Трактовки понимания.

Шлейермахер и Дильтей трактовали понимание психологически как эмпатическую процедуру. Они считали, что понимание возможно благодаря конгениальности (близости по духу, образу мыслей) интерпретатора и автора. Отсюда их методы понимания – психологические - вживание, вчувствование: а) помещение себя на место другого, вхождение в его внутренний мир, моделирование его внутреннего мира и б) "отложенное сопереживание", т.е. стремление испытать схожие чувства, опираясь на оставленные свидетельства (в основном тексты). В качестве дополнительного средства Дильтей рассматривает погружение в глубины своего Я, рефлексию над его содержанием.

Уже Гадамер пытается отойти от психологической трактовки понимания. Он считал, что у каждого текста есть самостоятельный от автора и интерпретатора изначальный смысл. И понимание = прояснение этого объективного смысла текста. Он делает акцент на диалоге как механизме понимания.

Рикёр ставит проблему соотношения понимания и интерпретации и рассматривает герменевтику как философию интерпретации. Суть – мы живем в мире символов, которые содержат в себе скрытые смыслы. Отсюда необходимость интерпретации = дешифровки скрытого смысла. Интерпретация нужна там, где есть множество смыслов. Отсюда конфликт интерпретаций. Задача герменевтики – обосновать ценность разных несхожих моделей и избежать абсолютизации какой-либо модели интерпретации. Интерпретация раскрывает скрытые смыслы и порождает новые смыслы. Благодаря структуре двойного смысла, он обнаруживает двусмысленность бытия, т.е. показывает, что «Бытие говорит о себе различными способами». Поэтому главная роль символов, метафор заключается не в том, что они являются отклонениями от правильной и точной речи или литературными украшениями текста, а в том, что, благодаря им происходит постоянное углубление, обновление и порождение новых смыслов, нового бытия и новой реальности человеческого существования.

Рикер находит механизм символизации в действии к о н т е к с т а. Очевидно, что механизм «фигуры и фона» играет существенную роль в соотношении текста и к о н т е к с т а и потому механизм контекста играет не только роль фильтра (на что указывает Рикер), выполняющего функции отбора и просеивания, но и ряд других смысловых функций (ориентации, оценки, указания, влияния, движения, трансформации, порождения, экспрессии-импрессии и др.). Видимо, наиболее общими функциями механизмов контекста и «фигуры-фона» являются холистически-телеосемантическая (состоящая в формировании целостного жизненно-ориентированного смысла) и антиномично-парадоксальная (проявляющаяся во взаимотрансформации «фигуры и фона»). Нам представляется, что контекстуальный, «фигуро-фоновый» характер символизации и интерпретации, является одним из центральных моментов психологии диалога и потому контекстуальное понимание феноменов символизации и интерпретации является еще одной гранью и свидетельством диалогизма герменевтики П. Рикера. Как и у Хайдеггера (35, 36), в герменевтике П. Рикера слово, текст, дискурс приобретают онтологическое значение. Таким образом, в герменевтике Рикера диалектика Слова и Бытия предстает как антиномия дискурса и реальности, что сближает герменевтическую онтологию с онтологией диалогического мироотношения.

Для Рикёра текст – новый способ бытия и как самостоятельная данность он соотносится с тем, что хотел сказать автор.

Современная герменевтика рассматривает интерпретацию как принципиально незавершаемый процесс, поскольку не существует некого первоначально заданного, незыблемого истинного смысла. Интерпретация первична по отношению к знаку, который она интерпретирует. Поэтому очень важно понимать кто интерпретирует, а не только что интерпретируется.

4. Гадамер, развивая мысль Хайдеггера о принципиальной и непреодолимой историчности человека, развенчивает идею классической герменевтики о возможности внеисторической позиции субъекта познания. Историчность и конечность человеческого существования являются методологическим принципом для исследования культуры. Историчность должна быть не преодолена, а осмыслена как принципиальная предпосылочность. Гадамер: «Пытаться исключить из толкования свои собственные понятия не только невозможно, но и бессмысленно. Ведь истолковать как раз и значит: ввести в игру свои собственные пред-понятия, дабы мнение текста действительно обрело язык». (Истина и метод, с.461-462). Однако «герменевтически воспитанное сознание... стремится осознать собственные, направляющие понимание предрассудки, дабы предание в качестве иного мнения тоже могло выделиться и заявить о себе».

5. Но как же возможно понимание, если культурный текст и интерпретатор находятся в разных культурных мирах? Если бы речь шла о понимании в рамках одной культурной традиции, то понимание было бы возможно благодаря «живой традиции». В случае, если традиция прерывается, то основой понимания по Гадамеру становится язык. Язык Гадамер, вслед за Хайдеггером, определяет как универсальную среду, в которой существует и человек, и его культура, в которой осуществляется историческое предание.

6. Герменевтические законы. Бетти. 1) Закон автономии – соблюдение автономии текста = запрет на произвольную интерпретацию авторского текста, независимость текста от интерпретатора. 2) Правило консонанса требует восстановления авторского мнения. При этом необходимо осознавать историчность автора. 3) Закон контекста – знание культуры, социального, политического, идеологического, психологического контекста, истории творчества автора, истории произведения и т.д. 4) Закон целостности – осознание, что интерпретатор принадлежит к определенной культурной традиции. 5) Герменевтическая актуальность. В классической традиции читатель через текст должен проникнуть в мир автора. В современной герменевтике нас интересует прежде всего то, как текст работает в культуре. Т.е. теперь нужно не самому перенестись в мир автора, а актуализировать текст применительно к культурной ситуации времен автора или современной интерпретатору ситуации.

7. Проективное понимание Хайдеггера. Понимание имеет структуру проекта и заброшенности. Открытие мира – проект, а то, что человек проектирует, является смыслом. Но заранее заданных смыслов не существует. Понимание мира не определено раз и навсегда, а зависит от меняющихся проектов. Заброшенность не дает человеку возможности абстрагироваться от собственного бытия и прошлого. Поэтому понимание не может существовать без предпонимания. Поэтому нет абсолютной универсальной истины. Уделяя особое внимание проблеме языка, Х. рассматривал его онтологически (Бытие как понимающее Бытие реализуется в языке). Язык – данность бытия, а не просто способность человека. Следовательно, философия должна заниматься языком. Именно в стихии языка осуществляется понимание людьми окружающего мира, самого себя и других. Язык – это дом бытия.

Развивая герменевтику как философию интерпретации и учитывая различие устной и письменной речи, Рикер говорит о «парадигме текста» (по Т. Куну), в которой содержание текста и внутренние интенции автора могут заметно расходиться между собой, порождая «конфликт интерпретаций» (28)

Развивая философско-диалогические построения, российские мыслители М.М. Бахтин, С.Л. Франк, П.А. Флоренский (2, 5, 31, 32, 33, 34) выступают против психологизации в понимании диалога, взаимоотношений и взаимопонимания между людьми и литературно-художественного творчества. Эта психологизация заключается в утверждении фундаментально-решающей роли механизмов аналогии, подражания, отождествления, вчувствования, симпатического проникновения, эмпатии, перевопло-щения, словом того, что со времен античности называется мимезисом (1). Мы уже показали в наших исследованиях (13, 15, 16), что эти психологические процессы играют центральную роль в представлениях основателей герменевтики В. Гумбольдта (9, 10), Ф. Шлейермахера (41, 21), В. Дильтея (11, 12, 21). Однако, П. Рикер, как и российские мыслители, понимает, что миметико-психологические механизмы не раскрывают всей глубины и полноты человеческого бытия и его диалектической онтологии, поскольку они замкнуты в логике самотождественности, однозначности, статичности, линейной эволюционности. Логика психологической самотождественности исключает возможность вненаходимо-инобытийного, символико-интерпретативного, двуголосо-металингвистического, полифонично-метапсихологического, антиномично-парадоксального "взрыва" и "распечатывания" бытия, благодаря которым происходит порождение нового бытия. По мысли П. Рикера, переход к новой единице дискурса путем "распечатывания" или "взрыва" представляет собой разрыв, мутацию в иерархии уровней дискурса, смысла и бытия (28, с.124) и, на наш взгляд, данное представление открывает возможности бифуркационно-синергетической и биогенетической метафор в истолковании механизмов трансформации смыслов и самого бытия. По мысли Рикера, слово, высказывание и текст являются тем местом, где постоянно совершаются обмен и взаимодействие между структурой и событием, системой и деятельностью, текстом и контекстом; при этом слово и текст становятся третьим лицом, опосредующим компонентом между разнообразными дихотомиями дискурса (перечисленными выше). Такое понимание открывает возможность разных философско-методологических и конкретно-научных интерпретаций.

Как и Бахтин, он показывает, что структуралистская позиция лишает язык и слово жизни, ибо исключает из них внешнее свершение и внутреннее индивидуальное исполнение, свободное комбинирование, осуществление невыговоренных формулировок (в чем, собственно, и состоит сущность речи). В структуралистской семиологии исключается история и производство культуры. "Исключается и первичная интенция языка - чтобы говорить что-то о чем-то" (28, с.129). А между тем, по Рикеру, у языка двойная нацеленность: одна - идеальная (сказать что-то), другая - реальная (сказать о чем-то). Пересекая в своем движении сразу два порога: порог идеальности смысла и - по ту сторону этого смысла - порог соотнесенности, языковый мир выявляет свою фундаментальную двойственность (антиномичность) и выступает как феномен имманентно-наличного и трансцендентно-духовного бытия (2,8 с. 130). В противоположность структурализму, язык, слово и дискурс - всегда открыты и разворачивают свое бытие не в статично-однозначных соответствиях синхронии, а в пространстве динамично-множественных смыслов диахронии. Функционирование слова есть "живое" бытие смысла, это всегда процесс, акт, деятельность, разворачивающееся событие. В то же время высказывание всегда есть некий эксперимент, которому говорящий и слушающий подвергают язык, самих себя и реальность бытия. "Для нас, говорящих, - пишет Рикер, - язык является не объектом, а посредником" (28, с.131), благодаря которому мы выражаем себя и вещи.

Раскрывая антиномию структуры и события как существа языка и высказывания, Рикер, фактически, формулирует основные положения дискурсивной концепции слова и языка как металингвистико-диалогической концепции (2, 3, 4, 5).

Во-первых, он утверждает, что изречение, высказывание есть акт, т.е. актуальное событие, акт перехода, акт исчезновения, акт порождения смысла и бытия. Во-вторых, дискурс трактуется как выбор одних значений и отвержение других; причем этот выбор является противоположностью принудительного характера системы, а потому он порождает свободу.

В-третьих, выбор производит новые комбинации высказываний и понимание еще не высказанных фраз; в этом Рикеру видится существо акта изречения и понимания речи. Далее, в дискурсе язык реализует свою способность к соотнесению и именно соотнесенность укореняет наши слова и наши фразы в реальности, а момент, когда происходит поворот от идеальности смысла к реальности вещи - это момент трансцендирования знака в фразу, открывающую и утверждающую реальность. Наконец, последняя черта дискурса состоит в том, что событие, выбор, новизна, соответствие включают в себя способ обозначения субъекта дискурса: кто-то говорит с кем-то - в этом суть акта коммуникации, а субъективность акта говорения является вместе с тем интерсубъективностью.