Пакс взрослел, пытаясь быть таким, каким его хотел видеть отец — идеальным пай-мальчиком, но это не сработало. Отец не смог пережить скорбь, и смерть матери, а Пакс не смог удержать эту маску идеального ребенка.

Так он потерял себя…

Сейчас он употребляет наркотики и трахает всех женщин без разбора. Внутри у него пустота, с которой он не хочет бороться. Если притворится, что пустоты нет, ее ведь не станет, правда?

Ошибаетесь.

Он понимает это, когда встречает Милу.

Милая, красивая Мила Хилл. Она, как глоток свежего воздуха. Красота, для его уродливого сердца. Он не знает, как не сделать ей больно, но быстро понимает, что должен это выяснить, потому что нуждается в ней, как в воздухе.

Мила находится рядом с ним, когда воспоминания о матери опять возвращаются к нему оттуда, где он их похоронил. Мила единственная... единственная, кто может спасти его поломанное, обеспокоенное сердце от проблем и пустоты.

Но только, если он сможет поменять свою жизнь так, чтобы она смогла это сделать.

Он знает это. И работает над собой.

Но достаточно ли этого, чтобы она смогла остаться?

Глава 1 Пакс

Я не уверен, что девушка назвала мое имя. Ее голос такой приглушенный и неразборчивый, что трудно разобрать. В основном, потому что мой член находится у нее во рту.

Резко облокотившись на черную обивку сидения своей машины, я направляю голову девушки еще ниже, бессловесно убеждая ее взять меня как можно глубже. Прямо в горло.

— Не разговаривай, — говорю я. — Просто соси.

Я закрываю глаза и слушаю. Я слушаю, как слюни двигаются у нее во рту, и вытекают из угла рта. Ее щеки создают мягкий звук, задевая мою открытую ширинку. Она периодически стонет, но я не понимаю почему. Она ничего с этого не получает. Мои руки на ее голове направляют, подталкивают, руководят ее движениями и скоростью. Я хватаю волосы у нее на шее и погружаю в них пальцы, отодвигаю, а затем приближаю обратно.

Она опять стонет, но я до сих пор не понимаю почему.

Мне все еще все равно.

Я пиздец, как обдолбан.

И еще, я не помню, как ее зовут.

Все, как в тумане, кроме этого момента. Я отключаю все назойливые звуки озера Мичиган справа и звуки шоссе, находящегося в нескольких милях отсюда. Блокирую все огни, осветляющие город. Я погружаюсь в блаженную тишину, и отметаю мысль о том, что кто-то случайно может нас увидеть. На пляже сейчас никого нет, не в 11 часов вечера. И вообще, это меня не волнует.

Прямо сейчас я сосредоточен на минете.

Я знаю, что пока не готов кончить, но я не говорю ей об этом, потому что не хочу, чтобы она остановилась. Я даю ей еще пару минут пососать, а затем отталкиваю.

— Сделай перерыв, — говорю я ей и отодвигаюсь обратно на сиденье.

Я не собираюсь убирать своего дружка обратно. Вдохнув запах морского бриза, я громко зеваю и расслабляюсь. Девушка смотрит в зеркало заднего вида, и пытается справиться с беспорядком на своем лице.

— Подожди, — говорю я. — Задержись на минутку.

Она смотрит на меня в замешательстве. Ее помада размазана.

Я улыбнулся.

— Я знаю, что ты хочешь немного этого, — говорю я ей, доставая маленький пакетик из кармана своего пиджака. Я высыпаю пару кокаиновых пакетиков на маленькое зеркало, и разделяю их с помощью лезвия, превращая в две равные линии.

Я предлагаю ей маленькую соломинку, а она улыбается мне своим искаженным ртом клоуна.

Она нюхнула свою дорожку, закашлялась, снова нюхнула.

Откинувшись обратно на свое сиденье, она запрокидывает свою голову к крыше машины и ждет, пока наркотик подействует. Ее глаза были пусты, когда она передала мне соломинку. Я сомневаюсь всего секунду в том, что кокаин подействовал.

Сегодня я жестко обдолбался, больше чем обычно.

Больше, чем всегда.

Но почему-то именно сегодня мне нужно раствориться в темноте.

В такие паршивые дни как этот, я употребляю сильные наркотики.

Кокс никогда меня не подводит. Я всегда знаю меру. Я надеюсь на него даже тогда, когда не могу надеяться ни на что.

Взяв соломинку, я вдыхаю свою линию.

Знакомое жжение немедленно сковывает мое горло. Пустота проходит по всему телу, притупляя чувства, ускоряя ритм сердца. Я чувствую, как кровь пульсирует в нем тяжело и загнано, неся кислород к моим оцепенелым пальцам.

Сука, как же я обожаю это дерьмо.

Я люблю его действие. Оно притупляет все, кроме моего внимания. Мне нравится то, как усиливается мое понимание, пока все остальное уходит в черноту и онемение.

Там находится мое любимое место, там мне удобно. Дрейфуя в этом небытие, в этом мраке.

Кокс позволяет существовать, не думая ни о чем.

Перед тем, как схватить девушку за шею, я провожу пальцами по зеркалу с остатками кокса и размазываю его по всей длине своего члена. Я передвигаю ее голову вниз, и она охотно открывает свой рот. Это происходит не против ее воли. Она хочет быть здесь.

Особенно сейчас, после того, как получила дозу от меня. Сейчас, когда она слизывает свою привычку с моего члена.

— Заканчивай, — говорю я ей, поглаживая спину во время движения.

Я уже не чувствую своих пальцев.

Ее голова качается еще пару минут и я, без предупреждения, кончаю ей в рот. Ее глаза расширяются, и она начинает отодвигаться. Сперма вытекает из ее рта. Пока мой член не перестал пульсировать, я быстро хватаю ее за шею и притягиваю обратно.

— Глотай, — говорю я ей вежливо.

Ее пустые глаза расширяются, но она все проглатывает.

Я улыбаюсь.

— Спасибо, — все еще вежливо, говорю я ей.

Я перегибаюсь через нее, и открываю пассажирскую дверь. Она скрипит, а затем открывается широко, доказав то, что машина сделана из железа аж в 1968 году. Я вытаскиваю свой кошелек и достаю из него помятую двадцатку.

— Купи себе что-нибудь поесть, — говорю я ей. — Ты слишком тощая.

У нее слишком тонкий взгляд, взгляд девушки — наркоманки. Она очень худая.

Наркотик заменяет все, и если вы не заставите себя есть, то похудеете и будете выглядеть, как худое дерьмо.

Эта девушка, пока что, не выглядит, как дерьмо. Она симпатичная, но не красотка. Каштановые волосы, бледные голубые глаза, мягкое тощее тело. Я могу послать ее, или попросить остаться.

Она смотрит на меня и вытирает свой рот.

— Моя машина в городе. Ты не собираешься отвезти меня обратно?

Я смотрю на нее и отмечаю, что она не одна, ее три. Потом снова одна, потом опять три. Я пытаюсь вытряхнуть смуту из своей головы. Пытаюсь сосредоточиться.

Не получается. Все равно ее три.

— Не могу, — говорю я ей, роняя свою потяжелевшую голову на спинку сиденья. — Я слишком обдолбан, чтобы ехать. Я не виноват в том, что ты обула эти пятидюймовые стриптизерские туфли. Просто сними их. Тебе так будет легче идти. Тем более, тут не далеко.

— Ты — гребаный засранец, Пакс Тэйт, — говорит она сердито. — Ты знаешь это?

Она берет свою сумочку с пола и хлопает дверцей машины с такой силой, на которую была способна. Моя «Опасность» встряхнулась после такого.

Да, я дал имя своей машине. Додж Чарджер 1968 года выпуска заслуживает имени.

И мне пофиг на то, что эта маленькая кокаиновая шлюшка назвала меня засранцем. Я не собираюсь этого отрицать. Я и есть засранец.

Прямо сейчас я не могу вспомнить ее имя, но мне потребовалась всего секунда для того, чтобы вспомнить имя своего автомобиля.

Я бы смог вспомнить имя девушки утром, а может и не смог бы.… Но это не имеет никакого значения. Она все равно вернется. Она всегда возвращается.

У меня есть то, что она хочет.

Стянув с себя пиджак, я кладу его на пассажирское сиденье. Застегивая свои штаны, я смотрю, как она уходит прочь. Открыв дверь со своей стороны, я выставляю свой ботинок за дверной порог, позволяя прохладному бризу шелестеть по моему покрасневшему разгоряченному телу.

Пейзаж на побережье очень разнообразен: обрывистый, покатистый и дикий. Он такой огромный, что заставляет меня чувствовать себя маленьким ребенком.

Ночь черна, как смоль. На небе едва виднеются звезды. Сейчас одна из таких ночей, когда человек может исчезнуть в темноте. Моя любимая разновидность ночи.

Прислонив свою голову к сиденью, я позволяю машине крутиться вокруг меня. Такое чувство… как будто сиденье — мой якорь, и оно держит меня на земле. Без него я, наверное, улетел бы в космос. Никто и никогда меня бы больше не увидел.

Кстати, это не плохая идея.

Машина вращается слишком быстро. Даже в таком состоянии я понимаю это. Но я не буду беспокоиться об этом.

Вытащив маленький пузырек из кармана, я принимаю какую-то таблетку, чтобы замедлить все вокруг.

Мой пузырек, как шляпа фокусника. В нем можно найти все, что хочешь. Все, что нужно. Быстрое или медленное, белое или черное, капсулы или таблетки. У меня все это есть.

Я запиваю таблетку глотком виски, и даже не чувствую жжения, когда жидкость стекает по моему горлу. Около минуты я рассматриваю вещи, которые крутятся и расплываются вокруг меня. Я решаю, что нужно принять еще одну таблетку, а, может, даже две. Положив их к себе в рот, я снова делаю большой глоток Джека Дэниэлса, и выкидываю бутылочку на пол с пассажирской стороны. Я не помню, закрыл ли бутылочку крышкой.

А потом мне становится все равно…

Наркотический туман размывает мое зрение. Все черное и серое сливается воедино, и я закрываю глаза. Я до сих пор чувствую, что кручусь и кручусь по кругу.

Ночь поглощает меня, и я проваливаюсь в темноту.

Я нахожусь далеко за облаками и ночным небом, пролетаю около звезд и луны, приближаюсь и трогаю их пальцами.

Я смеюсь, или мне кажется?

Трудно сказать в этот момент. Я не понимаю, что реально, а что нет. И я люблю это чувство блаженного рая.