КАЗАХСКИЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ 29 страница

«Что же делать? — искал я решение, следя в свою очередь за каждым их движением. — Эти полуобезьяны пришли не просто так. И вообще, кто они?»

То, что передо мной не «йэти» и не легендарные чулуканы, я понял сразу.

«Тогда кто? Может, озверевшие дудинские и туруханские бомжи? Но до такой степени деградировать? Что-то тут не так. И вообще, они ведь знают, что я вооружён и опасен, но почему-то вышли на свет?»

И тут только я почувствовал, что лохматые уроды особого страха у меня не вызывают. Холодок в солнечном сплетении куда-то исчез, зато смертельно замёрзли голые ноги и руки. Я стал понимать, что дальше находиться в своём укрытии мне нельзя. Надо что-то делать... Но что? И тут только до меня дошло, что человекообезьяны читают мои мысли и знают язык леса. Наверняка они поняли, что сказал своим воем матёрый. Потому они безбоязненно и вышли на свет.

«Как-то не очень получается, — посмотрел я на их звериные морды. — Вы, «джентльмены», греетесь у моего огня, а я мокрый и грязный лежу на земле в снегу и дрожу от холода! Так не пойдёт!»

И поставив «Сайгу» на предохранитель, я поднялся со своего места и направился к своему костру. При моём появлении оба урода вскочили и, схватив свои увенчанные костяными наконечниками палки, бормоча что-то нечленораздельное, отбежали шагов на пять-шестъ в сторону.

— Что, страшно? — посмотрел я на них. — А вы меня не бойтесь. Я вам вреда не причиню!

В ответ на мои слова одна обезьяна что-то проворчала. Из невнятного ворчания я понял, что человек всегда враг, даже такой понятный, как я.

— Идите сюда! — позвал я уродов жестом. — Меня нечего бояться! Людей я и сам недолюбливаю. Особенно в лесу.

Наклонившись над костром, я быстро раздул пламя и положил в него несколько сушин. Костёр стал разгораться. Оглянувшись на своих гостей я увидел, как обе человекообезьяны, поставив свои дротики к стволу лиственницы, двинулись снова к костру. Тут только я смог по-настоящему их разглядеть. Больше всего меня поразил их маленьких рост. Самый высокий еле доходил до моего плеча. Оба были покрыты жесткой, очень плотной серо-бурой шерстью, на лице короткой, на груди и животе более редкой. Но как они двигались! Совершенно не как люди: согнувшись вперёд всем своим телом. Ноги при этом были в полусогнутом положении и ступали не сразу, а поэтапно. Сначала чуть касаясь земли, только потом на неё опирались всем тело.

«Вот почему вы ходите по тайге неслышно, как тени-! — догадался я. — Ничего не скажешь, здорово!»

— Раз вы мои гости, то я вас буду сейчас угощать, — обратился я к усевшимся у огня обезьянам.

— Мы не голодны, — проворчала та, что постарше, просто пришли на тебя посмотреть.

— А вы кто будете?

— Живём здесь, — отозвалась вторая лохматая зверюга.

И я понял, что, несмотря на издаваемые звуки, наше общение идёт на телепатическом уровне.

— Понятно, если лето, — показал я на небо и стоящие в темноте деревья, — а как зимой? — взял я в ладонь горсть снега.

И тут обе обезьяны, жестикулируя, наперебой залепетали.

— Вы что-то хотите мне сказать? Но что?

Расслабившись, я увидел внутренним взором костёр, вокруг него сидящих рядами таких же уродов и высокие стены грота. Некоторые человекообезьяны что-то жевали. Когда до меня дошло, что они разрывают зубами и заталкивают себе в рот, то меня чуть не стошнило: уроды поедали летучих мышей!

— Понятно! — поднял я руку. — Они, летучие мыши, зимой спят, а вы их собираете. Прямо скажем, неплохо придумано!

Я достал из своего рюкзака пачку галет и, разделив их пополам, подал своим гостям.

— Попробуйте! Вы такого ещё не ели... А вот и жареное мясо, — положил я перед ними берёзовые шампуры с нанизанными кусками оленины. Оно повкуснее ваших мышей!

Мне показалось, что человекообезьяны с жадностью схватят мои угощения и будут вырывать их друг у друга. Но я ошибся, оба урода безо всякого интереса понюхали предложенные галеты. Попробовали их на вкус и вежливо отложили в сторону.

— Что, не нравится? — удивился я.

— Непривычно, — сделал гримасу лохмач, что постарше.

— Тогда ешьте мясо!

Оленину оба визитёра немного поели. Но тоже без жадности. От чая они вообще отказались.

— Чем же вас угостить? — терялся я в догадках. — У меня даже сахара нет. Только соль и специи. Будете соль?

Я насыпал перед каждой обезьяной по щепотке соли. Они её понюхали, потом попробовали пальцами. Затем свои пальцы облизали и поморщились.

— Разве такую дрянь можно есть? — проворчал один из визитёров.

— А мы вот немного едим, — развёл я руками. — У нас жизнь одна, у вас другая.

Разглядывая лохматых уродов, я никак не мог понять, к какому ископаемому виду их можно отнести?

«Это не неандертальцы. Те всё-таки люди, и они значительно крупнее. И не питекантропы. Последние, хоть и примитивны, но, по сравнению с этими — гиганты! Неужели передо мной что-то наподобие австралопитеков? Но ведь австралопитеки жили, как известно, в Африке? Хотя был вид и азиатский, его назвали рамапитеком. Может, передо мной как раз рамапитеки? Вытесненные в незапамятные времена с юга они перебрались на север, и теперь ведут полуподземный образ жизни? Ночью бродят по поверхности, а днём скрываются. Зимой же вообще остаются под землёй. Натаскивают побольше дров в гроты и ловят летучих мышей... Наверное, таких вот или похожих на них в Скандинавии именовали гномами. На Руси подземной чудью, а здесь, в Эвенкии, их называют маленькими чури. У эвенков о чури масса легенд. Скорее, передо мной сидят эти самые чури. Чулуканы и чури одного корня. И те, и другие — пережитки давно минувшей эпохи. Знали бы наши кабинетные учёные, с кем я сейчас у костра беседую? Лопнули бы от зависти! Или от злобы. А меня назвали бы сошедшим с ума».

Я ещё раз оглядел своих ночных посетителей: маленькие, лохматые, крайне уродливые. С длинными не то руками, не то лапами и короткими кривыми ногами. Но глаза у них почти человечьи. Кроткие и очень грустные. Почему они ко мне пожаловали? Всё просто, потому что я давно стал частью их мира. Они меня понимают и знают, что я не опасен. Точно так же на Урале посещают старожилов-таёжников лохматые «Якмор- ты», к охотникам ненцам приходят гиганты «Тунгу», к оленеводам эвенкам «Чулуканы», и, наверное, вот они — чури. На Гималаях местные тибетцы заводят дружбу с «йэти»... только академикам такое не под силу. Потому что они никак не могут взять в толк, что можно общаться не только с живой реальностью. Не только с растениями и даже не только с такими, как они, сидящими у огня, но и с миром неодушевлённым. Для этого надо знать всего лишь один единственный высший закон мироздания — закон равенств. И уметь управлять своей частотой, настраивать её на частотные показатели окружающего. В дохристианское время, если верить нашим сказкам, даже русские дети могли это делать. А сейчас? Я еле-еле к сорока годам смог освоить эту технологию!

Посидев ещё с полчаса, человекообезьяны стали собираться восвояси. Посмотрев на меня своими глубоко посаженными и, как мне показалось, печальными глазами, они что-то наперебой залепетали.

— Если ты снова придёшь на это место, мы снова увидимся, только не зимой, — понял я ими сказанное.

— Хорошо! — улыбнулся я лохматым уродам. — Только без подарков вы от меня не уйдёте.

— Да нам ничего не надо! — махнула лапой зверюга постарше.

— Надо, надо! — запротестовал я. — Тебе от меня вот этот нож, — подал я растерявшемуся рамапитеку свой охотничий.

— У меня ещё есть. А тебе — топор! Вот так будешь его точить о камень, — показал я, как затачивается лезвие.

— Второго топора у меня нет, но есть кое-что другое, обойдусь! Забирай! — вложил я инструмент в лапу человекообезьяны. — Ты умный, разберёшься.

Несколько секунд маленькие лохматые уродцы, не зная, что делать, топтались на месте. Но потом, взяв мои подарки, посмотрели на меня такими глазами, взгляд которых в жизни мне уже никогда не забыть. Они исчезли так же бесшумно, как и появились. А я добрых десять минут смотрел им в след и думал:

«Кто вы всё-таки? Нет, судя по поведению, вы не звери, а почти люди! В вас есть то, чего нет у животных: гордость и достоинство. Вам бы помочь! Вы ведь наверняка на грани вымирания... Но как? Я знаю место, где мы всегда можем встретиться, значит, в следующий раз я принесу вам и топор, и ножи, И вообще научить бы вас работать с металлом! Но сначала мне надо самому выжить!»

Вскоре специфический запах полуобезьян, витавший рядом с моим костром, исчез. И всё стало, вроде бы, как раньше. Только я стал совсем другим. Я всю ночь сидел, подкидывая в костёр дрова, и думал о случившемся. Некоторые исследователи полжизни тратят на то, чтобы пообщаться с такими вот ископаемыми. Но у них ничего не получается. Потому что все эти «як-морты», «тунгу мангики», «чулуканы» и «чури» их читают. Читают, как книгу. И понимают, что ничего хорошего им от учёного мира не светит.

«Так кто же более высокоорганизован? Эти реликтовые лохматые странные создания или солидные доктора наук и академики? Скорее, обезьянами являются доктора наук. Те, которые только что отсюда ушли, владеют телепатией, они более совершенны! Вот визит так визит?! С ума сойти можно! «Они» приняли меня почти за своего. Значит, внутренне я стал такой же обезьяной! Что ж, это не так уж и плохо. Интересно, что меня ждёт впереди?»

 

Руины погибшей цивилизации

П

од утро я всё-таки на три часа заставил себя уснуть. Потом, когда совсем рассвело, достал из своего рюкзака большой американский складник. Сунул себе его в карман и на всякий случай, чтобы не потерять, привязал нож к поясу. Затем вытащил свёрнутое в кольцо полотно лучковой пилы и, срезав молодую лиственницу, соорудил себе неплохую замену бывшему топору.

«Всё, теперь можно наскоро позавтракать и вперёд».

Несколько раз мне приходило в голову сходить посмотреть, в какую сторону подались два ночных урода. Тем более, их следы, крупные и отчётливые, похожи на человеческие и на снегу были хорошо видны. Но, подумав, я от таких мыслей отказался.

«Чего доброго, решат, что я их выслеживаю? — подумал я.

— Тогда конец доверительным отношениям. И потом они отправились на южный склон. Там снег ещё вчера сошёл, следов не увидеть. Попив чаю, я двинулся в гору.

«Интересно, — размышлял я, — чем дальше на северо-восток, тем больше загадок. Скоро за хребтом начнётся долгий спуск, и мне придётся пройти недалеко от вершины Вилюя. Там где-то расположена знаменитая долина Смерти. По рассказам местных эвенков из маленькой фактории Эконда по тайге разбросаны какие-то металлические котлы. Что это за странные артефакты, никто не знает. Но люди, которые рядом с ними долго находились, всегда серьёзно заболевали. Отсюда и зловещее название — долина Смерти. И ещё эти котлы иногда взрываются. Да так сильно, что вся долина Вилюя содрогается. Местные якуты и эвенки не любят эти места. Так

что встреча с ними мне не грозит. Но всё равно, надо быть крайне осторожным». Обходя мелкие кряжистые лиственницы, я упорно двигался вперёд к вершине перевала.

«Где-то здесь, под землёй, в этом, забытом богом и людьми плоскогорье, живут роды лохматых маленьких чури, — думал я, вспоминая ночных визитёров. — Интересно, хватит у них ума освоить мои подарки? Возможно, выкинут их в первый попавшийся ручей? Но судя по их благодарным глазам, они знакомы с металлом. Если так, то может, и не выкинут...»

Наконец, лиственник уступил место зарослям карликовой берёзки, продираться через которую стало неимоверно трудно. Но вот и она закончилась. Теперь впереди до самой вершины лежал один щебень и редкие плоские валуны. Когда я вышел на хребет, было уже за полдень. Низко висящее осеннее солнце освещало гигантскую всхолмлённую страну. То там, то здесь, на вершине холмов виднелись сказочные останки каменных изваяний. Ярко-жёлтый с тёмно-зелёнными полосами сосновых лесов лиственничный ковёр покрывал всё это сказочное пространство. Где-то там, на горизонте, сквозь дымку тумана, виднелась долина Вилюя.

«Мне, к счастью, не туда», — отметил я про себя.

И сам удивился своим мыслям. Чему я радуюсь? Тому? что не увижу места, куда в незапамятные времена, после гибели в космосе гигантского корабля матки, села флотилия космических модулей? Когда-то мне снилась долина Смерти, а теперь Я её почему-то боюсь. Стоя на вершине перевала, я изучал раскинувшийся перед глазами гигантский дикий пустынный край. Теперь мне стало понятно, почему старик Чердынцев нашёл для себя именно такое место. Отсюда люди сбежали давным-давно. Одни испугались взрывов загадочных котлов. Другие — того, что все, кто посетил эту долину и побывали в котлах, вскоре ушли из жизни. Третьи, это было уже в 60-е, побоялись испытаний ядерного оружия. При Никите Хрущёве почему-то именно в этих краях его и испытывали. Я смотрел на разлом долины Вилюя и вспоминал всё, что о ней знал. Впервые ещё в позапрошлом веке написал об этом загадочном месте известный путешественник Ричард Маак. Это он впервые упомянул о страшных котлах. В частности, описал речку «Алгый тимернит». С якутского название можно перевести, как «большой котёл утонул». Исследователь древних культур Якутии А. Архипов тоже писал о непонятных металлических котлах. Это у него упомянута речка Котельная или Олгутдах.

На ней, по его исследованиям, лежит больше всего загадочных железных котлов... Невольно я перенёсся в 1908 год, когда недалеко от этих мест прогремел страшной силы взрыв. То самое «тунгусское диво», споры о котором идут и в наше время.

«Может, и в бассейны Чуньки и Подкаменной Тунгуски тоже попали древние модули, и один из них взорвался?» — невольно мелькнула мысль.

Но я тут же её отогнал. Если бы в тех местах в земле были зарыты некие металлические предметы, эвенки бы о них знали. Значит, взорвался не котёл, а что-то другое. Скорее всего, имел место ионосферный пробой. Было использовано оружие невероятной разрушительной силы.

«Но кто его использовал? Да ещё в том далёком 1908 году?»

— вернулся я к прежнему предположению.

Оно не давало мне покоя. Мучительно хотелось понять, что же тогда произошло? Интуиция подсказывала, что на Земле, кроме разумного человека, присутствует ещё чей-то разум. Скорее всего, нечеловеческий. Тогда какой? Здесь, в этих горах и дебрях, он организовал ионосферный взрыв. Вывод один: попытаться от нас, людей, что-то скрыть. Но что? От таких вопросов и от бессилия что-либо понять у меня закружилась голова. Я чувствовал, что подошёл вплотную к разгадке какой-то тайны, но сознание упёрлось во что-то непреодолимое. В какую-то невидимую стену, сломать которую сил у меня не было. И тут мой взгляд остановился на обломке скалы. Камень лежал метрах в двухстах от меня, но в лучах заходящего солнца был хорошо виден. Две стороны его походили на гигантский кирпич. И я невольно поймал себя на мысли, что подобные грани вряд ли могут быть созданы природой. И мне захотелось рассмотреть глыбу поближе. Спустившись по осыпи, я подошёл к скале и остолбенел: передо мной лежал зарывшийся в щебень гигантский каменный блок. На северной его стороне виднелся не стаявший снег. Он своей белизной чётко обрисовывал грани огромной ровной плоскости. Сознание отказывалось воспринимать это. Предо мной была глыба, вырубленная явно руками человека!

«Откуда она здесь взялась? — ломал я себе голову. — Не могла же она свалиться с неба? А почему нет? — стал я озираться по сторонам. — Может, она на самом деле сюда прилетела?»

Рядом с гигантским «кирпичом» мои глаза наткнулись на торчащие из земли обломки ещё одного такого же параллелепипеда. Его край покрыт лишайником... Только тут я заметил, что огромная площадь откоса была покрыта не обычным щебнем, а кусками разбитых гигантских блоков. На них стояли кусты карликовой берёзки, рос лишайник, валялись сухие тощие лиственницы, но это были части гигантских каменных блоков. В этом я не сомневался.

«Откуда такие руины? И почему все эти каменные плиты разбросаны на таком огромном расстоянии? — вертелось в голове. — Может, их смыла гигантская волна цунами? Но тогда, почему многие из них поломаны. Скорее всего, не цунами. Что-то другое. Тогда что?»

Я ходил между торчащих из земли поросших мхом каменных блоков и никак не мог понять, какая сила разбросала их на такое большое расстояние.

«Неужели это был взрыв? — думал я. — Но тогда, какой же он был силы? Если камни весом в десятки, а может, и сотни тонн, летели по воздуху, как пылинки? Узнать бы, что из этих каменных блоков было сложено? Наверняка где-то здесь рядом то место, откуда они взялись».

И, забравшись на торчащий из земли каменный блок, я стал изучать местность. Моё внимание привлекла поросшая лиственничным лесом гряда, что-то в ней было не так. Привлекла её высота и резкий уступ перехода на равнину, где лежали занесённые лёссом блоки. Этот уступ мне показался уж слишком ровным. Нигде в природе подобных линий мне наблюдать не приходилось. И я решил пройти вдоль грани этого разлома. Было понятно, что глыбы слетели с рядом лежащей гигантской платформы, откуда я только что спустился. Больше им взяться было просто неоткуда. Не могли же они на самом деле упасть с неба. Я шёл вдоль грани разлома, медленно обходя сухие лиственницы, и никак не мог дойти до его края.

«Неужели ошибаюсь? — думал я. — Хорошо бы проверить,

— и, свернув налево, я снова вышел на равнину.

На этот раз передо мной наполовину ушедшие в землю лежали сразу три каменных блока. Все сомнения рассеялись, я шёл в правильном направлении. Просто разрушенное строение было невероятно огромным. И я снова вышел к платформе и двинулся вдоль её грани.

«Когда же она кончится?» — думал я.

По моим расчётам я прошёл не менее километра. Но вот, наконец, грань покрытой лёссом циклопической платформы резко свернула в сторону. И я увидел вторую её грань. Она также терялась где-то вдали, но на ней было меньше лёсса. Кое-где виднелись явные провалы.

«Вот бы заглянуть, что там, под толщей всей этой глины? — мелькнуло в голове.

И мои шаги стали невольно быстрее. Через пару минут я подошёл к одному из провалов и, раздвинув куст ерника, полез вниз. Прошло немного времени и глаза, привыкшие к темноте, стали различать что-то впереди. Под ногами осыпался битый камень, хрустели неведомо как попавшие в провал ветки, а со стороны платформы на меня надвинулась ровная, сложенная из циклопических каменных блоков стена. Причём гранитные кирпичи, которые я осветил своим фонариком, были в два, а то и в три раза больше, чем те, которые валялись на равнине. От волнения меня бросило в жар. Руки скользили по шероховатой поверхности камня, а сознание кричало, что этого не может быть. И что я нахожусь не в реальном мире, а во сне. И рассматриваю не подземную часть циклопического каменного комплекса, а стену Баальбекской платформы в Ливане. Отступив от каменных монолитов, я опустился на землю и, лёжа на спине, стал освещать фонариком верх каменной кладки. Слабый свет натолкнулся на нависший каменный уступ и лежащие на нём лиственничные брёвна. Вот почему в этом месте кладку не занесло лёссом, догадался я. Какой-то ураган в давние времена свалил с платформы тысячи брёвен и часть из них, зацепившись за край каменного плато, образовали нечто похожее на нишу. Благодаря ей мне и удалось вплотную проникнуть к стене платформы. Не будь такого феномена, добраться до циклопической кладки было бы практически невозможно. Мне несказанно повезло. Сев на трухлявое бревно, я выключил фонарик и, оставшись в полумраке, задумался. Со стороны лаза слабо проникал свет. Он касался базальтовых монолитов и освещал покрытый мхом щебень. Вот оно, вещественное доказательство того, что когда-то здесь, в ныне диких и безлюдных горах, процветала древняя великая цивилизация. Я припомнил свой путь по плоскогорью и понял, что мне пришлось несколько раз пересекать нечто подобное. Просто я не обратил на то, по чему шёл, никакого внимания. Не попадись на моём пути гигантский каменный блок, мне бы и сейчас ничего не удалось увидеть. От такой мысли я пришёл в уныние.

«Ну и дела! Под землю ушли руины погибшей древней цивилизации, и никто об этом не знает... Остались какие-то смутные воспоминания в виде преданий и легенд. Больше ничего. Интересно, почему она погибла?» — думал я, разглядывая застывшую перед собой стену. — Налицо следы чудовищного разрушения. Что же здесь взорвалось, если каменные блоки в десятки, а может и в сотни тонн весом, как бабочки летели по воздуху?»

На секунду я попытался представить тот ад, который когда- то бушевал на этом месте, и мне стало не по себе.

«Интересно, когда всё это произошло? — размышлял я. — Наверное, в Первую великую мировую войну, ту самую, которая осталась на памяти человечества как война богов и титанов. Б мифе говорится, что титаны забрасывали богов гигантскими камнями, а боги жгли их огнём молний и обрушивали на оппонентов чудовищные ураганы. Всё правильно. Камни на самом деле имели место, только не боевые, а те, что разлетались в разные стороны после обрушения зданий пирамид и храмов. Интересно, что это было? — опять подошёл я к каменной кладке. — Основание какого-то огромного каменного комплекса. Может, это была терраса, что-то наподобие Баальбекской. А может, всё, что уцелело от гигантской пирамиды? Надо попробовать выяснить. Платформу хотя и плохо, но всё ещё видно. Вот бы её измерить!» — посетила меня внезапная идея.

Но выйдя на дневную поверхность и взглянув на небо, я понял, что всю намеченную работу придётся делать завтра. Солнце почти коснулось горизонта, а значит, через час станет совсем темно. Решение пришло в голову мгновенно. Безусловно, ночевать удобнее всего рядом с кладкой у стены. Под землёй укрытие лучше не сыскать. Жаль, что я не нашёл его раньше, перед снегопадом. Час ушёл у меня на поиски сушняка. И когда совсем стемнело, в подземной нише у циклопической стены горел приличный костёр. Дым от него подымался куда-то к верху. Рядом с огнём было тепло и уютно. Наскоро поев, я решил, что перед завтрашней трудной работой хорошо бы как следует выспаться. Но как я ни старался уснуть, сон не приходил. Слишком сильны были впечатления от увиденного. Глаза видели, руки трогали, а сознание отказывалось верить реальности. Глядя на пляску пламени, я никак не мог понять сам себя:

«Ну, что здесь было для меня новым? Да ничего! Я же хорошо знал, что в этих местах тысячи лет назад процветала высокоразвитая орианская цивилизация людей белой расы — наших предков».

Но знать — одно, а убедиться своими глазами — совсем другое. Увиденное потрясло меня до глубины души.

«Но почему отказала интуиция? — размышлял я. — Она же меня никогда не подводила? Неужели над всей этой гигантской территорией, начиная от Таймыра, заканчивая Подкаменной Тунгуской, а может, и южнее, наложено особое заклятие «вечного сна». И оно до сих пор отлично работает. Люди ходят, смотрят себе под ноги, бурят скважины, что-то строят, но ничего подозрительного не замечают. А если и видят, то относят всё это к причудам природы. А может, всё дело в бездне времени. Если великая катастрофа произошла 40-45 тысяч лет назад, какие следы от неё могут остаться? Практически никаких! За такой гигантский срок все руины ушли под землю, и на поверхности почти ничего не осталось...»

Интуиция наверняка мне что-то шептала, но я не прислушивался к её шепоту, потому что думал совсем о другом. Скорее бы найти в этих дебрях загадочного старика Чердынце- ва...

«А может, это одно из моих очередных посвящений? — вдруг ни с того, ни с сего пришло мне в голову. — Когда я, наконец, найду, кого ищу, он меня спросит, что я по дороге увидел? И если окажусь слепым, то он мне велит убираться восвояси. Нет, дорогой дедушка, я не влип. Завтра же, пускай шагами, но всё равно измерю эту платформу и нанесу её на свою карту...»

С такими радужными мыслями я медленно погрузился в сон. Усталость взяла своё, и я почти до утра спал, как убитый. Разбудил меня нестерпимый холод. Вскочив на ноги и разведя костёр, я ещё раз осмотрелся. Каменная стена осталась на месте, никто её не украл. Всё было по-прежнему.

«Значит, мне не приснилось, — взглянул я на каменные исполины. — Хотя всё кажется сном...»

И тут из темноты провала я почувствовал на себе чей-то цепкий взгляд. Сняв с предохранителя «Сайгу», я быстро оглянулся. Из чёрной глубины провала на меня, не мигая, смотрели два зелёных глаза. Увидев их, я тут же успокоился и опустил оружие. Интуиция подсказала, что на меня смотрит не враг.

— Это ты, матёрый? — спросил я тихо.- Я! — раздалось приглушённое рычание.

— Я уж думал, что вы меня давно покинули...- Своих мы так просто не бросаем, — прорычал волк и медленно вышел на свет костра.

Положив на землю свой карабин, я присел на камень и посмотрел на волка. Зверь был явно встревожен.

«Мы всегда были рядом, — произнес матёрый и сел напротив меня. — Дальше стая не пойдёт за тобой, человек-волк...»

— прорычал волк.

«Да мне и не нужна ваша помощь, людей здесь нет, и я почти дошёл. Благодарю и тебя, и серых братьев», — мысленно передал я волку.

«Здесь наша помощь тебе как раз и нужна, — показал свои клыки четвероногий. — Поэтому матёрый останется с тобой».

 

 

Бестия

Я

смотрел на серого, не понимая, что он хочет мне сказать. Молчание длилось больше минуты.

«Я знаю одну серьёзную опасность. Эта опасность — люди», — перешёл я на язык зверя.

От моего рычания волк вздрогнул.

«В этих местах есть кое-что хуже людей, — пробасил мне в ответ матёрый. — Поэтому будь осторожен и слушай меня...»

Не проронив больше ни звука, зверюга встал на ноги и, пройдя в двух метрах от меня, медленно направился к выходу. Я проводил его взглядом. И задумался.

«Что же на Земле может быть хуже человека? Вот ещё одна загадка. Наверное, что-то такое, что не вписывается ни в какие рамки моего понимания. Волк наверняка знает об этих местах намного больше моего, поэтому надо слушать».

И тут только я понял, что матёрый спал со мною рядом...

«Вот те раз! — посмотрел я вслед ушедшему зверюге. — Этой ночью серый охранял мой сон... Чего он боится? Значит, среди здешней тайги и руин обитает что-то такое, чего надо всерьёз опасаться. И это нечто обо мне знает!»

Последнее я ощутил всей своей кожей. Руки невольно потянулись к заряженной «Сайге»... И я весь превратился в слух. Медленно я пытался отогнать от себя чувство опасности. Но оно почему-то не исчезало...

— «Что за чертовщина! — ругал я себя. — Почему я такой впечатлительный? В конце концов, я же не один, со мной всегда будет рядом матёрый. Он предупредит вовремя».

Взглянув на часы, я отметил, что до рассвета осталось совсем мало времени. Надо было успеть что-то перехватить и собраться.

Выбравшись на дневную поверхность, я отыскал угол платформы и по мере возможности стараясь идти прямее, пошёл вдоль её грани. Длина шагов везде оказывалась разной. Я это понимал, но по бездорожью между деревьев иначе было нельзя. Каждые сто шагов я записывал себе в блокнот и ставил на том месте колышек. Когда я наконец добрался до второго её угла, подсчет показал, что сторона платформы в длину составляет девятьсот два шага. Сколько это будет в метрах, я решил подсчитать позднее. Отдохнув немного и осмотревшись, я направился измерить вторую грань платформы. Сначала всё шло хорошо, я отсчитывал сотни шагов, ставил колышки и был крайне внимателен. Но в какой-то момент мне вдруг стало очень тревожно. Невидимые клещи страха стали медленно, но упорно сжимать моё солнечное сплетение. В одно мгновенье сбилось дыхание, и я снова схватился за заряженную «Сайгу». Однако ощущение подсказывало, что от неизвестного врага пулевой выстрел меня не спасёт. В руках у меня не то оружие. Моё спасение во мне самом, в умении противостоять этому холодящему кровь психическому давлению. Я опустил карабин и вышел из лиственничного мел- коча на более открытое место. В этот момент моя психика поймала вторую волну надвигающегося страха. Волна приползла со стороны лиственничного бора и мёртвой хваткой попыталась вонзить свои кривые острые зубы в моё сердце. Усилием воли я остановил надвигающуюся напасть и стал искать возможность от этой беды защищаться. В этот момент перед моим внутренним взором возник облик старой эвенкийской шаманки. Много лет назад она подарила мне защитный амулет. Клык медведя- людоеда, того самого, который убил моего друга — Юру Сурова. Этот подарок я умудрился оставить дома и теперь чувствовал, что мне его катастрофически не хватает.

«Она же сделала для меня амулет бесстрашия, — ругал я себя за беспечность.

Тогда при встрече с чулуканом — сибирским йети, подарок шаманки смог нейтрализовать психическое воздействие лохматого монстра. А сейчас меня трясёт от страха, как осиновый лист. Даже зубы выбивают дробь.

«Что же делать?»

И тут опять перед моим внутренним взором мелькнуло лицо эвенкийской хранительницы тайного знания. И я услышал её тихий спокойный голос:

— Представь, что клык амикана висит на тебе, Гоша. Хорошо представь... В этом твоё спасение...

И лицо старушки исчезло... Я мгновенно сделал, как она велела. Даже ощутил тяжесть висящего на шнурке талисмана. И навалившийся страх на самом деле стал понемногу отступать. Меня перестало трясти, и я огляделся. Рядом со мной стояли пожелтевшие молодые лиственницы, а на пригорке маячил старый смешанный с сосняком лиственничный бор. Кругом царила такая тишина, что от неё веяло чем-то зловещим.