Которую признает своей задачей юридическая герменевтика.
Возьмем, к примеру, понимание приказа. Приказ возможен лишь там, где есть кто-либо, обязанный ему следовать. Понимание является здесь, следовательно, моментом отношений между двумя личностями, одна из которых должна приказывать. Понять приказ — значит апплицировать его к той конкретной ситуации, к которой он относится. Хотя приказ и может быть повторен с целью проконтролировать его правильное понимание, однако это ничего не меняет в том, что его истинный смысл определяется лишь конкретностью его «смыслосообразного» выполнения. В силу этого возможен и ясно выраженный отказ повиноваться, который не является простым неподчинением, по обосновывает себя, исходя из смысла приказа и его конкретизации, возложенной на того, кто отказывается повиноваться. Не желающий повиноваться приказу уже понял этот приказ; он отказывается именно потому, что, апплицируя приказ к конкретной ситуации, понимает, что означало бы его выполнение. Очевидно, что понимание меряет себя здесь такой меркой, которую нельзя найти ни в дословном тексте приказа, ни в фактическом мнении приказывающего, но исключительно в понимании ситуации и ответственности того, кто повинуется. Даже если приказ, с целью сделать его понимание и исполнение доступным контролю, отдается или получается в письменном виде, никто не считает, что он тем самым содержит в себе все необходимое для этого. Типичная хитрость: исполнять приказы, следуя их буквальному тексту, а вовсе не их смыслу. Таким образом, не подлежит сомнению, что тот, кто получает приказ, должен проделать определенную продуктивную работу по пониманию его смысла. Представим теперь себе историка, который находит в предании и пытается понять подобный приказ. Хотя его положение совсем иное, нежели у первоначального адресата, — ведь приказ имеет в, виду не его, и он никак не может отнести его к себе самому,— тем не менее, чтобы действительно понять этот приказ, он должен проделать idealiter ту же работу, которую проделывает его предполагаемый получатель. Также и этот последний, относя приказ к себе самому, вполне способен провести различие между пониманием приказа и следованием приказу. Он располагает возможностью приказу не последовать, даже если (более того, именно если) он его понял. Пытаясь со своей стороны реконструировать ту ситуацию, в которой был отдан рассматриваемый приказ, историк может столкнуться со сложностями. Но и он полностью поймет его лишь тогда, когда решит эту задачу конкретизации. Таково ясное герменевтическое требование: понимать сказанное текстом исходя из той конкретной ситуации, в которой было сделано высказывание. Таким образом, если следовать самопониманию науки, для историка безразлично, имеет ли текст определенного адресата или же он был задуман как «вечное достояние». Всеобщность герменевтической задачи основана скорее на том, что всякий текст следует понимать под таким углом зрения, который ему соответствует. Но это значит, что историческая наука стремится прежде всего понять текст «в себе» и оставляет открытым вопрос об истинности тех мнений, которые в нем содержатся. Понимание, конечно же, есть акт конкретизации, однако такой, который может быть совмещен с соблюдением подобной герменевтической дистанции. Понимает лишь тот, кто сам не участвует в игре. Таково требование науки. Если придерживаться этой методологической самоинтерпретации наук о духе, то можно в принципе утверждать, что интерпретатор примысливает ко всякому тексту его адресата, независимо от того, обращался ли сам текст к такому адресату или не обращался. Этим адресатом во всех случаях является первоначальный читатель, от которого интерпретатор отличает себя самого. Особенно явно это выступает в негативном аспекте. Тот, кто стремится понять какой-либо текст как филолог или как историк, во всяком случае, не относит сказанное в тексте к себе самому. Он хочет выяснить мнение автора. Поскольку он стремится к пониманию, фактическая истинность этого мнения его не интересует, даже тогда, когда сам текст притязает на возвещение истины. В этом историк и филолог сходятся. Очевидно между тем, что герменевтика и историческая наука не совпадают. Углубившись в методологические различия между обеими, мы сможем разобраться в их мнимой общности, а также выявить их истинную общность. Историк подходит к переданным ему текстам иначе, чем филолог, поскольку он стремится представить через этот текст тот или иной фрагмент прошедшего. Поэтому он пытается дополнить и проконтролировать текст, обращаясь к другим Гадамер Х.-Г.=Истина и метод: Основы филос. герменевтики: Пер. с нем./Общ. ред. и вступ. ст. Б. Н. Бессонова.— М.: Прогресс, 1988.-704 с. Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || slavaaa@yandex.ru 203
|