Политические системы диктаторского типа. Типологизация диктаторских систем

Суть политической системы диктаторского типа выражает сам термин "диктатура", который происходит от латинского слова dictatur, означающего "неограниченная власть". Под ней понимается форма правления, при которой власть сконцентрирована в руках одного человека, группы лиц, клики или партии и отсутствует всякий контроль со стороны управляемых. Диктатура - это монократия, которая в важнейших аспектах политической самоорганизации общества является антиподом демократии. Диктаторские режимы при всех существующих между ними различиях едины в неприятии конституционных и плюралистических принципов демократии. Не допуская или существенно ограничивая оппозицию, они отвергают честные выборы, основанные на принципе конкуренции различных политических сил, либо заменяют их выборами плебисцитарного характера с одним безальтернативным кандидатом, где результаты заранее известны. Для них характерно отсутствие гарантий политических свобод, разделения властей, реальных правовых начал и т.д.

Диктатура, равно как и демократия, воплощается в жизнь в различных формах, ее можно обнаружить во всех цивилизациях и исторических эпохах. Уже в древнейшие периоды истории Как на Востоке, так и на Западе существовало множество форм тирании, деспотии, олигархии. Не углубляясь в историю, отметим лишь, что теории абсолютизма, элементы которой присутствуют в диктаторской форме власти, возникли в XVI в. в связи с Попытками европейских народов создать самостоятельные национальные государства, независимые от римского папы и Священной Римской (Германской) империи. Они приняли форму юридически-правовых идей государственного суверенитета, разработанных легистами короля Франции Филиппа Красивого.

Большой вклад в разработку теории суверенитета внес Ж.Бо-ден, который предложил ряд конкретных мер для укрепления единоличной власти короля. Сторонниками неделимой абсолютной власти короля-суверена выступали каждый со своих позиций (Боссюэ, Т.Гоббс, Р.Филмер и др.) Их идеи легли в основу теории абсолютной монархии, которая пришла на смену ограниченной монархии. Наиболее типичные примеры стран с абсолютной монархией: Франция Людовика XIV, Пруссия Фридриха Австрия Иосифа II, Россия Екатерины II в XVIII в.

В дальнейшем термин "абсолютизм", который не имеет точного смысла, стал применяться для обозначения всех сие правления без представительных институтов или конституционных ограничений. Хотя он нередко используется в качестве синонима тирании или деспотизма, термином "абсолютизм" обозначают государственные режимы начала Нового времени. Его ан логами стали в XIX в. понятия "бонапартизм" и в XX в. "тоталитаризм" и "авторитаризм".

В наши дни для политических систем диктаторского типа cvществуют характерные формы: авторитаризма и тоталитаризма Под последним, как правило, подразумеваются те политические режимы, которые существовали до конца второй мировой войны в гитлеровской Германии и Италии, а также вплоть до последнего времени в СССР и странах Восточной Европы, Китае и ряде других стран третьего мира. Что касается авторитарных режимов, то диапазон их распространения довольно широк, а число их в настоящее время весьма велико, особенно в третьем мире.

Обладая важнейшими характеристиками диктатуры, авторитаризм и тоталитаризм в ряде аспектов существенно различаются. Так, для тоталитаризма, как будет показано ниже, характерны полное слияние в единое целое общества и государства; общества, государства и партии; их вместе и единой идеологии; экономики, политики и идеологии и т.д. Авторитаризму также присущи доминирование государства над обществом, примат исполнительной власти над законодательной и судебной ветвями. Но здесь такое доминирование не приобретает жесткость и всеохватывающий характер, которые типичны для тоталитаризма. Авторитаризм использует слабость и неразвитость гражданского общества, но в отличие от тоталитаризма не уничтожает его. При нем сохраняются значительная степень самостоятельности экономики, плюрализм социальных сил. Авторитаризм может уживаться и сочетаться как с государственной, так и с рыночной экономикой. Допускается разграничение между светской И религиозной, личной и публичной сферами жизни. В ряде случаев формально функционируют парламент и политические партии, но их деятельность ограничена. Допускается "дозированное инакомыслие". Сохраняются классовые, сословные, клановые, племенные различия. Если средоточием власти при тоталитаризме является партия, поглощающая государство, то при авторитаризме таким сосредоточием является государство. Поэтому переход от авторитаризма к демократии нередко означает смену политического режима без радикального переустройства экономического строя. Переход тоталитаризма на рельсы демократизации предполагает коренное изменение всей общественной системы.

Существует множество типов авторитарных режимов. В основном эти режимы распространены в развивающихся странах Азии, Африки и Латинской Америки и редко в капиталистических странах (Испания, Португалия, Греция до антидиктаторских революций середины 70-х годов), отстающих в своем развитии от главных индустриальных стран. Здесь выделяют традиционные авторитарные режимы олигархического типа и гегемонистский авторитаризм новой олигархии. В первом случае власть сосредоточена в руках нескольких богатейших семейств, которые контролируют экономическую и политическую жизнь страны. Смена лидеров, как правило, происходит в результате переворотов, закулисных договоренностей или манипуляций с выборами. Такие режимы характерны прежде всего для Латинской Америки, где господствующая олигархия тесно связана с католической церковью и военной верхушкой. Авторитаризм новой олигархии вырастает в результате выдвижения на господствующие позиции национальной компрадорской буржуазии, которая устанавливает тесные связи с военными. Типичными примерами этого типа являются режимы Камеруна, Туниса, Алжира и др. Во многих развивающихся странах установлены (как правило, путем военных переворотов) режимы военной диктатуры. Здесь в большинстве случаев армия служит главной опорой государства. Этот тип режимов представлен военной диктатурой А.Пиночета в Чили, установленной в сентябре 1971 г., и режимом "черных полковников" в Греции, установленным в середине 60-х годов и существовавшим до 70-х годов.

В современном мире существуют также режимы, которые являются монархическими по форме, но авторитарными по содержанию. Они основаны на принципе наследования власти. Но в отличие от европейских монархий, которые по сути дела превратились в демократические парламентские режимы, восточные монархии в большинстве своем придерживаются основных принципов авторитаризма. Различаются монархии теократические, такие как в Саудовской Аравии, где король является одновременно светским и религиозным главой государства, и светские монархии типа хашимитского королевства Иордания, где формально глава государства не ведает вопросами веры.

Авторитарные также различаются большей или меньшей жесткостью, или "либеральностью", в организации властной вертикали. Например, военно-политическая диктатура А.Пиночета в Чили отличалась от авторитарного режима Чон Ду Хвана в Южной Корее более откровенной опорой на репрессивный аппарат, большей интенсивностью террора и подавления и т.д.

Следует отметить и то, что во многих странах развиваются мира политическая организация не достигла системной целостности, поэтому не имеет четко выраженной дифференциации между различными режимами. Преобладают смешанные промежуточные режимы, вроде тех, которые В.Г.Хорос М.А.Чешков называют демократическим авторитаризмом или авторитарной демократией.

В данном случае речь идет прежде всего о так называемом авторитаризме развития в странах Азии, Африки и Латинской Америки, где процесс разграничения гражданского общества и под. системы политического отнюдь нельзя считать завершенным. Политическая модернизация с уклоном на профессионализацию, демократизацию, разделение властей и т.д. идет очень медленно и с большими трудностями. Авторитаризм развития, который проявляется как закономерное национальное и региональное явление, постепенно эволюционирует в сторону демократии. Для него характерны тенденция к диктатуре и использование силовых методов, а также другие особенности политического авторитаризма. Вместе с тем, как отмечают В.Г.Хорос и М.А.Чеш ков, "он поддерживает институт частной собственности, опирается на определенные слои, нуждается в их поддержке и поэтому в известной степени готов их "выслушивать". Таким образом, авторитаризм развития совместим с элементами либерализма: политическими партиями, правовыми нормами и даже относительно "вольной" прессой. В то же время и экономическая политика, ориентированная на развитие, создает предпосылки для расширения этих тенденций: развиваются рыночные отношения, предпринимательские структуры, элементы гражданского общества и пр. [76, с. 38].

Иначе говоря, авторитаризм развития содержит в себе потенции демократии, которые получают все более заметный импульс по мере усиления экономической модернизации.

Существуют некие гибридные режимы, в которых органически сочетаются элементы тоталитаризма и авторитаризма. К ним, как правило, относят франкистский режим в Испании и салазаровский в Португалии, просуществовавшие с 30-х годов до демократических революций середины 70-х годов. Так, португальский режим, хотя не принимал парламентаризм, тем не менее претендовал на обеспечение независимости различных групп общества, их представительство иными, нежели парламентскими, методами. Провозглашалось, что, не допуская соперничества партий за власть, правительство вместе с тем действует в рамках закона, нравственности и религии. Более того, этот режим стремился (во всяком случае на словах) избежать отождествления общества с государством. Здесь отсутствовала государственная партия. Признавались различия на уровне семей, профессиональных групп, регионов и т.д. Единство обеспечивалось сильным, но не безграничным в своих прерогативах государством, франкистский режим занимает промежуточное положение между португальским и чисто фашистскими режимами в Германии Италии. Подобно первому, он опирался на традиционалистекую философию и поддержку церкви. В то же время ему были присущи некоторые элементы фашизма, например фалангистское движение, сходное с фашистским движением в Италии. Помимо фаланги режим Франко принимал такие организационные группы, как церковь, армию, профсоюзы. Но ни одна из них не рассматривалась в качестве исключительной опоры государства. Поэтому М.Дюверже совершенно справедливо называл португальский и испанский режимы псевдофашистскими.

Все это убедительно свидетельствует о том, что в XX в. важнейшие признаки политической системы диктаторского типа в более или менее чистом виде проявились в тоталитарных режимах. Ниже анализируются важнейшие компоненты и сущностные характеристики политической системы тоталитаризма.

Типологизация тоталитарных режимов

Термин "тоталитаризм" происходит от позднелатинского слова totalitas, означающего "цельность", "полнота". Он возник и получил распространение в 20-е - 30-е годы и использовался для обозначения политических систем в фашистской Италии, нацистской Германии и большевистском СССР. Одним из первых этот термин использовал итальянский автор левой ориентации Дж.Амендола, который в своей речи 20 марта 1924 г. заявил, что Фашизм, как и коммунизм, представляет собой "тоталитарную реакцию на либерализм и демократию". В либеральном журнале "Ринащита либерале" 5 января 1925 г. выборы, состоявшиеся в Италии в апреле 1924 г., были охарактеризованы как totalitare e liberticide, т.е. тоталитарные и губительные для свободы. Чуть позже официальный фашистский теоретик Дж.Джентиле говорил о фашизме, как о тотальной концепции жизни. Часто использовал этот термин Б.Муссолини, который называл свой режим не иначе как lo stato totalitario, т.е. тоталитарное государство. Что касается А.Гитлера и его приспешников то, они, во всяком случае первоначально, при характеристике своего режима предпочитали использовать термин "aвторитарный".

Тем не менее в "Энциклопедии социальных наук" 1933 г этого термина. В дополнительном томе Оксфордского словаря английского языка (1933) впервые упомянуто слово "тоталитарный" из апрельского номера журнала "Контемпорари ревью"(1928), где, в частности, говорилось [127, с. 106]: "Фашизм отрицает, что он выполняет свои функции как тоталитарный режим и вступает в избирательную сферу на равных со своими противниками". Постепенно в демократических странах Запада этот теп. мин получает все более широкое применение для обозначения сна чала фашистских режимов в Италии и Германии, а затем и большевистского режима в Советском Союзе.

Впервые этот термин был распространен на СССР, по-видимому, в ноябре 1929 г. английской газетой "Тайме", которая водной из своих передовых статей писала о реакции против парламентаризма в пользу "тоталитарного" или унитарного государства, как фашистского, так и коммунистического. Нападение гитлеровской Германии на СССР и вступление последнего во вторую мировую войну заставили западных авторов несколько смягчить свои оценки советского режима и направить острие критики главным образом против фашизма и нацизма. Во время войны "тоталитаризм" служил для них в качестве обобщающего понятия для характеристики фашистского и национал-социалистического режимов и их разграничения с советским социализмом. С началом холодной войны на Западе коммунизм снова стали рассматривать как разновидность тотальной идеологии, а советское государство - как тоталитарный режим.

Ныне в научной литературе большинство авторов придерживается тезиса, согласно которому в политической системе тоталитарного типа выделяются фашистский и национал-социалистический режимы в Италии и Германии на правом фланге идейно-политического спектра и большевистский в СССР на его левом фланге. При этом необходимо отметить, что тоталитаризм отнюдь не является неким монолитом, между его отдельными режимами имелись существенные различия.

Такие различия прослеживаются как между большевизмом фашизмом, так и внутри последнего. Так, фашистский режим в Италии руководствовался теорией верховенства государства, а национал-социалистический - теорией верховенства нации или нации - государства. Итальянский режим отличался стремлением сохранить традиционные структуры, показателем чего служат, например, так называемые Латеранские соглашения (1929), заключенныe между Б.Муссолини и Ватиканом и регулировавшие отношения между католической церковью и фашистским режимом. Для режима Муссолини были характерны меньшая концентрация и абсолютизация власти. Наряду с фашистской партией значительным влиянием в стране продолжали пользоваться военные, аристократия, церковь, государственная бюрократия. продолжал функционировать, правда чисто формально, сенат. Парадокс состоит также в том, что Италия оставалась монархией. Муссолини время от времени направлял отчеты королю Виктору Эммануилу III. Итальянский фашизм отличался также меньшими, чем в Германии, террором и репрессиями.

Учитывая эти факторы, можно утверждать, что сущностные характеристики правой разновидности тоталитаризма в наиболее завершенной форме воплотились в германском национал-социализме. Для нас, россиян, более актуален и в то же время болезнен вопрос о соотношении большевизма и национал-социализма. Этот вопрос существует, и его нельзя игнорировать, ибо историю своей родины со всеми ее достижениями, неудачами и зигзагами нужно знать, чтобы извлечь из нее соответствующие уроки. Многие авторы уже в 20-е - 30-е годы отмечали определенные черты сходства в методах политической борьбы, захвата и реализации власти фашистов и большевиков. При всей сложности и спорности этой проблемы приходится констатировать, что фашизм и большевизм имеют точки как соприкосновения концептуального и типологического характеров, так и расхождения.

При традиционной типологизации фашизм и марксизм-ленинизм располагаются на двух крайних полюсах идейно-политического спектра. Не случайно, что они вели между собой борьбу не на жизнь, а на смерть вследствие изначальной несовместимости их идеологий. Здесь достаточно упомянуть такие дихотомические пары, как интернационализм - национализм, теория классовой борьбы - национально-расовая идея, материализм - идеализм и т.д., которые определяют противостояние марксизма-ленинизма и фашизма. Если в марксизме-ленинизме в качестве главно-теоретического и аналитического инструмента трактовки мировой истории брался класс, то в фашизме в качестве такового служила нация. Первый отдавал моральный и теоретический приоритеты концепции класса, а второй - концепции нации и даже расы. В результате место марксистских понятий "прибавочная стоимость" и "классовая борьба" в национал-социализме" заменяли понятия "кровь" и "раса". Если марксизм-ленинизм придерживался материалистической (а зачастую экономико-детерминистской) интерпретации истории, то для фашизма характерны антиматериализм, иррационализм, мистицизм и убеждение в том, что духовные начала, честь, слава и престиж составляют могущественные цели и мотивы человеческого поведения.

Фашисты и национал-социалисты как в теории, так практике, придавая решающую роль политике и идеологии, хранили частную собственность на средства производства и рыночные механизмы функционирования экономики. Больщевики, которые определяющую роль в теории отводили базису, или экономике, пошли по пути полного обобществления средств производства. Если большевики уничтожили рынок, то национал-социалисты его оседлали, приручили. Гитлер считал более важны социализировать прежде всего человека, а большевики пошли по пути социализации сначала экономики, а потом уже человека. Национал-социализм отвергал саму идею демократии и либерализма, тогда как советский режим декларировал намерение воплотить в жизнь истинно демократические принципы (разумеется, по-своему понимаемые), устранив партийное соперничество. Не случайно, его руководители и приверженцы оперировали понятиями "демократический централизм", "социалистическая демократия", "народная демократия", "демократические принципы" и т.д.

Марксизм ленинизм в теории руководствовался коммунистическим идеалом построения совершенного и справедливого общественного строя. Нельзя забывать и то, что в течение определенного, хотя по историческим меркам краткого, периода коммунистический идеал стал руководством к жизни почти для 40 % современного человечества. Однако немаловажно, что для реализации поставленной цели на вооружение были взяты безжалостные, антигуманные средства. Смертный грех большевиков состоит в том, что они дискредитировали великий коммунистический идеал.

При всем том неоспорим факт близости и определенного родства фашизма и большевизма по ряду параметров. Прежде всего не может не обратить на себя внимание почти полная синхронность их появления на исторической арене. Их истоки - в самом начале нынешнего столетия, а в полный голос они заявили о себе во втором и начале третьего десятилетия, т.е. в период так называемой великой трансформации капитализма из свой предпринимательского в корпоративный (или, как его у нас до недавнего времени именовали, государственно-монополистический капитализм. Не вдаваясь в подробности, отметим что большевизм и фашизм выступили в качестве соответственно левой и правой альтернатив центристскому реформаторскому пути развития капитализма в социально-экономической сфере и либеральной демократии в политической сфере. За короткий период из незначительных групп они превратились во влиятельные общественно-политические движения, которые сумели подчинить своему господству сотни миллионов людей из многих стран.

Важным объединяющим эти альтернативы началом было то, постулировали цель реализации социалистических принципов - разумеется, в собственном понимании: интернационального и националистического. Особенно в начальный период предатели фашизма и большевизма склонны были открыто признавать эту близость. Так, Н.Бухарин на XII съезде РКП(б) в 1923 г. отмечал [26]:... характерным для методов фашистской борьбы является то, что они больше, чем какая бы то ни было другая партия, усвоили себе и применяют на практике опыт русской революции. Если их рассматривать с формальной точки зрения, то есть с точки зрения техники их политических приемов, то это полное применение большевистской практики и специального русского большевизма: в смысле быстрого собирания сил, энергичного действия определенной системы бросания своих сил, "учраспредов", мобилизаций и т.д и беспощадного уничтожения противника, когда это нужно и когда это вызывается обстоятельствами.

Гитлер же в беседах с Г. Раушнингом настойчиво подчеркивал, что он научился у марксизма и марксистов методам политической борьбы. Более того, он утверждал [59, с. 148]: "Национал-социализм это то, чем мог бы стать марксизм, если бы освободился от своей абсурдной искусственной связи с демократическим устройством".

И действительно, фашизм и большевизм имели ряд близких или общих по своему функциональному системообразующему, методологическому назначению элементов. Это, в частности, единая всеохватывающая цель (хотя у каждого из них она существенно отличается по своему содержанию); господство одной революционной партии нового типа; моноидеология, отвергающая другие идеологии; сходные средства и методы достижения идеальных целей; слияние в единое целое партии, государства и общества; политизация всех без исключения сфер жизни; физический и моральный террор и т.д. Именно эти характеристики, которые более или менее подробно будут проанализированы ниже, позволяют оценивать фашизм в разных его вариантах и марксизм-лененизм в его большевистской интерпретации как два противоположных проявления или два альтернативных (правого и левого) варианта особого общественно-исторического феномена - тоталитаризма.

При этом необходимо подчеркнуть, что выделяемые признаки и характеристики тоталитаризма надо понимать в идеально-типическом смысле, а не как как точное отражение реальной ситуации в обществе, поскольку в общем и целом как в гитлеровской Германии, так и в сталинском Советском Союзе даже в самом апогее тоталитаризма вряд ли было бы правомерно говорить о всеобщей тотализации сознания. В реальной жизни все было значительно сложнее.

Естественно, если люди поставлены перед выбором свобода или хлеб, что по сути зачастую означает выбор между свободой и голодной смертью, то большинство из них выберет хлеб Но это при жестком императивном выборе. Однако все же, как сказано в Святом Писании, "не хлебом единым жив человек". Если бы это было не так, то человек до сих пор не вышел бы из пещер каменного века или же царство самого Великого инквизитора было бы вечным. Спора нет, хлеб нужен человеку как воздух, и он приговорен к тому, чтобы в поте лица зарабатывать свой хлеб насущный. Тем не менее опыт нашей страны убедительно показывает, что зло само по себе, в каких бы обличиях оно ни выступало, не способно окончательно ликвидировать божественный образ в человеке, возвратить его в тварное состояние. Стремление к свободе и утверждению истинно человеческого начала неистребимо. Поэтому неудивительно, что в самые мрачные времена тоталитаризма при всех искажениях сознания, приоритетов, миропонимания и т.д. были миллионы и десятки миллионов людей, которые честно и зачастую самоотверженно тянули свою лямку, служили своей родине, людей, значимость которых всегда остается величиной постоянной, инвариантной. Поэтому было бы неправильно и непредусмотрительно вынести огульный приговор всей семидесятилетней истории страны и всем тем, кому выпала незавидная доля быть героями, персонажами и просто участниками этой истории.

К тому же нельзя забывать, что тоталитарные режимы были подвержены определенным изменениям. О более или менее чисто тоталитарном режиме в Советском Союзе, по-видимому, корректно говорить применительно к сталинскому периоду, охватывающему конец 20-х - первую половину 50-х годов. В последующие годы имела место постепенная "либерализация" режима, связанная с отказом от наиболее одиозных форм контроля над умами людей и террора. Перейдем к анализу важнейших элементов и характеристик тоталитаризма.

Аннигиляция традиции

Популярно мнение, что большевистский режим в СССР и нацистский рейх в Германии коренились в национально-исторической традициях двух стран и в сущности представляли собой противостояние их истории в новых условиях. Такое мнение, верное в принципе, нуждается в существенных оговорках. Разумеется, объективно ни один народ не может убежать от своей истории, и в прямом смысле на обоих режимах лежала родовая печать национально-исторических традиций немецкого и российского народов, их культуры, самосознания, религии и т.д. К тому же у руководителей и идеологов обоих вариантов тоталитаризма не было недостатка в заверениях о своей приверженности историческому началу. Более того, именно себя они выдавали за истинных наследников и продолжателей дела наиболее достойных, на их взгляд, предков и радетелей национальной культуры, величия и традиций. Гитлер и его приспешники любили выставлять свои идеи и планы как возврат к истории, как восстановление прерванной цепи времен. Так, рассматривая в качестве исходного рубежа период, когда германцы оттеснили славян к Востоку, Гитлер утверждал [125, с. 35]: "Таким образом, мы, национал-социалисты, начинаем там, где закончили битву шесть веков назад. Мы приостановили бесконечную миграцию немцев на юг и запад и обратили наш взор на земли, расположенные на востоке". Что касается руководителей большевизма, то они претендовали на Реализацию всего лучшего и прогрессивного в историческом наследии не только народов России, но и всего человечества.

При всем этом общеизвестно, что оба варианта тоталитаризма, во всяком случае в идеологии и пропаганде, отстаивали претензии на разрушение старого мира "до основания" и построение на его обломках нового мира в соответствии со своими фактически искусственно сконструированными моделями.

Сущностной характеристикой тоталитарной системы является ориентация на слитность, тотальное единство всех без исключения сфер жизни в обществе. Это, в частности, проявилось в отрицании тоталитаризмом важнейшего, можно сказать центрального элемента современной западной цивилизации - гражданского общества и его институтов, составляющих фундаментальные аспекты человеческого бытия. Как говорилось выше, гражданское общество является средоточием множества разнообразных конкурирующих друг с другом центров и источников власти и влияния, обеспечивающих свободу реализации возможностей каждого отдельно взятого индивида, прежде всего свободу экономического выбора. Исторический опыт как демократических, так и тоталитарных систем показал, что не может быть личной свободы там, где нет разнообразия источников жизнеобеспечения и свободы экономического выбора.

Очевидно, что контроль над важнейшими ресурсами общества, как материальными, так и нематериальными, будет находиться у тех, в чьих руках сосредоточен контроль над экономической властью. Как подчеркивал Ф.фон Хайек [75, № 11, с. 134], "идея централизованного планирования заключается в том, что не человек, но общество решает экономические проблемы, и, следовательно, общество (точнее, его представители) судит об относительной ценности тех или иных целей". Там, где нет свободы экономического выбора, а единственный работодатель - государство (или при национал-социализме - всецело преданные режиму или полностью контролируемые им частные предприятия), не может быть и речи о свободном политическом, интеллектуальном и каком-либо ином волеизъявлении людей. Собственность, принадлежащая государству или жестко им контролируемая, неизбежно политизируется, поскольку она порождает монополию власти, подчиняющей себе все рычаги политики и экономики, сливающихся в единое целое. Что касается самой собственности, то она становится обезличенной, надындивидуальной, отчужден ной. Более того, и собственность, и экономика оказываются не просто политизированными, а политизированными при существен ной милитаризации их важнейших компонентов и характеристик

Человек - это абстракция, некая умственная конструкции если пренебрегать такими характеристиками, как раса, пол, возраст, нация, культура, вера и т.д. Не случайно идеологи и вожди тоталитаризма ставили своей целью трансформацию экономических, социальных, социокультурных, духовных отношении, убеждений, ценностей, установок людей. Более того, ставилась задача сознательной и целенаправленной переделки самого человеческого бытия. С этой точки зрения тоталитаризм в отличие от всех форм традиционного деспотизма, абсолютизма и авториторизма является феноменом XX столетия. Для последних при всех их различиях было характерно господство традиции, обычая, предания и т.д., власть занимала подчиненное по отношению к ним положение, она основывалась на традиции. Единство в традиционном обществе зиждилось на укорененности в общественных структурах - семье, общине, родственных связях, племени, этнонациональном сообществе, церкви и т.д. Люди, порой занимая чуть ли не рабское положение по отношению к власть имущим, все же находили опору в этих структурах.

Традиция представляет собой механизм воспроизводства социальных институтов и норм, при котором поддержание последних обосновывается, узаконивается самим фактом их существования в прошлом. Поэтому не приходится удивляться, что тоталитаризм ставит в качестве одной из своих главных целей аннигиляцию традиций. Эта установка выражалась в переименовании древних названий городов, улиц, проспектов, музеев и т.д., в ограничении доступа к определенным видам исторической и критической литературы, в отказе от некоторых "устаревших" традиций в области архитектуры, живописи, скульптуры, театра, от отдельных празднеств, обычаев народной жизни, которые будто бы противоречили новым культурным традициям, мешали им нормально складываться и развиваться. С этой точки зрения тоталитаризм отличает своеобразная амнезия исторической памяти, своеобразный манкуртизм.

Одной из важнейших предпосылок и условий тоталитарной системы является размывание, а то и элиминация традиционной социальной стратификации, достижение культурной, социальной, нравственной, даже этнонациональной (в теории) однородности путем уничтожения всех объединений, организаций, которые могли служить для человек референтными группами, таких, как нация, соседская и родственная общины, церковь, реальные, а не официальные организации, союзы, ассоциации, сословия, классы и т.д. Тоталитарная система разрывает все органические корни, связывающие отдельного человека с обществом, она строится на предельной унификации всех связей человека, выставлении на всеобщее обозрение самых неприкосновенных сторон и аспектов частной жизни. Единственной референтной группой для отдельного человека остается государство. Здесь, пожалуй, в наиболее наглядной форме и во вселенском масштабе был реализован принцип "разделяй и властвуй". "Религия и национализм, - писал Э. Фромм [74, с. 26], - как и любые обычаи, любые предрассудки- даже самые нелепые и унизительные, - спасают человека, связывают его с другими людьми, от самого страшного - изоляции".

Идеологи и вожди тоталитаризма, сознавая это, сделали Для того, чтобы фрагментировать и атомизировать общество, лишить человека унаследованных от прошлого социальных и иных связей и тем самым изолировать людей друг от друга. В результате каждый отдельно взятый индивид остается один на один с огромным всесильным аппаратом принуждения.

Тоталитарные перевоплощения интернационализма и национализма

Как известно, одной из важнейших традиционных опор, на которых базируется личность, тем зеркалом, через которое индивид сознает себя членом общества и приобретает чувство самости является нация. Симптоматично, что правый и левый варианты тоталитаризма, подойдя к этой проблеме, казалось бы, с противоположных позиций, сумели использовать ее каждый по-своему для утверждения тотального господства государства.

С определенными оговорками можно сказать, что маркер является ровесником национальной идеи и понимаемого широко (и не только сугубо негативно) национализма. С этой точки зрения он представляет собой не только вызов классической политической экономии, не только критику капиталистических производственных отношений, но и критику национализма и религии. Будучи программой освобождения людей от промежуточных образований, мешающих превращению отдельного индивида во "всемирную историческую личность", марксизм постулировгь образование пролетариата в качестве силы, трансцендирующей национальные приверженности и действующей на наднациональном уровне. Чтобы подчинить людей выполнению этой цели, ставилась задача разрушить национально-культурные традиции и ценности, оторвать их от национальных корней. Поэтому естествен но, что с самого начала марксизм рассматривал национализм, равно как и религию, в качестве противника, с которым необходимо вести решительную и бескомпромиссную борьбу.

Оценивая национальный вопрос всецело с точки зрения целей классовой борьбы пролетариата, основоположники марксизма исходили из постулата, что любое общество строится на горизонтальных классовых различиях, пересекающих национальные границы и приверженности, и поэтому играющих более фундаментальную роль по сравнению со всеми другими различиями, в том числе и национально-этическими. Была сформулирована идея, согласно которой национализм представляет собой продукт капиталистического развития и ему суждено исчезнуть с исчезновением капитализма. К.Маркс и Ф.Энгельс утверждали, что освобождение пролетариата от капиталистического ига приведет к ускоренному исчезновению национальных различий и антагонизмов. Предполагалось, что с установлением господства пролетариата и по мере утверждения принципов социализма разделение людей по национальному принципу потеряет всякий смысл и оно будет полностью заменено классовым разделением. При этом особо подчеркивалась мысль, что только пролетариат может стать той силой, которая способна выполнить историческую задачу объединения народов в единое целое.

Следует отметить, что марксисты, в том числе и русские, вели ожесточенные споры о будущем нации и национальных отношений в условиях перехода к социализму и в ходе социалистического строительства. Но при всех спорах о федерализме, автономизации, реализации права наций на самоопределение вплоть до полного отделения В.И.Ленин и его сподвижники в целом сохраняли убежденность в том, что в процессе социалистического строительства социально-экономические и национально-культурные различия между регионами, национально-государственными образованиями постепенно будут сглажены и в конечном счете преодолены и это создаст условия для победы интернационального начала над национальным.

Марксизм-ленинизм по самой своей сути не мог принять национальную идею, национальное начало, тем более национализм, поскольку они рассматривались (и были таковыми) как важнейшее препятствие на пути интернационального единения народов на принципах классовой солидарности и классовой борьбы. Поэтому не удивительно, что предложенная коммунистами программа имела целью по сути дела сознательную, принудительную систематическую переделку самой природы этноса, этнонационального. Такая цель обусловлена, собственно говоря, самой установкой на большевизм и советизацию всех аспектов жизни огромной многоликой империи, ее государственно-административной системы, культуры,