Глава 37. Стоя обнаженным посреди пентхауса, Вишес ждал чего-то чего угодно.

Стоя обнаженным посреди пентхауса, Вишес ждал чего-то… чего угодно.

Вместо этого Бутч свалил, исчезнув на кухне. Оставленный наедине с самим собой, Ви закрыл глаза и выругался. Плохая идея. Нельзя просить праведного католика играть с такими игрушками, с которыми Ви…

Удар, быстрый и точный, пришелся сзади.

Видоизмененный бросок, исполненный прекрасно. Две огромные руки обернулись вокруг груди и бедер и швырнули его в дальнюю стену у рабочего стола. И вот тогда наступила часть с ударом. Ви врезался в эту стену каждым квадратным дюймом своего тела. Но не отскочил. Не срикошетил.

Его пригвоздило к месту затылком и задницей.

– Руки над головой.

Этот рык был, словно пушка, выстрелившая в затылок, и Ви изо всех сил старался повиноваться, борясь с давлением, державшим обе его руки на груди. Правая сторона освободилась первой, и в тот же миг его запястье было схвачено и заковано в кандалы. С левым произошло то же самое.

Копы хорошо управляются со сталью, не так ли?

Наступило краткое облегчение, в ходе которого он смог ухватить немного воздуха. А затем звук звеньев металлической цепи, просовывающейся сквозь механизм, дал понять, куда они шли: наверх.

Постепенно его вес сместился с ног, на суставы и руки. Подъемный механизм остановился как раз перед тем, как его пальцы полностью оторвались от пола… а потом он просто висел там, лицом к окну, дыхание сжимало и отпускало его легкие, когда Бутч подошел к нему сзади.

– Открой рот.

При этой команде Ви широко раскрыл челюсти, сустав в скуле хрустнул, его глаза опустились к уголкам, а раны на лице ожили под аккомпанемент стонов.

Через его голову натянули кляп, и тот оказался как раз там, где должен: шарик зажат меж клыков, вынуждая рот открыться еще шире. Быстрым рывком кожа натянулась, и пряжка затягивалась до тех пор, пока не стала врезаться в скальп.

Идеальная установка. Подвешивание и удушье сделали свою работу, пришпоривая его адреналин, заставляя тело напрягаться столькими различными способами.

Корсет с шипами был следующим на очереди, штуковина надевалась не через плечи, а вокруг торса, металлические кончики внутри кожаного переплета впивались в кожу. Бутч начал с ремня поперек груди, затем последовало непрерывное сжатие, еще, еще и еще… пока концентрические круги ослепляющей боли не зазвенели в позвоночнике, от грудной клетки, живота Ви и до поясницы, стреляя на севере по рецепторам в мозге и на юге по его твердому, как скала, члену.

Кислород свистел у него в ноздрях, когда наступил недолгий момент без каких-либо контактов, а затем Бутч вернулся с четырьмя ремешками. Для дилетанта он обладал прекрасными инстинктами. И у кляпа с шариком, и у сбруи на груди были колечки из нержавеющей стали, свисавшие через каждый дюйм, и коп явно хотел использовать их по назначению.

Работая без заминок, Бутч просунул через кляп скобу и потянул ее вниз, прикрепляя спереди и сзади корсета.

Что фактически зафиксировало голову Вишеса впереди.

Затем Бутч качнул его и устроил небольшую карусель. В его оцепеневшем состоянии это серьезно поимело разум, и вскоре Ви не был уверен, двигается ли он, или же кружится комната. Картинки сменяли одна другую, бар, входная дверь, рабочий стол… Бутч… кровать, стекло… затем снова бар, дверь, стол… и Бутч…

Который подошел к висевшим кнутами и цепями.

Коп просто стоял там, пристально разглядывая Вишеса.

Словно подъезжающий к станции поезд, обороты которого становились все медленнее и медленнее, пока не остановились вовсе… они двое смотрели друг на друга.

– Ты сказал никаких правил, – проскрипел Бутч. – Все еще так считаешь?

Лишенный возможности кивнуть или покачать головой, Ви сделал, что мог, ступнями, отрывая их от пола и опуская обратно.

– Ты уверен?

Когда он повторил движение, глаза Бутча блеснули в свете свечей, будто в них стояли слезы:

– Тогда ладно, – прохрипел он. – Если все должно произойти именно так.

Бутч вытер лицо, повернулся к стене и подошел к рядам игрушек. Когда он приблизился к плетям, Ви представил, как шипы вонзаются в спину и бедра… но коп продолжил свой путь. Следующими были девятихвостки, и Ви буквально чувствовал, как они стегают его плоть… но Бутч не остановился. Затем настала очередь зажимов для сосков и нержавеющих стальных кандалов с шипами, в которые можно заковать щиколотки, руки, горло…

С каждой оставленной позади секцией Вишес хмурился, задумываясь, может, коп просто дразнит, и как же это не впечатляло…

Но Бутч остановился. И когда он потянулся за…

Ви застонал и начал метаться в путах, державших его на весу. Глаза широко распахнулись, он умолял, как только мог, но невозможно было пошевелить головой или заговорить.

– Ты сказал никаких ограничений, – выдавил Бутч. – Поэтому мы сделаем все именно так.

Ноги Ви свело судорогой, и грудь начала кричать от отсутствия кислорода.

В маске, которую выбрал коп, не было отверстий ни для глаз, ни для ушей, ни для рта. Она была сделана из кожи и прошита тонкими стальными нитями, воздух мог поступать лишь через две щели сбоку, которые были достаточно далеко сзади, чтобы не просочился свет – и воздух будет циркулировать по горячей, съежившейся от ужаса коже, прежде чем попадет в рот и дальше, в легкие. Эту штуковину Ви купил, но никогда не использовал. И хранил ее лишь потому, что она ужасала его – достаточная причина для обладания вещью.

Лишившись зрения и слуха, он стопроцентно потеряет контроль, именно поэтому Бутч выбрал эту маску. Он слишком хорошо знал, на какие кнопки нужно давить: физическая боль – это одно… но психологическая гораздо хуже.

И, таким образом, более эффективна.

Бутч медленно вышел из поля зрения. С яростными метаниями Ви пытался изменить положение и посмотреть парню в лицо, но его пальцы не могли утвердиться на полу – еще один успешный ход стратегии копа. Бороться, извиваться и ничего не добиться – это лишь усиливало ужас.

Иными словами, это смерть.

Неконтролируемо дергаясь, Вишес пытался сопротивляться, но выиграть эту битву ему было не суждено. Проворным рывком маска сомкнулась вокруг его шеи, легла надежно и надолго.

Ментальная гипоксия наступила сразу же. Никакого кислорода, ничего не проходит, ничего…

Он почувствовал что-то на своей ноге. Что-то длинное и тонкое. И холодное.

Как лезвие.

Он замер. До такой степени, что, благодаря предыдущим усилиям, его тело, словно статуя, подвешенная на цепях, как на одинаковых металлических нитях, стало покачиваться взад-вперед.

Вдохи и выдохи в этом чехле ревом отдавались в ушах Ви, пока он пытался сосредоточиться на ощущениях ниже пояса. Нож медленно и неумолимо проделывал свой путь вверх, по внутренней стороне бедра…

И при порезе выступала жидкая дорожка, стекающая вниз по его колену.

Он даже не почувствовал боли от пореза, когда лезвие направилось к его члену. Проблема в том, что это – запрещенный удар по кнопке его разрушения.

Вмиг прошлое и настоящее смешались, алхимия воспламенилась адреналином, циркулирующим в каждой его вене; он тут же пронесся сквозь множество лет к той ночи, когда люди Бладлеттера держали его в грязи, в отцовском лагере. Татуировки были не худшей частью.

И вот опять, это происходит снова. Только не с клещами.

Вишес кричал сквозь кляп… и держался за него.

Он кричал из-за всего, что потерял… из-за того, что был мужчиной лишь на половину… из-за Джейн… из-за того, кем были его родители, и того, чего он хотел для своей сестры… из-за того, что вынудил сделать своего лучшего друга… Он кричал и кричал, пока не осталось ни дыхания, ни сознания, ничего.

Ни прошлого, ни настоящего.

Даже самого себя.

И посреди этого хаоса, как бы странно это не было, он обрел свободу.

 

***

 

Бутч знал, когда именно его лучший друг потерял сознание. Не просто из-за того, что свисавшие ступни прекратили метаться; а по внезапной расслабленности горы его мускул. Больше никакого напряжения в огромных руках и массивных бедрах. Мощная грудь перестала вздыматься. Прекратились попытки порвать путы на плечах или спине.

Бутч тут же убрал с ноги Ви ложку, взятую на кухне, и прекратил лить чуть теплую воду из стакана, который схватил в баре.

Слезы на глазах не помогли ему ослабить маску и снять ее. Не облегчили разборку обездвиживающей установки. А с кляпом было сложнее всего.

Корсет снимался с огромным трудом, но как бы отчаянно он не спешил спустить Ви, гораздо проще все снять, когда есть возможность поворачивать тело на триста шестьдесят градусов. И довольно скоро брат был покрыт кровью, но свободен.

Бутч переместил рукоятку на стене вниз и медленно опустил огромное, безжизненное тело Вишеса. Не было признаков, что изменение в высоте как-то им почувствовалось. Пол принял на себя удар, когда на него рухнули слабые ноги Ви, колени подкосились, а мрамор поднялся навстречу его заднице и туловищу.

Крови стало еще больше, когда Бутч снял оковы.

Боже, на друга было страшно смотреть. Кляп оставил покраснения на щеках, повреждения от корсета стали еще глубже, на запястьях были рваные раны.

И это вдобавок к состоянию, в котором пребывало лицо парня, благодаря тому, во что он им засветил.

В этот момент все, что Бутч мог сделать, это убрать с лица Ви прядь черных волос. Его руки тряслись, как при треморе. Затем он посмотрел на тело своего друга, на чернила ниже талии, на поникший член… и шрамы.

Бладлеттер был ублюдком, равных которому нет, за то, что вот так пытал своего сына. А Дева-Летописеца – сапожником без сапог, раз позволила такому случиться.

И это убивало Бутча – необходимость использовать прошлое, чтобы сломить своего друга.

Вот только он не хотел избивать Ви физически; он не был неженкой, но для этого у него кишка тонка. Кроме того, разум – мощнейшее оружие, которое каждый из нас имеет против самого себя.

И все же, по щекам катились слезы, когда он взял ложку и приложил ее к внутренней стороне бедра друга, потому что Бутч точно знал, какую экстраполяцию это вызовет. И он отчетливо понимал, что теплая вода послужит основой для выпадения из настоящего.

Крик был заглушен кляпом и маской… но все же отсутствие звука пронзало слух Бутча, как ничто иное.

Пройдет много, много времени, прежде чем он переживет это.

Каждый раз, закрывая глаза, он видел, как содрогается тело его лучшего друга.

Вытерев лицо, Бутч встал и пошел в ванную. Он схватил стопку черных полотенец с полки в шкафчике, оставил несколько из них сухими, а остальные намочил теплой водой в раковине.

Вернувшись к Вишесу на пол, он начал вытирать с тела своего лучшего друга кровь и пот, выступивший от страха, переворачивая его с бока на бок, чтобы ничего не упустить.

Уборка заняла добрых полчаса. И несколько ходок к раковине.

Сессия длилась лишь малую долю этого времени.

Закончив, он поднял огромный вес Ви и отнес парня на кровать, уложив его голову на черные шелковые подушки. Из-за обтирания Ви покрылся гусиной кожей, поэтому Бутч завернул брата в простыни, вытащив их из-под матраса и обернув вокруг него.

Исцеление уже началось, плоть, которая была ободрана или порезана, вновь срасталась, а отметины на ней исчезали.

Хорошо.

Когда Бутч отступил на шаг назад, часть него захотела забраться на кровать и обнять друга. Но он не сделал этого ради себя, и, кроме того, если он быстро не уберется отсюда и не напьется, то лишится своего гребаного ума.

Убедившись, что Вишес в порядке, он поднял куртку, которую ему пришлось скинуть на пол…

Минутку, окровавленные полотенца и кошмар под подвесным устройством.

Двигаясь быстро, он проехался по полу, взял кучу сырых, тяжелых полотенец и отнес их к корзине в ванной… размышляя над тем, кто тут прибирается. Может, Фритц… или Ви сам занимался рутиной горничных.

Вернувшись в главную комнату, он еще раз проверил, что кроме стакана и ложки не осталось никаких улик… и подошел к Ви посмотреть, спит ли он до сих пор… или находится в той полукоме.

Совершенно. Холодный. В отключке.

– Я дам тебе то, что в чем ты нуждаешься на самом деле, – тихо сказал Бутч, задумываясь, сможет ли когда-нибудь снова дышать ровно: его грудь казалась такой же стянутой, какой в действительности только что был торс Ви. – Держись, приятель.

На пути к двери, он вытащил мобильник, чтобы набрать… и выронил чертову штуку.

Ха. Похоже, его руки все еще трясутся. Надо же.

Нажав в конце концов на кнопку вызова, Бутч начал молиться, чтобы звонок был…

– Все сделано, – резко произнес он. – Приходи сюда. Нет, поверь мне… ты будешь ему нужна. Это было для вас обоих. Нет… да. Нет, я сейчас ухожу. Хорошо. Ладно.

Повесив трубку, коп закрыл Ви в пентхаусе и вызвал лифт. В ожидании, он попытался надеть пальто, но так сильно теребил его, что сдался и просто перекинул через плечо. Когда двери звякнули и открылись, Бутч зашел внутрь, нажал на кнопку с буквой «Р»… и начал спускаться вниз, вниз, вниз, падая в контролируемом непрерывном потоке благодаря небольшой металлической кабине лифта.

Он отправил сообщение своей шеллан вместо того, чтобы позвонить ей, по двум причинам. Он не доверял своему голосу, и, честно говоря, не был готов отвечать на вопросы, которые она определенно и справедливо задаст.

Все ок. Еду домой отдыхать. Люблю тебя:-* Б

Марисса ответила быстро, ясно дав понять, что держала телефон в руке и ждала от него весточки:

Тоже люблю тебя. Я в Безопасном Месте, вернуться домой?

Двери лифта открылись, и сладкий запах бензина подсказал ему, что он на месте. Подойдя к Эскалейду, Бутч ответил:

Нет, правда, я в норме. Оставайся и работай, буду там, когда ты закончишь.

Он вытаскивал ключи, когда снова раздался сигнал телефона:

Ладно, но если что, ты самое главное.

Боже, она такая достойная женщина.

Взаимно,:-* написал он.

Отключив сигнализацию внедорожника и разблокировав дверь со стороны водителя, он сел в машину, закрыл дверь, и снова заблокировал ее.

По идее, он должен был ехать. Но вместо этого Бутч уперся лбом в руль и глубоко вдохнул.

Хорошая память – переоцененная способность. И хотя Бутч не завидовал Манелло и всем стираниям, он бы отдал почти все, что угодно, чтобы избавиться от картин в своей голове.

Но не от Ви. Не от тех… отношений.

Он никогда не бросит мужчину. Никогда.