Глава 34. В учебном центре, Мэнни проснулся на больничной постели, а не в кресле

 

В учебном центре, Мэнни проснулся на больничной постели, а не в кресле. После минутного замешательства, смутные воспоминания восстановили картину: после того, как появился дворецкий с едой, Мэнни перекусил в кабинете, как и велела ему Джейн… а в машине он обнаружил мобильник, кошелек, ключи и портфель. Мини-собрание егошмоток лежало на самом видном месте, на сиденье, и отсутствие охраны удивило его, учитывая строгую изоляцию всего остального.

Но когда он включил телефон, обнаружил, что сим-карта исчезла.

И он мог поспорить, что понадобится атомная бомба, чтобы пробраться или выбраться из гаража без их разрешения. Так что ключи не играли никакой роли.

Портфель? Внутри лишь PowerBar[75] и бумажная работа, абсолютно несвязанная с подземными отделениями, вампирами или Пэйн.

Похоже, все эти «зачем-волноваться» объясняли свободу действий.

Он, было, собрался признать себя побежденным, когда дело дошло до голосовой почты, но потом решил рискнуть и потянулся к офисному телефону «AT&T» у своего локтя. Подняв трубку, он нажал девятку… и низкий гудок стал для него шоком. Хотя, на самом деле, какова была вероятность, что кого-то здесь оставят без присмотра? Близка к нулю.

Но, девяносто процентов из них было ранено в сражении, а оставшиеся десять беспокоились о своих братьях.

Он быстро прослушал три системы голосовых сообщений: домашнюю, мобильную и офисную. На первой оказались два сообщения от его матери. Ничего особенного… дом нуждается в ремонте, и ей удалось покорить злосчастную девятую лунку. На мобильном был звонок от ветеринара, который Мэнни прослушал дважды. А офисные… были столь же гнетущими, как и сообщение о Глори: там висело семь сообщений от коллег, и все они были шокирующе нормальными. Они хотели, чтобы Мэнни приехал и проконсультировал их, прочитал доклады на конференциях, освободил места в резидентуре для их детишек и друзей семьи.

Печально, что все эти заурядные просьбы остались позади, где была его настоящая жизнь, будто Мэнни сделал резкий поворот и одурачил жалких ублюдков на другом конце провода. И он не знал, если эти вампиры еще раз поколдуют с его мозгами, останется ли что-нибудь, способное сосчитать до десяти, не говоря уже о том, чтобы оперировать или руководить хирургическим отделением. Нет никакой возможности узнать, в каком состоянии он окажется, когда выберется из всего этого…

Звук смываемого туалета заставил его резко сесть.

Когда дверь в ванную распахнулась, он увидел силуэт Пэйн, освещенный со спины, ее больничная сорочка превратилась в тончайшую оболочку.

Господи… Боже… Правый…

Его утренний стояк начал пульсировать, и только это заставило Мэнни пожалеть, что он не спал в гребаном кресле. Проблема в том, что когда он наконец вернулся к Пэйн, то не нашел силы отказать ее просьбе присоединиться к ней.

– Ты проснулся, – сказала она хрипло.

– И ты на ногах. – Он слегка улыбнулся. – Как они?

– Слабые. Но они работают. – Она посмотрела через плечо. – Я хотела бы принять душ…

Черт, учитывая, на чем оборвалась фраза, ей понадобится помощь… и его мозг тут же представил их в душе, отделенными друг от друга лишь слоем мыла.

– По-моему там есть скамейка. – Он встал у дальнего конца кровати, чтобы спрятать эрекцию за пояс брюк.

Подойдя к Пэйн, он попытался предоставить ей столько свободного места, сколько мог, при входе в ванную.

– Да, вот она.

Протянув руку, он включил воду, потом переставил лавку.

– Я помогу здесь…

Посмотрев через плечо, Мэнни застыл на месте. Пэйн расслабила узлы на больничной сорочке и медленно, но неукротимо… позволила передней части… упасть с плеч.

Когда струя воды ударила ему в руку, перед его рубашки начал намокать, а руки Пэйн поймали край сорочки, прижимая его к груди. Мэнни сглотнул ком… и обнаружил, что хочет закричать.

Она застыла в таком положении, будто ждала, что он скажет, и когда их взгляды пересеклись, член напрягся еще сильнее. Было удивительно, что он еще не выпрыгнул из гребаных штанов.

– Отпусти ее, bambina, – услышал он свой голос.

Пэйн так и сделала.

Гребаный ад, раньше он никогда не хотел так поклоняться закону гравитации, как сейчас: ему хотелось преклонить колени перед алтарем Ньютона и плакать от благодарности за благословление, которое заставило упасть проклятую тряпку на пол.

– Посмотри на себя, – прорычал он, наблюдая, как напрягаются розовые вершинки.

Без единой сознательной мысли и без предупреждения, его влажная рука потянулась к ней, притягивая к своему рту. Он удерживал ее на месте, захватив сосок, скользя по нему языком. Но не было нужды чувствовать себя виноватым. Руки Пэйн погрузились в его волосы, она укачивала его у своего тела, в то время как он посасывал ее грудь, наклоняя девушку назад, пока она не оказалась в его объятиях, обнаженная женщина, готовая к тому, чтобы ее поглотили. Передвинув их обоих, он приглушил свет и поместил их под струю воды. Ее тело светилось изнутри, и Мэнни рухнул на колени, ловя языком горячие капли, стекающие между ее грудей и вниз, по животу.

Когда она выбросила руку в сторону для сохранения равновесия, он был готов к этому, направляя ее вниз, так, чтобы она аккуратно села на скамью. Выгнувшись, Мэнни обхватил ее затылок и крепко поцеловал. Он потянулся за мылом, приготовившись к банным процедурам. Когда ее язык встретил его, Мэнни так понравилось чувствовать ее соски, касающиеся его груди, ее губы, ласкающие его, что он не заметил или плевать хотел на волосы, прилипшие к черепу, или одежду, мягкой пленкой облепившую его тело.

– Целитель… – выдохнула она, когда он начал намыливать ее кожу.

Верхняя часть ее тела стала влажной и горячей, когда его ладони заскользили по ее коже с шеи до косточек бедер. А потом он принялся за ее ноги, лаская нежные ступни и лодыжки, двигаясь вверх, по икрам и задней стороне колен.

Вода была повсюду вокруг них, падая между ними, омывая Пэйн, после того, как он намылил ее, и звук бьющейся о плитку струи приглушался ее стонами.

Которые становились лишь громче.

Целуя ее шею, он раздвигал ее ноги шире и шире, вжимаясь в нее все теснее.

– Я же говорил, – он слегка прикусил кожу, – тебе понравится принимать душ.

В ответ она скользнула руками по его плечам, впиваясь ногтями, наводя его на мысли, что самое время подумать о результатах бейсбола, почтовых индексах… ценах на машины.

Элеоноре Рузвельт[76].

– Ты прав, целитель, – сказал она, задыхаясь. – Мне нравится это… но ты слишком одет.

Задрожав, Мэнни закрыл глаза. И потом собрал достаточно сил, чтобы заговорить.

– Нет…. мне и так неплохо. Откинься назад и позволь мне позаботиться обо всем.

Прежде чем она смогла отреагировать, он запечатал ее рот своим, прижимая к стене грудью. Чтобы оставить ее в стороне от своего раздевания, он скользнул обеими руками по внутренней стороне бедер, пробежал пальцами по ее лону.

Почувствовав, насколько влажной она была – и эта влага не имела ничего общего с водой, но была связана с тем, чего так жаждал его язык – он слегка отодвинулся и посмотрел вниз.

Гребаный… ад… она была так готова для него. И, черт, как она выглядела – откинулась назад, грудь блестела от воды, губы приоткрылись и слегка припухли от поцелуев, ее ноги были раздвинуты.

– Сейчас ты возьмешь меня? – простонала Пэйн, ее глаза сверкали, клыки удлинились.

– Да…

Обхватив ее колени, он нагнулся, касаясь ртом того местечка, от которого не мог оторвать взгляда. Она вскрикнула, и Мэнни начал быстро и жестко ласкать ее, поглощая ее плоть, не оставляя оправданий тому, насколько сильно он хотел этого. Когда Пэйн разлетелась на кусочки, он вошел в нее языком, чувствуя ее оргазм, пульсацию, то, как она дернулась у его подбородка и носа, жесткую хватку ее рук в своих волосах.

Нет причин останавливаться на этом.

С ней Мэнни обладал бесконечным запасом выносливости, и он знал, что пока хирургическая форма остается на нем, он сможет продолжать в том же духе… вечно.

 

***

 

Вишес проснулся не в своей кровати, но понадобилось не больше наносекунды, чтобы осознать, где он находится: в клинике. В одной из послеоперационных палат.

Хорошенько растерев глаза, он оглянулся. В ванной горел свет, дверь в нее была приоткрыта, поэтому было многое видно… и первое, что бросилось в глаза, – это вещевая сумка на полу.

Принадлежащая ему. В частности, та, которую он дал Джейн.

Однако самой девушки здесь не было. Не в этой комнате, по крайней мере.

Сев, он почувствовал себя так, будто побывал в автомобильной аварии, тупые и резкие боли вспыхивали по всему телу, словно он был антенной, и каждый радиосигнал в мире проходил через его нервную систему. Со стоном, Ви передвинулся так, чтобы ноги свесились с кровати… и потом ему пришлось сделать серию вдохов.

Пару минут спустя, наступил случай «вперед-с-молитвой»: он оторвался от матраса с надеждой…

Бинго. Ноги держали.

Та сторона, над которой поработал Манелло, едва ли была пригодна для марафона, но когда Ви сдернул бинты и немного размял ногу, то был впечатлен. Шрамы от операции почти зажили, не осталось ничего кроме розовой полоски. Но что-то более важное, крылось за стопудовой магией: сустав чувствовал себя изумительно. Тугоподвижность присутствовала, но Ви все равно мог сказать, что он прекрасно функционирует.

Бедро тоже было в отличном состоянии.

Чертов человеческий хирург творил чудеса.

На пути к туалету, он скользнул глазами по вещевой сумке. Вернулись воспоминания о его морфиевом путешествии, более четкие, чем сам пережитый опыт. Боже, Джейн была восхитительным доктором. В повседневной жизни, он не то чтобы подзабыл, просто давно не испытывал на себе ее мастерство. Джейн всегда выкладывалась на сто процентов из-за родителей. Всегда. И она лечила его братьев так хорошо не потому, что они были связаны с ним. Его задница тут не причем… пациенты в те моменты принадлежали ей. Она бы лечила гражданских, членов Глимеры… даже людей… в равной мере.

В ванной он зашел в душ, и, черт, в кабинке было тесно. Подумав о Джейн и сестре, у него возникло ужасное чувство, что он понял слишком упрощенно то, что увидел в позапрошлую ночь. Он не остановился, чтобы выяснить, было ли между женщинами что-то другое. Он думал лишь о себе и своей сестре… никаких мыслей о связи пациент/доктор.

Взять слова назад. Он думал лишь о себе; не о Пэйн и том, что она хотела уйти из жизни. Не о том, что Джейн сделала или не сделала для своего пациента.

Вишес стоял, склонив голову, пялясь на сток под ногами, а вода падала на его затылок.

Он – отстой с извинениями. Или разговорами.

Но он также не был педиком.

Десять минут спустя, он накинул больничную сорочку и, хромая, вышел в коридор, направляясь в кабинет. Если его Джейн там, то она, должно быть, заснула за столом, учитывая, как много больничных коек ломились от Братьев, которых она лечила.

И все же он не знал, что сказать о Штанах, но, по крайней мере, мог попытаться решить проблему с Пэйн.

Однако кабинет оказался пуст.

Сев за компьютер, Ви потратил не больше пятнадцати секунд, чтобы найти свою шеллан. Когда он оборудовал систему безопасности особняка, Яму и это помещение, то установил камеры в каждой комнате… кроме спальни Первой Семьи. В действительности камеры легко отключить простым разъединением, и, что бы вы знали, спальни его братьев на компьютерном экране сверкали черным.

Это хорошо. Ему не обязательно видеть их перепихоны.

Однако в голубой спальне в особняке все же велось виденаблюдение, и в свете включенной прикроватной лампы он увидел свернувшуюся фигуру своей супруги. Джейн была мертва для этого мира, но, чертовски очевидно, не отдыхала в спокойствии: ее брови были сведены, будто мозги отчаянно пытались зацепиться за сон. А может ей снились страшные сны, вместо приятных.

Его первым побуждением было устремиться туда, но чем больше он об этом думал, тем четче осознавал, что лучшее, что мог сделать для Джейн, – это оставить ее там, позволив отдохнуть. Она и Манелло ушли на несколько часов, на все утро. К тому же, он останется здесь на ночь: Роф снял всех с дежурств, в свете ранений.

Господи… это Общество Лессенинг. Он давно не видал так много убийц… и он думал не о дюжине, показавшейся прошлой ночью. За последние две недели, Ви готов был поспорить, что Омега создал сотню этих ублюдков… и у Ви возникло предчувствие, что они были как тараканы: на каждого, которого ты видел, приходилось десять в кустах.

Хорошо, что Братья были смертельно опасны. А Бутч относительно быстро излечился после вдыхания… черт, Вишес даже смог позаботиться о копе после операции. Не то, чтобы он это помнил, но все же.

Сбитый столку столь многим, он похлопал по карманам в поисках бумаги и табака… и осознал, что был в больничной рубашке: курить нечего.

Прочь из кресла. Назад в коридор. В сторону своей палаты.

Дверь в комнату Пэйн была закрыта, и он без заминок открыл ее. Велика вероятность, что человеческий хирург был с ней, но парень без сомнений спал без задних ног. Он чертовски вымотался.

Когда Вишес ступил внутрь, он должен был уловить аромат в воздухе. И, может, ему следовало обратить чуть больше внимания на включенный душ. Но он был просто шокирован видом пустой кровати… и стоящими в углу костылями.

При параличе? Необходимо кресло-каталка, а не оборудование, помогающее передвижению. Значит… она ходила?

– Пэйн?

Он повысил голос.

– Пэйн?

В ответ он услышал стон. Очень низкий, удовлетворенный стон…

Такие стоны не могут быть вызваны даже самым лучшим душем в мире.

Ви бросился вперед и почти выломал дверь, когда ворвался в горячую, душную ванную. И, святое дерьмо, представшая перед ним картина была намного хуже того, что он представлял.

Однако, по иронии, то, что они делали – Боже, он даже не мог выразить это словами – спасло хирургу жизнь: Ви был столь поражен, что вынужден был отвести взгляд, и эта страусовая политика помешала ему проделать в шее Манелло дыру размером с канализационную трубу.

Когда Ви, спотыкаясь, вывалился из ванной, то услышал оттуда всевозможные вариации шороха. А потом настало время для «самоволки Идиота»: он врезался в кровать, отшатнулся, наткнулся на кресло, ударился о стену.

Такими темпами он выберется из комнаты через неделю. Типа того.

– Вишес…

Когда Пэйн подошла к нему, он не отрывал глаз от пола, и в итоге уставился на голые ступни его сестры. Значит, она снова чувствует ноги.

Аллилуйя!

– Прошу, предоставь мне объяснение, – выплюнул он, прежде чем бросить злобный взгляд на Манелло. Ублюдок промок с головы до пят, волосы прилипли к голове, хирургическая форма – к телу. – И не вздумай привязываться к ней. Ты здесь, только пока нужен мне… и, судя по ее состоянию, не дольше чем…

– Как смеешь ты… мне выбирать, с кем соединяться.

Он покачал головой в сторону сестры.

– Тогда выбери кого-нибудь получше, чем человека в два раза меньше тебя и в четыре раза слабее. Жизнь здесь – не такая, как на облаках, милая… и Общество Лессенинг нарисует на твоей груди мишень, которую носит каждый из нас. Он слаб, он несет риск опасности, и должен вернуться туда, где ему место… и остаться там.

Ну, это ли не взбесило его близняшку: ее ледяные глаза стали ядерными, черные брови низко опустились.

– Выметайся!

– Спроси его, чем он занимался все утро, – потребовал Ви. – Погоди… я тебе скажу. Он зашивал меня и Братьев, потому что мы пытались защитить наших женщин и расу. Этот человек? По моему мнению, он – будущий лессер… не меньше, не больше.

– Как ты смеешь! Ты ничего не знаешь о нем!

Ви наклонился к ней.

– Как и ты. Вот что я, черт возьми, хочу сказать.

Прежде, чем дерьмо вышло из под контроля, он отвернулся, чтобы уйти, и заметил их отражение в зеркале на стене. Гребаная картина маслом: его сестра, раздетая и бессовестная; человек, мокрый и мрачный; он сам, с диким взглядом и готовый убить.

Ярость вспыхнула так быстро, мощно, и она вырвалась прежде, чем он успел опознать эмоцию.

Вишес сделал два шага вперед, запрокинул голову и долбанулся головой о стекло, стирая, разбивая отражение вдребезги.

Когда его сестра закричала, а хирург что-то произнес, Вишес предоставил их самим себе, и вышел прочь.

Оказавшись снаружи, в коридоре, он точно знал, куда направится.

В тоннеле он осознал наверняка, что собирается сделать.

Пока он шел, кровь стекала с его щек и подбородка, красные капли падали на его грудь и живот.

Он совсем не чувствовал боли.

Но, в случае успеха, почувствует. Очень скоро.