Внешняя политика Людовика VI Толстого

(Сугерий, «Жизнеописание короля Людовика VI Толстого», 1, 16, 23, 26, 28)

 

Людовик VI Толстый – король Франции (1108-1137 гг.).

Сугерий или Сюже, также Сюжер (1081 – 13 января 1151 г.) – аббат из Сен-Дени, могущественный советник французских королей Людовика VI и Людовика VII, автор сочинения «Жизнеописание короля Людовика VI Толстого».

 

Глава 1.

О том, каким отважным он был в юности и с какой силой он отразил английского короля Вильгельма Рыжего, когда тот напал на наследственное королевство Людовика.

Славный и замечательный французский король Людовик, сын великолепного короля Филиппа, в первом цветении своей юности, будучи в 12 или 13 лет, был изящным и красивым, и подавал надежды, что при таком достойном развитии, как своего характера, так и своего прекрасного тела, он сможет быстро и с честью расширить свое будущее королевство, а также будет защищать церковь и бедняков. Этот высокорожденный

юноша, согласно с древним обычаем Карла Великого и прочих великих королей, подтвержденным имперскими хартиями, и сам, по своей природной склонности, привязался к святым мученикам и их слугам в Сен-Дени.

Дружбу с этой церковью, зародившуюся в детстве, он пронес через всю свою жизнь, выказывая большую щедрость и почтение, столь большое, что в конце своей жизни его упование на нее уступало только его чувству к Богу, и он вверил ей себя самого, свое тело и свою душу, с такой преданностью и щедростью, что если бы это было возможно, то он остался бы там монахом.

Во время его юности, растущее мужество и юношеский пыл развили его дух, и ему наскучили охота и мальчишеские игры, в которых прочие его сверстники находили удовольствие, забывая заниматься оружием. И когда его беспокоили нападения многих могущественных людей королевства и выдающегося и могущественного английского короля Вильгельма, сына еще более могущественного короля Вильгельма, завоевателя англов, то его стойкость только возрастала, когда имела возможность проявить себя, а его мужество смеялось над испытаниями, он отбрасывал леность и открывал ворота благоразумию, и вместо досуга занимался важными делами. Английский король Вильгельм был искусен в военном деле, алчным на добычу и страстно желающим славы. После того, как его старший брат Роберт был лишен наследства, ему посчастливилось наследовать своему отцу Вильгельму, а затем, после того как Роберт отправился в Иерусалим, он заполучил и герцогство Нормандию. Оттуда он столь сильно беспокоил нормандскую границу французского королевства, что все время вынуждал воевать упомянутого юного принца.

Пока они сражались, проявились и их схожесть и их различия. Они были похожи в том, что не хотели уступать друг другу. Они отличались тем, что один был зрелым мужем, а другой-юношей; один богатый, имеющий возможность расточать сокровища Англии, могущий набрать блестящих рекрутов и заплатить сполна своим воинам, а другой-нуждающийся в деньгах, экономный в расходовании казны своего наследственного королевства, могущий сплотить войско только своим тяжким и энергичным трудом, и все же, при этом-смело оказывающим сопротивление. Вы могли видеть стремительно пересекавшего границы молодого человека, то в Берри, то в Оверни, то в Бургундии, сопровождаемого горсткой людей, и в случае необходимости достаточно быстро возвращающегося к Вексену, чтобы противостоять со своими 3 или 5 сотнями людей королю Вильгельму с его тысячами. И поскольку превратности войны никогда не известны заранее, то иногда уступал он, а иногда заставлял бежать врага.

В этих столкновениях с обоих сторон было взято много пленных. Знаменитый юноша и его люди захватили, среди многих других, графа Симона, знатного барона Вильгельма де л`Эль, человека равно прославленного и в Англии и в Нормандии, Пагана Жизорского, благодаря стараниям которого был впервые укреплен замок Жизор. С другой стороны, король Англии пленил смелого и знатного графа Матье Бомонского, блестящего и прославленного барона Симона де Монфора и господина Пагана Монтейского. Но в то время как, благодаря скорому прибытию выкупов из Англии, большого беспокойства о наемниках не было, тяжесть слишком долгого плена изнуряла французов. Они никакими другими средствами не могли избежать цепей как только принести оммаж английскому королю, поступить к нему на службу и клятвенно пообещать нападать на своего короля и разорять его королевство.

Обычно говорили, что этот гордый и пылкий король домогался французского трона, поскольку знатный принц был у отца единственным сыном от его наизнатнейшей жены, сестры графа Фландрии Роберта. От своей второй жены, Бертрады, графини Анжуйской, король имел еще двух сыновей, Филиппа и Флора. Но они не рассматривались в качестве наследников, поэтому смерть единственного наследника могла бы стать бедой. Но, поскольку ни по праву, ни по естеству, французы не могут быть подданными англичан, а скорее англичане должны быть подданными французов, то все обернулось против этой отвратительной надежды. Эта безумная мысль владела королем Вильгельмом и его людьми в течении более чем трех лет, пока он, наконец, не пал духом, осознав, что не может взять верх ни с помощью англичан, ни с помощью тех французов, которые связали себя с ним принесением оммажа. От отплыл обратно в Англию, где дал волю своим похотям и страстям. Однажды, во время охоты в Новом лесу, он был нечаянно поражен случайной стрелой и умер.

Это было воспринято как божественное воздаяние, для которого были причины, так как он был невыносимым угнетателем бедных, жестоким грабителем церквей, после смерти епископов и прелатов, нечестиво присваивал их имущество. Некоторые обвиняли наизнатнейшего мужа Уолтера Тирелла в том, что это он выпустил стрелу. Но я часто слышал от этого Тирелла, не связанного ни надеждой, ни страхом, клявшегося и подтверждавшего клятву, что в этот день он не был в той части леса, где находился король, и вообще, в тот день не видел его в лесу. Поэтому, ясно, что когда столь великий безумец и столь великий человек внезапно обращается в пепел, то это может случиться только по божественной воле, которая и осуществилась над тем, кто был столь тяжким бременем для других, а испытал еще более тяжкую участь, и тот, кто домогался всего был и всего лишен. Бог, который «лишает перевязей царей» подчиняет себе и королевства и их законы.

С большой поспешностью, пока старший брат Роберт находился в великом походе в Святую землю, Вильгельму наследовал его младший брат. Генрих был наиблагоразумнейшим человеком, чьи замечательные и достойные похвалы качества ума и тела дают писателю самый благодатный материал. Но не он является моей целью, и я только вкратце касаюсь его, также кратко как я буду касаться и предметов о королевстве Лотарингии, поскольку я намереваюсь описать деяния франков, а не англов…

Глава 16.

О встрече короля Людовика с королем англичан Генрихом в Нофле.

В это время Генрих, король англичан, счастливо прибыл в Нормандию. Он был весьма храбрым человеком, превосходным на войне и в мирной жизни, и его высокая репутация была известна почти во всем мире. Чудесный, хотя и несколько грубоватый, пророк, провидец и возвеститель вечных судеб Англии, Мерлин, во всеуслышанье, с изяществом и правдивостью превозносил достоинства Генриха. Но свои похвалы он внезапно прервал, как это свойственно пророкам, словами: «Затем явится лев правосудия, и когда он зарычит, то задрожат галльские башни и островные драконы. В эти дни золото будут добывать из лилий и из крапивы, а серебро потечет из под копыт мычащих животных. Люди с постриженными волосами будут рядится в разные одежды, и их внешний вид будет знаком их внутренней сущности. Ноги лающих будут обрублены, дикие звери обретут мир, а человечество-подвергнуто мукам. Ценность монеты изменится, и половина станет целым. Исчезнет хищность коршунов, и затупятся зубы волков. Детеныши льва превратятся в морских рыб, а орел совьет свое гнездо на горе Аравии».

Все сказанное этим великим и древним пророком столь точно приложимо к храброму королю, и как к нему самому, так и к правительству его королевства, что ни одна йота или слово не кажется неуместным. То, что сказано в конце о детенышах льва, очевидно относится к его сыну и его дочери, которые потерпели кораблекрушение и стали добычей морских рыб, и их физическое превращение доказывает правдивость пророчества.

Так, король Генрих, благодаря счастливой судьбе, ставший наследником своего брата Вильгельма, по совету опытных и надежных людей, обустроил королевство Англию по законам ее древних королей, а также, для завоевания популярности, клятвенно подтвердил старые обычаи королевства. Затем он отплыл в герцогство Нормандию и, опираясь на помощь французского короля, привел страну в порядок, пересмотрел законы и силой водворил мир, угрожая ворам вырыванием глаз или повешением. Эти и подобные угрозы, быстро приводимые в исполнение, произвели глубокое впечатление (ведь «на обещания может быть щедрым каждый»), и «при нем на земле воцарилась тишина». Нормандцы-это свирепые потомки данов, они лишены желания жить в мире и неохотно его придерживаются. И это только подтверждает грубую правоту слов пророка: «Исчезнет хищность коршунов, и затупятся зубы волков». Ни знатные, ни простые люди не отваживались мародерствовать или воровать. Именно это имел в виду Мерлин сказав: «При рыке льва правосудия задрожат галльские башни и островные драконы». Именно так и случилось, поскольку Генрих приказал либо срыть почти все башни и укрепленные места Нормандии (которая есть часть Галлии), либо разместил в них своих людей, которых он сам и оплачивал, или же, если они уже были разрушены, приводил к покорности своей воле. «Дрожащие островные драконы» – это английские бароны, которые не отваживались даже ворчать в продолжении всего его царствования.

«В эти дни золото будут извлекать из лилий» – это значит, что его стали извлекать у доброго духовенства; «и из крапивы» – то есть и у скупых мирян. И он извлекал его столько, что все должны были служить ему, а он мог оплатить эту службу. Поскольку лучше, когда один человек получает что-то от всех людей, но зато и защищает их всех, чем когда, все гибнут из-за того, что один человек не имеет ничего. «Серебро потечет из под копыт мычащих животных» – это значит, что раз он обеспечил безопасность для крестьян, то у них наполнились житницы, а полные житницы означают изобилие серебра и полную казну.

При случае, он вывел их замка Жизор Пагана Жизорского, причем скорее лестью, чем угрозами. Этот чрезвычайно хорошо укрепленный замок очень удачно расположен на границе Франции и Нормандии и стоит на богатой рыбой реке, называемой Эпта. По старому договору и в соответствии с измерениями, выполненными с помощью мерной веревки, он отделяет земли французов от земель данов. Замок предоставляет нормандцам удобный опорный пункт для их набегов на Францию, и в то же время, сдерживает французов. Если бы представился бы какой-либо шанс заполучить его, то король Франции, естественно, использовал бы его с не меньшей готовностью, чем король Англии, и из-за его такого удачного местоположения и из-за предоставляемого им укрытия. Поэтому, захват Генрихом этого замка вдруг разжег ненависть между двумя королями. Король Франции попросил Генриха либо отдать замок, либо снести его, но эти требования были отклонены. И тогда, обвинив его в нарушении договора, он назначил день и место для переговоров по этому вопросу.

Тем временем, как это часто бывает в подобных делах, злобные слова их приближенных, вместо того, чтобы погасить вражду, когда это было еще возможно, только разожгли ее еще больше. Для того, чтобы выглядеть на переговорах гордыми и грозными они увеличили свою военную мощь. Людовик собрал еще большее число французских баронов-графа Роберта Фландрского с примерно тысячью воинов, палатина графа Тибо, графа Неверского, герцога Бургундского и многих других, вместе с их архиепископами и епископами. Затем он прошел через земли графа Мелена (Melun), разграбил и сжег их из-за того, что этот граф поддерживал короля Англии. Таким образом, он подготавливал более благоприятную почву для переговоров.

Когда каждая из сторон собрала огромную армию, то обе они пришли в местечко под названием Ле-Планш-де-Нофле, где расположен зловещий замок, о котором, местные жители говорят, что проводившиеся там переговоры никогда, или почти никогда, не были успешными. Затем оба войска расположились на разных берегах реки, так, где ее нельзя было перейти. Но после некоторого раздумья, избранная группа самых знатных и мудрых французов перешла ее по хрупкому мосту, столь старому, что казалось, они в любой момент могут оказаться в воде, и приблизилась к английскому королю.

Затем, один из них, назначенный благодаря своему красноречию для ведения переговоров (которые король не приветствовал), сказал от имени своих товарищей: «Когда, благодаря великодушию короля Франции, ты получил из его щедрых рук герцогство Нормандское в качестве фьефа, то среди прочих, а даже прежде прочих, условий ты дал клятву насчет Жизора и Брэя, в том, что если тебе удастся каким-либо образом приобрести эти два места, то ты не станешь их удерживать, но, в соответствии с договором, в течении сорока дней после приобретения сроешь их до основания. Поскольку ты этого не сделал, то король приказывает тебе сделать это немедленно или, если ты отказываешься,-то выдвини для этого веские основания. Королю постыдно нарушать закон, раз и король и закон имеют одну и ту же силу величества власти. Если же люди забывают свои обещания, или делают вид, что забыли о них, когда не хотят признавать это открыто, то мы готовы установить правдивость этих людей и для этого, согласно закону о поединках, выставить двух или трех баронов».

После этой речи они повернули к французскому королю, а за ними вслед отправилось несколько нормандцев, которые успели приблизиться к королю еще прежде возвращающихся французов. Бесстыдно, ничего не сделав для того, чтобы оправдать свою позицию, они стали требовать, чтобы этот вопрос рассматривался в судебном порядке. Их единственной целью было любым способом затянуть переговоры, чтобы о правде не узнали столь много великий мужей королевства. Поэтому, назад были посланы еще более знатные люди с первоначальным предложением, по которому они храбро брались испытать на чьей стороне находится правда, и в этих испытаниях бесподобный воин Роберт Иерусалимский, граф Фландрии, силой оружия был готов опровергнуть все словесные утверждения, показав на чьей стороне лежит закон.

Но нормандцы не приняли и не отвергли открыто эти предложения. Тогда король Людовик, могучий как духом, так и телом, послал быстрых гонцов к королю Генриху, требуя от него одно их двух-либо он разрушит замок, либо, раз он нарушил клятву, то должен будет встретиться в личном единоборстве с королем Франции. Он сказал: «Приди, и пусть горечь от этой схватки достанется тому, кому достанется слава правды и победы». А о месте поединка он предложил следующее: «Наш поединок должен состояться на месте, достаточно удаленном от берега реки, так чтобы через нее можно было свободно переправиться, чтобы обеспечить обеим сторонам возможно большие гарантии. Или, если он предпочтет это, то чтобы гарантировать честность поединка, пусть каждый предоставит самых знатных людей из своей армии в качестве заложников, а я, отведя свою армию назад, позволю совершить переправу». А некоторые шутили, крича, что король должен сражаться на постоянно ломающемся подвесном мосту, и король Людовик, имея храброе сердце, был согласен и на это.

Но английский король сказал: «Этот предмет слишком важен, чтобы я мог потерять столь благородный и наиполезнейший замок при подобных обстоятельствах». И отвечая на эти и подобные предложения, он сказал: «Если я увижу своего сеньора короля перед тем местом, где буду защищаться я сам, то я не стану избегать встречи с ним», будто бы он не хотел сражаться только из-за неблагоприятного места.

Разгневавшись на этот насмешливый ответ, французы взялись за оружие – «словно этому месту суждено вызывать войны», – и то же сделали нормандцы. Каждая армия спешила переправиться через реку, и только невозможность осуществить переправу воспрепятствовала великой и ужасной резне. Затем они провели остаток дня в переговорах, и той же ночью нормандцы вернулись в Жизор, а наша армия-в Шомон. Но как только первые лучи восхода загасили звезды на небе, французы, помня оскорбления предыдущего дня, и притом, что с утра их пыл только возрос, вскочили на быстрых коней и, проявляя необыкновенную ярость и изумительную храбрость, вступили в бой около Жизора. Они отбросили уставших нормандцев к воротам, старались проявить свое большое превосходство, достигнутое в непрерывных войнах, тогда как те были расслаблены длительным миром.

Эти и подобные этому столкновения были прелюдией войны, которая продлилась почти два года, и которая нанесла больший урон королю Англии, так как ему она обошлась дороже, поскольку, для защиты страны, он поставил вдоль всех границ Нормандии, на всем протяжении герцогства, крупные гарнизоны. А король Франции полагался на старые укрепления, на естественные препятствия и на храбрость вассалов, которыми он мог свободно располагать-фландрцев, людей из Понтье, Вексена и прочих приграничных районов. Поэтому, он непрерывно нападал на Нормандию, грабил и жег ее. Когда Вильгельм, сын английского короля, принес оммаж королю Людовику, то тот, в знак своей особой милости, добавил этот замок к его фьефу, и при этом вернул ему свою прежнюю благосклонность.

Но прежде чем это случилось, эта странная война унесла много жизней и стала причиной многих жестокостей.

Глава 23.

О мире, заключенным с английским королем.

Великие мужи королевства и церкви взяли в свои руки дело заключения мира между королем Англии, королем Франции и графом Тибо. Те, кто подстрекал короля Англии и графа Тибо и, тем самым, стоили заговор против королевства, теперь могли по справедливости подсчитать свои беды- они были истощены войной и, при этом, ничего не приобретали от мира. Теперь они получили возможность поразмышлять над тем, что наделали и над тем, что досталось им по заслугам. Ланселен, граф Даммартен потерял, без надежды на возврат, право сбора пошлин в Бовэ. Пагану де Монтэй не удалось дело с замком Ливри – целый месяц он горько оплакивал разрушение его укреплений, в дальнейшем он был полностью восстановлен в еще большей силе благодаря деньгам английского короля. Мило де Монлери ныл и вздыхал, после того как его чрезвычайно выгодный брак с сестрой графа был расторгнут по причине близкого родства. Брак доставил ему меньше славы и удовольствия, чем развод-позора и несчастья. Люди получили по заслугам за то, что совершили, в полном согласии с утверждением канонического автора: «Все усилия, предпринимаемые для нарушения мира в итоге дадут ничто»…

Глава 26.

О возобновлении войны с Генрихом Английским.

Беспричинное высокомерие-хуже чем гордость. Поскольку, если гордость не оскорбляет более высокого, то высокомерие невыносимо и для равного. Как сказал поэт: «Цезарь не мог снести, чтобы быть вторым, Помпей не мог быть равным первому». И поскольку «всякая власть нетерпима к разделению», то Людовик, король франков, который находил удовольствие в том, чтобы быть выше Генриха, не мог снести положения с Нормандией. Он всегда обращался с английским королем так как будто бы тот был его вассалом. Но благородство его королевства и его огромное богатство делали такое приниженное положение нестерпимым для короля Англии. Поэтому он положился на графа Тибо и на многих других врагов Людовика, чтобы возмутить и королевство и королевский дом и после этого вывести себя из-под его сюзеренитета.

Так взаимная злоба привела к возобновлению всех бедствий войн прошлых времен. Поскольку Нормандия граничит с Шартром, то король Англии и граф Тибо объединились для нападения на ближайшую к ним границу королевства и направили Стефана, графа Мортена, который приходился братом Тибо и племянником Генриху, с войском на Брие, чтобы, при отсутствии графа, помещать королю внезапно занять эту землю. Людовик не охранял границу ни от нормандцев, ни от шартрцев, ни от людей Брие. Окруженный врагами и, из-за большой протяженности своих владений, вынужденный обращать свое внимание то на одно, то – на другое, он, тем не менее, в часто проходивших боях показал всю силу королевского величества

Но, благодаря благородной предусмотрительности английских королей и нормандских герцогов, нормандская граница представляла собой исключительно хорошую линию обороны, состоящую из недавно построенных замков и непроходимых вброд рек. Людовик это хорошо знал, и когда он решил проникнуть в Нормандию, то он подошел к границе с горстью людей, намереваясь двигаться очень скрытно. С осторожностью, он послал вперед переодетых под простых странников лазутчиков, у которых кольчуги были спрятаны под одеждой, а мечи висели по бокам. Они отправились по общей дороге к старому городу под названием Гасни, который мог бы предоставить французам свободный и легкий доступ внутрь Нормандии. Там легко пройти через протекающую вокруг него реку Эпту, но на большом расстоянии, как вверх и вниз по течению, переправа уже невозможна. Внезапно лазутчики откинули свои одежды и выхватили мечи. Увидев это, жители города бросились к оружию и дрались с неистовством, но лазутчики выстояли и с величайшей храбростью отбросили их. Затем, когда они стали уставать, с горной стороны, подвергая себя опасности, на них обрушился король, оказав своим людям весьма своевременную помощь, и занял, не без потерь для себя, центральную площадь города и церковь вместе с ее укрепленной башней.

Когда он узнал, что английский король находится поблизости с большой армией, то Людовик, как он и привык, кликнул своих баронов и призвал следовать за собой. К нему поспешили молодой и изящный Балдуин, граф Фландрии, истинный рыцарь Фульк, граф Анжу и многие другие знатные люди королевства. Они сломили линию обороны Нормандии, а затем, пока одни укрепляли город, другие предавали грабежу и огню землю, разбогатевшую в течении долгого мира, опустошали и приводили в смятение все вокруг-дело почти невероятное, поскольку там же находился и английский король.

Тем временем, Генрих весьма поспешно занялся новым строительством. Он воодушевил рабочих и воздвиг замок на холме, ближайшем к тому, на котором французский король, перед своим уходом, оставил гарнизон. Генрих планировал, что из своего нового замка, с помощью большого войска рыцарей, и используя арбалетчиков и лучников, он отрежет доставку продовольствия неприятелю, заставит его испытывать нужду и тем отгородит его то своей земли. Но король Франции ответил по пословице «зуб за зуб» и, как в игре в кости, нанес ответный удар. Он собрал войско, внезапно вернулся и яростно атаковал новый замок, который его люди назвали Маласис. С большим трудом и после многих нанесенный и полученных тяжелых ударов, которыми обменивались словно на своеобразном рынке, где они (удары) были чем-то вроде платы, он заставил замок сдаться, разломал на куски и полностью разрушил. И к славе королевства и к позору его врагов, он доблестно положил конец всем проискам против себя.

Но колесо фортуны никогда никого не щадит. Как говорится: «Если фортуна хочет, то ты из риторов станешь консулом, если она захочет-то из консулов станешь ритором». Английский король, владея долгое и великолепное время самым приятным унаследованным достоянием, стал удаляться от наивысшего положения колеса фортуны и его мучила непрерывная цепь неприятностей. С одной стороны- король Франции, из Понтье (Ponthieu), что на фландрской границе-граф Фландрии, а из Мэна- граф Фульк Анжуйский-все они использовали всю свою мощь, чтобы доставить ему как можно больше хлопот и нападали на него всеми силами. И он испытывал все бесчинства войны не только из-за внешних границ, но и от своих собственных людей- от Гуго де Журнэй, от графа О и от графа Омальского, и еще от многих других.

Как коронованный злодей, он страдал от внутренней злобы. Страшась тайных заговоров среди своих камергеров и слуг, он часто менял кровать и увеличил число вооруженных телохранителей, которые, из-за его ночных страхов, дежурили около него. Он приказал, чтобы его щит и меч всегда бы лежали около него во время сна. Жил некий близкий друг короля по имени «H.», который обогатился благодаря королевским милостям и был хорошо известен благодаря своему влиянию, но стал известен еще лучше благодаря своему предательству. Когда его заговор был раскрыт, то он был осужден на потерю своих глаз и гениталий-милостивое наказание, поскольку он заслуживал и повешения. Из-за этого и других заговоров король не мог наслаждаться чувством безопасности и примечательно, что будучи великодушным и храбрым, он стал осторожным в мелочах. Даже в своем доме он носил меч и запрещал своим самым верным слугам покидать свои дома без мечей, в этом случае, словно в игре на фанты, на них налагался штраф.

В это время человек по имени Энгерран де Шомон, по натуре сильный и благоразумный, смело пошел в наступление с маленьким отрядом и захватил замок Анделис, предварительно скрытно разместив на стенах среди воинов гарнизона своих собственных. Заручившись поддержкой короля, он с великой храбростью укрепил его и полностью подчинил себе все земли вплоть до реки Андель, и от реки Андель и реки Эпты до Пон-Сен-Пьер. Получил поддержку многих рыцарей выше его рангом он встретил короля Генриха на открытой местности, и, поскольку тот отступил, без всякого почтения преследовал его. И в упомянутых пределах, он распоряжался землей короля, как своей собственной. Что же до Мэна, то когда, после долгих проволочек, король Генрих решил объединиться с графом Тибо и освободить людей, осажденных в замке Алансон, то он получил отпор от графа Фулька. В этот бесславном деле он потерял много людей, замок и цитадель.

Сильно раздосадованный по поводу этой и других непрекращающихся долгое время неприятностей, он уже дошел по полного корыта несчастий, когда божественное провидение, бывшее до сих пор жестоким гончим псом, насланным на него в наказание (поскольку, хотя он и был щедрым жертвователем церкви и раздавал богатую милостыню, но при этом отличался распущенностью), проявило жалость, решило пощадить его и вызволить из глубокого уныния. Неожиданно, из несчастий и неудач колесо фортуны опять подняло его наверх, когда, скорее благодаря божественной помощи, чем из-за его собственных действий, те, кто досаждал ему и казались стоящими выше его, оказались брошенными на самое дно или же вообще перестали существовать. Так, Бог обычно милостиво простирает свою сострадающую десницу над теми, кто уже близок к отчаянию и отчаялся в помощи людей.

Граф Балдуин Фландрский, чьи частые бешенные набеги на Нормандию так сильно досаждали королю, во время бесшабашной и бурной атаки на замок О и прилегающий участок побережья, получил неожиданный, хотя и достаточно легкий удар копьем в лицо, Он с презрением отнесся к столь легкой ране, но именно она и вызвала смерть. Смерть Балдуина позволила охранить английского короля и всех его союзников.

Энгеррана де Шамона, самого смелого из людей и неутомимого обидчика Генриха, охватил весьма опасный гнев, из-за чего он не преминул опустошить некоторые земли в архиепископстве Реймском, принадлежащие Деве Марии. После заслуженных им долгих мучений и сильной немощи в теле, он слишком поздно узнал, как следует относится к царице небесной, и умер. Граф Фульк Анжуйский, хотя и был связан с Людовиком узами оммажа, клятвами и многими заложниками, но все же прежде верности ставил стяжательство. Без совета с королем он, предательским образом, что говорило о его бессовестности, позволил своей дочери выйти замуж за сына короля Генриха, Вильгельма, и благодаря этим дружеским узам, он вступил с ним в союз и отрекся от всего того, что раньше обещал под клятвой.

Однажды, король Людовик уже заставил Нормандию молчать с своем присутствии. Он безжалостно грабил ее и малыми силами, и большими. Ими он дразнил английского короля и его людей так долго, что стал презирать их как людей из сделанных соломы. Затем, однажды король Генрих вдруг обнаружил, что французский король стал смел до опрометчивости, собрал большую армию и в боевом порядке скрытно приблизился к нему. Чтобы ошеломить Людовика, он зажег огни и спешил своих вооруженных рыцарей, поскольку они умели более храбро сражаться в качестве пехотинцев, и постарался насколько можно тщательно применить для войны все свое здравомыслие.

Людовик и его люди не удостоили себя приготовлениями к битве. Они просто бросились на врага с большой храбростью, но с малым умом. Люди Вексена, под командованием Бушара де Монморанси и Гуи де Клермона, были в авангарде и они очень сильно разбили наголову первую линию нормандцев, заставив их бежать с поля битвы, и храбро отбили первую линию всадников, развернув их против пехотинцев. Но французы которые намеревались следовать за ними, оказались в замешательстве, и наступая против очень хорошо устроенных и управляемых линий, они, как часто случается в подобных обстоятельствах, не могли, в полной мере, использовать свое оружие и отступили. Видя неудачи своих войск, изумившийся этому король, вел себя как обычно при неудачах- используя всю свою твердость, чтобы защитить себя и своих людей и, по-возможности, с честью, он отступил в Анделис, хотя и понес при этом большие потери в своей рассеянной армии. Эта неудача, вызванная его же собственной опрометчивостью, на некоторое время его подкосила. Но затем, чтобы не дать своим врагам возможности оскорбительно утверждать, что он больше не желает идти в Нормандию, и проявляя в несчастье еще больше смелости, чем обычно и, что характерно для людей, подобных ему, еще больше стойкости, он вновь созвал свою армию, призвал отсутствовавших, пригласил баронов со всего королевства и сообщил королю Генриху, что в определенный день он вторгнется в его землю и сразится с ним в славной битве. Он так спешил выполнить свое обещание, будто дал его под клятвой. Поэтому, во главе дивной армии, он бросился в Нормандию, разграбил ее, взял штурмом, после жаркого боя, хорошо укрепленный замок Иври, который сжег дотла, а затем двинулся в Бретой. Хотя он еще некоторое время оставался в этой стране, он не видел английского короля и не встретил никого, кому бы мог отомстить за перенесенное унижение. Поэтому, он обратился в сторону Шартра, чтобы разбить графа Тибо, и начал ожесточенный штурм города, намереваясь сжечь его дотла. Но ему воспрепятствовала в этом депутация духовенства и горожан, которые несли перед собой лик преподобной Девы и которые молили его со всей преданностью, как главного защитника их церкви, пощадить их ради ее любви и не мстить своему собственному народу за то зло, которое было причинено другими. Перед их мольбами король преклонил свое королевское величие и, чтобы предотвратить сожжение и разрушение города и благородной церкви Богоматери, он приказал Карлу, графу Фландрии, отозвать свое войско и поберечь город ради любви и страха перед церковью. Когда они вернулись на свою землю, то еще долго и непрерывно продолжали отплачивать жестокой местью за свое временное поражение…

Глава 28.

О том, с какой доблестью он отразил попытку Генриха вторгнуться в королевство.

Вернемся к моей цели-прославлению в моей истории короля Людовика. Император Генрих долго таил свое недовольство королем Людовиком, вызванное тем, что именно в нашем королевстве, на соборе в Реймсе, папа Каликст отлучил его от церкви. Поэтому, еще до смерти папы Каликста, он собрал войска какие только смог-из лотарингцев, германцев, бавар, швабов и даже саксонцев, хотя эти последние и были с ним в открытой вражде, и он хотел бы послать их в другое место. По совету короля Генриха Английского, чья дочь была его королевой, и который недоброжелательствовал Людовику, он спланировал устроить неожиданный набег на Реймс и постараться разрушить его за то, что папа сделал с ним на соборе проходившем именно в этом городе.

Когда, от близких друзей, об этом плане стало известно королю Людовику, то он храбро и смело созвал такое ополчение, какое и сам не ожидал собрать, затем пригласил своих нобилей с себе и рассказал им о состоянии дел. С тех пор как он уверился, и потому что ему об этом говорили, и на собственном опыте, что Святой Дионисий был для него особым покровителем и, после Господа, главным защитником королевства, он поспешил в его церковь, с молитвами и дарами, умоляя его от всей глубины своего сердца, чтобы он защитил королевство, охранил его собственную особу и, как и раньше, отразил бы врага. Затем, поскольку франки имеют привилегию-когда в их королевство кто-либо вторгается извне, то они имеют право, ради своей защиты, возложить на алтарь мощи святых заступников и мощи их сотоварищей. И это было торжественно и благоговейно сделано в присутствии короля. Затем король взял из алтаря знамя, принадлежавшее графству Вексен, которое он держал в качестве лена церкви, и в соответствии со своей вассальной присягой, получил его, будто бы от своего сеньора. В сопровождении нескольких телохранителей он полетел на врага, призываю всю Францию, со всей силой, следовать за ним. Небывалая дерзость врага вызвала негодование и пробудила у франков их природную храбрость. Там, где он проходил, он везде созывал рыцарское ополчение и полагался как в отношении людей, так и целых отрядов на их прежнюю храбрость и память об их прошлых победах.

Идя со всех сторон, мы соединились в одну армию в Реймсе. Войско рыцарей и пехотинцев было так велико, что казалось оно, подобно саранче, покрывало собой всю землю. Оно заняло собой не только берега реки, но также горы и равнины. Всю неделю Людовик ждал немецкого нашествия, а затем, после обсуждения создавшегося положения с нобилями, было предложено: «Давайте смело двинемся им на перехват, чтобы они, после своего надменного и самонадеянного деяния против нашей возлюбленной земли, не вернулись бы из Франции безнаказанными. Их своенравство должно кончится бегством не только с нашей земли, но и с их собственной, той которая принадлежит франкам. Так мы открыто вернем им то зло, которое они тайно замыслили против нас».

Но другие, со степенностью, порожденной опытом, убеждали продолжать ждать врага и дальше. Когда они пересекут границу, то их можно будет перехватить на марше, наголову разбить, опрокинуть, одержать победу и убивать их безжалостно как сарацин, бросить их варварские тела без погребения на вечное поругание, на съедение волкам и воронам. И такая бойня и жестокость будут законными ради защиты страны.

Во дворце лучшие люди королевства, в присутствии короля, определили боевые порядки и решили какие отряды необходимо отрядить для взаимной поддержки. Один корпус из более чем шести тысяч рыцарей и пехотинцев они составили из людей Реймса и Шалона, Второй, такой же численности, составили люди Лаона и Суассона. Третий-люди из Орлеана, Этампа и Парижа, в его составе был и посвященный королю большой отрад из Сен-Дени. Надеясь на помощь своего покровителя, король присоединился именно к нему, пояснив: «Я буду сражаться в этом отряде и храбро и будучи в безопасности, поскольку помимо помощи наших святых сеньоров, там находятся мои земляки, среди которых я вырос и которых хорошо знаю. Как долго я живу, так долго они всегда помогали мне, и если я умру, то они сохранят мое тело и доставят его домой».

Граф палатин Тибо, хотя и был связан договором против Людовика со своим дядей, английским королем, но вместе со своим благородным дядей Гуго, графом Труа, откликнулся на зов Франции и составил четвертый корпус. А авангард составил пятый корпус, состоявший из герцога Бургундского и графа Неверского. Рауль, благородный граф Вермандуа, королевский кузен, выдающийся как по рождению, так и по своей рыцарственности, был послан держать правое крыло вместе с одетым в шлемы и кольчуги большим отрядом из Сен-Квентена и всех его окрестностей. Король одобрил решение, чтобы люди Понтье, Амьена и Бовэ держали левое крыло. Наиблагороднейший граф Фландрии, вместе с десятью тыс