Западноевропейская техногенная цивилизация, характеризующаяся христианскими традициями познания мира, пассионарным стремлением к свободе проявления индивидуальности и отсутствием ощущения самодостаточности (успех ради успеха), представлениями об избранности, открыла путь для превращения огромного потенциала энергии интеллекта человека в общественный прогресс. Основной чертой индивидуализма является признание абсолютного суверенитета взглядов, уважение свободы личности.
Вера в мораль протестантской этики индивидуализма и разум (рационализм) явилась путеводной звездой западноевропейской христианской цивилизации, свет которой все же не смог отразить феномен человека - Великого маргинала социосферы и биосферы. Наиболее обстоятельно это противоречие нашло логическое обоснование в европейской классической философии, начиная с Канта. Немецкий философ-идеалист Фридрих Вильгельм Шеллинг (1775-1854) отдавал приоритет идеям нравственности, за что Владимир Одоевский называл его Христофором Колумбом души человеческой. Один из первых русских философов писал: «Рационализм нас подвел к вратам истины, но открыть их не может».
Нравственность одни связывают с верой или религией, другие видят её источник в самом человеке. Этика Шопенгауэра, утверждавшая примат воли над разумом, иррационального над рациональным, оказалась пророческой в драматическом ХХ веке, когда со всей очевидностью проявились пределы технического и общественного прогресса, не учитывающего нравственное начало. Современный иррационализм, отмечая ограниченность разума в процессе познания, на первое место ставит веру. Трансцендентный «потусторонний», выходящий за пределы возможного опыта, мир недоступен для познания.
Противоречие между рационализмом и феноменом человека нашло отражение в трудах Пьера Тейяра де Шардена и Владимира Вернадского, сформулировавших представление о ноосфере или сфере разума. В современном мире необходимость обращения к традиционной морали, не основанной на рассудке (эмоциональной сфере подсознания), обусловлена быстрым ростом народонаселения планеты и «катастрофическим» ростом количества и номенклатуры новых вещей. В результате, как отмечали В. Зомбарт, Х. Ортега-и-Гассет, Б.П. Вышеславцев, О. Шпенглер и другие мыслители, старые социальные институты не успевают «справляться» с такой массой людей, «социализировать» и окультуривать их в должной мере. Чрезмерно возросло количество людей, не способных к созидательному творчеству, но весьма способных к разрушению культуры, а также к взаимо- и самоистреблению. Мир превратился в арену всевозможных бесчеловечных экспериментов. Уходящий век отмечен небывалым взрывом войн, революций, анархии и кровопролитий, вызвавшим социальный, моральный, экономических, интеллектуальный и мифологический хаос. Не состоялись многочисленные попытки утверждения «законов» общественного развития.
Одна из наиболее значительных попыток предопределить историю и проследить судьбу западноевропейской культуры была предпринята немецким мыслителем Освальдом Шпенглером (1880-1936) в изданном в 1918 г. труде «Закат Европы». Одним из предшественников Шпенглера критики называют историка Генриха Риккерта, автора изданного в 1857 г. «Учебника мировой истории в органическом изложении». Русский перевод первого тома книги «Закат Европы» появился в 1923 г., а в 1993 г. российское издательство «Мысль» выпустило новое издание с вступительной статьей К.А. Свасьяна «Освальд Шпенглер и его реквием по Западу». Статья является наиболее обстоятельным и объемным исследованием-путеводителем по интеллектуальным и не всегда доступным шпенглеровским вершинам.
«Закат Европы» — одна из самых необычных книг, совместивших сенсационность и глубину, ставшей шедевром философии культуры. Книга огромным кроваво-красным знаменем полыхнула на культурном небосклоне Европы и не оставила равнодушным ни одного из современников. Диапазон мнений простирался от восторга до обвинений в популизме и шарлатанстве. Сборник статей русских философов, вышедший в 1922 г. под заглавием «Освальд Шпенглер и Закат Европы» послужил последней каплей в чаше терпения вождя всемирного пролетариата, распорядившегося выслать за границу российскую интеллектуальную элиту.
Один из основных лейтмотивов «Заката Европы» — единой общечеловеческой культуры нет и быть не может. Шпенглер выделяет восемь локальных культур: египетскую, индийскую, вавилонскую, китайскую, греко-римскую, византийско-арабскую, западноевропейскую и культуру майя, предсказывает рождение русско-сибирской культуры. Ученый настаивает на познавательной непроницаемости различных культур, его историческая модель допускает развитие только в пределах данной культуры. Одновременность всех культур рассматривается не в классическо-субардинационном подходе «центризма» от греко-римского к европоцентризму, а позиций гомологической взаимосвязи, исторических аналогов, когда каждому элементу одного множества соответствует элемент другого множества и наоборот. Срок жизни культурного организма исчисляется в тысячелетие. В этом смысле книга оказывается не сенсацией, а прогнозом — «закат Европы» следует ожидать после 2200г. Книга, написанная пророком в своем отечестве, остается одной из самых актуальных и на рубеже ХХ1 века. Шпенглеровская полифония предупредительных сигналов переросла в миллионы жизней, заплаченных за построение земного рая. Шпенглер попытался приблизиться к порогу духовного мира, к вратам истины, не доступным рационалистическому складу ума.
Если Шпенглер связывал закат цивилизации с углублением бездуховности общества, отставанием нравственного прогресса от технологического и ростом мировых космополитичных городов, то Тойнби предостерегал от непродуманного заимствования моделей общественного развития другой цивилизации. Желание жить по западноевропейским стандартам вполне понятно на бытовом, обывательском уровне («хотеть не вредно»), но необходимо учитывать социальную неоднородность этнического времени. Восточные славяне не хуже западноевропейцев — они другие.
Карл Поппер, написавший «гимн» демократическому отрытому обществу, выделяет в нем характерную особенность индивидуумов, вынужденных принимать личные решения, в отличие от закрытого коллективистского общества. Переход от закрытого к открытому обществу характеризуется как одна из глубочайших революций в истории человечества. А.Ф. Лосев (1893-1988) рассматривал этот процесс как восхождение от мифологического хаоса закрытого общества к личности.
Однако путь в открытое общество нельзя понимать как догму. В условиях многообразия культурно-исторических ценностей нельзя рассматривать открытое общество как абсолютное благо, а закрытое общество как абсолютное зло. Это относится к антиподам социально-экономической организации общества — рыночной экономики и централизованному планированию, между которыми возможно бесконечное разнообразие частных форм. Несмотря на декларируемость политики открытого общества и экономики в постсоветских странах, в большинстве из них наблюдается усиление мифологического хаоса, рационализированного политэкономического сознания, меняющего миф коммунизма на миф капитализма. Миф не знает личности, а без личности невозможна консолидация нации, существование правового демократического государства.
В известной книге Фридриха фон Хайека «Дорога к рабству» дается следующая интерпретация двух альтернативных способов организации общественной жизни. Экономическая деятельность затрагивает небольшую маргинальную часть человеческих потребностей. Это заставляет многих людей верить в отсутствие угрозы фундаментальным жизненным ценностям от централизованного планирования. Однако экономический контроль неотделим от контроля над всей жизнью людей. Политическая свобода невозможна без экономической, являющейся необходимой предпосылкой любой свободы — права выбора любой деятельности и сопряженного с этим риском и ответственностью. Частная собственность является главной гарантией свободы, а стремление к равенству губит эту лучшую из возможностей, когда либо дарованных миру. Чем больше стремление обеспечить всеобщую экономическую защищенность путем воздействия на механизмы рынка, тем меньше оказывается реальная защищенность людей.
Когда возможности рационализма оказались исчерпанными, человечество, по мнению Н.Н. Моисеева, столкнулось в конце ХХ века с необходимостью использования столь сложных систем, для которых непригодны традиционные методы сведение их изучения к анализу совокупности простых моделей. Научно-техническая революция переросла в перманентное, естественное состояние общества и интенсификация рынка потребовала либерализации в политике и экономике. Расширилось «поле выбора» возможных форм собственности и производственных отношений. Время высоких технологий потребовало перехода к социально ориентированной экономике, согласованной с национальными культурно-историческими традициями и информационными процессами, включая передачу наследственной информации. Духовный мир человеческого интеллекта становится определяющим фактором общественного развития.
