Обновление (модернизация) системы частных криминалистических теорий.

Э

та тенденция изменения системы, как уже указывалось, связана с изменением содержания отдельных частных теорий, главным образом, под влиянием развития представлений о предмете криминалистики и ее методологических основ, что влечет за собой изменение связей между элементами системы и их уровней. Примером проявления этой тенденции является модернизация системы частных криминалистических теорий, вызванная развитием таких ее элементов, как криминалистическое учение о навыках, о способе совершения преступления, теория криминалистической идентификации.

Теория навыков до определенного времени занимала подчиненное положение по отношению к теории криминалистической идентификации и разрабатывалась в значительной степени лишь применительно к потребностям криминалистического исследования письма[64]. Исследование проблемы закономерностей возникновения доказательственной информации, т.е. общего, устойчивого в материально-фиксированных от­ражениях различных навыков человека, привело к изменению уровня этой теории, расширению ее содержания и связей с другими частными криминалистическими теориями, например, с учением о криминалистической версии, учением о механизмах следообразования, общими принципами организации деятельности по собиранию, исследованию, оценке и использованию доказательств и другими. Стало возможным говорить о закономерностях материально-фиксированного проявления навыков[65].

Изменение представлений о предмете криминалистики привело к пересмотру исходных посылок учения о способе совершения преступления. Касаясь этого вопроса, Г. Г. Зуйков писал: “Криминалистика как наука о закономерностях возникновения, выявления, исследования и использования доказательств в целях разработки на их основе и познания средств, приемов и методов расследования и предупреждения преступлений включает способ совершения преступлений в предмет своего исследования в качестве одной из закономерностей процесса возникновения доказательств. Криминалистика изучает способ совершения преступления, по существу, как содержательное явление действительности, и на основе познания закономерностей его формирования, причин и форм повторяемости разрабатывает средства, приемы и методы обнаружения, собирания, исследования и оценки судебных доказательств”[66]. Такой подход к сущности способа совершения преступления обусловил возникновение новых связей между учением о способе и теорией навыков, учением о регистрации криминалистических объектов и т. п. Расширилась сфера применения данных о способе совершения преступления, и само это применение получило должную научную основу.

Интенсивная разработка теории криминалистической идентификации привела не только к изменению ее связей с другими частными теориями, но и к образованию в ее составе подсистем — теорий более низкого уровня. И здесь не обошлось без решающего влияния изменения представлений о предмете криминалистики.

После того, как М. Я. Сегай, опираясь на предложенное нами определение предмета криминалистики, по-новому определил предмет теории идентификации (“закономерности возникновения, обнаружения, исследования и использования идентификационных связей, обусловлен­ных взаимодействием и взаимным отображением свойств отождествля­емого объекта и материальной среды события преступления”[67]), стало более четко просматриваться значение общих положений этой теории для развития, так сказать, отраслевых теорий идентификации. В области графической идентификации такая “отраслевая” теория получила свое развитие в трудах В. Ф. Орловой. Именно ей принадлежит новое опреде­ление теории судебно-почерковедческой идентификации, предметом ко­торой она считает “закономерности, определяющие природу почерка как объекта идентификации (его идентификационные качества — индивидуальность и устойчивость, а также выражающие эти качества свойства и признаки), основанные на знаниях о ней принципы идентификационного исследования почерка в целях разработки методики экспертизы, необхо­димой для получения научно обоснованного заключения эксперта-почер­коведа, являющегося источником доказательств при расследовании пре­ступлений и судебном разбирательстве уголовных и гражданских дел”[68]. В. Ф. Орлова пишет о связях теории графической идентификации с общей теорией криминалистической идентификации, общими принципами методики криминалистических экспертных исследований, которые она называет теорией экспертизы, криминалистическим учением о навыках. По ее мнению, в отношении каждой из этих частных криминалистических теорий теория графической идентификации “выступает как частная конкретная реализация более общих для нее научных данных”[69], то есть как теория более низкого уровня. Разделяя взгляды В. Ф. Орловой, мы можем констатировать изменение системы частных криминалистических теорий вследствие появления в ней элементов второго порядка.

Аналогичные изменения претерпела и другая “отраслевая” теория идентификации — теория судебно-баллистической идентификации, пре­дметом которой, по определению Б. М. Комаринца, следует считать “закономерности выстрела и действия огнестрельного оружия в связи с совершением посредством него преступлений и возникновением судебных доказательств”[70]. Эта теория также вошла в число частных криминалистических теорий “второго порядка”, образовав новые связи в системе частных криминалистических теорий.

Еще более дробное деление теории криминалистической идентификации, образование “отраслевых” теорий идентификации “третьего порядка” можно наблюдать в трасологии.

Один из ведущих ученых-трасологов — Г. Л. Грановский, подразделяющий эту отрасль криминалистики на теоретическую (общую) и спе­циальные части, отмечает, что “в теоретической части трасологии рассматриваются общие закономерности возникновения, обнаружения, фик­сации и исследования следов. Эти общие закономерности специфическим образом проявляются в методике исследования каждого из видов следов... Ленинская теория отражения лежит в основе представлений теории идентификации, в том числе положений теории трасологической идентификации о соотношении ее объектов”[71]. Развивая эту мысль, Б. И. Шевченко в своей последней работе писал, что одна из главных, наиболее существенных проблем трасологии — это “открытие таких закономерностей, которые могли бы явиться общими для всех объектов трасологической идентификации и которые возможно было бы затем спе­циализировать для предметов той или иной природы”[72]. Таким образом, на базе теории трасологической идентификации как “отраслевой” теории “второго порядка” формулируются теории механоскопической идентификации, гомеоскопической идентификации и т. п. — “отрас­левые” теории уже “третьего порядка”. Разумеется, их возникновение со­провождается изменением внутрисистемных связей, которое в конечном счете касается всей системы частных криминалистических теорий.

Поскольку зашла речь об “отраслевых” теориях криминалистической идентификации, уместно подробнее рассказать о тех ученых-кримина­листах, которых по праву можно назвать их творцами.

Борис Максимович Комаринец (1910 —1979) родился в Славянске (Дон­басс) и начал свою трудовую деятельность в 1929 г. с должности секретаря научно-технического подотдела отдела уголовного розыска НКВД РСФСР. В 1930 г. он поступает на учебу на факультет работников уголовного розыска и научно-тех­нических отделов института административного строительства НКВД РСФСР. В 1932 г. институт реорганизуется в Высшую школу милиции, которую Борис Максимович в том же году окончил в числе первого выпуска экспертов-кримина­листов. В 1942 г. он окончил ВЮЗИ.

С 1932 по 1943 гг. Б. М. Комаринец работает в научно-техническом отделе Главного управления милиции — экспертом, старшим экспертом, заместителем начальника и начальником отделения. В последующие годы он заместитель начальника оперативного отдела ГУМ, куда входил и НТО.

После организации в 1946 г. НИИ криминалистики ГУМ МВД СССР Б. М. Комаринец назначается его начальником до увольнения в отставку в 1959 г. Он ведет интенсивную научную работу в Центральной криминалистической лаборатории МЮ СССР, а после ее преобразования — во Всесоюзном НИИ судебных экспертиз. В 1970 г. ему присваивают почетное звание заслуженного юриста РСФСР, в 1976 он защищает докторскую диссертацию.

Работы Б. М. Комаринца легли в основу теории судебно-баллистической идентификации.

Еще в 1938 г. возник творческий союз Б. М. Комаринца с другим ведущим ученым-криминалистом — Борисом Ивановичем Шевченко, с которым они написали уникальную для того времени книгу — “Руководство по осмотру места преступления”.

Борис Иванович Шевченко (1904 —1975) родился во Владикавказе и после получения среднего образования ушел добровольцем в Красную Армию (1920 —1923). С 1923 по 1942 гг. он сотрудник органов внутренних дел, до 1930 г. на оперативной работе, а затем в научно-технических подразделениях милиции.

С 1942 по 1946 гг. Б. И. Шевченко работает в Центральной криминалистической лаборатории и некоторое время возглавляет это учреждение. В 1944 г. окончил вечернее отделение МЮИ, куда в 1946 г. переходит на преподавательскую работу. После слияния МЮИ с юридическим факультетом МГУ назначается доцентом, а затем на должность профессора кафедры криминалистики (1966).

В 1947 г. увидела свет книга Шевченко “Научные основы современной трасеологии”, сделавшая его имя широко известным в кругах криминалистов — ученых и практиков. В вышедшей уже после его смерти монографии “Теоретические основы трасологической идентификации в криминалистике” эта теория была представлена с исчерпывающей полнотой.

Завершая рассмотрение тенденции модернизации системы частных криминалистических теорий необходимо заметить, что от этой тенденции следует отличать предложения о принципиально ином построении системы частных криминалистических теорий. Здесь уже речь идет об ином понимании структуры общей теории криминалистики и составляющих ее элементов, по существу, не об обновлении системы частных теорий, а о ее замене иной системой с иным содержанием[73].