РОЖДЕСТВО ПРЕЖДЕ И ТЕПЕРЬ
Приближается время, когда весь христианский мир будет отмечать свой самый популярный праздник — день рождения основателя христианства. Когда этот журнал дойдет до своих западных подписчиков, веселье и ликование будут царить в каждом доме. В северо-западной Европе и в Америке остролист и плющ украсят каждый дом, а церкви будут убраны вечно-зелеными растениями; согласно традиции, унаследованной от древних ритуалов язычников друидов, «лесные духи слетятся к елям и останутся там, не тронутые морозом, вплоть до самой весны». В римско-католических странах огромные толпы людей стекаются к церквям в ночь на «сочельник», дабы отдать почести восковым фигурам Божественного Младенца и его девственной Матери в убранстве «Царицы Небес». Человеку с аналитическим умом все это великолепие из золота и кружев, вышитого жемчугом сатина и бархата и украшенной драгоценными каменьями колыбели кажется довольно парадоксальным. Когда мы думаем о скромных, источенных червями, грязных яслях в еврейской ночлежке, куда, если верить Евангелию, поместили новорожденного будущего «Спасителя» за неимением более достойного убежища, — то не можем не заметить, что перед ослепленным взором неискушенного христианина вифлеемский хлев исчезает без следа. Выражаясь более мягким языком, эта красочная показуха плохо согласуется с демократическими чувствами и истинно божественным презрением «Сына Человеческого», «не имевшего, где преклонить голову», к богатству. Среднему христианину становится все труднее рассматривать недвусмысленное выражение «легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, нежели богатому войти в Царствие Божие» как нечто большее, чем просто риторическая угроза. Римская церковь поступила мудро, строго-настрого запретив своим прихожанам самостоятельно читать или трактовать Евангелия, предоставляя Библии как можно дольше провозглашать свои истины на латыни — «глас вопиющего в пустыне». В этом она лишь следовала мудрости веков — мудрости древних арийцев, которая также «оправдана и по отношению к ее детям»; ибо, как ни один современный приверженец индуизма не понимает ни слова из санскрита и ни один современный парс — ни слога на пехлеви, так и средний католик понимает латынь не лучше, чем иероглифы. И как следствие, все трое — высший жрец брахманов, зороастрийский мобед и римский папа — имеют неограниченные возможности для извлечения все новых религиозных догм из глубин своей собственной фантазии, и все ради блага своих церквей. Чтобы оповестить о наступлении этого великого дня, в полночь по всей Англии и по всему европейскому материку начинают весело звонить колокола. Во Франции и Италии, после того, как отслужена литургия в богато убранных храмах, «гулякам разрешается вкусить рождественской трапезы (reveillon), чтобы они могли лучше перенести усталость ночи», как говорится в книге, посвященной католическим церковным обрядам. Эта ночь рождественского поста напоминает Шиваратри последователей бога Шивы — великий день мрака и поста в одиннадцатый месяц индусского года. Только в последнем случае долгому ночному бдению предшествует суровый и строгий пост, который соблюдается и по окончании праздничной ночи. Никаких reveillons или компромиcсов для постящихся. Конечно, они лишь нечестивые «язычники», и их путь ко спасению будет в десять раз тернистее. И хотя в настоящее время все христианские народы празднуют 25 декабря как день рождения Христа, прежде это не было принято. В ранние века нашей эры Рождество часто путали с Крещением и отмечали его в апреле или мае. Поскольку ни в светской, ни в церковной истории никогда не существовало ни одного подлинного свидетельства или доказательства, которые могли бы с точностью определить этот день, его выбор долгое время оставался произвольным; и только в четвертом веке, по настоянию Кирилла Иерусалимского, папа (Юлий I) приказал епиcкопам провести расследование и прийти, наконец, хоть к какому-то согласию относительно возможной даты рождения Христа. Их выбор пал на 25 декабря — и вышел весьма неудачным, как оказалось впоследствии! Дюпюи, а затем и Вольней выпустили первые залпы по этой годовщине рождения. Они доказали, основываясь на точных астрономических данных, что неисчислимые века до нашей эры почти все древние народы отмечали этот день как день рождения своих солнечных богов. «Дюпюи говорит, что Дева с младенцем как зодиакальный знак существовал тысячи лет до рождения Христа», — отмечает Хиггинс в работе «Anacalypsis». Так как Дюпюи, Вольней и Хиггинс вошли в историю как безбожники и враги христианства, то стоит процитировать в этой связи признания христианского епископа из Регенсбурга, «выдающегося ученого средневековья» — доминиканца Альберта Магнуса. «Знак небесной девы поднимается над горизонтом в тот момент, когда мы отмечаем рождение Господа нашего Иисуса Христа»276, — утверждает он. Таким образом, Адонис, Бахус, Озирис, Аполлон и прочие — все были рождены 25-го декабря. Рождество выпадает как раз на время зимнего солнцестояния, когда бывают самые короткие дни, и тьма предельно окутывает землю. Согласно верованиям, все солнечные боги рождались каждый год в этот переломный момент, поскольку, начиная с него с каждым новым днем Свет все больше и больше рассеивает тьму, и сила Солнца начинает возрастать. Как бы то ни было, рождественские праздники, отмечавшиеся христианами почти пятнадцать веков, имели чисто языческое происхождение. Более того, мы опасаемся, что даже современные обряды церкви вряд ли смогут избежать упрека в том, что они являются почти точной копией мистерий Египта и Греции, проводившихся в честь Озириса и Гора, Аполлона и Бахуса. И Изиду, и Цереру называли «Святыми Девами», а божественного младенца можно найти в любой «языческой» религии. Представим две картины веселого Рождества: одна изображает «старые добрые времена», другая — современное состояние христианского вероисповедания. С первых дней учреждения Рождества этот день рассматривался в двух аспектах: как святое поминовение и как самый радостный праздник — его поделили поровну божественное почитание и безудержное веселье. «Среди празднеств Рождества существовали так называемые пиры дураков и гротескные сатурналии, именовавшиеся «декабрьскими вольностями», в которых все серьезное представляли в комическом свете, общественный порядок меняли на прямо противоположный, а приличия общества высмеивали, — рассказывает составитель старинных летописей. — В средние века его отмечали веселым фантастическим представлением, в котором персонажи в гротескных масках и необычных костюмах разыгрывали драматические мистерии. Это представление обычно изображало младенца, лежащего в колыбели, в окружении Девы Марии и Святого Иосифа, бычьих голов, херувимов, восточных магов (мобедов древности) и многочисленной церковной утвари. Обычай распевать на Рождество духовные песни, называемые рождественскими гимнами, должен был напоминать песни пастухов в Рождество Христово. Епископы и духовенство часто исполняли эти гимны вместе с народом, и пение это сопровождалось танцами под музыку барабанов, гитар, скрипок и органов...» Мы можем добавить, что вплоть до сегодняшнего дня, в течение всех дней, предшествующих Рождеству, такие кукольные мистерии разыгрываются на юге России, в Польше и Галиции и известны под названием колядки. В Италии калабрийские менестрели спускаются со своих гор в Неаполь и Рим и толпятся у алтарей Девы-Матери, приветствуя ее своей необычной музыкой. В Англии празднества обычно начинались накануне Рождества и продолжались зачастую вплоть до Сретения (2-е февраля); все дни до кануна Крещения (6-е января), были праздничными. В домах аристократии назначался глава рождественских увеселений и «пира дураков», который должен был играть роль шута. «Кладовая была заполнена копченой селедкой, курами, индюшкой, гусями, утками, говядиной, бараниной и свининой, пирогами, пудингами, орехами, сливами, сахаром и медом...» «Полыхающий костер, сложенный из больших поленьев — главное из которых величалось “Святочным поленом”, или рождественским бревном, и должно было гореть вплоть до кануна Сретения Господня, отгонял прочь холод; и все это изобилие распределялось между челядью господина среди музыки, фокусов, загадок, игры в «жучок», фиглярства, игры «схватить дракона», шуток, смеха, игры в фанты и танцев». В наше время епископы и духовенство уже не участвуют в народных песнопениях и танцах, а «пиры дураков» предпочитают устраивать в святом уединении, избегая угрозы всевидящего ока репортера. И все же празднества, сопровождающиеся обильной пищей и питьем, до сих пор отмечаются во всем христианском мире; и, несомненно, скоропостижная смерть от обжорства и невоздержания во время рождественских и пасхальных праздников бывает чаще, чем в любое другое время года. Вместе с тем, почитание Христа из года в год становится все большим и большим притворством. Бессердечность этой неискренности разоблачали бессчетное количество раз, такого трогательного реализма, как в очаровательном рассказе-сновидении о прошлом Рождестве, появившемся в «New York Herald» — думается, еще не бывало. Пожилой человек, председательствовавший на общественном собрании, объявил, что позволит себе воспользоваться случаем, чтобы рассказать о видении, которое он лицезрел прошлой ночью. ...Ему казалось, что он стоит на кафедре самого великолепного и величественного собора, который он когда-либо видел. Перед ним находился священник или пастор этой церкви, а позади него — ангел с дощечкой и карандашом в руке, дабы записывать каждое действие поклонения или молитвы, совершенное в его присутствии и восходящее как приемлемое подношение к трону Господа. Каждая скамья церкви была заполнена богато одетыми прихожанами обоего пола. Самая возвышенная музыка, что когда-либо ласкала его восторженный слух, наполняла пространство нежной мелодией. Все прекрасные церемониальные действа богослужения, включая чрезвычайно выразительную проповедь одаренного священника, были последовательно совершены — но ангел не сделал ни одной записи на своей дощечке! Наконец, прочитав пространную красивую молитву и напутствуя всех своим благословением, пастор отпустил прихожан, — но ангел опять ничего не записал. ...Все еще сопровождаемый ангелом, оратор покинул церковь, следуя позади роскошно одетых прихожан. В сточной канаве, у обочины, стояла нищенка в лохмотьях; ее бледная, исхудавшая рука была протянута вперед, молчаливо прося подаяния. Разряженные прихожане, вышедшие из церкви, проходя мимо, сторонились бедной Магдалины, а дамы приподнимали свои шелковые, увешанные драгоценностями платья, чтобы не испачкаться, коснувшись ее. ...Как раз в это время по противоположной стороне тротуара шел, пошатываясь, пьяный моряк. Поравнявшись с отверженной, он неверными шагами перешел улицу и, подойдя к ней и вытащив несколько пенни из кармана, сунул ей в руку со словами: «Вот, бедолага, возьми!» Небесное сияние озарило лицо ангела, и он тут же занес этот акт сострадания и милосердия в свою дощечку и улетел с этим сладостным жертвоприношением к Господу. Могут сказать, что это лишь модификация библейского повествования о суде над женщиной, взятой в прелюбодеянии. Пусть так; зато здесь мастерски описано состояние нашего христианского общества. Предание гласит, что в Сочельник быки, как бы застыв в молитве и беззаветной преданности, стояли на коленях; а «на церковном дворе аббатства Гластонбери знаменитый боярышник 24-го декабря всегда покрывался почками, а 25-го расцветал»; учитывая тот факт, что этот день был выбран отцами церкви наугад и что старый стиль календаря сменили на новый, это показывает замечательную проницательность животных и растений! Также, согласно церковному преданию, дошедшему до нас благодаря Улафу, архиепископу Упсалы, в праздник Рождества «люди, живущие в холодных северных странах, неким неизвестным и таинственным образом превращаются в волков; огромное множество их собирается в условном месте и так лютует против человечества, что оно страдает больше от их нападок, чем от настоящих волков»277. Рассматривая это как метафору, можно признать, что в настоящее время подобное больше, чем когда-либо случается с людьми, особенно с христианскими народами. Кажется, нет необходимости ждать Сочельника, чтобы убедиться в том, как целые народы превращаются в «диких зверей» — особенно во время войны.
|