ПОЗНАНИЯ ОТ ОДНОЙ КАТЕГОРИИ К ДРУГОЙ

 

Проблема изменения форм мышления в процессе развития познания неизвестна метафизическому материализму и формальной логике. В формальной логике формы мышления рассматриваются не в движении, не в развитии, а в статике, как неизменные, одна рядом с другой, в результате чего разрабатываемые классификации не отражают исторического процесса возникновения и развития форм мышления, не выясняют необходимой взаимосвязи и взаимозависимости между ними. Такую классификацию форм мышления мы находим у основоположника формальной логики Аристотеля, у Канта и других философов.

Впервые формы мышления попытался представить в развитии Гегель. Исходным пунктом в движении форм мышления у Гегеля является понятие, хотя в действительности оно не представляет собой исходного пункта. Исторически ему предшествует целый ряд других, более простых форм мышления, развитие которых, подготавливает почву для его возникновения. Понятие является результатом развития и взаимосвязи таких форм мышления, как суждение, умозаключение. Именно на основе их возникают, формируются понятия. Формируясь, понятие отрицает их и включает в себя в снятом виде, в качестве необходимых моментов своего содержания.

У Гегеля же, наоборот, развитие понятия, выявление им в ходе этого процесса определенных моментов своего содержания обусловливает появление суждений, а затем и умозаключений. Суждение у него есть обособление и сопоставление между собой таких моментов понятия, как единичное, особенное и всеобщее. Оно сохраняет за собой эту функцию и тогда, когда касается не самого понятия, а предмета, вещи. Применительно к предмету оно представляет собой изображение предмета в различных моментах понятия. Оно (суждение) содержит

предмет в определении единичности и в определении всеобщности, а также простое бессодержательное отношение предиката и субъекта—«есть», т. е. связку'. В суждении, говорит Гегель, предмет хотят видеть двояким образом: во-первых, в его единичной действительности2 и, во-вторых, в его понятии. Поэтому он (предмет) здесь (в суждении) представляется или как единичное, возведенное в свою всеобщность, или, что то же самое, как всеобщее, сделанное единичным, перешедшее в свою действительность3. И если это так, рассуждает Гегель, то суждение должно представлять собой истину, ибо оно выражает в себе соответствие (или согласие) понятия и реальности.

Но данное соответствие понятия реальности в суждении достигается, по Гегелю, лишь на самой высшей стадии его (суждения) развития. В начале же оно схватывает лишь непосредственное, лишь то, что лежит на поверхности предметов, и поэтому оно является суждением наличного бытия.

Этот вид суждения у Гегеля сначала выступает как положительное суждение, которое можно выразить следующим образом: «... единичное есть всеобщее»4. Здесь в качестве субъекта выступает непосредственно сущее или единичное, в качестве предиката — всеобщее.

Но единичное не есть всеобщее, ибо предикат имеет более широкий объем, чем субъект, и поэтому не соответствует ему. С другой стороны, всеобщее не есть единичное, так как в качестве всеобщего (субъекта) здесь выступает единичный предмет, обладающий бесчисленным множеством качеств, свойств, в предикате же утверждается лишь одно свойство субъекта, поэтому предикат не может быть тождествен субъекту. Оба суждения подвергаются отрицанию. Возникает отрицательное суждение: «Единичное не есть всеобщее» или «Всеобщее не есть единичное».

«Единичное не есть всеобщее» означает то, указывает Гегель, что оно (единичное) не есть абстрактно всеобщее, а определенное всеобщее, т. е. особенное, так же как и «Всеобщее не есть единичное» означает лишь то, что предикат всеобщего субъекта является не только

' См.: Гегель. Введение в философию, стр. 125.

2 См.: Гегель. Соч., т. VI. М., 1939, стр. 66.

3 См. там же.

4 Т а м же, стр. 68.

свойством данного субъекта, но свойством и других субъектов, т.е. особенным. Возникают суждения: «Единичное есть некоторое особенное»; «Всеобщее есть некоторое особенное». Но единичное вместе с тем и не есть особенное, ибо особенное имеет более широкий объем, чем единичность. Стало быть, единичное есть только единичное (роза не есть какое-либо цветное, т. е. особенное, а имеет лишь определенный цвет, являющийся цветом розы, т. е. единичное). Здесь отрицается определенность предиката, и субъект возвращается в самого себя, единичность выступает уже не как неопределенное определенное, а как определенное определенное.

Точно так же обстоит дело и со вторым суждением: «Всеобщее есть особенное». При отрицании определенности в предикате он (предикат) расширяется до бесконечности, и данное суждение превращается в суждение: «Всеобщее есть всеобщее», через которое всеобщее возвращается в себя. При отрицании всякой определенности отрицательное суждение превращается в бесконечное суждение, например, «Роза не есть слон», «Рассудок не есть стол».

С возвращением определений суждения в себя суждение наличного бытия снимается и переходит в суждение рефлексии'. В суждении рефлексии в роли субъекта выступает единичное как таковое, т. е. возвращенное в себя через развитие суждения наличного бытия;

равным образом в роли предиката выступает не абстрактная всеобщность или единичное свойство, а такое всеобщее, которое синтезировало себя воедино путем соотнесения себя с различными определениями, которое представляет собой своего рода самособирание воедино многообразных свойств и существований. В суждении рефлексии единичность вступает в наличное бытие через свою всеобщность, которая, проходя сквозь многообразие явлений, сохраняет себя. Поэтому предикат здесь на всем протяжении развития суждения не меняется, изменения касаются лишь субъекта.

Суждение рефлексии у Гегеля сначала выступает в форме сингулярного суждения, которое, на первый взгляд, напоминает положительное суждение наличного бытия — «Единичное есть всеобщее». Но данное суждение, в отличие от суждения наличного бытия, фиксирует

' См.: Гегель. Соч., т, VI, стр. 56—81.

связь единичного не с. абстрактно всеобщим, а с существенно всеобщим, поэтому его можно выразить так:

«Это есть некоторое существенным образом всеобщее»'. Поскольку субъект здесь определен как некое всеобщее, он поднимается над своей единичностью, выходит за пределы себя. «Если мы говорим,—приводит пример Гегель,—это растение целебно, то такое суждение подразумевает, что не только это единичное растение целебно, а что многие растения целебны, и это дает частное суждение (некоторые растения целебны, некоторые люди изобретательны и т. д.)»2.

Единичное суждение превращается в частное, или партикулярное, суждение. Но частное суждение столь же положительно, сколь и отрицательно. Если некоторые растения целебны, то напрашивается другое суждение: «Некоторые растения не являются целебными». Такая неопределенность приводит к дальнейшему движению, возникает необходимость перехода к третьей форме рефлексивных суждений, т. е. к суждению, касающемуся совокупности всех данных предметов («Все люди смертны», «Все металлы электропроводны»), именно к универсальному суждению, к суждению всякости.

В этом суждении субъекту присуща всеобщность, но она пока еще ему присуща внешним образом, ибо она представляет собой не что иное, как «суммирование существующих особо единичных»4 предметов. Однако на самом деле всеобщность представляет собой корень, основу, субстанцию единичного, поэтому она выступает как род, благодаря которому единственно только и возможно существование единичных предметов, составляющих данную совокупность.

Говоря о родовой всеобщности, к которой в своем развитии приходит суждение рефлексии, Гегель предупреждает о невозможности смещения ее с внешней, абстрактной всеобщностью. Внешнее, абстрактно всеобщее несущественно, оно может исчезнуть, измениться, не нарушая существования и сущности единичных предметов, которым она присуща. Другое дело всеобщность, лежащая в основе единичных предметов, составляющая их субстанцию; она не может исчезнуть, не уничтожая

' Гегель. Соч., т. VI, стр. 83.

2 Гегель. Соч., т. I, стр. 282.

3 См. там же, стр. 283.

4 Гегель. Соч., т. VI, стр. 86,

единичных предметов, она, проникая в них, включает их в себя.

Небезынтересно привести высказывание Гегеля. «Всеобщее, — пишет он, — есть основание и почва, корень и субстанция единичного. Когда мы, например, рассматриваем Кая, Тита, Семпрония и остальных жителей города или страны, то обстоятельство, что все они люди, есть не нечто только общее им всем, а их всеобщее, род, и всех этих единичностей вовсе и не было бы без этого рода. Иначе обстоит дело с... поверхностной, лишь так называемой всеобщностью, которая на самом деле есть только принадлежащее всем единичным, то, что им всем обще. Было замечено, что люди, в отличие от животных, имеют между собою то общее, что они снабжены ушной мочкой. Ясно, однако, что если бы даже тот или другой человек не обладал ушными мочками, то этим ничуть не затрагивалось бы все прочее его бытие, не затрагивались бы его характер, его способности и т. д. Было бы, напротив, бессмысленно предположить, что Кай мог бы и не быть человеком и все же быть храбрым, ученым и т. д. Отдельный человек, в частности, есть то, что он представляет собою лишь постольку, поскольку он прежде всего есть человек как таковой, поскольку он есть во всеобщем, и это всеобщее есть не только нечто, находящееся вне и наряду с другими абстрактными качествами или лишь рефлективными определениями, а, наоборот, представляет собою то, что проникает собою и заключает внутри себя все особенное» '.

При всей своей четкости различения существенной всеобщности от абстрактной, внешней всеобщности Гегель, однако, не смог сколько-нибудь удовлетворительно показать переход от одной к другой, от внешнего к внутреннему. Имея внешнюю, эмпирическую всеобщность, субъект его универсального суждения ни с того, ни с сего вдруг обнаруживает в себе сущую всеобщность и выступает как род. А превратившись в родовое всеобщее, он оказывается равным своему предикату; субъект и предикат оказываются тождественными и соотносятся теперь друг с другом через внутреннюю природу. Это соотношение есть соотношение необходимости2. Оно составляет уже основу нового суждения — суждения необ-

' Гегель. Соч., т. I, стр. 283.

2 См.: Гегель. Соч, т. VI, стр 89.

ходимости. Всеобщность здесь в своем развитии достигла ступени объективной, или субстанциональной, всеобщности и выступает, с одной стороны, как имманентная себе определенность, как род, с другой стороны, как отличная от себя особенность — как вид.

Первой формой, через которую выступает суждение необходимости, является категорическое суждение. Предикат этого суждения выражает собой субстанцию, субъектом его является тот или иной предмет, обладающий в качестве своей основы указанной субстанцией. Если на вещи посмотреть с точки зрения этого суждения, то каждая из них окажется категорическим суждением, ибо все «они обладают своей субстанциональной природой, которая образует их прочную и непреходящую основу» '. Примером такого суждения могут служить следующие суждения: «Золото есть металл», «Кай есть человек» и т. д.

Но категорическое суждение само по себе еще недостаточно, так как в нем не уделяется должного внимания моменту особенности. Например, в суждении «Золото есть металл» предикат (всеобщее) совершенно равнодушно относится к субъекту (особенному), ибо серебро, железо, медь суть также металлы и точно в таком же отношении находятся с «металлом, как таковым». Род здесь (в данном суждении) равнодушен к своим видам. «Поэтому получается дальнейшее движение, переход от категорического к гипотетическому суждению»2, в котором определенность содержания суждения опосредствуется: если есть А, то есть и В, если есть род, то есть и вид. Данное отношение—типичное отношение причины и следствия. Поэтому переход от категорического суждения к гипотетическому у Гегеля соответствует переходу от субстанционального отношения к отношению причинности. Через гипотетическое суждение «всеобщее полагается в своем обособлении», благодаря чему гипотетическое суждение переходит в суждение разделительное. «Л есть или В, или С, или D»;

«поэтическое произведение искусства или этично, или лирично, или драматично»3.

В разделительном суждении в роли субъекта высту-

' Гегель. Соч., т. I, стр. 285.

2 Там же.

3 Гегель. Соч., т. VI, стр. 94

пает всеобщее—род, предикат же составляет особенность в ее развитии, содержащую в себе «не только всю всеобщую сферу субъекта, но и ее различение на особенности, ее обособление»', т. е. особенность видов. Субъект и предикат в разделительном суждении оказываются тождественными: «Род есть целостность своих видов и целостность видов есть род». Налицо единство всеобщего и особенного. Единство же всеобщего и особенного представляет собой понятие. Так возникает следующая форма суждения — суждение понятия. «Простое суждение необходимости... возвело себя,—пишет Гегель, — в суждение понятия»2.

В суждении понятия фиксируется соотношение наличного сущего (единичного предмета) с его понятием, соответствие первого последнему.

Первое суждение понятия является ассерторическим. В нем содержится лишь уверение в том, что субъект соотносится с понятием, но само понятие в нем еще не выражено. Поэтому такое суждение имеет сначала лишь характер субъективной уверенности (этот поступок плох; эти слова истинны)3. Такому уверению ассерторического суждения противостоит с таким же правом противоположное уверение. Если уверяют, например, что «Это действие хорошо», то вполне правомерным будет также и прямо противоположное уверение — «Это действие дурно». В этом суждении субъект, будучи непосредственно единичным, еще не имеет в себе той определенности, которая содержала бы его соотношение с всеобщим понятием, для него как соответствие понятию, так и несоответствие ему здесь еще пока является случайным. Поэтому суждение по существу проблематично4.

Так ассерторическое суждение переходит в проблематическое, сущность которого заключается в том, что оно утверждает лишь возможность соответствия или несоответствия наличного бытия понятию5. Субъект данного суждения, будучи наличным бытием, содержит в себе, однако, основание соответствия или несоответствия своему понятию. Субъект как бы дифференцируется на свою всеобщность, или объективную природу (на свое

' Гегель. Соч., т. VI, стр. 98,

2 Там же.

3 См.: Гегель. Введение в философию, стр. 131.

4 См.: Гегель. Соч., т. VI, стр. 101.

5 См.: Гегель. Введение в философию, стр. 131.

долженствование), и на особенный характер наличного бытия. Проблематичность же, положенная таким образом, т. е. как вещь вместе с ее характером, уже не есть проблематическое суждение; оно превращается в аподектическое суждение.

В аподектическом суждении («Дом, устроенный так-то и так-то, хорош»; «Поступок, носящий такой-то и такой-то характер, справедлив») субъект содержит в себе, с одной стороны, всеобщее—то, чем он должен быть, с другой стороны, свой характер. А характер-то как раз и является тем, что определяет, обладает или не обладает субъект некоторым предикатом суждения понятия, соответствует или не соответствует он своему понятию. Таким образом, здесь субъект и предикат соответствуют друг другу и имеют одно и то же содержание, которое выступает как конкретная всеобщность, ибо оно содержит в себе как объективное всеобщее (род), так и единичное (, т. е. особенную определенность вещи.

Всеобщее, которое имеет место в субъекте, само по себе не соотнесено с предикатом; основой такого соотнесения является особенная определенность, характер субъекта. Таким образом, характер субъекта, его особенная определенность выступает в роли связи, соотносящей субъект с его предикатом, в связи с чем ранее абстрактная связка «есть» превращается в определенную наполненную связку, в основание суждения. Данная «наполненная связка» является своего рода средним термином, некоторым особенным, пронизывающим содержание как субъекта, так и предиката. Через нее суждение превращается в умозаключение.

Но прежде чем переходить к умозаключению, подведем итог выдвинутой Гегелем схемы развития суждения от одних своих форм к другим.

Свою классификацию суждений Гегель всецело построил на взаимосвязи единичного и общего, на учете взаимопереходов единичного в общее и обратно, а также движения от внешнего, абстрактного всеобщего к объективному всеобщему, к понятию. В суждении наличного бытия схватывается пока лишь внешняя связь абстрактного единичного с абстрактным всеобщим. В результате развития этого суждения единичное и всеобщее через посредствующее звено особенного возвраща-

1 См.: Гегель Соч., т. VI, стр. 103.

ются каждое в себя и впервые представляются как определенные, а не абстрактные. В суждении рефлексии это возвратившееся в себя всеобщее выступает в качестве неизменного предиката. В субъекте же совершается движение от единичного к всеобщему, сначала к внешнему всеобщему, а затем и к внутреннему, объективному всеобщему, к роду. В результате развития суждения рефлексии в предикате и субъекте выступает одно и то же всеобщее, именно — объективное, родовое всеобщее. В дальнейшем развитии суждений, в частности в развитии суждения необходимости, всеобщее развертывает себя и выкладывает все свое богатство особенного. Таким образом осуществляется движение от всеобщего к особенному, завершающееся достижением единства всеобщего и особенного. С этого момента суждение вступает в сферу понятия и продолжает развиваться. В процессе этого развития, с одной стороны, единичное поднимается до всеобщего через особенное, с другой— всеобщее (тоже через особенное) снисходит до единичного, или, как выражается Гегель, оединичивается. В результате всего этого выявляется истинная природа единичного предмета, его соответствие некоторому понятию и достигается тем самым истинное знание.

Таким образом, несмотря на невероятную искусственность в построении своей классификации суждений, Гегелю удалось выразить общую закономерность движения познания человеком окружающего мира. И его попытка определить соответствующее место и роль каждого суждения в этом процессе познания истины имеет под собой весьма объективную основу.

Перейдем к умозаключению. Как мы уже указали, умозаключение вырастает из аподектического суждения: «В аподектическом суждении мы имеем некое единичное, которое через свои отличительные состояния соотносится со своим всеобщим, т. е. со своим понятием. Особенное является здесь как опосредованная средина между единичным и всеобщим, и это есть основная форма умозаключения»'.

Умозаключение, по Гегелю, есть полное изображение понятия. Оно есть круговорот опосредования всех его моментов, совершающийся как в процессе перехода всеобщей природы через особенность к единичности, так и

' Гегель. Соч., т. I, стр 288.

в процессе возведения единичности в тождественное ей самой состояние, путем-поднятия ее через особенное до всеобщего. Умозаключение у Гегеля, так же как и суждение, совершает определенное движение, развитие. Причем, в низших своих формах оно охватыват лишь внешние взаимосвязи единичного, особенного и всеобщего, в высших же — внутренние, существенные, необходимые.

Первой формой умозаключения у Гегеля является умозаключение наличного бытия, или качественное умозаключение. Его форма выглядит таким образом: Е—О — В. Некий субъект, как единичное, смыкается с неким всеобщим определением посредством некоего качества (особенного)'. «Единичное подчинено особенному, а последнее всеобщему; поэтому и единичное тоже подчинено всеобщему. Или, иначе говоря, единичному присуще особенное, особенному же всеобщее; поэтому последнее присуще также и единичному»2.

В данном умозаключении единичное, особенное и всеобщее противостоят друг другу совершенно абстрактно, связь между ними поверхностная, случайная, так как средний термин является здесь лишь абстрактной особенностью, определенностью субъекта, который, будучи непосредственным, эмпирически конкретным предметом, обладает несколькими такими определенностями;

субъект, следовательно, может быть смыкаем, как выражается Гегель, также с некоторыми другими всеобщностями, точно так же единичная особенность может, в свою очередь, обладать внутри себя различными определенностями, и с этой стороны, следовательно, субъект тоже может быть отнесен к различным всеобщностям посредством одного и того же среднего термина3.

Такое умозаключение Гегель считает недостаточным, ибо оно покоится на произвольном выборе того или иного среднего термина. Поэтому, как бы прекрасно оно ни протекало, всегда остается возможность отыскания такого среднего термина, из которого можно столь же правильно вывести нечто прямо противоположное. Недостаточность этого умозаключения Гегель видит также и в том, что в нем обоснованным является лишь заключение, поскольку оно выводится из посылок, сами же по-

' См.: Гегель. Соч., т. I, стр. 290.

2 Г е г е л ь. Соч., т. VI, стр. 111.

3 См.: Гегель. Соч., т. I, стр. 292.

сылки не обоснованы, и, чтобы их обосновать, надо привести еще два умозаключения, в каждом из которых, в свою очередь, появятся по две необоснованные посылки; чтобы обосновать их, нужно составить уже четыре умозаключения, и т. д. до бесконечности.

Чтобы снять эту бесконечность, Гегель проводит обоснование посылок внутри самого же умозаключения путем использования каждого термина умозаключения, т. е. и всеобщность и единичность, в качестве среднего термина, в результате чего все посылки оказываются обоснованными. В зависимости от того, что занимает место среднего термина, Гегель различает три фигуры умозаключения наличного бытия: 1) Е—О—В; 2) О— Е—В; 3) Е—В—О. В первой фигуре место среднего термина занимает особенное, во второй — единичное, в третьей—всеобщее. В результате того, что каждый из указанных моментов понятия (единичное, особенное, всеобщее) оказался связующим звеном, соединяющим два других момента, он потерял уже свою односторонность, абстрактность. Теперь уже средний термин представляет из себя не абстрактную особенность, а развитое единство единичности и всеобщности. А это уже есть не умозаключение наличного бытия, а умозаключение рефлексии.

Умозаключения рефлексии Гегель делит на 3 группы: умозаключение всякости, индуктивное умозаключение, умозаключение по аналогии.

В умозаключении всякости средний термин уже не является абстрактной определенностью, он конкретен, поэтому он связывает с субъектом не любой предикат, как это имело место в умозаключении наличного бытия, а такой, который присущ субъекту как конкретному. Примером умозаключения всякости может служить такое умозаключение: «Все люди смертны, Кай человек, следовательно, Кай смертей». Данное умозаключение, имея преимущество перед умозаключением наличного бытия, обладает, однако, существенным недостатком. В нем в заключении утверждается лишь то, что уже предполагается в большей посылке, ибо истинность большей посылки непосредственно зависит от истинности заключения. В самом деле, суждение «Все люди смертны» будет истинным лишь тогда, когда истинно суждение «Кай смертей». «Если бы Кай случайно не был смертей,—пишет Гегель по этому вопросу,—то большая

посылка была бы неправильна. Предположение, долженствующее служить, заключением, должно быть правильным уже непосредственно, само по себе, ибо в противном случае большая посылка не могла бы охватить собой всех единичных; прежде чем большая посылка может быть признана правильной, приходится предварительно решить вопрос, не служит ли само это заключение возражением против нее»'.

Обнаруживается, таким образом, что данное умозаключение покоится на субъективной единичности, которая и выступает здесь в качестве среднего термина; эта единичность лишь внешним образом обладает всеобщностью, всеобщность ее является всеобщностью всякости. Но это есть уже умозаключение индукции.

В умозаключении индукции в качестве среднего термина выступает единичность, но уже не абстрактная единичность, как это было во второй фигуре умозаключения наличного бытия, а единичность во всей полноте, как «все единичное». В качестве примера умозаключения индукции Гегель приводит следующее умозаключение: «Золото есть металл, серебро есть металл, свинец есть металл, и т. д. Все эти тела суть проводники электричества. Значит, все металлы являются проводниками электричества»2. Связующим здесь является единичность как совокупность всех единичных предметов. Но единичные предметы все никогда не могут быть перечислены, поэтому данное умозаключение основывается больше на вероятности, чем на достоверности. Этот недостаток индукции приводит к умозаключению по аналогии.

В умозаключении по аналогии из того факта, что вещи известного рода обладают известным свойством, делается вывод, что и другие вещи этого рода также обладают этим свойством. «Когда, например, мы говорим, — пишет Гегель,—до сих пор мы у всех планет находили данный закон движения; следовательно, и вновь открытая планета также, вероятно, движется по тому же закону, то это—умозаключение по аналогии»3. В умозаключении по аналогии, в отличие от умозаключения индукции, где средний термин составляют бесчисленное

' Гегель. Соч., т. VI, стр. 136.

2 Там же, стр. 298.

3 Там же, стр. 138,

множество единичностей, средним термином является существенная всеобщность. На первый взгляд, будто и здесь в средний термин входит единичность, но это только кажимость: заключение о том, что вещь, обладая одним свойством, общим с другой вещью, обладает и другим, на том основании, что первая вещь обладает им, делается потому, что эти две вещи имеют общую природу; таким образом, связующим звеном здесь выступает не единичность и не особенность, присущая той или иной вещи, а всеобщность. Но это может быть только тогда, когда мы с достоверностью знаем, что второе свойство, заключение о котором мы делаем, обусловлено всеобщей природой, а не особенностью или единичностью. Необходимо поэтому снять непосредственность среднего термина, его единичность в угоду всеобщности.

После этого умозаключение рефлексии переходит в умозаключение необходимости. В этом умозаключении в качестве среднего термина выступает очищенная от единичности всеобщность, в себе и для себя сущая всеобщность—род. Сначала умозаключение необходимости выступает в форме категорического умозаключения, в котором «некоторый субъект смыкается с некоторым предикатом через свою субстанцию»!. Схема категорического умозаключения совпадает с первой фигурой умозаключения наличного бытия Е—О—В. Но так как в роли среднего термина здесь выступает существенная природа единичного, его объективная всеобщность— род, «а не какая-нибудь из его определенностей или свойств, и равным образом крайний термин всеобщности есть не какое-либо абстрактное всеобщее (которое опять-таки представляет собой лишь некоторое отдельное качество), а всеобщая определенность, специфическое в различии рода, то отпадает та случайность, которая состоит в том, что субъект сомкнут с каким-либо качеством лишь через посредство какого-либо среднего термина»2. Здесь, указывает Гегель, одна и та же сущность проходит через все три термина, и единичность, особенность, всеобщность являются лишь ее формальными моментами.

В данном умозаключении единичное подчинено своему роду как среднему термину. Но этому же роду

' Гегель. Соч, т. VI, стр. 146.

2 Т а м же

подчинено много других единичных предметов. Поэтому подчинение именно данного единичного определенному роду выглядит весьма случайным. Кроме того, субъект (единичное) имеет в своем содержании такие элементы, которые не содержатся в среднем термине как во всеобщей природе, в этом смысле он (субъект) выступает по отношению к своему всеобщему как нечто безразличное. По той же самой причине является до некоторой степени безразличным и случайно связанным со средним термином и второй крайний термин. Моменты случайности и безразличия отсеиваются в гипотетическом умозаключении, которое содержит в себе лишь необходимое соотношение. «Если есть А, то есть В; А есть, следовательно, есть В».

В гипотетическом умозаключении всеобщее порождает или выявляет одну из своих особенностей. Если есть род, есть и определенный вид. Но всеобщее имеет не только данную особенность — вид, оно есть единство многих особенностей—видов. Развертывание всего этого множества особенностей протекает в разделительном умозаключении. «А есгь или В, или С, или Д, но А не есть ни С, ни Д; следовательно, оно есть В»1 или «А есть или В, или С, или Д; но А есть В; следовательно, А не есть ни С, ни Д». Здесь А, будучи субъектом, присутствует не только в обеих посылках, но и в заключении. В первой посылке оно выступает как всеобщее, разложенное в предикате на свои особенности — виды, во второй посылке — как определенное или как определенный вид, в заключении оно уже выступает как исключающая, единичная опосредствованность или же в меньшей посылке выступает как единичное, а в заключении — как определенное и особенное.

В этом умозаключении всеобщее через свое особенное соединяется со своим единичным. Крайние термины снимаются, поскольку они не обладают больше своим самостоятельным содержанием, отличным от содержания среднего термина. В результате всего этого понятие реализуется и приобретает такую реальность, которая есть объективность. «Умозаключение, — пишет Гегель, — есть опосредствование, полное понятие в своей положен-ности. Его движение есть снятие этого опосредования,

' Куно Фишер. История новой философии. т. VIII. М—Л Соцэкгиз, 1933, стр. 417.

в котором ничего не есть само по себе, а каждое определение имеет бытие лишь через посредство некоторого другого. Поэтому как результат получается некоторая непосредственность, происшедшая через снятие опосредования, некоторое бытие, которое вместе с тем тождественно с опосредованием и есть понятие, создавшее само себя из своего инобытия и в своем инобытии. Это бытие есть поэтому некоторая вещь, сущая в себе и для себя, — объективность»'.

Различные виды умозаключений Гегель распределил в той последовательности, в какой они появлялись в процессе движения понятия от внешней, случайной взаимосвязи его моментов (всеобщего, особенного, единичного), какой она выступает в умозаключении наличного бытия, к существенности, необходимости этой связи, которую она приобретает в результате развития умозаключения рефлексии, и от этого к тождеству, непосредственному единству этих моментов, закрепляющемуся в непосредственной объективности понятия, в превращении его в вещь. Вместе с тем в процессе этого движения осуществляется переход абстрактных моментов единичного, особенного, всеобщего в конкретные, существенные моменты. Что касается самого движения, то оно совершается благодаря тому, что в роли среднего термина выступал попеременно то один, то другой указанные моменты, т. е. единичное, особенное, всеобщее.

В этих своих схемах Гегелю удалось схватить некоторую действительно существующую закономерность познания человеком объективного мира. Оно действительно идет от познания, схватывания внешнего, абстрактных взаимосвязей единичного, особенного и всеобщего в вещах к познанию, улавливанию и более или менее правильному изображению их внутренней природы, их существенной стороны, от внешнего, поверхностного общего к существенному, необходимому—к закону.

Уловив смутно эту закономерность познания, Гегель, однако, весьма искусственно распределил различные виды умозаключений. В историческом познании человеком явлений окружающего мира указанные умозаключения появлялись в иной последовательности, чем они представлены у Гегеля. Например, прежде чем умозаключать от общего к особенному и единичному (пусть

1 Г е г е л ь Соч., т. VI. стр. 155.

даже от поверхностного, абстрактного общего), необходимо было сначала выработать общие представления, вычленить общее из отдельного, т. е. необходимо было сначала производить умозаключения от единичного к особенному и от него к всеобщему. Поэтому первым видом умозаключений никак не может быть то умозаключение, которое Гегель представляет под умозаключением наличного бытия. Им скорее всего должно быть индуктивное умозаключение Умозаключение же через индукцию отнесено Гегелем ко второй форме второй группы умозаключений, тек умозаключению рефлексии.

Далее, условное и разделительное умозаключения играли прежде всего огромную роль (и появились, видимо, только в связи с этим) на стадии движения познания от поверхностного общего к существенному общему, от внешнего к внутреннему, от следствия к его причине, т. е. в момент выработки представлений о видах, об их сущности, в момент выработки общих понятий. У Гегеля же они появляются для того, чтобы развернуть общее, родовое понятие на его особенности, на его виды. Разумеется, для этой цели указанные умозаключения используются, но это, во-первых, позднейший этап их использования, во-вторых, это не составляет их основной функции. В истории познания им отведено совершенно иное место, они выполняли иную роль.

Итак, хотя Гегель и угадал ряд глубоких закономерностей перехода одних форм мышления в другие, но в силу идеалистических исходных принципов он не смог воспроизвести их действительного движения и развития.

Развитие форм мышления неизбежно связано с развитием познания, с переходом его с одних стадий, ступеней развития на другие. С переходом познания на новые, более высокие стадии, ступени выявляются новые стороны объективной действительности, новые связи и отношения, которые требуют соответствующих средств выражения и фиксации. Все это неизбежно приводит к изменению, совершенствованию старых и появлению новых форм мышления, новых видов суждений, умозаключений и понятий.

Как же развивались формы мышления?

Простейшей формой мышления является суждение, поэтому развитие форм мышления целесообразно прежде всего проследить на суждении

Мы уже говорили, что познание окружающего мира начинается с восприятия отдельного как единичного, с выявления тех или иных единичных, ранее не встречавшихся свойств. Данное знание выражается и фиксируется в единичных суждениях типа: «Отдельное есть единичное». Например, исследуя Советский Союз, мы обнаруживаем у него ряд не встречающихся нам ранее свойств, которые фиксируем в суждениях: «В Советском Союзе осуществляется развернутое строительство коммунизма»; «В Советском Союзе существует общественная собственность на основные средства производства» и т. д. Другой пример: еще в далекой древности, натирая янтарь шерстью или шерстяной тканью, люди заметили у него необычное свойство—способность притягивать к себе другие тела. Подобного свойства они не наблюдали у других тел. Это свое знание люди выразили в суждении рассматриваемого типа, т. е. «Отдельное есть единичное», «Янтарь, будучи натертым, проявляет магнитные свойства».

Все эти суждения сначала выступают как неопределенные единичные суждения, так как мы не знаем, принадлежат ли свойства, фиксируемые в этих суждениях, другим материальным образованиям или не принадлежат. Дальнейшее развитие процесса познания может привести к выявлению того, что эти свойства не принадлежат другим предметам данной группы. В этом случае неопределенное единичное суждение становится суждением определенным и выражается в следующей форме:

«Из всех предметов данной группы только этот предмет обладает данным, ранее неизвестным свойством»; «Из всех S только данное S есть Р»; «Из всех европейских стран только в Советском Союзе осуществляется развернутое строительство коммунизма»; «Из всех исследуемых предметов только янтарь, будучи натертым, проявляет магнитные свойства».

Но по мере расширения круга исследуемых предметов, по мере того, как мы узнаем о том, что свойст