Карта, которая будет залита кровью.

 

Это же самое яркое солнце, которое сейчас заливает в Ясной Поляне радостным светом тот белый лист, на котором рука Льва Толстого пишет человечеству: "Соединись! Вырви из себя всякую вражду! Не воюй! Не убий!" -- это же самое солнце здесь, на военном совете, за тысячу верст от Ясной, заливает таким же золотым потоком света географическую карту главного штаба, изображающую соседние страны с их мирными селениями и полями, полными мирного труда, -- карту, среди которой глаза этих, пристально вглядывающихся в нее, генералов, этих дичайших дикарей в мундирах и крестах, видят только поля подготовляемой ими кровавой бойни с массами движущегося человеческого мяса, обреченного их пушкам.

 

Миллионы мирных тружеников, наполняющие сейчас великими трудовыми потоками поля этих соседних стран, трудящиеся сейчас в лесах, на реках, в рудниках, в мастерских, на фабриках и заводах в этих странах, -- эти рабочего люда, напрягающие сейчас свои могучие

 

 

мускулы для извлечения богатств из земли и воды, -- эти миллионы мирнейших тружеников не подозревают, что в этот самый мирный час над ними парят в воздухе эти кровавые коршуны войны с крестами и звездами на своих перьях, что над их городами и селами, пестреющими крошечными точками на этой развернутой карте главного штаба, склонились головы этих кровавых седых заговорщиков, видящих в них, в этих городах, селах, в этих миллионах трудящихся только одно: кровавую жертву, которую их армии будут скоро, может быть, беспощадно терзать, пока они не станут их окровавленной добычей.

 

Они не подозревают, эти миллионы мужиков и рабочих, что сотни людей в мундирах и сюртуках, сотни офицеров, чиновников, изобретателей, ученых заняты все время разработкой систематических планов гигантских избиений, в которых предусматривается каждый винтик, каждый штрих массовых убийств, изобретается все, что может дать наибольшее количество окровавленных трупов, истребленных городов и селений, наибольшее количество изуродованных полей, сожженных домов, нив и житниц.

 

Они не подозревают, -- эти мужики и рабочие, что тысячи образованных, чистых господ все время вычисляют, распределяют, готовят все для того, чтобы, как только война будет приказана царями и президентами, наполнить каждый квадрат этой карты их земель человеческой кровью, ужасом, горем, отчаяньем, неслыханной жестокостью, оглушающим зверством, которые должны проложить этому императору, его генералам и капиталистам дорогу к победе.

 

Где же этим глупым рабочим и мужикам вообразить что-нибудь подобное, когда этот, склонившийся сейчас низко над картою их земель, император так недавно еще имел свидание с царем их страны и, нежно целуясь с ним, взаимно уверял его и его народ в своей дружбе, -- уверял так же крепко, как крепко он впивается сейчас в карту его страны взором хищной пантеры, разыскивающей то место, откуда всего удобнее прыгнуть на жертву и впиться в ее горло.

 

 

Все они, эти цари и правители, эти добрые соседи, ездят друг к другу, целуются, обнимаются, клянутся в дружбе, мире, любви и все время, не переставая, точат ножи, чтобы вонзить, как только представится удобный случай, нож в спину добрым соседям.

 

Они обнимаются, и целуются, и за убранными цветами столами произносят тосты в честь вечного мира и дружбы, и в то же время руками тысяч своих шпионов выкрадывают друг у друга военные, политически и финансовые тайны.

 

И нет грязи, нет мерзости, нет преступления, перед которым отступили бы эти повелители для того, чтобы стащить друг у друга планы крепостей, планы мобилизации, чертежи новых пушек, ружей, подводных лодок, мин. Нет подлости, на которую не были бы способны все эти великие величества и великие президенты для достижения своей победы!

Порою их шпионов уличают, схватывают, вешают. Газеты страны, в которой они шпионили, пишут о них с ненавистью. Газеты их собственной страны с презрением замалчивают их арест. Все презирают шпионов, этих мерзавцев, этих негодяев, и говорят: "туда им и дорога!" А тот, для кого они крали, тот, который пожинает плоды их грабежей и разбоя, -- он, коронованный шпион и предатель, он чист, величествен, почитаем, обожаем и обнимается с таким же другим коронованным предателем, императором, только что повесившим его слугу, презренного шпиона, ноги которого в белом саване еще дрыгаются в воздухе.

 

Все они -- все эти европейские атаманы разбойников в коронах и президентских шляпах -- все они наперерыв состязаются друг с другом в приготовлениях к приближающемуся преступлению величайшей войны.

 

Вопрос в том, кто во-время опередит всех. Но, конечно, лучше всех знает свое дело император, восседающий сейчас здесь с своими генералами в этой высокой зале военного министерства, -- этот вождь и повелитель самой усовершенствованнейшей армии, впившейся сейчас своими холод-

 

 

ными, не знающими, что такое жалость, глазами в карту соседнего государства, с царем которого он так недавно любовно лобызался. Он искуснее всех играет свою роль, заверяя весь мир о страстной любви своей к миру всего мира, о неизменной поддержке им мира, в то время, когда рука его безостановочно точит кинжал, который он в удобную минуту вонзить в горло человечества, чтобы завладеть его землей, его товарами, его рабами, его мешками с золотом.

 

IV.