Глава 12. Воды озера были тихими и глубокими, как два дня назад

 

Воды озера были тихими и глубокими, как два дня назад. Несколько кудрявых облачков плыли по небу. Помогая Розамунде спуститься с лошади, граф Уэзерби подумал, что в этот час постарается забыть обо всем, кроме своей спутницы и окружающей их природы.

Он прижал ее к себе, чтобы ощутить тепло и податливость гибкого тела. Быстрым поцелуем коснулся губ и увидел, как они изогнулись в слабой улыбке. Они не обменялись ни словом с того момента, как повернули к озеру, но он почему‑то не сомневался, что для нее этот час значит так же много, как для него.

Стреножив лошадей, они взялись за руки и подошли к кромке воды. В этом месте берег был ровным.

– Давай сядем, – предложил граф, нарушив наконец молчание.

Они расположились в тени большого дуба. Джастин прислонился спиной к стволу и обнял Розамунду за плечи. Она не нашла в себе сил сопротивляться и, сняв шляпку, положила голову ему на плечо.

– Весна всегда была моим любимым временем года, – сказала она. – Все возрождается к новой жизни, и любое желание кажется исполнимым. В прошлом году именно весной я начала отходить от своего горя. Наполнила дом весенними цветами, а на могиле Леонарда посадила крокусы и первоцветы.

Он потерся щекой о ее волосы.

– Твои нарциссы еще не завяли?

– Нет. – После некоторого колебания она добавила:

– Один из них я заложила между страницами книги.

– Да? – радостно отозвался он.

Они снова погрузились в молчание, созерцая медленное движение воды. Каждое мгновение запечатлевалось в их сердце.

– Цветок можно засушить и сохранить навсегда, – сказал Джастин. – А вот снежного ангела – нет.

Она рассмеялась тихим смехом.

– Твой был скорее похож на снежного дьявола. А как там мой снеговик? У него не отвалилась голова?

– Еще до того, как ты уехала. Ты получила приз незаслуженно.

– Что же ты не приставил ему голову обратно? Истинный джентльмен так не поступил бы.

– У меня не хватило духу подойти к нему, – сказал он, и молчание воцарилось снова.

– Джастин. – Она прикоснулись рукой к его щеке, – а если бы ты мог повернуть время вспять и изменить прошлое, если бы ты мог остаться в Лондоне или, встретив меня на дороге, проехать мимо, ты сделал бы это?

Он взял ее руку и поцеловал в ладонь.

– Да, – сказал он. – Да. А ты?

– Да, – тихо ответила она. – А как ты думаешь, если бы мы встретились сейчас впервые, мы обратили бы друг на друга внимание?

– Нет, я был бы для тебя только женихом Аннабелл, а ты для меня – ее тетей. И так было бы гораздо лучше, Розамунда.

– Да.

В действительности граф так не думал. Он не верил, что смог бы остаться к ней равнодушным. Даже если бы они встретились здесь впервые, он сразу узнал бы ее.

Что значит: узнал бы? Узнал необыкновенно привлекательную женщину, которая притягивает к себе мужчин как магнитом? Или узнал в ней женщину, которую мог бы полюбить? А может быть, он понял бы, что это любовь всей его жизни? Его вторая половинка?

Он не сказал ей всей правды. В действительности он не стал бы ничего менять, даже если бы у него была такая возможность. Он не желал отказываться от тех дней в охотничьем домике ради того, чтобы избавить себя от боли в настоящем и неловкости в будущем. Он слишком дорожил воспоминанием о золотых нарциссах и этими безжалостно убегавшими минутами.

– Нет, я сказала не правду, Джастин. – Она подняла к нему лицо. – Я не стала бы ничего менять. Ни за что.

Он чувствовал тепло ее тела, и ему казалось, что она часть его самого. Где‑то наверху, невидимые в густой листве, пели птицы, неустанно повторяя одну и ту же песню, легкий ветерок раскачивал озерную траву, воздух был теплым и свежим. Они сидели и старались запомнить эти мгновения навсегда.

Джастин немного отодвинулся и заглянул ей в лицо. Не смея произнести слова, способные передать его чувства к ней, он постарался взглядом выразить все, что испытывал в эту минуту, и она поняла.

Розамунда улыбнулась, и тогда он поцеловал ее – теплым, нежным поцелуем, поглаживая пальцами гладкую кожу ее подбородка. Она ответила на его поцелуй, раскрыла губы и проникла языком в его рот. Он целовал ее щеки, виски, ее закрытые глаза и снова рот. Отбросив волосы со лба, улыбнулся.

– Другие мужчины тоже так целуются? – спросила она, зарывшись пальцами в его волосы. – До встречи с тобой я не представляла, что такое возможно.

– Не знаю. – Он усмехнулся. – Я никогда не целовался с другими мужчинами.

Она состроила гримаску и засмеялась.

Джастин распахнул ее жакет и просунул руки под теплый шелк легкой блузки. Обхватил одну грудь рукой, слегка подразнил сосок и начал расстегивать пуговицы.

– Не надо, – попросила она, когда он дошел до середины.

– Я хочу только поласкать тебя, – сказал он, закрывая ей рот поцелуем. – Я хочу трогать твои груди, Розамунда.

– Нет, Джастин, если ты сделаешь это, нам обоим захочется большего, и в конце концов мы не сможем себя контролировать.

Он откашлялся.

– Это очень плохо?

– Ты и сам знаешь, что да. Она убрала со своей груди его руку и начала застегивать блузку.

– А месяц назад это тоже было плохо? – спросил он. – Только что ты сказала, что не стала бы ничего менять.

– То было совсем другое. Теперь мы находимся в гостях у маркиза, и в ближайшем времени ты сделаешь предложение его внучке. Нам вообще не следовало приходить сюда.

Он снова крепко сжал ее руку.

– Прости, – сказал он. – Ты совершенно права. Прости, Розамунда. Только, пожалуйста, не уходи. Посиди со мной еще немного.

Он опять прислонился к дереву и закрыл глаза. Стук сердца отдавался ударами тяжелого молота в его груди. Он сидел, боясь шелохнуться, чтобы не спугнуть ее резким движением. Когда он позвал ее сюда, то надеялся просто посидеть в тишине с ней рядом. Какая безумная надежда!

– Джастин, – спросила она вдруг тоном, почти легкомысленным, – а как здоровье твоей любовницы? Она уже поправилась?

– Джуд? Когда я пришел навестить ее, она сияла от восторга: мой преемник подарил ей великолепную изумрудную брошь. Джуд не удержалась и продемонстрировала ее. При этом она клялась, что хранит мне верность.

– Ты отдал ей сундук с вещами? Он заколебался.

– Я отдал ей браслет с бриллиантами. Она чуть не проглотила его. И даже ненадолго забыла про брошь.

Он не стал говорить ей, что не смог отдать Джуд платья, которые носила Розамунда, и духи, которыми она пользовалась.

– Значит, ты распрощался с ней? И поэтому грустишь?

Он даже не переспал с ней тогда, хотя она явно ожидала этого после такого дорогого подарка и большой денежной суммы, положенной на ее счет в банке. Джуд надела красную ночную сорочку, не скрывавшую ее роскошных форм, и надушилась духами, сводившими его с ума.

Но мысли графа были слишком заняты снежным ангелом, который растаял холодным мартовским утром и навсегда исчез из его жизни.

– Нет, – ответил он. – Разве твой отец, брат или муж не научили тебя, что неприлично обсуждать с мужчиной его любовницу?

– Но ни у папы, ни у Денниса, ни у Леонарда никогда не было любовницы. Я могу предполагать это в отношении папы и Денниса, но что касается Леонарда, я совершенно уверена, поскольку сама спрашивала его об этом.

– Надеюсь, он дал тебе суровую отповедь.

– Леонард смеялся. Возможно, он реагировал бы иначе, если бы любовница действительно была, но ее не было.

– Значит, я первый шалопай, которого ты встретила, – сказал он.

– Да. Довольно смешно, но Деннис предупреждал меня насчет Джоша. Все считают его ловеласом. А у тебя было много любовниц, Джастин?

– Что за вопрос! Я отказываюсь отвечать.

– По той причине, что ответ может тебя дискредитировать? Или боишься, что я не поверю, если ты назовешь истинное число? Их было так много, что ты сбился со счета? Думаю, их было много, – сказала она. – У тебя, безусловно, богатый опыт. Леонард не умел и половины того, что умеешь ты.

– Ты говоришь все это нарочно? – внезапно догадался он, подозрительно заглядывая в ее смеющееся лицо. – Признайся. Ты пытаешься охладить мой пыл?

– Но согласись, это просто необходимо.

В глазах ее плясали смешинки, и сколько жизни было в ее лице… Именно такой она предстала перед ним в первый день их знакомства. Но каким дорогим стало с тех пор ему это лицо!

– Полагаю, нам пора возвращаться, – сказал он. – Уж не знаю, во благо была нам эта прогулка или во вред. Ты осуждаешь меня за то, что я предложил пойти сюда?

– Как я могу осуждать, если сама согласилась на это. Не будем винить друг друга. Я бы не хотела вычеркнуть этот час из своей жизни.

– Я тоже, – сказал он, целуя ее в губы.

Заслышав какое‑то движение, она резко повернула голову. В тридцати футах от них стоял лорд Берсфорд, на лице его застыло изумленное выражение…

Розамунда вскочила на ноги и отряхнула бархатную юбку от приставших к ней травинок. Не смея взглянуть на друга детства, она пыталась найти веские слова в свое оправдание. Лорд Уэзерби тоже поднялся.

– Я бы постарался уйти незамеченным, – сказал лорд Берсфорд. – Но к сожалению, вы преподнесли мне сюрприз.

Голос его звучал довольно сердито. До сих пор Розамунда слышала его только поддразнивающим и веселым.

Граф поднял с земли шляпу и подал ей.

– Судя по всему, – продолжал лорд Берсфорд, – мне следует радоваться, что я не стал свидетелем еще более пикантной сцены. Неплохой прогресс для трехдневного знакомства, Джастин. Ты продвинулся дальше, чем я. А я‑то считал своим соперником Стренджлава.

– Мы были знакомы раньше, – сказал граф.

– Полагаю, дальше ты скажешь, чтобы я не верил своим глазам, – усмехнулся лорд Берсфорд.

Розамунда прикрепляла к волосам шляпку, не отрывая глаз от земли. Она тоже ждала, что Джастин скажет нечто в этом духе, и в душе противилась этому.

– Полагаю, нам нет нужды оправдываться перед тобой, Джош, – сухо проговорил граф. – Я только надеюсь, что ты не помчишься рассказывать об этом всем заинтересованным лицам, причиняя им ненужную боль.

– Спешу и спотыкаюсь, – едко парировал лорд Берсфорд. – Если бы я не хромал, то, наверное, уже бежал бы к Аннабелл, чтобы насплетничать о вас, а потом бросился бы доносить лорду Марчу и маркизу. Подобные занятия доставляют мне несказанное удовольствие.

– Прости, я сморозил глупость, – примирительно сказал граф.

Лорд Берсфорд перевел взгляд на Розамунду:

– Я был о тебе лучшего мнения. Не очень красивая вышла история, правда?

Она посмотрела в его честное, открытое лицо, сейчас бледное и напряженное, и вдруг увидела себя его глазами. Зрелище было довольно отталкивающим. Розамунда опустила глаза и побрела к своей лошади.

– Пусть она едет одна, – бросил лорд Берсфорд ей в спину.

– Не беспокойся, Джастин. – Она обернулась к графу. – Я сумею найти дорогу.

Он молча пошел за ней и помог сесть в седло.

– Прости, – прошептал он, встав спиной к лорду Берсфорду. – Я так виноват перед тобой, Розамунда.

Она попыталась улыбнуться в ответ, потом тронула поводья и поскакала к дому. Ей приходилось тщательно следить за дорогой и лавировать между деревьями, чтобы ветки не стегали в лицо.

Всю дорогу до дома Розамунда пыталась представить, в каком свете должен был видеть все это Джош: молодая вдова завела роман с женихом своей племянницы.

Ужасно. Все, что они сделали, было не правильно. Она пошла с ним на озеро и сидела рядом, положив голову ему на плечо. Она разрешала себя целовать и возвращала поцелуи. И разрешала ласкать себя.

О, какое счастье, что она не позволила ему зайти дальше! Конечно, неприлично позволять себя ласкать сквозь шелк блузки, но сидеть с обнаженной грудью было бы верхом бесстыдства. Она могла гордиться, что сумела провести столь четкую грань между тем, что прилично и неприлично.

Но правда была в том, что она вообще не имела прав на этого мужчину. Даже если бы он задрал ей юбки и она отдалась ему, это бы ничего не изменило. Не важно, что она остановила его. Ее вина была не меньшей, чем если бы она допустила полную близость. А может, даже и большей, поскольку отказ ее не был искренним.

Теперь она окончательно укрепилась в решении покинуть дом маркиза сразу после бала. И под любыми предлогами избегать дальнейших встреч с мужем племянницы.

Поставив лошадь в конюшню, Розамунда побежала к себе в комнату с твердым намерением выбросить нарцисс, подаренный ей Джастином. Все кончено. Был приятный эпизод в прошлом, который там и остался. Нужно как можно скорее забыть о нем. Она больше не будет извлекать из памяти сладкие воспоминания и лелеять их по ночам.

Все кончено. Это так же верно, как то, что у нее больше нет мужа. Нет Леонарда, нет Джастина.

– Ну что, – сказал лорд Берсфорд, когда Розамунда скрылась из виду, – поставить тебе синяк под глазом или ты найдешь какое‑то приемлемое объяснение тому, что я видел?

Лорд Уэзерби повернулся к другу:

– Я не чувствую себя обязанным давать тебе объяснения, Джош.

– Я слышал, ты дал отставку Джуд, и, надо сказать, этот поступок произвел на меня впечатление. Но, видимо, твоя добродетель имеет свои границы. Аннабелл – для продолжения рода, ее тетушка – для любовной игры, так? А на любовницу уже просто не остается сил.

– Я не намерен выслушивать упреки, Джош, – устало сказал граф. – И менее всего – от тебя.

– Дело в том, что я прихожусь Аннабелл кузеном, – распаляясь, ответил лорд Берсфорд. – И намерен проследить, чтобы она заключила честную сделку.

– Ты с ней весьма в отдаленном родстве, – заметил граф. – И с каких это пор ты стал проявлять к ней такой интерес?

– С давних. Я даже подумывал жениться на ней. Но с самого детства рядом с ней всегда маячил ты, и бедный ребенок в конце концов привык к этому. Я прекрасно знаю, какой образ жизни ты ведешь, Джастин. Не мне тебя судить, я и сам подвержен тем же порокам, но слова «жена» и «любовница» не стыкуются в моем лексиконе, тем более если жена – Аннабелл, а любовница – Розамунда.

– Ну хорошо. – Граф подошел к лорду Берсфорду, который стоял, широко расставив ноги и крепко стиснув кулаки. – Похоже, это не праздный интерес. Я скажу тебе вот что, Джош: через несколько дней состоится моя официальная помолвка с Аннабелл, и с этого времени в моей жизни не будет другой женщины. Такой ответ тебя удовлетворит?

– Когда ты познакомился с Розамундой? Она все время жила в Линкольншире и только недавно приехала оттуда.

– Мы и познакомились недавно, но не здесь.

– Ты спал с ней?

– О нет. – Граф покачал головой. – Это тебя не касается, друг мой. А кстати, как ты здесь оказался?

– Скажи спасибо, что я один. Я дважды проиграл в бильярд маркизу, а Стренджлав уехал с Розамундой, лишив меня возможности насладиться возвышенной беседой с ним и флиртом с ней. Кроме того, я думал об Аннабелл.

– Об Аннабелл?

– Она не говорила тебе, что вчера я поцеловал ее и получил пощечину? – спросил лорд Берсфорд. – Вижу, что нет. Так я и думал. Если бы она сказала, ты счел бы себя обязанным вызвать меня на дуэль. Я просто хотел подразнить ее, как делал это всегда, но она почему‑то рассердилась. Тебе нужно присматривать за ней, Джастин. Узнай, почему она никогда не улыбается. Надеюсь, ей ничего не известно про Розамунду?

– Нет. – Лорд Уэзерби пристально смотрел на друга. – Я тоже не слепой, Джош, и не такой уж бесчувственный. Я знаю, что она несчастлива. Ты всегда флиртовал с ней?

– Флиртовал? – Джош рассмеялся. – Да я до самого последнего времени смотрел на нее как на ребенка.

– Женщины взрослеют гораздо раньше, чем мы – заметил граф.

– Ну, не знаю. В общем, мне было не по себе, я пошел прогуляться. И что я вижу? Слава Богу, ты хоть не успел оседлать ее.

– Розамунда не виновата – Лорд Уэзерби попытался спасти честь дамы. – Стренджлав решил зайти в гости к викарию, и маркиза попросила меня проводить Розамунду домой. А я уговорил ее прийти сюда. К счастью, она сумела сохранить ясную голову, и именно благодаря ей ты не стал Свидетелем «еще более пикантной сцены».

– Так, значит, ты добивался большего. – Лорд Берсфорд снова стиснул кулаки, губы его сжались в прямую линию. – Ты готов был предать Аннабелл.

Неожиданно он размахнулся и со всей силы ударил графа в челюсть. Лорд Уэзерби тяжело повалился на землю.

– Поднимайся, – приказал лорд Берсфорд, встав над ним, – поднимайся и дерись, как мужчина.

Граф медленно поднялся, проверил, не сломана ли челюсть, и устало проговорил:

– Я не буду драться с тобой, Джош. У меня такое чувство, что я получил по заслугам.

Его приятель сразу утратил весь свой пыл.

– Так ты любишь ее? – спросил он. – Черт тебя подери, ты любишь Розамунду и собираешься жениться на Аннабелл!

– Я буду ей хорошим мужем.

– Только через мой труп! – вскричал лорд Берсфорд и напролом через парк быстро направился к дому. Его хромота была заметнее, чем обычно.

Граф остался один. Он умылся холодной озерной водой и подумал, что заслуживает гораздо большего. Ему пошло бы на пользу, если бы Джош поколотил его как следует. А тот вполне мог это сделать, учитывая его военное прошлое и тот факт, что сейчас он был постоянным членом боксерского клуба, как, впрочем, и сам граф. Силы их были примерно равны, но лорд Уэзерби чувствовал, что не стал бы драться.

Джош был прав, обвиняя его. Он привел сюда Розамунду, прекрасно зная, что этого не следует делать. И позволил себе обнимать ее и целовать. Если бы она дала ему хоть малейший знак поощрения, он овладел бы ею прямо там, на траве. Нечестно было бы отрицать это.

Он поступил некрасиво со всех точек зрения. В первую очередь по отношению к Розамунде, которая могла забеременеть. Если пять недель назад у нее были дни, неблагоприятные для зачатия, то сейчас он подвергал бы ее огромному риску. И конечно, это было несправедливо по отношению к Аннабелл, даже если бы она никогда не узнала об этом. Впереди еще целая жизнь, и если он не в состоянии контролировать себя уже сейчас, то что будет дальше?

Джастин намочил носовой платок и приложил к саднившему подбородку. Он так и не избавился от наваждения. Почти пять недель прошло с тех пор, как Розамунда исчезла из его жизни. Тогда он думал, что навсегда. Но все эти пять недель не было дня, чтобы он не вспоминал о ней, не было ночи, чтобы он не тосковал по ее телу. А теперь, когда они встретились снова, он и подавно не желал освободиться из этого сладкого плена.

Никогда в жизни граф не испытывал ничего подобного и не предполагал, что такое возможно. Он сменил множество любовниц, одни нравились ему больше, другие меньше, но ни одна из них не смогла завладеть его сердцем.

Он не был уверен, что может разлюбить Розамунду. Вернее, был уверен в обратном: что это совершенно невозможно.

«Должно быть, Джош лучше разобрался в моих чувствах, – подумал граф, отжимая платок. – Наверное, я и в самом деле люблю Розамунду».

Граф удивился тому, какие изменения претерпели его мысли за какие‑то пять недель. Сначала он задавался вопросом; влюблен ли в нее; затем, допустив такое предположение, решил, что со временем это чувство остынет. Но теперь все сомнения исчезли. Никакой влюбленности не было и нет. Он по‑настоящему любит ее.

Когда лорд Уэзерби сворачивал и прятал платок в карман, руки его дрожали.