Атомы и пустота.

Да, как видим, в непростом положении оказался теоретический разум античности, лишь только он сделал самые первые шаги к столь же теоретическому осмыслению своих возможностей и границ, фундаментальных принципов и оснований собственной связи с внешним миром. На одной стороне были парадоксальные выводы элеатов, настойчиво требующие от человека отказа от пребывания в реальном, чувственно воспринимаемом мире, и посредством чистой, ничем материальном нескованной мысли, воспарения в истинный мир сверхчувственного, единого и неподвижного бытия. Строго рациональная аргументация, в особенности после появления парадоксов Зенона, была, бесспорно, на стороне этих мыслителей, но мог ли человеческий разум чувствовать себя комфортно в рамках мировоззренческой парадигмы, при своем последовательном проведении требующей от своих сторонников самоослепления? Противоположный же полюс занимала концепция Гераклита, которая также не могла быть до конца приемлемой хотя бы уже за свою «темноту» и противоречивость.

Возникшая в 5 в. до н.э. в учениях Левкиппа и Демокрита[7] (460 - ок. 360 вв. до н.э) атомистическая философия, утверждавшая, что все предметы состоят из мельчайших, неделимых частиц - атомов, и представляла собой не что иное, как одну из оригинальнейших попыток примирения фундаментальных выводов элеатов с чувственным, многообразным и изменчивым миром, в котором суждено провести свою земную жизнь каждому человеку. Наверное, подобное утверждение покажется нашему читателю весьма неожиданным: знакомая еще по школьному курсу физики античная атомистика традиционно воспринималась и воспринимается как гениальное прозрение, гениальная догадка древних мыслителей по поводу одной из самых фундаментальных структурных характеристик материи - характеристики, нашедшей свое строго научное подтверждение лишь в 19-20 вв. уже нашей эры. Какое же отношение может все это иметь к умозрительным рассуждениям элейских мудрецов о бытии,которое всегда есть, и о небытии,которого нет, да и быть - то не может?

Присмотримся внимательнее к ходу мысли самих атомистов, задавшись вопросом: почему атом в представлении этих философов был принципиально неделим, однороден, вечен и неизменен? Почему частица, обладающая всеми характеристиками материальных предметов, в том числе, и пространственной определенностью, оказывалась в то же время лишенной важнейшего свойства любой телесности, а именно - делимости? Как правило, учебники физики обходят стороной объяснение данного факта, и не случайно, ибо предпосылки появления атомистических представлений в античности носили не естественнонаучный, а именно философский характер. Ведь по своей истинной сутисконструированный в размышлениях Левкиппа и Демокрита атом был ничем иным, как свернутым в точку вечным, неизменным, всегда себе равным и нерасчлененным бытием элеатов. Да, подлинное познание может быть направлено только на нечто устойчивое и абсолютное - в этом родоначальники атомизма были всецело согласны с Зеноном и Парменидом. Однако в концепции элеатов вечность и неизменность оказывались потусторонними этому, всегда подвижному и множественному, миру, и именно эту пропасть стремились «засыпать» своим учением античные атомисты. Движение и множественность остаются, и глаза не обманывают человека, однако разумом человек должен понимать, что все процессы в мире представляют собой лишь сугубо внешнее соединение и разъединение остающихся всегда неизменными мельчайших частиц мироздания. «Только по мнению, - писал Демокрит, - существует теплое - холодное, сладкое - горькое, по истине же существуют лишь атомы и пустота».

Внимательный читатель не мог не заметить, что в приведенном высказывании Демокрита появилось утверждение о реальности пустоты - утверждение, идущее явно в разрез с основными выводами из философии элеатов. И надо сказать, что этому аспекту их учения суждено было сыграть в истории и естествознания, и философии, по крайней мере, не меньшую роль, чем представлениям этих мыслителей о мельчайших корпускулах материи. С одной стороны, утверждая реальность пустоты, атомисты рассуждали вполне последовательно, ибо из тезиса о дискретности бытия неизбежно вытекало наличие небытия как реальности, заполняющей собой промежутки между атомами. Но, с другой, вывод о бытии небытия представлял собой вопиющий, всем принципам рационально организованного мышления противоречащий вывод, и не случайно, что развернувшаяся еще в античности критика философии Левкиппа и Демокрита в первую очередь обращала внимание именно на эту слабость их учения.

Особо пристальное внимание критике этой философии уделил крупнейший мыслитель античности - Аристотель, не раз доказывавший принципиальную невозможность построения непротиворечивой физической науки на основании представлений о мировом пространстве как о пустоте. Однако в отличие от Гераклита, парадоксальность учения которого была открыто провозглашена самим создателем, внутренняя противоречивость атомистической философии оказывалась сокрытой от неискушенных в философии умов через замену строго философского понятия небытия вполне приемлемым и привычным для обыденного сознания термином пустоты. Не случайно, поэтому, что естествоиспытатели Нового времени - прежде всего, конечно же, Галилей и Ньютон - ориентированные, в отличие от своих древних предшественников, более прагматично и приземленно, прошли мимо серьезных предостережений античных авторов и положили в основу созданной ими новой физики представление о пространстве как о пустоте. Нам предстоит еще не раз вернуться к этой проблеме, сейчас же заметим только, что с точки зрения целого ряда современных исследователей, именно тот факт, что фундаментальную основу классической физики составляло логически противоречивое (!) определение пространства как пустоты, уже в 16-17 вв. неминуемо предопределил разразившийся тремя столетиями спустя фундаментальный кризис естествознания. Так что, как видим, у начатых в античности философских споров вокруг парадоксов бытия оказалась весьма долгая и интересная судьба - судьба, оказавшая немалое влияние на ход развития естественной науки, а, через нее (но об этом мы специально поговорим несколько позже), и на развитие теоретической экономической мысли.

Провозгласив простоту, неделимость и неуничтожимость атомистических единиц, творцы новой философии, вполне естественно, пришли к выводу о их вечности и несотворенности. Подобная позиция неизбежно приводила этих мыслителей к материализму - к учению, отрицающему какую-либо форму сверхъестественного сотворения мира и утверждающему вечность материального бытия, его историческую первичность по отношению к любым формам духовной деятельности. Вполне естественно, что отрицая божественную сотворенность мира, эти философы вставали в открытую оппозицию к религиозным представлениям своей эпохи, отказывая вообще какой-либо форме мифологии в возможности создания адекватной картины космического.

Представляя себе атомы в качестве неделимых корпускул, взаимодействующих друг с другом по жестким, не знающим исключений законам, первые греческие атомисты пришли к формулировке основ принципиально новой познавательной методологии, совершенно не характерной для мировоззрения античной эпохи. Самым главным новаторством являлось, пожалуй, то, что из естественнонаучных объяснений мировых процессов всецело были изгнаны такие понятия, как цель и смысл - понятия, весьма характерные для наукообразных попыток объяснения природы того времени. «Для Демокрита, - указываетзнаменитый историк античности Диоген Лаэртский, - все возникает по неизбежности: причина всякого возникновения - вихрь, и этот вихрь он называет неизбежностью»[8]. Но, там где беспредельно властвует необходимость, уже не остается места ни для случайности, ни для свободы. Запомним и этот вывод, ибо к нему нам предстоит не раз возвращаться в ходе нашего дальнейшего разговора.

Формированием атомистического учения заканчивается так называемый натурфилософский период в истории античной философии - период, главный смысл которого сводят нередко к попыткам могучих умов древности посредством фантастических конструкций компенсировать нехватку научных знаний о материальном мире. Но нет, потому-то для нас и сегодня античная философия представляет реальный, а не только исторический интерес, что контекст даже ее самых первых шагов имел мало общего с безосновательными фантазиями о внешнем мире, но в основе своей содержал совершенно реальную и уникальную проблему - проблему осмысления такого принципиально нового явления в интеллектуальной культуре человечества, каковым оказалось возникновение теоретической науки, способной, как мы говорили, давать человеку невиданное ранее и совершенно парадоксальное по своему существу - всеобщее и необходимое знание. Другое дело, что на своем начальном этапе философия почти полностью обошла стороной вопрос, каков должен быть сам субъект теоретического познания, и все внимание сконцентрировала на решении другой стороны проблемы - каким должен быть мир, каким должен быть Космос, чтобы человеческая мысль была способна выразить его единую и невидимую суть, лежащую по ту сторону его видимого многообразия. И именно эта особенность первых шагов философии в конечном счете породила наукообразную видимость учений ионийцев, пифагорейцев, элеатов, атомистов и Гераклита. Однако, практически полностью выработав продуктивный потенциал категорий «бытия-небытия», философская мысль античности неизбежно должна была прийти к постановке вопроса о субъекте познавательного процесса - вопроса, решение которого во многом и составило лейтмотив ее последующего развития. Своеобразным же переходным звеном, соединяющим собой эти два, на первый взгляд действительно принципиально различные векторы философского поиска, явилось учение греческого мудреца Анаксагора.