Студопедия — Итальянский поход Карла VIII 1 страница
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Итальянский поход Карла VIII 1 страница






 

Итальянские войны (1494-1559 гг.) – серия военных конфликтов между Францией, Испанией и Священной Римской империей с участием других государств Западной Европы (Англия, Шотландия, Швейцария, Папская область, Венеция и итальянские города-государства), а также Османской империи за обладание Италией и гегемонию в Европе и Средиземноморье. Возникнув как династический спор за престол Неаполитанского королевства, Итальянские войны быстро превратились в общеевропейский конфликт.

Первая итальянская война 1494-1496 гг., также иногда называемая Итальянская война Карла VIII, явилась началом Итальянских войн. Война противопоставила Францию Священной Римской империи, Испании и союзу итальянских государств, возглавляемому папой Александром VI.

Филипп де Коммин (1447-1511 гг.) – французский дипломат и историк, советник королей Людовика XI и Карла VIII. Известен своими мемуарами. Работу над мемуарами Филипп де Коммин начал в 1489 г. по просьбе архиепископа Вьеннского Анджело Като. Воспоминания делятся на 2 части: первая состоит из 6 книг и охватывает правление Карла Смелого и Людовика XI, вторая состоит из 2 книг и полностью посвящена итальянскому походу Карла VIII.

 

(Филипп де Комнин, «Мемуары», Книга VII)

 

ГЛАВА I

Продолжая свои воспоминания, хочу Вам рассказать, как случилось, что ныне царствующий король Карл VIII предпринял поход в Италию, в котором участвовал и я, и вышел он из города Вьенн, в Дофине, 23 августа 1494 года, и вернулся в свою страну около октября 1495 года…

ГЛАВА VII

Я уже рассказал о том, что произошло на побережье возле Рапалло. Дон Федериго отступил к Пизе и Ливорно и не смог собрать тех пехотинцев, что высадил на берег. Флорентийцы, которые всегда питали больше симпатий к Французскому дому, нежели к Арагонскому, сильно тяготились союзом с этим последним. Наша армия в Романье, хотя и была очень слабой, тем не менее действовала удачно и начала мало-помалу теснить дона Ферранте, герцога Калабрийского. И тогда король, побуждаемый сеньором Лодовико и другими названными мной, принял решение двигаться дальше. Сеньор Лодовико сказал ему по прибытии: «Сир, не бойтесь этого похода. В Италии три державы, которые мы считаем могущественными, и одна из них, Милан, заодно с вами. Другая – Венеция – держится в стороне. Так что Вы имеете дело только с третьей – Неаполем, с которой некоторые из Ваших предшественников успешно воевали, когда объединялись со всеми нами. Если Вы доверитесь мне, то я помогу Вам стать более великим, чем Карл Великий, ибо мы легко изгоним Турка из Константинопольской империи, когда завладеем Неаполитанским королевством»1. В отношении ныне царствующего Турка это была бы правда, если бы нам все благоприятствовало.

Таким образом, король стал отдавать распоряжения относительно своих дел, согласуясь с желаниями и намерениями сеньора Лодовико, что породило зависть у некоторых из наших – сначала уодного камергера, а там и у другого (и все это было некстати, поскольку без сеньора Лодовико было не обойтись, и играло на руку монсеньеру Орлеанскому, претендовавшему на Миланское герцогство), а в особенности у генерального сборщика, который уже считал себя всемогущим, и между ним и сенешалем начались контры. Сеньор Лодовико поэтому предупредил короля, что генеральный сборщик, предлагая остановить продвижение, действует против него, Лодовико, и вводит всех в заблуждение. Генеральному сборщику и впрямь лучше было бы не вмешиваться, ибо он никогда не вникал в государственные дела и не имел о них понятия, а к тому же был человеком несдержанным на язык, хотя и очень привязанным к своему господину.

Между тем было решено направить несколько посольств, в том числе и в Венецию, куда поехал я. Я на несколько дней задержался с отъездом из-за того, что король заболел оспой и был при смерти, так как у него началась еще и лихорадка; но болезнь продолжалась лишь шесть или семь дней. Я тронулся в путь, как и другие послы, оставив короля в Асти, и был твердо уверен, что он не пойдет дальше. Я добрался до Венеции со своей свитой и мулами за шесть дней, и дорога была самой лучшей в мире. Я боялся вступать в разговоры, опасаясь, как бы король не двинулся дальше; но господь бог распорядился иначе, и король все же пошел дальше, в Павию и прошел через Казале, где находилась маркиза Монферратская, благосклонная к нам добрая дама, не терпевшая сеньора Лодовико (он ее также ненавидел). Когда король прибыл в Павию, у него возникли кое-какие подозрения, ибо ему не хотели дозволить расположиться в городе и замке, хотя он желал расположиться именно там, что и сделал, велев усилить на ночь охрану, как мне рассказывали те, что были вместе с ним. Сеньор Лодовико был напуган этим и обратился к нему с вопросом, не подозревает ли он его в чем-нибудь. Однако различие в манере держаться между нами и ими было таково, что дружба не могла долго длиться, и что касается нас, то мы менее сдержанны на язык – но не король, а его приближенные2.

В замке Павии находился герцог Миланский Джан-Галеаццо, о котором выше шла речь, и его жена, дочь короля Альфонса, вызывавшая большую жалость, ибо ее муж был болен и содержался вместе с сыном, живущим и поныне, и одной или двумя дочерьми, как в заключении; сыну его было тогда около пяти лет. Никто, кроме ребенка, не виделся с герцогом. Когда я провел там, еще до приезда короля, три дня, то так и не нашел способа увидеть его, поскольку мне отвечали, что он болен. Но король с ним разговаривал, поскольку был его двоюродным братом, и позднее пересказал мне этот разговор, состоявший из одних общих слов, так как король не желал ничем раздражать сеньора Лодовико, хотя, как он признавался, охотно бы предостерег герцога. Именно тогда герцогиня бросилась на колени перед Лодовико, умоляя его пощадить ее отца и брата. Он ответил, что не может и что у нее есть более важная обязанность – молиться за мужа и за себя, ибо она еще молодая и красивая женщина.

Оттуда король направился в Пьяченцу, и там сеньор Лодовико получил известие, что его племянник, герцог Миланский, при смерти. Получив разрешение короля, он уехал; король просил его вернуться, и он обещал. Герцог умер еще до того, как он добрался до Павии. И он немедленно, как на почтовых, помчался в Милан; я узнал об этом из писем состоявшего при нем венецианского посла, сообщавшего в Венецию, что сеньор Лодовико хочет стать герцогом. По правде говоря, низложение герцога было неугодно Венецианской сеньории; и меня там спросили, не выступит ли король в поддержку ребенка. Но хотя этот поступок был бы разумным, я высказал сомнение, поскольку король нуждался в названном Лодовико.

ГЛАВА VIII

В конечном счете он стал герцогом; и ради этого, как говорили некоторые, он и настоял на том, чтобы мы перешли горы. На него возложили вину за смерть его племянника; родственники и друзья последнего в Италии выступили, чтобы отнять у Лодовико власть. Они легко бы это сделали, если бы не продвижение короля, который уже был в Романье, как Вы слышали. Граф Каяццо и монсеньор д'Обиньи заставили их отступить, ибо сеньор д'Обиньи получил подкрепление в 150 или 200 французских кавалеристов и некое число швейцарцев. Дон Ферранте отошел к своим друзьям, простояв полдня лицом к лицу с нашими людьми. А отступили они к Форли, госпожой которого была незаконная дочь Миланского герцога, вдова графа Джироламо, что был племянником папы Сикста, — так во всяком случае говорили, – и она держала их сторону3. Но наши люди взяли штурмом одну ее крепость, в течение полудня подвергнув ее обстрелу, поэтому она по доброй воле перешла на нашу сторону.

Народ Италии повсюду воспрял духом, стремясь к переменам, ибо он стал очевидцем невиданных для него вещей. Ведь они не имели понятия об артиллерии, в которой французы были искусны, как никто. Дон Ферранте двинулся к Чезене, доброму городу, принадлежавшему папе, чтобы затем через Анкону вернуться в Неаполитанское королевство. Когда его люди отклонялись от своего пути, население грабило обоз и имущество, ибо по всей Италии люди только и ждали, чтобы восстать, и это случилось бы, если бы со стороны нашего короля хорошо велось дело, соблюдался порядок и не было грабежей (но все делалось наоборот, о чем я сильно скорблю, ибо французская нация могла бы приобрести честь и добрую славу этим походом). Народ ведь поклонялся нам, как святым, видел в нас людей справедливых и добрых, но такое отношение длилось недолго, и виной тому были беспорядки и грабежи, учинявшиеся нами, а также проповеди, с которыми враги повсюду обращались к народу, обвиняя нас в том, что мы совершаем насилие над женщинами и отнимаем имущество и деньги, где только найдем. В более тяжких грехах в Италии обвинить невозможно, ибо итальянцы ревнивы и алчны, как никто. Что касается насилий над женщинами, то это ложь, что же до остального, то кое-что было на самом деле.

ГЛАВА IX

Итак, по ходу рассказа я оставил короля в Пьяченце, где он совершил торжественную заупокойную службу по своему двоюродному брату – герцогу Миланскому. И, как мне кажется, он почти совсем не представлял, что ему дальше делать, поскольку новый герцог Миланский уехал от него. Как мне говорили знающие люди, у всех было сильное желание повернуть назад из-за неуверенности и плохого снабжения и те, кто первыми хвалили поход, теперь его хулили, вроде обер-шталмейстера сеньора д'Юрфе. Хотя его там не было и он больной находился в Генуе, от него были получены письма, где он выражал сильные опасения за будущее, основанные на полученных им предостережениях. Но, как я говорил в других местах, господь показал, что это он руководит походом, и король получил неожиданное известие, что герцог Миланский возвращается и что во Флоренции что-то происходит в связи с упоминавшейся мной враждой против Пьеро Медичи, который жил, как если бы был сеньором, вызывая этим зависть самых близких родственников и многих других добропорядочных людей (всех из дома Каппони, Содерини, Нерли и почти всех граждан).

По этой причине король пошел дальше, направляясь в земли флорентийцев, чтобы либо вынудить их встать за него, либо захватить их слабые города, дабы расположиться там на уже начинавшуюся зиму. Некоторые небольшие города выступили за него, в том числе и Лукка, враг флорентийцев, и выразили королю полную покорность и готовность служить. Советы герцога Миланского преследовали две цели – не допустить в этот сезон дальнейшего продвижения короля и заполучить Пизу, большой прекрасный город, и Сарцану с Пьетрасантой.

Два последних города принадлежали ранее генуэзцам, но были во времена Лоренцо Медичи захвачены флорентийцами.

Король двинулся через Понтремоли, принадлежавший герцогу Миланскому, и осадил Сарцану, очень сильный замок, самый лучший у флорентийцев, но плохо обеспеченный припасами из-за их ожесточенных распрей. Но, кроме того, если говорить правду, флорентийцы вообще неохотно выступали против Французского дома, чьими верными слугами и сторонниками они были во все времена как по причине своих торговых дел во Франции, так и потому, что принадлежали к гвельфам. Если бы крепость была хорошо снабжена, то королевская армия потерпела бы неудачу, поскольку это был бесплодный и горный край, где не было никакого продовольствия и к тому же все было завалено снегом. Он простоял там всего лишь три дня4, и еще до того, как крепость сдалась, туда прибыл герцог Миланский, приехавший через Понтремоли, где горожане и его гарнизон затеяли большую драку с нашими немцами5, которыми командовал один человек по имени Бюзе, и убили нескольких из них. Хотя я и не присутствовал при этом, я знаю это со слов короля, герцога и других людей. Эта драка привела в дальнейшем к большим затруднениям для нас, о чем Вы позднее услышите.

Тем временем во Флоренции начались волнения и горожане стали говорить, что они не хотят испытывать на себе опасную ненависть короля и герцога Миланского, который постоянно держал посольство в городе, и они избрали 15 или 16 человек, чтобы направить их к королю. И Пьеро Медичи согласился послать их; правда, у него и выхода иного не было при том положении дел, ибо флорентийцы были бы разбиты, поскольку в городе был небольшой запас продовольствия и они понятия не имели, что такое война. Когда эти послы прибыли, то изъявили согласие принять короля во Флоренции и сделали разные предложения; для большинства из них важно было только одно – чтобы король пришел и дал им возможность изгнать Пьеро Медичи, и им казалось, что они нашли доброе взаимопонимание с теми приближенными короля, кто руководил тогда его делами и кого я довольно часто называл.

А в то же время названный Пьеро вел переговоры и через одного своего служащего по имени Лоренцо Спинелли, который был управляющим его банком в Лионе, – человека, известного в своем мире и долго прожившего во Франции; но о делах при нашем дворе он не мог иметь никакого понятия, впрочем, как и те, кто при нем состоял, – столь часто там происходили перемены. И договаривался он с теми, кто ненавидел стоявших у власти6, т. е. с монсеньером де Брессом, ставшим позднее герцогом Савойским, и монсеньером де Мьоланом, камергером короля и губернатором Дофине. А вскоре после этого к королю прибыл и сам Пьеро, чтобы дать ответ на заданные запросы; как мне рассказывали, Пьеро Медичи чувствовал, что погубит себя, если не выполнит желание короля, и потому хотел заслужить его добрую милость и в этом опередить других.

По его прибытии ему навстречу были посланы монсеньор де Пьен, уроженец Фландрии, камергер короля, и генеральный сборщик Брисоне, которого я уже часто упоминал. Они сказали ему, что хотят получить в свое распоряжение Сарцану, и он немедленно дал согласие. Кроме того, они попросили его передать королю Пизу, Ливорно, Пьетрасанту и Рипафратту. Он на все согласился, не переговорив со своими спутниками, которые хорошо знали, что король уже расположился на отдых в Пизе; однако они не думали, что король оставит за собой эти города, составлявшие всю мощь их государства. Мне рассказывали об этом те, кто вел переговоры с Пьеро, и при мне они смеялись над ним и удивлялись, как это он так быстро согласился на столь большие уступки, на какие они и не рассчитывали.

Итак, король вошел в Пизу, а вышеназванные вернулись во Флоренцию; Пьеро велел устроить жилище для короля в своем доме, который был самым прекрасным из домов горожан или купцов, какой мне только приходилось видеть, и обставлен он был так, как ни у одного другого человека этого сословия во всем мире.

Однако нужно сказать несколько слов о герцоге Миланском, который уже хотел выпроводить короля из Италии, надеясь извлечь из этого выгоду, оставив за собой те города, что взял король. Он очень торопил короля с передачей ему Сарцаны и Пьетрасанты, говоря, что они принадлежат генуэзцам, и ссудил ему в то время 30 тысяч дукатов; об этом займе он рассказал мне и позднее некоторым другим, чтобы заручиться нашим обещанием вернуть его. Получив отказ короля, он уехал на диво сердитым, сказав, что дела призывают его обратно; никогда после этого король его уже не видел, но он оставил мессира Галеаццо да Сан-Северино при короле, полагая, что тот и граф Карло да Бельджойозо будут присутствовать на всех советах.

Пока король находился в Пизе, названный мессир Галеаццо по указанию своего господина собрал в своем доме влиятельных жителей города и посоветовал им восстать против флорентийцев и обратиться к королю с просьбой дать им свободу, надеясь, что таким способом Пиза окажется в руках герцога Миланского, которому она некогда и принадлежала, во времена герцога Джана-Галеаццо, первого под этим именем в Миланском доме, страшного и злого тирана, но тем не менее весьма почитаемого. Его останки покоятся в картезианском монастыре Павии, возле парка, над большим алтарем, куда поднимаются по лестнице. Мне показывали их (т.е. его кости, которые пахли так, как им и положено) монахи-картезианцы. Один из них, уроженец Борго, назвал его при мне святым, и я спросил у него на ушко, почему он зовет его святым, если вокруг него нарисованы гербы многих незаконно захваченных им городов, на которые он не имел никаких прав (его изображение на коне, высеченное из камня, возвышалось над алтарем, и останки находились под ногами коня); и тот тихо ответил: «Мы здесь у себя зовем святыми всех, кто делает нам добро». Ведь он построил им эту прекрасную картезианскую церковь, всю из чудного мрамора, которая является самой красивой, какую только мне когда-либо приходилось видеть.

В продолжение нужно сказать, что мессир Галеаццо мечтал о власти. И, как я думаю, герцог Миланский, на чьей незаконной дочери он был женат, обнадеживал его, выказывая желание сделать его своим преемником, как если бы тот был его сыном, поскольку у герцога не было взрослых детей. Флорентийцы очень жестоко обращались с пизанцами, словно с рабами; они завоевали их около 100 лет назад, в тот год, когда венецианцы захватили Падую, положив начало своим владениям на материке7. Эти два города, примерно равные по числу жителей, оказались в одинаковом положении, они были старыми врагами своих завоевателей, вражда с которыми началась задолго до их покорения. Пизанцы собрали совет, и, согласившись с тем, что предложил им сделать столь могущественный человек, как мессир Галеаццо, они после заседания, чтобы добиться свободы, большой толпой вышли навстречу королю, шедшему к мессе, и все, как мужчины, так и женщины, стали кричать: «Свобода! Свобода!», умоляя его со слезами на глазах даровать им ее. Один докладчик и советник парламента в Дофине по имени Рабо, шедший перед королем, сказал ему – то ли выполняя чье-то поручение, то ли свое обещание, а может, и не понимая, чего они просят, – что они достойны сострадания ввиду жестокого обращения с ними и что им нужно пожаловать то, чего они добиваются. И король, даже не понимавший, что значит это слово «свобода» и не способный, естественно, дать им ее, так как город не принадлежал ему и он был там лишь дружески принят, когда оказался в большой нужде, – король, который едва начинал постигать беды Италии и понимать, как обращаются государи и коммуны со своими подданными, ответил, что будет рад сделать это. Советник, названный мною, передал им его слова, и народ сразу же закричал: «Ноэль!»8. Они бросились к очень красивому мосту через реку Арно и сбросили на землю большого льва, стоявшего на массивном постаменте из мрамора при входе на мост и называвшегося Мардзокко (он символизировал флорентийскую синьорию), а затем столкнули его в реку; а на этом постаменте позднее поставили изображение короля Франции, с мечом в руке и попирающего своим конем Мардзокко, т. е. льва. Впоследствии, когда в город вошел римский король, они поступили со статуей короля так же, как и со львом. Но таково уж свойство народа в Италии – угождать более сильным; однако с ним так дурно обращались и обращаются, что он заслуживает извинения.

ГЛАВА Х

Король покинул Пизу, где недолго пробыл9, и направился к Флоренции. Там ему указали на тот урон, который он нанес флорентийцам, когда нарушил свое обещание и предоставил свободу пизанцам. Те, кому было поручено объясниться с флорентийцами по этому поводу, извинялись, говоря, что король сделал это по недоразумению, и вступили в новое соглашение, о котором я ниже расскажу (а сейчас лишь вкратце остановлюсь на том, как кончил Пьеро Медичи); они также договорились о въезде короля во Флоренцию, совершенном им после того, как он оставил гарнизоны в Пизе и в других городах, что были ему открыты.

Названный Пьеро после передачи королю упомянутых мной городов, что было сделано отчасти с согласия флорентийцев, полагал, что король их не будет удерживать и что как только он выедет из Пизы, где ему нечего было делать более трех или четырех дней, то он вернет ее ему. Думаю, что если бы король пожелал провести в ней зиму, то флорентийцы согласились бы, хотя Пиза была им дороже всего, даже Флоренции, не считая их собственных жизней и имущества. Когда Пьеро вернулся во Флоренцию, то встретил там суровый прием со стороны всех, и было это не без причины: ведь он лишил их всей силы и мощи, всего, что они завоевали за 100 лет; казалось, что их сердца предчувствовали будущие беды. И как по этой причине, которая, по-моему, была главной, хотя они никогда об этом не говорили, так и из ненависти к Пьеро, о чем я уже говорил, они задумали вернуть свою свободу, которую, как считали, у них отняли, и решили изгнать его из города, забыв о благодеяниях его предшественников Козимо и Лоренцо Медичи.

Хотя Пьеро Медичи не знал об этом, он тем не менее пребывал в тревоге; он направился ко дворцу Синьории, чтобы переговорить о приеме короля, который находился в трех милях от города. При Пьеро, как обычно, была его охрана; когда он постучался в ворота дворца, то один человек из Нерли, которого я знал, как и его отца (а их было несколько братьев, очень богатых), ему сказал, что войти он может не иначе, как только один; причем этот человек был вооружен. Пьеро немедленно вернулся домой, вооружился и вооружил слуг и дал знать об этом некоему Паоло Орсини, находившемуся на содержании флорентийцев, ибо Пьеро по матери был Орсини и всегда, как и его отец, держал при себе кого-нибудь из этого дома; он решил сопротивляться, а в случае неудачи покинуть город. Скоро он услышал повсюду крики: «Свобода! Свобода!» — и увидел вооруженный народ. И он, вняв доброму совету, покинул город с помощью Паоло Орсини, и это была скорбная развязка для него, если учесть, что могуществом и богатством он и его предшественники, начиная с Козимо, главы дома, были равны великим государям. Но в этот день судьба отвернулась от него и он потерял и честь, и состояние.

Я тогда находился в Венеции и узнал эти грустные для меня новости (поскольку я любил его отца) от флорентийского посла; если бы Пьеро доверился мне в свое время, то с ним бы не приключилось это несчастье; ведь по прибытии в Венецию я написал ему и предложил заключить соглашение, на которое мне были даны устные полномочия от сенешала Бокера и генерального сборщика, и если бы он согласился на него, то король, к своему удовлетворению, получил бы проход или, в худшем случае, заполучил бы в свои руки Ливорно и сделал бы для Пьеро все, что бы тот ни пожелал. Но он прислал мне насмешливый ответ через того сира Пьеро Каппони, которого я выше упоминал. Флорентийский посол на следующий день передал Синьории письмо от своей Синьории, в котором сообщалось об изгнании Пьеро за то, что он пожелал стать сеньором города с помощью Арагонского дома и Орсини, и излагались многие другие ложные обвинения. И таковы уж злоключения этой жизни, что если кто разбит и бежит, то он всюду встретит одних лишь преследователей, и даже друзья станут врагами, как этот посол по имени Паоло Антонио Содерини, один из самых мудрей людей в Италии: накануне он говорил мне о Пьеро как о своем естественном сеньоре, а потом, по приказу своей Синьории, объявил себя его врагом, но от себя лично он, правда, не сделал никаких заявлений. Через день стало известно, что Пьеро едет в Венецию, а король с большим триумфом вошел во Флоренцию; и тогда венецианцы письменно известили посла, что ему следует покинуть их Синьорию и вернуться назад, воспользовавшись дувшим в это время попутным ветром (я видел это письмо, которое он мне показал); и он уехал.

Два дня спустя приехал Пьеро, в коротком платье, похожем на платье слуги; в Венеции его приняли с большими сомнениями, настолько там боялись не угодить королю. Однако по здравому рассуждению они не могли отказать ему и старались узнать от меня, что скажет об этом король, а пока в течение двух дней держали его за городом. Мне хотелось помочь ему, и никаких инструкций, враждебных ему, я от короля не имел, поэтому я сказал венецианцам, что, как полагаю, Пьеро бежал от страха перед народом, а не от короля. И тогда ему позволили войти в город. Я посетил его на следующий день после того, как он переговорил с Синьорией, которая его хорошо разместила, дозволила носить оружие в городе и содержать 15 или 20 вооруженных слуг; ему оказали большие почести, несмотря на то, что Козимо, о котором я говорил, помешал им в свое время овладеть Миланом; но, невзирая на это, к нему проявили уважение из почтения к его дому.

Когда я увидел его, то он мне показался человеком не способным вновь стать на ноги. Он долго рассказывал мне о своей злосчастной судьбе, и я по мере возможности утешал его. Между прочим, он рассказал, что потерял все свое имущество и в довершение этого один его фактор, оставшийся в городе, отказал ему в его просьбе прислать сукно для него самого, его брата и для Паоло Орсини на сумму всего в 100 дукатов. Вскоре он получил через монсеньора де Бресса, ставшего позднее герцогом Савойским, известие от короля, который пригласил его к себе. Король же тем временем уже уехал из Флоренции, как будет ниже сказано.

ГЛАВА XI

Сейчас мне потребовалось немного времени, чтобы рассказать об этом Пьеро Медичи, и это достойно удивления, ибо власть его дома продолжалась 60 лет и была столь великой, что больше и быть не может. На следующий день после его бегства из Флоренции король вошел в город, где Пьеро приготовил для него свой дом. Туда заранее прибыл сеньор де Бальзак, чтобы устроить жилье, и когда он узнал о бегстве Пьеро Медичи, то принялся грабить все, что только попадалось ему в доме, говоря, что их банкир в Лионе должен ему большую сумму денег. Среди прочего он взял целый рог единорога10, стоивший шесть или семь тысяч дукатов, два больших куска от другого рога и много других вещей. Остальные делали то же, что и он. В один из домов города было снесено все самое ценное, и народ все растащил. На долю Синьории пришлись наиболее богатые драгоценности, около 20 тысяч дукатов, имевшихся в наличии в городском банке, много прекрасных агатовых сосудов и такие красивые камеи, что диву даться можно (я их видел однажды), а также около трех тысяч золотых и серебряных медалей весом в 40 фунтов, таких красивых, что, думаю, нигде в Италии больше не было подобных. Все имущество, потерянное им за этот день, стоило 100 тысяч экю.

Итак, король, как сказано, прибыл во Флоренцию и заключил с горожанами договор; они, полагаю, сделали это по доброй воле. Королю они выплатили 120 тысяч дукатов, из которых 50 тысяч сразу же, а остальные в два приема через довольно краткие сроки. Они передавали королю все свои города, о которых я говорил, и изменяли свой герб: вместо прежней красной линии они брали королевский герб; король взял их под свое покровительство и охрану и поклялся на алтаре святого Иоанна в том, что вернет им города через четыре месяца после того, как войдет в Неаполь, или же раньше, если вернется во Францию; но события повернулись иначе, о чем речь будет впереди.

Он недолго оставался во Флоренции и направился в Сиену, где был хорошо принят, а оттуда – в Витербо, где его враги имели намерение засесть и укрепиться, чтобы в случае благоприятных обстоятельств дать бой (как мне рассказывал посол короля Альфонса и посол папы в Венеции), но дон Ферранте отступил к Риму. По правде говоря, я ожидал, что король Альфонс выступит собственной персоной, поскольку считался неустрашимым, а сына оставит в королевстве, тем более что это место, Витербо, как мне кажется, имело очень выгодное для них расположение: за их спиной были бы королевство Неаполитанское, земли папы и крепости, принадлежавшие Орсини. Поэтому я был поражен, когда мне пришло письмо от короля из Витербо; позднее командор сдал ему и замок в Витербо, и все это при содействии кардинала Сан-Пьетро-ин-винколи, который вместе с домом Колонна управлял этими городами. Мне казалось тогда, что господь желает положить конец этому походу, и я написал королю и посоветовал заключить доброе соглашение, но затем раскаялся в этом, поскольку его противники сами искали соглашения с ним.

Акквапенденте и Монтефьясконе, как и все крепости в округе, были сданы ему еще до Витербо, о чем я узнал из его собственных писем и тех депеш, что получала Синьория, которую ее послы извещали обо всем происходившем день за днем, и мне показывали некоторые из них или уведомляли об их содержании через секретарей.

Оттуда король направился в Непи и затем в земли, принадлежавшие Орсини; все эти земли были переданы ему незаконным сыном сеньора Вирджинио Орсини, сеньором Карло Орсини, якобы по приказу отца, который состоял на службе у короля Альфонса и говорил, что будет помогать ему до тех пор, пока дон Ферранте держится в Риме и землях церкви, но не более того. Так вот и живут в Италии сеньоры и капитаны: беспрестанно вступая в сделки со своими противниками из страха, что окажутся в накладе. Затем король был принят в Браччано, главном городе сеньора Вирджинио, красивом, хорошо укрепленном и имеющем большой запас продовольствия. Я слышал, что король остался чрезвычайно доволен и городом, и оказанным ему там приемом, ибо его армия, как никогда до этого, крайне нуждалась в продовольствии. И если учесть, сколько раз эта армия оказывалась на грани развала с тех пор, как собралась во Вьенне, в Дофине, и какими судьбами она сохранялась, то станет ясно, что вел ее сам господь.

ГЛАВА XII

Из Браччано король отправил кардинала Сан-Пьетро-ин-винколи в Остию, которая была его епархией. Это был важный город и владели им Колонна, захватившие его у папы; немного позднее люди папы отняли его у кардинала11. Город был укреплен слабо, но с давних пор он держал Рим в большой зависимости от себя. Названный кардинал был большим другом дома Колонна, который принял нашу сторону благодаря кардиналу Асканио, брату герцога Миланского и вице-канцлеру в Риме12, и питал ненависть к Орсини, ибо Колонна и Орсини всегда противостояли и противостоят друг другу, как у нас Люсы и Граммоны или в Голландии Хуки и Кабиллау13.

Если бы не эти раздоры между Колонна и Орсини, то папские земли были бы самым благодатным в мире краем, ибо там не платят ни тальи, ни других налогов, и ими всегда бы хорошо управляли, ибо папы всегда мудры и пользуются добрыми советами; но вместо этого там очень часто происходят грабежи и жестокие массовые убийства. Вот уж четыре года, как мы видим, что это творят и те и другие, ибо позднее Колонна выступили против нас, что принесло им великий урон, поскольку они получили от нас более 20 тысяч дукатов ренты в Неаполитанском королевстве с таких прекрасных сеньорий, как графство Тальякоццо и прочие, ранее принадлежавшие Орсини, и имели многое другое, вроде солдат и пенсии; мы им ни в чем не отказывали, но они, изменив нам, поступили поистине вероломно и без всяких причин. Но нужно учесть, что с давних пор они были сторонниками Арагонского дома и других врагов Французского королевства, поскольку принадлежали к гибеллинам, а Орсини, как и флорентийцы, будучи гвельфами, поддерживали Францию.







Дата добавления: 2015-09-18; просмотров: 442. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Композиция из абстрактных геометрических фигур Данная композиция состоит из линий, штриховки, абстрактных геометрических форм...

Важнейшие способы обработки и анализа рядов динамики Не во всех случаях эмпирические данные рядов динамики позволяют определить тенденцию изменения явления во времени...

ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ МЕХАНИКА Статика является частью теоретической механики, изучающей условия, при ко­торых тело находится под действием заданной системы сил...

Теория усилителей. Схема Основная масса современных аналоговых и аналого-цифровых электронных устройств выполняется на специализированных микросхемах...

СПИД: морально-этические проблемы Среди тысяч заболеваний совершенно особое, даже исключительное, место занимает ВИЧ-инфекция...

Понятие массовых мероприятий, их виды Под массовыми мероприятиями следует понимать совокупность действий или явлений социальной жизни с участием большого количества граждан...

Тактика действий нарядов полиции по предупреждению и пресечению правонарушений при проведении массовых мероприятий К особенностям проведения массовых мероприятий и факторам, влияющим на охрану общественного порядка и обеспечение общественной безопасности, можно отнести значительное количество субъектов, принимающих участие в их подготовке и проведении...

Подкожное введение сывороток по методу Безредки. С целью предупреждения развития анафилактического шока и других аллергических реак­ций при введении иммунных сывороток используют метод Безредки для определения реакции больного на введение сыворотки...

Принципы и методы управления в таможенных органах Под принципами управления понимаются идеи, правила, основные положения и нормы поведения, которыми руководствуются общие, частные и организационно-технологические принципы...

ПРОФЕССИОНАЛЬНОЕ САМОВОСПИТАНИЕ И САМООБРАЗОВАНИЕ ПЕДАГОГА Воспитывать сегодня подрастающее поколение на со­временном уровне требований общества нельзя без по­стоянного обновления и обогащения своего профессио­нального педагогического потенциала...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.01 сек.) русская версия | украинская версия