Особенности

• Была ликвидирована многополярная организация структуры международных отношений, возникла биполярная структура послевоенных МО, в которых ведущую роль играли два сверхгосударства — СССР и США. Значительный отрыв военно-силовых, политических, экономических и культурно-идеологических возможностей этих двух держав от других стран мира, привел к формированию двух основных, доминирующих «центров силы», которые оказывали системообразующее влияние на структуру и характер всей международной системы.
• конфронтационный характер — системное, комплексное противостояние в экономической, политической, военной идеологической и других сферах, противостояние, которое время от времени приобретало характер острого конфликтного, кризисного взаимодействия. Такой вид противостояния в формате взаимных угроз использования силы, балансирования на грани реальной войны, получил название «холодной войны».
• Послевоенная биполярность складывалась в эпоху ядерного оружия, что привело к революции, как в военных, так и в политических стратегиях.
• Распределение мира на сферу влияния двух сверхгосударств как в Европе, так и на периферии, возникновения «разделенных» стран (Германия, Корея, Вьетнам, Китай) и становления военно-политических блоков, под руководством СССР и США привело к глобализации и углубленной геополитической структуризации системного противостояния и конфронтации.
• Послевоенная биполярность имела форму политико-идеологического противостояния, идеологической конфронтации между «свободным миром» стран западной демократии во главе с США и «социалистическим миром» во главе с СССР. США хотели установления в мире американской гегемонии под лозунгом «Рах Americana», СССР — утверждал о неотвратимости победы социализма в мировом масштабе. Идеологическая конфронтация, «борьба идей», приводила к взаимной демонизации противоположной стороны и оставалась важной чертой послевоенной системы МО. Советско-американское противостояние выглядело в первую очередь как соперничество системы политических и этических идеалов, социальных и моральных принципов.
• Послевоенный мир перестал быть преимущественно евроцентристским, международная система превратилась в глобальную, общемировую. Разрушение колониальных систем, становление региональных и субрегиональных подсистем международных отношений осуществлялось под доминирующим влиянием горизонтального распространения системного биполярного противостояния и тенденций экономической и политической глобализации.
• Ялтинско-потсдамский порядок не имел крепкой договорно-правовой базы. Договоренности, которые легли в основу послевоенного порядка были или устными, официально не зафиксированными, или были закреплены преимущественно в декларативной форме, или же их полноценная реализация была заблокирована в результате остроты противоречий и конфронтацией между основными субъектами послевоенных международных отношений.
• ООН, один из центральных элементов Ялтинско-Потсдамской системы, становилась главным механизмом координации усилий с целью исключения из международной жизни войн и конфликтов путем гармонизации отношений между государствами и создания глобальной системы коллективной безопасности. Послевоенные реалии, непримиримость конфронтационных отношений между СССР и США значительно ограничили возможность ООН реализовать свои уставные функции и цели. Главное задание ООН преимущественно сосредоточивалось на предупреждении вооруженного столкновения между СССР и США как на глобальном, так и региональном уровнях, то есть на поддержании стабильности советско-американских отношений в качестве основной предпосылки международной безопасности и мира в послевоенное время.

81 вопрос:Основные цели, методы и особенности внешней политики Китая. Внешнеполитические структуры КНР.

В последние два десятилетия двадцатого века мы стали свидетелями впечатляющего усиления позиций Китая в мировой политике и экономике. Эти достижения страны представляют особый интерес, поскольку во многом связаны с проведением государством стратегии, в немалой степени альтернативной открытым и либеральным моделям, взятым на вооружение «переходными» и некоторыми развивающимися государствами.
Важным средством обеспечения национальной стратегии развития была внешняя политика КНР. Ее часто квалифицируют как консервативную. Действительно, многие основополагающие внешнеполитические принципы остаются неизменными уже 50 лет (они касаются прежде всего понимания суверенитета страны и основ взаимодействия между государствами), однако необходимо видеть и существенные перемены, ясно отличающие международный курс Китая после начала реформ в конце 70-х -начале 80-х годов от линии, проводившейся в годы «культурной революции» (1966-1975 гг.).
В связи с этим стоит отметить, что международный курс Китая два десятилетия назад впервые в истории страны стал предметом научного анализа и дискуссий, а соответствующие разработки аналитиков воплощались в официальную линию. На рубеже 70 - 80-х годов в Китае создаются или возобновляют работу научно-исследовательские учреждения, занимающиеся проблемами международных отношений, в том числе: Институт современных международных отношений при Госсовете КНР; институты международных проблем в Шанхае и Пекине (МИД КНР); пекинский Институт международных стратегических исследований, связанный с министерством обороны и Генеральным штабом НОАК, а также исследовательские институты АОН КНР. В 1982-1983 гг. в целях координации внешнеполитических исследований при Госсовете КНР создается Центр исследований международных проблем во главе с Хуань Сяном. С начала 80-х годов в Китае увеличивается количество научных изданий, посвященных вопросам внешней политики КНР и международных отношений (с 1981 г. возобновляется издание журнала «Гоцзи вэньти яньцзю», начинается издание журнала «Сяньдай гоцзи гуаньси», выходившего до 1985 г. нерегулярно, а с 1986 г. - ежеквартально). Нынешняя внешняя политика КНР продолжает обновляться, хотя она в значительной своей части и строится на развитии концептуальных подходов 80-х годов. Примечательно, впрочем, что уже тогда, еще до коллапса социалистической системы и распада СССР, китайское руководство, как представляется, выработало достаточно продуктивную парадигму отношений КНР с внешним миром, вполне оправдавшую себя в драматичных обстоятельствах начала 90-х годов. Процесс модернизации внешней политики Китая в 90-е годы был постепенным, что характерно и для китайских реформ. Во многом его ход представлял собой достройку сооружения, состоявшего из проверенных временем элементов и конструкций.
Существенной особенностью китайской внешней политики остается постоянный поиск несиловых, достаточно экономичных и вместе с тем эффективных, не исключающих жесткости, решений, а также упор на индивидуальные отношения с отдельными государствами. Соответственно, немалая часть аналитической работы при подготовке тех или иных дипломатических ходов посвящается рассмотрению существующих в мире противоречий, возможности их использования в интересах страны. Китай крайне редко сам выступает с какими-либо крупными международными инициативами. Обыкновенно эта страна не торопится и с оценками мировых событий, часто занимая выжидательные или нейтральные позиции. Эволюцию китайской внешней политики в последнее двадцатилетие можно с некоторой долей схематизма представить в виде нескольких продолжающихся трансформаций и меняющихся соотношений, имея при этом в виду существенную разницу в обеспечивающей национальную независимость «статике» внешней политики и ее «динамике», ориентирующейся на поддержание процесса социально-экономического развития.

82 вопрос: Основные аспекты пограничной политики Китая. Понятие «утраченных территорий» и причины образования пограничных проблем.

Внешнеполитическая деятельность каждого государства определяет содержание и характер его отношений с мировым сообществом в целом и с отдельными членами этого сообщества и направлена на укрепление его международных позиций путем обеспечения наиболее благоприятных для этого условий на мировой арене.
Конкретные задачи, ставящиеся перед внешней политикой страны, определяются ее интересами и носят неоднозначный характер, затрагивая как жизненно важные, коренные, так и повседневные, можно сказать, почти бытовые вопросы. При этом следует обратить внимание на одно немаловажное обстоятельство. Дело в том, что на постановку конкретных внешнеполитических задач влияют не только истинные национальные интересы, но в известной степени и элитарные амбиции правящей группировки, также выдаваемые пропагандой за национальные интересы. Бывает и так, что элитарные амбиции в какой-то исторический период полностью подменяют национальные интересы при определении курса внешней политики в целом или по отдельным направлениям внешнеполитической деятельности.
Элитарные амбиции могут совпадать на какое-то время с национальными интересами страны. Говоря конкретно о Китае, несомненно, что они полностью совпадали в вопросе противодействия угрозе стране со стороны Соединенных Штатов в первые годы существования народной республики. Однако политическое руководство страны, предпринимая усилия по повышению обороноспособности и укреплению безопасности Китая, что полностью соответствовало требованиям национальных интересов, вопреки им раздувало эту угрозу со стороны США до гипертрофированных размеров, объясняя «происками американского империализма» и его агентуры и собственные ошибки и провалы во внутренней и внешней политике, и просчеты, неудачи и поражения политики стран социалистического лагеря в целом. И совсем однозначный урон стране и ее национальным интересам наносится там, где они полностью игнорируются во имя попыток достижения целей, диктуемых исключительно амбициями руководящей группировки. Яркий пример тому - политика конфронтации, проводившаяся руководством КНР 60-70-х гг. в отношении Советского Союза, Индии и Вьетнама.
Что касается национальных интересов государства, то они не представляют собой нечто статичное. Они находятся в постоянном движении: одни из них реализуются и отмирают, другие под воздействием изменяющейся внутри- и внешнеполитической ситуации теряют свою актуальность и отходят на задний план, тогда как третьи под воздействием тех же причин приобретают приоритетное значение. Появляются новые интересы. И лишь одна категория из общего ряда национальных интересов государства непреходяща, носит постоянный характер. Речь идет об обеспечении национальной безопасности государства.
Само по себе понятие «обеспечение национальной безопасности» чрезвычайно емко, поэтому остановимся лишь на той части его составляющих, которая относится к вопросам границы и пограничной политики.
Всякое организованное в государство общество существует на определенной территории, целостность и неприкосновенность которой обеспечивается государством. Однако безопасность, целостность и неприкосновенность государственной территории могут быть обеспечены лишь в том случае, если пределы, границы территории, на которую распространяется юрисдикция государства, четко определены, признаны сопредельным государством, это признание закреплено международно-правовым актом, а прохождение границ обозначено на местности. Отсутствие договорно оформленного межгосударственного размежевания рано или поздно приводит к возникновению погранично-территориальных разногласий, споров и конфликтов между сопредельными странами. На протяжении многовековой истории международных отношений споры о справедливости размежевания государств были и остаются одной из самых острейших и вместе с тем, видимо, наиболее деликатной и болезненной проблемой для любого независимого государства.
Разногласия сопредельных государств по погранично- территориальным вопросам могут касаться двух аспектов: прохождения государственной границы (пограничный спор) и принадлежности приграничных территорий (территориальный спор). Конечно, в обоих случаях затрагивается и вопрос прохождения границы, и вопрос принадлежности приграничных территорий. Однако, если в пограничном споре площадь и пределы района, который должен быть передан партнеру по спору, определяются при его решении, после того как определено точное прохождение границы, то в территориальном споре речь идет о принадлежности одной из сопредельных стран какой-то приграничной территории. И лишь после урегулирования этого вопроса стороны должны решать вопрос о прохождении государственной границы. По существу, урегулирование территориального спора сводится к решению двух самостоятельных вопросов: принадлежность спорной территории и прохождение государственной границы.
Причины возникновения погранично-территориальных разногласий и споров могут быть самыми различными, причем часть из них носит объективный характер. Значительная часть договорно-правовых документов, определяющих современное прохождение государственных границ, заключалась достаточно давно, иногда сто и более лет назад. Несовершенство геодезистов и топографов того времени, иногда недостаточное знание местности могло привнести в договорный документ фактические ошибки. Договорная линия границы не всегда демаркировалась или демаркировалась временно, и с течением времени пограничные знаки исчезли. Отсутствие при этом регулярных проверок границы сторонами могло привести к тому, что под влиянием различных факторов со временем возникало две линии границы - договорная и фактическая охраняемая. Некоторые договорные документы содержали к тому же достаточно туманные или двусмысленные положения, дающие возможности для различного их толкования. В ряде случаев делимитация проводилась в соответствии с юридической формулой «uti possidetis» («как владеешь» или «поскольку владеешь»), что вызывало разногласия и споры при уточнении прохождения граничной линии на местности.
Наконец, до нашего времени дошли и такие случаи, когда государственная граница вообще не определялась, а существовала в качестве «традиционной исторически сложившейся пограничной линии», которая на практике виделась с разных сторон границы по-разному. Что касается причин возникновения погранично-территориальных разногласий и споров субъективного характера, то, чем бы они ни объяснялись пропагандистски, основу их составляют откровенные территориальные притязания. Если же говорить в целом, то обстановка на границе страны, характер развития возникающих там ситуаций и влияние их на межгосударственные отношения сопредельных стран полностью зависят от содержания и направленности внешней политики каждой из них, проявляющейся в их пограничной политике.
Сам по себе термин «пограничная политика» утвердился в западной науке и публицистике еще в 30-40-х гг.; позднее, где-то в 60-х гг., он завоевал себе право на существование и в отечественной науке. Помимо обычного круга вопросов, которые встают перед государствами в процессе международного общения, сопредельные, т.е. имеющие общую границу, государства сталкиваются в своих взаимоотношениях с целым рядом специфических проблем, возникающих именно в связи с наличием общей границы. Позиция государства по этим проблемам, их пути и методы решения и являются его пограничной политикой в узком смысле. Именно в этом смысле термин «пограничная политика» чаще всего употребляется как в научной литературе, так и в публицистике.
;Однако такое толкование термина «пограничная политика», по-видимому, далеко не исчерпывает его содержание. Формирование территории государства, фактическое становление и оформление его государственной границы - процесс длительный и сложный, связанный как с приобретением, так и с потерей каких-то земель. Со временем эти исторические изменения территориальных пределов государства могут явиться причиной возникновения серьезных трудностей во взаимоотношениях сопредельных стран, разногласий, споров, пограничных конфликтов и даже войн между ними. Это далеко не в последнюю очередь связано с тем, что вопросы приобретения и особенно потери государством в процессе формирования его территории каких-то земель и становления его границ, вероятно, более всего подвержены тенденции к переосмыслению и переоценке их общественностью. Естественно, переоценка эта ведется с позиций современности и исходя из положений права и практики международных отношений не того периода, когда проходило становление и оформление границ, а сегодняшнего дня. В этом плане показательно, как к этим вопросам относится руководство той или иной страны.
Оно может рассматривать ныне существующие политико-территориальные реальности как объективный итог исторического развития и исходя из этого строить свою политику и свои взаимоотношения с сопредельными странами на принципах нерушимости и неприкосновенности существующих границ и взаимного уважения территориальной целостности и суверенитета. На практике такую политику характеризует осуществление мер, направленных на развитие дружественных связей и всестороннего сотрудничества приграничных районов сопредельных стран; проведение военного строительства в пограничном пространстве, ограниченного строгими рамками обеспечения безопасности и разумной достаточности; тесное дружественное сотрудничество пограничных властей сопредельных стран при решении всех вопросов, непосредственно связанных с границей. На правительственном уровне проводится курс на постоянный поиск путей дальнейшего укрепления и развития согласия и сотрудничества с сопредельными странами в разных областях.
Но может быть и так, что руководство страны рассматривает ныне существующие политико-территориальные реальности не как итог объективного исторического процесса формирования территории государства и его рубежей, а исключительно как результат перманентно враждебной политики сопредельных стран, якобы сознательно направлявшейся в прошлом на ущемление ее прав и интересов, на нарушение ее территориальной целостности. В этом случае одной из приоритетных задач всей внешней политики такого государства становится стремление пересмотреть сложившиеся политико-территориальные реальности и правовое обеспечение их под предлогом необходимости исправления допущенных в прошлом несправедливостей. И в этом случае руководство государства стремится осуществить целый ряд мер, которые обеспечивали бы ему безоговорочную поддержку общественности, отсутствие какого бы то ни было недовольства его действиями в приграничных районах, как минимум понимание, а лучше - прямую поддержку какой-то части мирового сообщества и т.д. Таким образом, пограничная политика в широком смысле -это совокупность акций внутри-, внешнеполитического, экономического и военного характера, связанных с погранично-территориальным вопросом.
Пограничная политика является действенным инструментом как защиты национальной безопасности страны, так и активного воздействия на сопредельные страны во имя реализации тех или иных интересов государства. Говоря непосредственно о Китае, следует обратить внимание на ряд специфических моментов. Во-первых, в Китае издавна существовала концепция, согласно которой земли, некогда входившие в состав Китайского государства или находившиеся в любой степени зависимости от него, считались частью его территории. Если в процессе исторического развития они приобретали самостоятельность или входили в состав других государств, они рассматривались как «утраченные» территории. Эта концепция нашла свое отражение не только в работах китайских исследователей, но и в выступлениях политических лидеров страны новейшего периода. Подробно перечислил территориальные «утраты» Китая Сунь Ятсен в своей работе «Три народных принципа». Не повторяя всего даваемого им списка «территориальных потерь», упомянем лишь, что, по его мнению, «на севере граница Китая проходила далеко севернее реки Хэйлунцзян (Амур. - Е.С), на юге - южнее Гималайских гор, на востоке - далее Восточного моря и на западе - западнее Памира. И все это было китайской территорией». Позднее эти «территориальные потери» перечисляли и последующие политические лидеры Китая - Чан Кайши и Мао Цзэдун. Напомнил об этих «потерях» в беседе с М.С. Горбачевым во время его посещения Китая в 1989 г. и Дэн Сяопин.
Во-вторых, как бы ни представляли себе китайцы пределы территории своей страны в прошлом, в реальной действительности Китайская Народная Республика, являясь правопреемником Китайской Республики, получила от нее только ту территорию, которой владела последняя, исключая о. Тайвань, куда было «выдавлено» в итоге гражданской войны правительство Гоминьдана и который продолжает до сих пор оставаться Китайской Республикой. Китайская Республика в свою очередь унаследовала ту территорию, которой владела ее предшественница - Цинская империя, хотя и здесь после Синьхайской революции 1911 г. возникли некоторые территориальные изменения: с падением империи провозгласили свою независимость Внешняя Монголия и Тибет, поскольку низложение Цинской монархии ликвидировало юридическую основу, определявшую статус этих территорий в Китайском государстве - систему вассальных отношений непосредственно их духовных правителей с императорской династией Цин. Правительство Китайской Республики неоднократно предпринимало попытки силой восстановить контроль над Монголией и Тибетом, однако они не увенчались успехом. Более того, Монголия, попавшая с первых дней своего противостояния домогательствам Китая вернуть ее под свой контроль под опеку России, а затем Советского Союза, смогла не только сохранить свою независимость от Китая, но и получить - после всенародного референдума в октябре 1945 г. - официальное признание этого факта правительством Китайской Республики, подтвержденное впоследствии и Китайской Народной Республикой (правда, опосредованно - фактом установления с ней дипломатических отношений).
Это, впрочем, еще не значит, что режим, пришедший к власти в континентальном Китае в результате гражданской войны 1946-1949 гг., полностью согласился с произошедшими политико-территориальными изменениями.Выше уже упоминалось о том, что лидер КПК Мао Цзэдун полностью солидаризировался с высказываниями китайских ученых и политиков по поводу «утраты» Китаем значительных территорий. Что же касается вопроса о Монголии, то еще в 1936 г. в беседе с американским журналистом Э. Сноу он выразил свое твердое убеждение в том, что после победы народной революции в Китае Монголия «автоматически и по своей воле» войдет в состав нового Китая. Весной 1949 г., когда уже стало ясно, что в ходе гражданской войны возглавляемые коммунистами силы одерживают верх, Мао Цзэдун обратился к советскому руководству с просьбой изложить свое мнение о возможности присоединения Монгольской Народной Республики к Китаю. И.В. Сталин ответил тогда лидеру китайских коммунистов, что руководители Советского Союза не думают, что МНР пойдет «на отказ от своей независимости в пользу автономии в составе Китайского государства» и что в любом случае «решающее слово в этом деле должно принадлежать самой Внешней Монголии».
Попытки «вернуть» Монголию в состав Китая предпринимались и позднее, в частности, в 1954 г., когда в Пекине на праздновании 5-летия КНР находились партийно-правительственные делегации и МНР, и СССР. Нелишне упомянуть и о том, что в вышедшей в 1977 г. в Хух-Хото книге «Мэнгуцзу цзяньши» («Краткая история монгольских народностей») на первой же странице прямо указывалось, что монгольские народности проживают на китайской территории. А в статье, опубликованной в № 2, 1994 г., журнала «Цзюньши лиши» и посвященной весьма своеобразному анализу событий 1938 г. у оз. Хасан и 1939 г. - на р. Халхин-гол, автор предельно четко пишет, что «Монголия является частью Китая и называлась Внешняя Монголия». Сам же факт признания Китаем результатов референдума в Монголии по вопросу ее независимости автор именует «национальным позором».
В-третьих, рубежи страны, как их получила Китайская Народная Республика на момент своего провозглашения, были определены и оформлены далеко не полностью. Не имели договорно-правового оформления часть границы Китая с Кореей (по р. Ялуцзян), граница его с Монголией и участок от пер. Уз-Бель на советско-китайской границе до горы Цзяньгао на китайско-бирманской границе (т.е. памирский участок советско-китайской границы, границы Китая с Афганистаном, спорным Кашмиром, Индией, Непалом, Бутаном, Сиккимом, частично с Бирмой). Иными словами, не оформленной в договорно-правовом отношении оставалось более половины протяженности государственной границы страны. В-четвертых, наконец, исключая англо-китайское соглашение 1941 г. о южном спорном участке границы между Китаем и Бирмой, все договорные документы, касающиеся границ Китая, были заключены еще в цинский период его истории. Осмотра, проверки или редемаркации границ с тех пор не проводилось. В результате пришли в ветхость, разрушились и были утрачены многие пограничные знаки, а на ряде участков - в силу разных причин объективного и субъективного порядка - произошла своего рода деформация границы, когда помимо договорной пограничной линии возникла еще одна - фактически охраняемая. Такая ситуация возникла, в частности, на отдельных участках советско-китайской и китайско-вьетнамской границы.
Накануне провозглашения народной республики в Пекине состоялось заседание Народного политического консультативного совета Китая (НПКСК), на котором была принята Общая программа - временная конституция страны. Естественно, главное внимание в Общей программе было уделено вопросам, связанным со строительством нового государства. Вопросы территории в документе прямо не ставились, но некоторые формулировки дают основания для размышлений. Так, в статье 2 говорится: «Центральное народное правительство Китайской Народной Республики должно взять на себя ответственность за доведение до конца народно-освободительной войны, освободить всю территорию Китая и завершить дело объединения страны». Два первых положения этой статьи не могут вызвать никаких сомнений или вопросов, но тезис «завершить дело объединения страны», провозглашаемый самостоятельно, отдельно от задачи освобождения районов страны, находившихся еще под контролем Гоминьдана и перечисленных Мао Цзэдуном в его речи при открытии заседания НПКСК, заставляют вспомнить вполне конкретные «территориальные утраты» Китая как минимум в XX веке.
Легитимность независимости Монголии - повторимся - была признана нанкинским правительством в январе 1946 г. Как выяснилось, этот формальный акт не оказал влияния на фактические подходы китайских традиционалистов, однако попытки «решить» этот вопрос, предпринятые Мао Цзэдуном в начале 1949 г., окончились неудачей. Оставался еще Тибет, категорически не желавший после почти 40-летнего самостоятельного и самобытного существования возвращаться в состав Китая. И в октябре 1950 г. китайские войска вступили на территорию Тибета. Потерпев ряд военных поражений, тибетские власти вынуждены были капитулировать и подписали в мае 1951 г. в Пекине соглашение о мероприятиях по мирному освобождению Тибета. Эти факты дают основания считать, что под тезисом «завершение объединения страны» Общая программа НПКСК понимала «возвращение» «мятежных» Монголии и Тибета в состав Китайского государства. В какой-то степени это подтвердил и премьер Государственного административного совета Китая Чжоу Эньлай, который в своем выступлении в Постоянном комитете НПКСК в октябре 1951 г. отметил, что впервые в новейшей истории с освобождением Тибета восстановлено единство народов континентального Китая.
Вступление китайских войск в Тибет совпало по времени с двумя другими событиями, вызвавшими резкий рост настороженности в отношении КНР и ее политики в соседних странах. Именно в это время китайские войска (так называемые «китайские народные добровольцы») были введены в Корею, и КНР приняла прямое участие в военном конфликте на Корейском полуострове, а шанхайское издательство «Диту чубаньшэ» выпустило первую после создания КНР настенную карту Китая. Иностранные наблюдатели сразу же обратили внимание на то, что изображение границ Китая на этой карте в целом ряде случаев не соответствовало описанию прохождения их, даваемому в ранее заключенных Китаем договорных документах. Год спустя, в 1951 г., то же издательство выпустило в свет «Атлас провинций КНР». На картах этого издания границы КНР изображались так, что в состав китайской территории включались: гора Пэктусан (Байтоушань или Чанбайшань) Кореи, некоторые районы Приморья и Приамурья России, большая часть Баян-Улгийского, Кобдо-ского и Сухэ-Баторского аймаков Монголии, ряд районов Казахстана и Киргизии, Горно-Бадахшанская автономная область Таджикистана, пров. Бадахшан Афганистана, часть Ладака и Кашмира, являвшихся объектом индийско-пакистанского спора, Северо-Восточное пограничное агентство (НЕФА, ныне союзная территория Аруначал-Прадеш) Индии, значительные части Шанского и Качинского автономных государств (ныне национальных областей) Бирмы, острова Южно-Китайского моря.
Публикация подобных картографических материалов вызвала дипломатические демарши ряда соседних с Китаем стран, обеспокоенных тем, что она может означать возобновление КНР территориальных претензий, выдвигавшихся еще Цинской империей. Следует попутно заметить, что ни МИД, ни посольство СССР в Пекине никак не реагировали на появление этих материалов. Впрочем, когда в 1952 г. по просьбе КНР Советский Союз передал ей полный комплект топографических карт с обозначением линии советско-китайской границы, китайская сторона также не высказала никаких замечаний по поводу того, что это обозначение явно не совпадало по ряду участков с тем, что изображалось на китайских картах.
Что же касается демаршей в связи с публикацией упомянутых материалов, то китайское правительство разъясняло партнерам, что у него еще не было времени для детального ознакомления с вопросом и составления новых карт, поэтому оно всего лишь публикует карты, подготовленные к печати еще гоминьдановскими властями. Однако публикация карт продолжалась, вызывая особое беспокойство в Бирме и Индии, которые постоянно обращали внимание китайской стороны на необходимость внесения изменений в изображение границ Китая. В ответ на это, продолжая настаивать на том, что границы Китая на вновь издаваемых картах «изображаются на основе карт, опубликованных в Китае до освобождения», китайская сторона подчеркивала, что происходит это в силу того, что правительство КНР «не предпринимало еще осмотра границ Китая и не консультировалось с заинтересованными странами». Отмечалось, что «с течением времени и после консультаций с различными странами и осмотра пограничных районов будет определено новое начертание границ КНР в соответствии с результатами консультаций и осмотра».
Впрочем, отсутствие «консультаций и осмотра» границ не помешало китайской стороне уже в следующем издании «Атласа провинций КНР», осуществленном в 1953 г., внести некоторые изменения в начертания границ страны. Так, китайско-бирманская граница на ряде секторов была передвинута вглубь бирманской территории. Были, правда, внесены изменения и иного плана. Советскому Союзу «Атлас» 1953 г. «возвратил» Горно-Бадахшанскую автономную область, а Афганистану - пров. Бадахшан. Граница в этом районе - от пер. Уз-Бель на советско-китайской границе до района севернее пер. Каракорум в одноименной горной системе - стала снабжаться пометкой «неустановленная граница». Подобная ремарка соответствовала действительности, но любопытен тот факт, что вся гималайская граница Китая, ставшая позднее объектом китайско-индийского спора, граница, которая, как утверждал в своем письме от 7 ноября 1959 г. индийскому премьер-министру Дж. Неру премьер КНР Чжоу
Эньлай, «никогда не была установлена», обозначена в «Атласе» как установленная граница.В целом же правительство КНР старалось уклониться от изложения своей позиции по пограничному вопросу по существу. В апреле 1955 г. в Бандунге (Индонезия) состоялась Конференция стран Азии и Африки. Понимая, что полное замалчивание своего отношения ко все более ясно проявляющемуся наличию разногласий с сопредельными странами по пограничному вопросу не может способствовать укреплению позиций КНР на мировой арене и в первую очередь среди афроазиатских стран, многие из которых уже столкнулись с погранично-территориальным вопросом, китайская сторона предприняла на конференции маневр, имевший своей целью снять беспокойство соседних стран и известную напряженность, возникшую в связи с этим в регионе. В своем выступлении 23 апреля 1955 г. на заседании Политического комитета конференции премьер Чжоу Эньлай, возглавлявший делегацию КНР, заявил: «Мы готовы удержать наше правительство и наш народ от малейших нарушений границы. Если это произойдет, мы охотно признаем свою ошибку». И хотя в этом заявлении не содержалось ничего по существу вопроса, следует признать, что в то время оно в немалой степени способствовало снижению уровня обеспокоенности соседей КНР и общей напряженности в Юго-Восточной Азии.
Вскоре, однако, китайское правительство оказалось вынужденным высказаться более определенно по этой проблеме. Спустя всего лишь 7 месяцев после Бандунгской конференции, в ноябре 1955 г., в глубине бирманской территории - в 60 км от границы - бирманская воинская часть была атакована из засады китайскими солдатами. Информация о конфликте и его обстоятельствах была предана гласности лишь в июле 1956 г. Стремясь нейтрализовать тот резко негативный отклик в мире, который получил этот факт, китайская сторона была вынуждена в срочном порядке вступить в контакт с правительством Бирмы по вопросу китайско-бирманской границы, а в июле 1957 г. премьер Чжоу Эньлай выступил по этому вопросу на сессии Всекитайского собрания народных представителей (ВСНП). И хотя в целом доклад был посвящен именно вопросу китайско-бирманской границы, в нем содержался ряд принципиальных положений, которые легли в последующем в основу китайской позиции по погранично-территориальному вопросу в целом.
Прежде всего премьер Чжоу Эньлай признал, что «между нашей страной и многими соседними странами существуют вопросы неполного определения пограничной линии, оставленные историей». Премьер посчитал нужным объединить в одну общую проблему весь набор пограничных вопросов, вызывающих или могущих вызвать разногласия и споры: давно договорно определенные, но никогда с тех пор не подвергавшиеся проверке границы; существующие на протяжении многих лет заменяющие границы демаркационные линии, возникшие как следствие договоренности сопредельных стран соблюдать сложившееся статус-кво; на протяжении веков существовавшие так называемые «традиционные границы», никогда не определявшиеся договорно, а тем более не обозначавшиеся на местности; наконец, существовали определявшие границу договорные документы, саму легитимность которых китайская сторона отказывалась признавать.
По мнению премьера Чжоу Эньлая, причина возникновения пограничных вопросов кроется в происках империалистических сил. «Вопрос о границе... - говорил он, - как и многие неразрешенные вопросы в отношениях между другими странами Азии и Африки, порожден агрессивной политикой, которую в течение длительного времени проводили империалисты». Действительно, все договоры о границах Китая заключены в тот период, когда он граничил с царской Россией, колониальными владениями Англии и Франции и японским протекторатом Кореей. В этой связи следует отметить следующее.
Во-первых, оценивая политику империалистических держав прошлого с исключительно идеологических позиций, Чжоу Эньлай подчеркивал, что эта политика была однозначно агрессивной, захватнической, и полностью игнорировал тот исторический факт, что все империалистические державы, исключая Японию, были заинтересованы не в разделе Китая или зах