Они присели отдохнуть
(Ее глава ему на грудь Блаженным бременем легла). И — вроде гибких повилик — В объятье руки их сплелись, И словно оба поклялись Ввек не отринуть сих вериг. Глаза от неба отвратить Им долго было не дано: Лишь это зеркало одно Могло любовь их отразить. Тогда, вздохнув, она сказала, Откинув локоны с лица: О если б не было конца Любви иль не было начала! Поверь, что я твоя до гроба, Я б никогда не предала Любви, что столько нам дала И коей преданы мы оба. И если смерть в своей алчбе Тебя в бессрочный плен захватит, Ей никаких теней не хватит, Чтоб преградить мой путь к тебе. Одно страшит: коль огнь любви Дыханьем жизни порожден, Скажи: не будет побежден Он смертным холодом в крови? Любовь — не суждено ли ей Прерваться в чей-то смертный час? Быть может, сила есть, что нас, Союза нашего сильней? Он просиял: из этих слов Он понял ясно, что любим Любовью той, что им самим Ценима выше всех даров. Он взором словно отвергал Все чары бытия земного, Все, кроме образа живого Той, чьим дыханием дышал. Он рек: о небеса, приют Душ, устремивших взор на землю, Ужели, все в себя приемля, Вы не отвергли б грязь и блуд? Ужель любовь, что далека От низких аппетитов плоти И души единит в полете, Не сможет пережить века? И разве мы вконец должны Все чувственное исключить,
|
