Отступление

Войско под Ауэрштедтом во всяком случае не было так окончательно разбито, как войско под Йеной; если дорога, которой оно намеревалось пройти к Эльбе, была ему преграждена Даву, то единственным путем, которым оно могло надеяться достигнуть Эльбы раньше французов, для него оставался теперь путь через Артерн на Верхнем Унструте. Но здесь опять помешало недомыслие короля. Он стремился к Рюхелю и Гогенлоэ, у которых он надеялся найти утешение в несчастье, и приказал отступать на Йену и Веймар. Прошло немного времени, и он получил сообщение о том, что произошло под Йеной. Под Веймаром горели уже бивуачные костры победоносных французов, дорога на Эрфурт была заперта. Пришлось повернуть направо, чтобы через Зоммерда, Нордгаузен и Гарц достичь Магдебурга. Под Буттельштадтом потоки беглецов из-под Йены и Ауэрштедта соединились, и здесь были потеряны те остатки внутреннего порядка, [266] которые сохранились еще в батальонах, сражавшихся под Ауэрштедтом. Наступила ночь, о которой впоследствии Гнейзенау сказал: «Лучше сто раз умереть, чем пережить это снова», и о которой официальное сообщение рассказывает: «Никто не знал местности и дорог, ординарцев нельзя было получить; пехота, кавалерия, обозные повозки, орудия в дикой путанице теснились в глубоких ущельях, из густых колонн слышались ружейные выстрелы; ночь была так темна, что приходилось держаться за патронташи шедших впереди, чтобы не сбиться с пути. Отдельные, оставшиеся еще сомкнутыми части, как, например, гвардейский гренадерский батальон, вовлекались в общий поток бегущими массами». Так катилась эта кашеобразная масса, спотыкаясь и падая на каждом шагу, и все же с неудержимой скоростью: «Войска, которые до сих пор были так малоподвижны в походе, достигли уже на следующую ночь после битвы Зоммерда, лежащего на 40 километров северо-западнее Йены», — жалуется, страдая душой, кто-то из свиты Рюхеля и Гогенлоэ.

 

Часть беглецов достигла Эрфурта, но эта крепость уже капитулировала в ночь на 16 октября, когда незначительная часть французской кавалерии показалась перед ее валами. Эрфурт кишел генералами, из которых никто не подумал ни вывести войска из крепости, ни защищаться. Фельдмаршал Мюллендорф был разбит старческой немощью и потерял сознание; принц Оранский, близкий родственник короля, диктовал офицеру генерального штаба условия капитуляции. 10 000 человек и очень большие артиллерийские запасы попали в руки неприятеля.

 

Большой поток бегущих шел теперь по широкой дороге через Гарц на Магдебург. Впереди всех спешил король. Королева оставила армию еще накануне Ауэрштедта. Прежде чем Фридрих-Вильгельм отправился в путь, он послал 15-го утром позорно пресмыкающееся письмо Наполеону, в котором объявлял себя готовым «предать забвению все, что нас разделяло, так как наша дружба, вне всяких сомнений, должна быть сохранена. Ваше величество, найдете меня готовым на все, что может восстановить навсегда наше единство. Великодушие и справедливость вашего величества заранее служат мне порукой в том, что вы не потребуете ничего, что было бы противно моей чести и безопасности моего государства». Легко понять то презрение, с которым Наполеон прочитал этот бред; флигель-адъютант, передавший это письмо, после своего личного разговора с императором должен был сообщить, что результат его «не благоприятствует желаниям его величества». Это не помешало, однако, королю снова [267] послать 18-го числа через Лукезини второе письмо императору такого же характера.

 

Гогенлоэ и Калькрейта Фридрих-Вильгельм также не захотел отпустить, как Ломбарда и Лукезини; он передал главное командование прусскими силами Гогенлоэ, сам обратившись в бегство. Калькрейт должен был сохранить самостоятельное командование над войсками, с которыми его нельзя было заставить выступить в бой под Ауэрштедтом! Против этого бушевал Нейдгардт: «Если король передал команду князю, то пускай он увидит, что тот собой представляет. Я больше ничего не знаю». К тому же Калькрейт был так же бездарен, как и Гогенлоэ; 15-го он издал в Зоммерда следующий приказ: «Войскам должен выдаваться хлеб; если же хлеба совсем нет, то им должны выдаваться порционные деньги». [268]

 

Полнейшая бессмыслица, которая побудила даже прусского принца Августа, по крайней мере, к логическому переводу: давайте людям деньги, которых у вас нет, чтобы они покупали хлеб там, где нечего покупать. Как раз этот принц, брат Людвига-Фердинанда, помешал вместе с Блюхером трусу Калькрейту капитулировать 16-го с обеими своими дивизиями под Вейсензее перед 800 всадниками. После этого он исчез, однако, для того чтобы вскоре вынырнуть снова.

 

Гогенлоэ имел, таким образом, теперь единоличное командование, но, совершенно потрясенный своим поражением, он ничего не мог уже спасти, если даже что-нибудь и можно было еще спасти. В Нордгаузене происходили ужасающие сцены грабежей; приказы офицеров не выполнялись командами и даже высмеивались; улицы были полны отставшими от своих частей; дезертирство увеличивалось со дня на день. Жестокий голод заставлял бросать знамена не только чужеземцев, но и коренных жителей; в том же направлении действовало и их весьма понятное нежелание позволять себя безбожно стегать тем самым юнкером, которые только что были сами безбожно разбиты. Когда одному лейтенанту Гельвигу удалось с 50 гусарами напасть под Эйзенахом на эскорт с 10 000 пленных и освободить их, то они один за другим стали уклоняться от службы.

 

Некоторый порядок сохранился лишь среди тяжелой артиллерии в количестве тридцати 12-фунтовых пушек, последних, которыми обладала еще армия. На своих измученных лошадях она не могла продвигаться по крутым горным дорогам, и Шарнгорст указал ей дорогу, которая огибает Гарц с запада и юго-запада; он взял на себя командование колонной; так как не хватало людей, необходимых для ее защиты, он обратился к Блюхеру, имевшему еще один батальон и одну сводную кавалерийскую команду. Артиллерия выступила 17 октября, в тот самый день, когда при Галле был разбит и бежал на Магдебург прусский резервный корпус, вследствие чего неприятель устранил последнее препятствие на открытом пути своем к Берлину. С большими трудностями достигли Блюхер и Шарнгорст Вольфенбюттеля, где они нашли герцога Веймарского, которого известие о поражении под Йеной заставило бросить свои авантюристические рекогносцировки в Тюрингенском лесу. Быстрыми маршами он прошел мимо Эрфурта, через Лангензальц и Мюльгаузен к Хейлигенштадту, откуда вышел на ту же дорогу, по которой двигались Блюхер и Шарнгорст со своей артиллерийской колонной. Герцог имел при себе еще 11 000 чел. По предложению Блюхера он отказался от своего намерения двигаться на Магдебург; если [269] они хотели достигнуть Эльбы, требовалась величайшая поспешность; но так как переходить через Эльбу у Тангермюнде не было уже безопасно, они направились на Зандау; 24 октября Блюхер и Шарнгорст со своей артиллерийской колонной, а двумя днями позже и герцог Веймарский перешли через Эльбу.

 

Гогенлоэ, со своей стороны, достиг Магдебурга 20 октября с остатками войска, которое пришло в еще худшее состояние, чем в день поражения, вследствие дезертирства, тяжелых дорог, недостаточного снабжения и настойчивого преследования неприятеля. В Магдебурге не было ничего заготовлено, чтобы его снабдить; не было ни хлеба, ни фуража, ни снаряжения. Чудовищный обоз загромождал улицы, по которым сновали уже переодетые французские офицеры. К тому же французы стояли у Виттенберга, на самой Эльбе; ни за этой рекой, ни за Одером нельзя было рассчитывать на какой-нибудь покой и безопасность.

 

Таким образом, Гогенлоэ снова выступил с жалкими остатками своего войска, чтобы через Бург, Гентин, Ратенов, Руппин и Пренцлау достигнуть Штеттина.