Америка. Творч путь Марка Твена и его роман «Приключения Г. Финна» Приключения Тома Сойера, Принц и нищий

 

Марк Твен (Сэмюэль Клеменс)

 

В те времена считалось, что литература непременно должна быть возвышенной. А у Твена попадались словечки грубоватые и просто жаргонные, изысканность осмеивалась беспощадно, и сам рассказ больше всего напоминал небылицу или анекдот.

 

В 1867 году в Нью-Йорке вышла его первая книга "Знаменитая скачущая лягушка из Калавераса", куда вошли преимущественно рассказы о Дальнем Западе.

Юмористическую историю о прыгающей лягушке он услыхал на золотых приисках Калифорнии. Рассказ "слушали с восторгом». Именно слушали, ибо Марк Твен начал выступать с юмористическими чтениями, которые собирали полные залы и пользовались бешеным успехом.

 

Изведав сладость большого успеха после выхода первой книги, Твен отправляется в почти полугодовое путешествие в Европу и Палестину на корабле "Квакер-сити" в качестве корреспондента калифорнийской и нью-йоркской газет. За это время Твен отправил на родину около шестидесяти юмористических репортажей в виде писем и корреспонденций. Из них и выросла потом книга "Простаки за границей" (1869). Она стала бестселлером, разойдясь тиражом более ста тысяч, это был крупный литературный успех. Брет Гарт объявил Марка Твена самым выдающимся из американских юмористов.

Поскольку простак является главным героем подавляющего большинства рассказов и повестей Твена, стоит присмотреться к этому типу. Правда, образ простака у Твена не застывший, кроме того, у этого образа много разновидностей. В целом же это комедийный характер. Его простота и наивность – источник многих комических ситуаций и одновременно маска, за которой скрывается ирония по адресу тех, кто претендует на звание хозяев и учителей жизни, ревнителей общепринятой морали. Твеновские простаки склонны думать, что все к лучшему в этом лучшем из миров. Они доверчивы, беспредельно наивны и преисполнены лучезарного оптимизма. Рассказчик, хоть и укрывается часто за маской простака, фигура более сложная. Он позволяет себе критиковать своих спутников, обнажает их невежество, ограниченность, бесцеремонность. И все же в споре Нового Света со Старым он принимает сторону первого. Европа представляется ему гигантской "усыпальницей", а Америка – колыбель, за ней – будущее.

Вера в то, что будущее за Америкой, одушевляет и автобиографическую повесть "Налегке" (1872), которая вышла следом за "Простаками за границей". Связь между ними очевидна, некоторые издатели выпустили ее с подзаголовком "Простаки – дома". Успех книги был ошеломляющим. Друг Твена, писатель Хоуэллс, говорил, что "Налегке" продавались наравне с Библией. Живо, остроумно, сопровождая рассказ целым каскадом шуток и анекдотов

 

С годами изменялся его юмор, но все его воспринимали по-старому. Мой способ шутить заключается в том, чтобы говорить правду – именно к этому стремился и Марк Твен.

 

С 80х много пишет в стол. Его дочь Сюзи, записала в дневнике: "Папа сказал мне, что думает создать одну книгу и после этого согласен больше ничего не писать, умереть". Запись относится к 1886 году. Книга, о которой шла речь, – "Янки из Коннектикута при дворе короля Артура" (1889) Первоначально Твен намеревался сокрушить в ней европейскую феодальную традицию и ее пережитки: наследственную монархию, сословное неравенство, всесильную католическую церковь. Затем роман все больше превращался в "притчу о прогрессе", в книгу, отразившую процесс духовных метаний и исканий автора. Твена все больше волновали проблемы современности. Несмотря на влюбленность в научно-технический прогресс, он начал сомневаться в исключительно благотворной его роли. Его взгляды на критерии прогресса не совпадали с действительностью. История начинала казаться писателю трагической бессмыслицей. Желая выявить универсальные законы истории, Твен "сталкивает лбами" две эпохи, соединяя "конец" и "начало". Для этого он использует фантастическую ситуацию: его современник, рядовой американец Хэнк Морган, попадает в Англию VI века, в самый мрак раннего средневековья. Столкновение времен, разных культур и ментальностей, становится источником многих комических ситуаций, но в то же время наводит и на серьезные размышления, далекие от веселости. Там происходит отмена рыцарства и рабства.

 

Твен прокладывает путь к жанру антиутопии. С помощью фантастики и иронии Твен не создает, а разрушает утопический идеал. Оценивая прошлое сквозь призму сознания человека конца ХIХ века, Твен развенчивает средневековую идиллию, сокрушает романтическую легенду о средних веках как о золотой поре человечества.

 

Принц и нищий, Гекк Финн, Том Сойер.

 

До появления «Тома Сойера» американская литература изобиловала книгами о детях. Но их авторы, проводники «традиции благопристойности» преподносили читателям приторно-слащавые, сентиментальные истории о «хороших», благовоспитанных мальчиках, которых бог награждает счастьем и богатством, и «дурных» мальчишек, которые наказаны небом.

 

Отвергая подобную литературу, Твен создает книгу о нормальных американских детях, души которых не изуродованы буржуазной моралью, не искалечены американским образом жизни. Со всей страстностью и непосредственностью детской души герои Твена отвергают ханжество, черствость и эгоизм взрослых людей.

 

Романтизм как литературная эпоха. Своеобразие национальных вариантов

 

«Человек романтического поколения, свидетель кровопролитий, жестокости, трагических судеб людей и целых народов, рвущийся к яркому и героическому, но заранее парализованный жалкой действительностью, из ненависти к буржуа возводящий на

пьедестал рыцарей средневековья и еще острее сознающий перед их монолитными фигурами собственную раздвоенность, ущербность и неустойчивость, человек, который гордится своим «я», потому что только оно выделяет его из среды мещан, и в, то же время

тяготится им, человек, соединяющий в себе протест, и бессилие, и наивные иллюзии, и пессимизм, и нерастраченную энергию, и страстный лиризм,:— этот человек присутствует во всех романтических полотнах 1820-х годов»

 

Одни его искали в природе, другие в мире искусства, третьи — в упоении борьбой, в яростном сопротивлении любым косным силам. В этом проявлялись политические симпатии и антипатии романтиков.

 

Это дает часто основание делить романтизм на реакционный, созерцательный, либеральный, прогрессивный и т. п. Но, разумеется, надо говорить не о прогрессивности или консервативности самого романтизма, а о социальных, философских, политических взглядах писателя, учитывая, что в своем художественном творчестве большой писатель может подниматься над политическими предрассудками, которые он разделяет, и может ставить такие нравственные проблемы, которые сохраняют свое значение на века.

 

Нравственный пафос романтиков связан прежде всего с утверждением ценности личности, что нашло выражение и в образах романтических героев.

 

Романтический герой — это не просто положительный герой, он даже необязательно дол-

жен быть положительным, это герой, который отражает тоску поэта по идеалу.

 

Но в недрах романтизма складывается и другой тип личности. Это прежде всего личность художника — поэта, музыканта, живописца. Она также вознесена над толпой обывателей, собственников, чиновников, светских бездельников. Здесь речь идет уже не о претензиях исключительной личности, а о правах истинного художника судить о мире и людях.

 

Таким образом, в романтическом движении вычленяются две антагонистические концепции личности: индивидуалистическая и универсалистская. Судьба их в последующем развитии мировой культуры была неоднозначной. Бунт одиночки был красив, увлекал современников, но вместе с тем быстро обнаруживал свою бесперспективность. История сурово осудила претензии отдельной личности творить собственный суд. С другой стороны, идея универсальности отражала тоску по идеалу всесторонне развитого человека, свободного от ограниченности, порожденной капиталистическим разделением труда.

 

Художественные завоевания романтиков, открытие и развитие ими новых жанров, пристальное внимание романтиков к судьбам человеческой личности, мастерство анализа человеческих страстей, диалектика добра и зла, которую они так настойчиво раскрывали в поведении своих героев,— все это не просто принадлежит истории литературы, а вошло в основной фонд современной культуры.