Византийская историография – с. 109-117

Становление византийской историографии было связано с прямым продолжением традиции античного историописания. Вместе с тем сама традиция в позднеримский и ранневизантийский период (IV-VII вв.) претерпела значительные трансформации в сравнении с временем классической античности. Параллельно с бытованием античной исторической традиции происходило формирование нового направления историописания – христианской церковной истории. Эти две традиции первоначально существовали независимо одна от другой, причем специфика отдельных сочинений, т. е. принадлежность их к жанрам светской или церковной историографии соответственно, не была прямо обусловлена религиозными пристрастиями и мировоззрением авторов. В дальнейшем сохранение навыков античной литературно-риторической практики и приемов исторического труда наложилось на идеологические модели христианской теологии и церковной истории.

Первые столетия византийской истории были отмечены переплетением разнообразных факторов, повлиявших на культурную ситуацию в целом. В ряду этих факторов следует отметить конфессиональное многообразие, а именно сохранение наряду с христианством традиционных языческих религиозных верований, приверженцы которых были весьма многочисленны в среде социальной и интеллектуальной элиты. Превращение христианства в господствующую, а позднее и монопольную мировоззренческую и идеологическую систему предопределялось политикой имперских властей, придавших ему после эдикта 313 г. статус официальной, а затем и государственной религии. Однако этот процесс не был одномоментным.

Особенности культурного развития Византии, в том числе и в сфере исторического сознания, определялись тем, что в отличие от западных провинций Римской империи она не прошла через коренной слом политического устройства и крушение всей системы социальной организации. Влияние варварских народов на формирование византийской культуры и ее институтов было незначительным, да и вообще на протяжении всей своей истории византийское общество оставалось в высшей степени закрытым и маловосприимчивым к влияниям извне. Примечательно, что сама Византия оказала существенное влияние на развитие культур и народов, находившихся с ней в отношениях политического и культурного взаимодействия. В первую очередь речь идет о членах так называемого Византийского сообщества – странах, принявших христианство константинопольского образца, в число которых входила и Древняя Русь, и усвоивших ряд византийских культурных моделей и форм. Кроме того, значительное влияние византийской традиции, выступавшей в роли сокровищницы аутентичного античного знания, испытали и развивавшиеся параллельно культуры латинской Европы и исламского Востока.

Византийская культура во многом была прямым продолжением культуры античной – римской, греческой, эллинистической. Вместе с тем ее содержание и своеобразие определялись прежде всего влиянием христианства, ставшего мировоззренческой и идеологической парадигмой византийского общества. Представления о мире и людях облекались в образы, клише и понятия, почерпнутые из Библии и авторитетных религиозных сочинений, принадлежавших Отцам Церкви. Христианство оказало значительное влияние и на истолкование смысла исторических событий. Рациональное объяснение взаимосвязи явлений прошлого и мотивов человеческого поведения было потеснено историко-теологическим пониманием Божественного провидения как высшей и изначальной причины любой социальной реальности. Кроме того, христианство принесло и существенное изменение всей системы этических представлений: античный идеал мудрости, гражданских добродетелей и личной доблести был замещен христианской моделью религиозного подвижничества, основой которого были благочестие, смирение и стремление к личному спасению.

Характерной чертой византийской культуры был традиционализм. Он выражался, в частности, в глубокой убежденности, что власть императора и само государство являются прямым продолжением Римской империи, а византийская ученая культура прямо наследует античной учености. Источником истинного знания считались ученая традиция и авторитетные сочинения, в то время как непосредственный опыт воспринимался лишь в качестве способа познания отдельных внешних и частных явлений. В развитии византийской культуры, как правило, выделяется несколько периодов. Первый (IV – первая половина VII в.) характеризуется как время перехода от собственно античной культуры к византийской; второй (середина VII-XII в.) – это эпоха становления и расцвета византийской культуры как особого типа; третий (XIII – середина XV в.) завершает историю Византии и связанную с ней культурную традицию. Развитие Византийской историографии в целом укладывается в рамки этой периодизации.

Начальный период византийской историографии характеризуется устойчивым сохранением традиций античных повествований об истории. Приверженность им проявляется вне зависимости от религиозной принадлежности авторов. Влияние христианской теологической концепции истории, разработанной ранними христианскими теологами и церковными историками, отсутствует не только в сочинениях историков-язычников, приверженцев традиционной римской религии, но и у авторов-христиан. Крупнейшие византийские историки IV-VI вв., такие как Аммиан Марцеллин или Прокопий Кесарийский, рассматривают историю как результат человеческих усилий, видят в действиях людей отражение моральных добродетелей или пороков. В центре их повествований стоят фигуры правителей, политические акции которых становятся смысловым и сюжетным стержнем истории Римской империи. Современность оценивается историками в контексте представлений о величии и могуществе Империи, а смысл собственно политических действий описывается и оценивается в категориях моральных добродетелей и грехов. Доминирующие черты византийской историографии этого периода – исключительное внимание к светским и политическим событиям, наследию Римской империи, моральная риторика и дидактический пафос исторических сочинений, наконец, забота о литературной выразительности и драматизме повествования – делают ее прямым продолжением античной традиции. Не случайно Аммиана Марцеллина именуют одновременно последним античным и первым византийским историком.

Аммиан не был единственным апологетом древних римских традиций и языческого прошлого. Однако изображение исторических событий с точки зрения идеалов наследственной сенаторской аристократии, защита гражданских доблестей и моральных ценностей Древнего Рима были связаны не только с языческой оппозицией христианству, которое приобрело статус господствующей религии. Скептическая оценка современного состояния государства и его правителей, рассмотренных в перспективе сопоставления с идеализированным образом прошлого, была характерна и для христианских историков.

Если творчество Аммиана Марцеллина и ряда менее значительных историков-язычников скорее завершает античную историографическую традицию, то сочинения светских историков VI в. уже принадлежат собственно византийской историографии.

Крупнейшим историком этой эпохи признают ПРОКОПИЯ КЕСАРИЙСКОГО (500 – после 565), сирийского грека, получившего прекрасное светское образование и преуспевшего на дипломатической и политической службе при константинопольском дворе. Очевидец многих важнейших событий, хорошо знавший подоплеку византийской политики, Прокопий оставил ряд исторических сочинений, посвященных периоду правления императора Юстиниана. Два из них – «История войн Юстиниана с персами, вандалами и готами» (553) и «О постройках Юстиниана» (553-555) – носят официальный характер, подчинены прославлению императора, его военных акций и политической деятельности, Однако наиболее важным и поразительным произведением Прокопия считают «Тайную историю» (ок. 550), где автор излагает иной взгляд на состояние Империи, облик ее правителей и политической элиты. Прокопий подвергает Юстиниана и его окружение критике и резкому моральному осуждению, изображая его правление как тиранию, а результаты его политики считает вредными и губительными для государства. Подобно Аммиану, Прокопий не отделяет собственно политическую характеристику деяний правителей империи от их моральной оценки. Более того, морально-этические аспекты являются определяющими для всех сторон общественной и политической жизни: отрицательная характеристика Юстиниана и пессимистический взгляд на реальное состояние дел и перспективы государства прямо вытекают из упадка нравов и морального разложения правящей элиты во главе с императором. Пессимистическое и даже катастрофическое мироощущение Прокопия подчеркивается тем, что наблюдаемое им состояние общества он описывает в резком противопоставлении славному прошлому, идеализированному образу великого Рима.

Как у Аммиана Марцеллина, так и у Прокопия образ Империи приобретает значение важнейшей категории, становится своего рода парадигмой исторического и политического сознания. Смысл этой категории определяется ими через ностальгическое обращение к идеализированному прошлому: они апеллируют к традиционным ценностям и нормам социальной и политической жизни, считая отступление от последних причиной бедствий и неизбежной гибели государства. Они не просто канонизируют великое прошлое, но, в сущности, мифологизируют и сам феномен империи как единственно возможной формы исторического и политического существования. Изменение пессимистического взгляда на судьбу Империи принесет с собой традиция церковной историографии, в которой концепт священного государства соединится с идеей его религиозного предназначения – защищать христианство и воплощать земной образ божественного мироустройства.

Живая и прочная связь с традициями античной историографии характерна и для младших современников Прокопия – историка и поэта Агафия Миринейского (ок. 536 – ок. 582) и ФЕОФИЛАКТА СИМОКАТТА (конец VI – первая половина VII в.). Преемственность творчества этих авторов античной традиции написания истории проявляется во многих аспектах: социальных, концептуальных, литературно-стилистических. По своему происхождению они были связаны с кругами традиционной провинциальной аристократии, получили блестящее светское образование, включавшее обучение риторике и праву, по роду профессиональной деятельности были связаны с политической и интеллектуальной элитой Константинополя. Мировоззрение историков определялось концептуальными построениями античной философии: это отражалось как в представлениях о времени, судьбе, культуре и варварстве, так и в совокупности моральных и этических категорий, которыми они пользовались для оценки общества и отдельных персонажей. Используемые ими приемы написания исторических сочинений основываются на традициях античной рациональности, проявляющейся как в логике, так и в риторике литературного дискурса. Выстраивая свои повествования, они следуют принципу установления причинно-следственных связей между отдельными событиями, объяснение смысла тех или иных действий или происшествий ищут в земных явлениях (целях, устремлениях, выгоде, моральных установках), а не во влиянии каких-либо сверхъестественных сил. Труд историка они воспринимают как разновидность литературной деятельности, своеобразие которой определяется задачами дидактического характера, с одной стороны, и целью сообщить достоверную правду о прошлом – с другой. Не случайно сочинения ранневизантийских историков сочетают интенсивную моральную риторику с широким использованием выразительных приемов собственно литературного характера. Это пристрастие к созданию портретов исторических персонажей, драматизм повествования, обилие вымышленных посланий и прямой речи. Агафий и Феофилакт придерживаются принципа авторского труда: описывают главным образом те события, современниками, свидетелями и участниками которых они были, не скрывают собственных оценок и личного отношения к излагаемому. К концу этого периода все более очевидным становится влияние христианства, прежде всего в сфере моральных и этических приоритетов и в оценке предназначения государственной власти, что наиболее явно отразилось в «Истории» Феофилакта Симокатты.

Традиция светской историографии не была единственной в этот период: параллельно с пей формируется церковная христианская историография, оперирующая библейскими и теологическими моделями описания исторического процесса. Расширение влияния христианства и церкви в идеологической и социальной жизни вызвало появление новых исторических жанров: к их числу относятся церковная история и всемирная хроника. После того как христианство стало официальной, а затем и государственной религией Империи, а церковь заняла свое место в структуре административных и политических институтов, актуальной становится задача создания исторических произведений, основанных на христианской исторической мифологии и догматике. Как говорилось выше, создателями целостной христианской концепции истории были Аврелий Августин и Евсевий Кесарийский. «Церковная история» последнего сыграла важнейшую роль в развитии византийской историографии.

Сочинение Евсевия Кесарийского стало первым опытом написания истории христианской церкви как органической части универсального исторического процесса. Исследователи отмечают, что сочинение Евсевия покоится на двух религиозных и философско-мировоззренческих традициях: ближневосточно-библейской и неоплатонической. В отличие от Августина, Евсевий Кесарийский воспринимает историю человечества как процесс последовательного совершенствования, объясняя реальное воплощение христианства в земной жизни его признанием имперскими властями. Религиозное просвещение, следование истинной вере и возможность спасения он связывал с тесным сотрудничеством церкви и государства – подобное единство сакрально-религиозного и политического порядков, определяемое как «симфония», стало одним из фундаментальных понятий византийской имперской идеологии и религиозной мысли. Если историко-религиозная концепция Августина основывалась на решительном разделении земного государства и мистического сообщества избранных, а путь к спасению лежал вне и над рамками политических образований и мог определяться только духовным руководством церкви, то византийская доктрина видела в христианском государстве земной образ божественного порядка и праведного устройства жизни. Священная империя, возглавляемая константинопольским государем, осознавалась не только как единственно возможная форма земного существования христианского сообщества, но и как прямое воплощение религиозного миропорядка.

Труд Евсевия Кесарийского послужил толчком к развитию жанров церковной истории и всемирной хроники. Церковные истории создавались как в рамках официальной церкви, так и представителями религиозных христианских течений, отклонявшихся от ортодоксии. В IV-VI вв., ставших эпохой выработки официальной доктрины, идеологическая борьба в церковной среде приобрела характер интенсивной полемики. Приверженцы учений, признанных еретическими, таких, как арианство и монофиситство, защищали свою правоту не только в доктринальных спорах, но и с помощью исторических сочинений. Жанр всемирной хроники получил широкое распространение в Византии и был воспринят в качестве историографической парадигмы в некоторых регионах византийского культурного влияния. Идеологически он основывался на представлении об истории человечества как целостном и универсальном процессе, начавшемся с момента Творения, центральным событием которого было воплощение Бога и принятие христианства народами. Изложение строилось строго в соответствии с хронологическим принципом и доводилось до современных хронисту событий. В сущности, всемирные хроники представляли собой более или менее примитивные компиляции библейских сведений и сообщений, почерпнутых из античных авторов. Целостность исторического процесса определялась не реальным установлением взаимосвязи событий и явлений, но их механическим объединением в едином повествовательном и временном ряду, а также декларацией основополагающих историко-религиозных идей. К тому же хроники играли роль своего рода просветительского дайджеста, призванного сохранить определенный набор исторических сведений и донести до читателя основы христианского вероучения. Одной из первых и наиболее популярных за пределами Византии стала хроника ИОАННА МАЛАЛЫ (VI в.). В сопоставлении с историографией светского направления хроники имеют упрощенные интеллектуальную и риторическую структуры, кроме того, они оказались в значительной степени открыты для влияния простонародной и массовой культуры.

Второй этап в развитии византийской историографии приходится на VII-XII вв. В этот период практически прекращается создание исторических сочинений светского характера, написанных образованными мирянами и отмеченных выраженной авторской позицией. Основным жанром становится всемирно-историческая хроника, ориентирующаяся на библейскую модель истории человечества, начиная с сотворения мира. С этого времени историческое сознание византийских авторов подчиняется системе общих мировоззренческих и исторических представлений, сформированных христианством. Большая часть исторической продукции создается в церковной и монашеской среде. Хроники этого времени компилятивны и, как правило, охватывают обширные исторические периоды. Хронисты по существу игнорируют задачу установления взаимосвязи событий и оценки степени их значимости. Они широко используют всевозможные легенды и баснословные рассказы, не отделяя их от достоверных сведений. Стилистически сочинения этого периода просты и далеко отходят от стандартов классической риторики. В них отразились бурные события, всколыхнувшие церковную и религиозную жизнь Византии, прежде всего борьба против иконопочитания. Приверженность или негативное отношение авторов к практике почитания икон отражались во многих произведениях, придавая хроникам смысл полемического и политически ангажированного сочинения. Кроме того, хроники оставались открыты для выражения взглядов различных церковных сообществ: монашества, провинциального духовенства, константинопольской патриархии.

В X в. происходит подъем временно подавленной традиции античной образованности и интеллектуальной культуры, что приводит уже в XI в. к возрождению университета в Константинополе, ставшего общеимперским центром светского образования. В дальнейшем высшие школы появляются и в других крупных городах Византии. Интерес к античности приобретает вполне очевидный и даже обостренный характер. Ведущими культурными тенденциями этого периода становятся преимущественно компилятивное использование античных произведений и соединение, нередко искусственное, элементов античного мировоззрения с идеологией христианства. В IX-X вв. создаются обширные компиляции, призванные сохранить и систематизировать литературную продукцию предшествовавшего периода. В «Мириобиблионе» («Множестве книг») собраны фрагменты нескольких сотен произведений как античных, так и ранневизантийских авторов. Создателем этой грандиозной компиляции был патриарх ФОТИЙ (IX в.), стремившийся сохранить тексты в интеллектуальном обращении и образовательной системе. Тенденция кодифицировать и обобщить сведения, накопленные предыдущей традицией, характерны и для энциклопедических сочинений императора Константина багрянородного (913-959), сочетающих исторические, этнографические и политико-идеологические сведения.

В XI-XII вв. византийская историография переживает подъем, что выражается в появлении ряда выдающихся авторов и создании значительного числа ярких произведений, выходящих за рамки канона всемирно-исторической хроники. Наиболее заметным явлением, свидетельствовавшим о возобновлении светской исторической традиции, стали произведения историко-мемуарного характера, оттеснившие на задний план всемирные хроники и иные церковно-исторические сочинения (прежде всего жития).

Один из наиболее заметных памятников исторической мысли эпохи – «Хронография» (ок. 1078) МИХАИЛА ПСЕЛЛА (1018 – ок. 1096), посвященная столетнему периоду византийской истории (976-1077). Пселл, известный знаток и ценитель античной философской и литературной культуры, в полной мере воспроизводит ее стилистические и риторические приемы: он создает многочисленные портреты императоров, правлению которых посвящено его сочинение, и людей из их окружения; автор субъективен и пристрастен в своих оценках, не боится морализаторства и назидательных заключений. Пселл, подобно значительному числу своих предшественников и последующих историков, сочетал занятия наукой, риторикой, политикой, что отразилось и в его «Хронографии».

В XI-XII вв. возобновляется и жанр историй, в которых основное внимание уделяется событиям, очевидцем которых был их создатель, авторской оценке персонажей и явлений. Примечательным и выдающимся примером этого типа произведений является «Алексиада» (ок. 1148) АННЫ КОМНИНОЙ (1083 – ок. 1155), посвященная прославлению образа и деятельности ее отца – императора Алексея I Комнина. Завершение этого периода, отмеченного интересом к античным образцам и подражанием им, связано с завоеванием Константинополя крестоносцами (1204), на несколько десятилетий (до 1261 г.) прервавшим политическую самостоятельность Империи и последовательное развитие византийской культуры.

Третий, завершающий период византийской истории (до 1453) отмечен развитием предшествующих тенденций, однако не породил новых оригинальных явлений. В целом историографическая продукция отражает сосуществование двух достаточно обособленных традиций: светской и церковной. Представители первой принадлежат к кругу эрудитов и приверженцев классической образованности, сочетающих в своем творчестве занятия различными видами литературной и интеллектуальной деятельности. В их сочинениях, например в «Ромейской истории» НИКИФОРА ГРИГОРЫ (ок. 1295 – ок. 1360), отразились весьма напряженные отношения с ортодоксальным духовенством и между отдельными кружками византийских интеллектуалов. Особую остроту конфликт церковной и гуманистически-рациональной среды приобрел в процессе развития исихазма и его утверждения в качестве религиозно-мистического учения, совместимого с церковной доктриной. Вместе с тем в течение XIV-XV вв. складываются и приобретают достаточно устойчивый характер связи византийских эрудитов с деятелями итальянского Возрождения, которые черпали в византийской ученой традиции утерянные или забытые Западом знания об античной, прежде всего греческой, культуре. Последним аккордом византийской историографии стало создание ряда сочинений, посвященных истории завоевания Константинополя турками и падению Империи.