Психотерапия как ситуация

Многие авторы в области социальных наук сегод­ня сходятся во мнении, что личность настолько зави­сит от ситуации, в которую она вовлечена, что не мо-

 

⁵³ Boss M. Introduction a la medecine psychosomatique. P.,
1959, p. 79.

⁵⁴ Heidegger M. Zollikoner Seminare. 1987. Цит. по: Dastur F.
Phenomenologie et therapie: la question de Г autre dans les Zol­
likoner Seminare//Courtine J. F. (ed.). Figure de la subjectivite.
P., 1992.

⁵⁵ См. раздел «От поля к ситуации».

⁵⁶ Perls F, Hefferline R., Goodman P. Gestalt-therapie. Bor­
deaux, 2001.

⁵⁷ Goodman P. Little Prayers and Finite Experience. New York,

1972, p. 7.

134

Жан-Мари Робин

Быть в присутствии другого

135

 

жет быть извлечена из нее полностью и реагирует на ситуацию только изнутри этой ситуации. В одной из предшествующих работ⁵⁸ я подчеркивал, как важно было для основателей гештальт-терапии данное по­нимание ситуации. Нередко даже кажется, что в сво­их размышлениях понятию «поля» они предпочита­ют обращение к «ситуации». Психотерапия является прежде всего выстраиванием ситуации, и к ней впол­не подходит определение, данное Ж. Дебором: «Кон­кретное выстраивание моментов жизненной среды и их трансформация в переживание»⁵⁹.

Социальная ситуация является структурой возмож­ностей, я создаю ее при участии другого и которая со­здает и меня и его. По всей видимости, терапевтичес­кая ситуация определяет мое присутствие и мою ин­тенцию психотерапевта, а также присутствие и осо­бенности самовыражения моего клиента. Ситуация не вынуждает моего клиента сообщать мне свой рецепт приготовления кролика в горчице, но, может быть, она подводит его к этому. По традиции мы можем рассмат­ривать это событие как сопротивление или иную фор­му нарушения контакта. Но взглянем на вещи иначе, возможно, будет столь же естественно спросить себя о том, что думает наш пациент, в чем состоит его интен­ция, а также то, чего добиваемся мы.

«Я есть» пациента, в парадигме self, выступает од­ним из результатов его опыта, и, тем не менее, и в сво­ей основе является игрой репрезентаций и ритори­ческих позиций. Нарративная идентичность, как ее обозначают сегодня, если и может обозначить одну из возможных форм self, не охватывает целостности. Со­вершая крутой вираж, гештальт-терапия лишает по­нятие self пространственной локализации и вменяет

58 См. раздел «От поля к ситуации».

⁵⁹ Debord G. Rapport sur la construction des situations. 2000.

ему временнэю⁶⁰. Нарративная идентичность, напро­тив, охотно рассматривается как статичная; она за­частую понимается как структура или характер и ха­рактеризуется устойчивостью. Эта устойчивость, по меньшей мере, достаточна для того, чтобы мы пере­живали ее как постоянную и непрерывную во време­ни. Справедливо или нет, я считаю «себя» тем же са­мым, чем я был несколько десятилетий назад. Но это и позволяет Йонтефу определять структуру в качест­ве «очень медленно развивающегося процесса»⁶¹. Эта потребность в стабильности и непрерывности часто закрывает доступ к новизне ситуаций и ведет к повто­рению опыта, включая самый прискорбный.

Ситуации, в которых оказывается субъект, рас­сматриваются им в свете нарративной идентичности, и визави пациента — психотерапевт — охотно рассмат­ривает себя в другой нарративной идентичности, ко­торая чаще всего является имплицитной и связана с допущениями и потребностями субъекта. Допущения обладают большей «реальностью», чем наблюдения; восприятия или ощущения в ситуации не являются тем, что в полной мере заслуживает доверия.

—Я хотел бы задуматься над этим, — говорит мне пациент, — но боюсь...

—Не могли бы вы определить, что я сделал, что вы испугались?

—Вы здесь ни при чем... Дело во мне! Мне всегда страшно говорить о таких вещах...

Этот общий взгляд на взаимодействие, типичный в силу своей распространенности, рождает представле­ния, которые пациент имеет о себе и в которых он на-

⁶⁰ Robine J.-M. Preface // Perls F., HefTerline R., Goodman P.
Op. cit.

⁶¹ Yontef G. Comments on Boundary Processes and Boundary
States // Gestalt Journal, vol. XI, №2, p. 25-35.

136 Жан-Мари Робин

ходит для себя опору. Это предполагает априорное от­рицание того, что другой может оказывать какое-либо влияние на уровне переживаемого опыта в момент си­туации. В 1960—70-х годах определенная форма пси­хотерапии, гештальт-терапии в частности, отстаивала идею «принятия ответственности» за то, что пациент думает, чувствует, ощущает, делает и проживает. Мне кажется, эта идея расходится с принципом поля, так как приводит к тому, что я назвал бы «преждевремен­ной дифференциацией», поскольку основывается на столь же преждевременной индивидуализации.

Хотя процесс дифференциации и индивидуали­зации зависит от психогенеза каждого и формирует­ся прогрессивно и главным образом в первые момен­ты жизни, мне кажется, что каждая ситуация, каждый опыт реорганизуют его настолько, насколько субъект готов к тому, чтобы встретить нечто отличное, новое, неопределенное, неизвестное.