Глава двадцать вторая

 

Когда-то дом Миллеров был одним из самых красивых в квартале, но теперь, когда Эван подъехал к нему, он увидел, что время не пощадило здание.

Дом был запущенный и обветшалый. Сад, одно из любимых мест их детских игр, зарос пожелтевшей травой, из которой выглядывала ржавая газонокосилка.

На крыльце лежали пара автомобильных покрышек, треснувшая табличка, объяснявшая, что лоточники здесь не приветствуются, и куча всякого другого барахла. Эван скривил рот при виде всего этого и потянулся к потемневшему медному звонку.

Откуда-то изнутри дома донесся мужской крик:

– Да заткнись ты, черт тебя побери!

Эван сразу же узнал голос Джорджа Миллера.

– Неужели человек не может отдохнуть в своем собственном доме?

Тот, на кого кричал Джордж Миллер, не ответил.

Эван нажал на кнопку звонка, и тот издал слабый и тонкий писк, словно в нем садились батарейки. В коридоре послышались шаги.

– Господи, ну что еще? – проворчал Миллер, подходя к двери.

Посмотрев на Эвана, он моргнул, и на его лице сохранялось ленивое выражение, по которому было ясно, что он не узнал своего посетителя.

– Кто ты такой? – рявкнул он. – Какого черта тебе надо, щенок? Надеюсь, ты не пришел сюда продавать печенье?

– Ты очень догадлив! – Эвана разозлила манера Миллера разговаривать с людьми, и он втолкнул его обратно в дом, прижав к стене в коридоре.

– О, черт! – испугался Миллер. – У меня ничего нет! Оставь меня в покое!

– Заткнись, гондон! – прорычал Эван, и Миллер удивленно дернулся. – Ну что, вспомнил меня, Джордж? Мы с тобой славно поболтали, когда мне было семь лет.

На лице Миллера появилось выражение ужаса, когда он узнал Эвана.

– О нет… Пожалуйста, – простонал он. – Как ты…

– Я говорил тебе, что за тобой будут наблюдать, разве не так? – Эвану нравилась роль, которую он играл. – Теперь ты должен кое-что для меня сделать.

– Я не трогал ее, – с отчаянием в голосе сказал Миллер. – Клянусь, я никогда ее пальцем не тронул!

Эван кивнул.

– Хороший мальчик. А теперь ответь мне на один вопрос, гондон, – прошипел он в лицо Миллера. – Где я могу найти твою дочь?

– Я скажу! – Миллер сглотнул подступившие слезы. – Я все скажу, только, пожалуйста, оставь меня в покое.

Эван с трудом разобрал каракули, которые дрожащей рукой нацарапал на бумажке Джордж Миллер. Подняв глаза, он посмотрел на знак над перекрестком и повернул «хонду» направо. Он чувствовал себя отвратительно после встречи с Миллером. От человека, который когда-то пытался растлить его и собственных детей, осталась лишь жалкая оболочка, слабый маленький человечишка, который готов с потрохами сдать свою дочь, лишь бы спасти собственную шкуру.

Около мерцающего неонового щита, обозначающего вход в отель «Санрайз», Эван свернул, паркуя машину поближе к офису. Внутри он увидел пожилую леди с бигуди в волосах; она лишь на мгновение оторвалась от чтения журнала, чтобы посмотреть на Эвана и тут же вернуться к чтению светской хроники. Два мрачных тинэйджера сидели на корточках перед вывеской, на которой была расписана почасовая оплата комнат.

Проходя мимо темного силуэта микроавтобуса, он услышал скрежет железа по железу и мужской голос, матерившийся по-испански. От машины отделилась фигура, попавшая под свет фонаря.

– Это твоя? Эй, я ничего не делал…

– Карлос? – Эван остолбенел от удивления. Его сокамерник стоял прямо перед ним, одетый по-уличному и пытающийся спрятать в рукаве слим-джим – полоску металла, предназначенную для открывания автомобильных замков.

По взгляду Карлоса было видно, что он его не узнал.

– Кто ты такой? Ты не можешь меня знать.

Он протиснулся между Эваном и машиной и пошел прочь.

– Ты не знаешь меня, чувак.

– Нет, знаю, – сказал ему вслед Эван, которому в голову пришла кое-какая мысль. – Я о тебе все знаю, Карлос.

Увидев, что тот не остановился, он добавил:

– Я знаю все о тебе и о том, что у тебя есть жена и маленькая дочь Джина.

Карлос резко развернулся.

– Что ты сказал?

– Твоя дочь, Джина. Темные волосы, большие карие глаза, как у матери. Ты хочешь быть хорошим отцом для нее, не так ли?

На лице испанца отразились смущение и злость.

– Ты ведь не коп. Тогда что ты за хер с бугра?

– Господь послал меня, Карлос. Он сказал, чтобы ты прекратил воровать.

– Ты псих, парень, – сказал Карлос, хоть и менее уверенно.

Эван указал пальцем ему на грудь.

– У тебя под рубашкой татуировки Христа. Ты ведь в него веришь, так?

Карлос кивнул, побледнев, и Эван продолжил, разведя руки, чтобы были видны шрамы на ладонях:

– Иисус тоже в тебя верит, но тебе надо перестать красть, иначе он не сможет помочь тебе.

Увидев похожие на стигматы шрамы, Карлос почти шепотом спросил:

– Ч-чего ты хочешь?

Эван указал на микроавтобус.

– Я знаю твое будущее, Карлос. Если ты украдешь сегодня ночью машину, тебя арестуют. У тебя это будет уже третий привод, парень, и ты надолго сядешь. Как только тебя посадят, твоя жена запретит тебе видеться с Джиной. Твой ребенок вырастет, думая, что его отец мертв.

Карлос отвел взгляд, и Эван понял, что попал точно в цель.

– Она тебе это уже говорила, да? – продолжил он. – Она просила тебя не воровать, но ты все равно пошел.

– Мне нужны деньги для них… – неубедительно сказал Карлос.

– Воровство не выход из положения, и ты это знаешь, – строго сказал Эван. – Найди работу. Устрой свою жизнь. Будь хорошим отцом и мужем.

На какую-то секунду ему показалось, что Карлос собирается с ним спорить, но в этот самый момент мимо проехала полицейская машина. Проезжая, копы внимательно посмотрели на двух мужчин на стоянке. Карлос уставился на Эвана. Если бы он открыл машину, то возился бы с проводами как раз в тот момент, когда мимо проезжал патруль. Наверняка его бы поймали.

– Сделай это для Джины, – добавил Эван. – Пусть она тобой гордится.

С раскаянием на лице Карлос кивнул. Достав из рукава слим-джим, он согнул его пополам и зашвырнул в темноту.

– Спасибо, парень… – сказал, обернувшись, Карлос, но Эван уже ушел.

Ему пришлось перешагнуть через пару валявшихся в коридоре тел и обогнуть дыру с обгорелыми краями в старом ковре. На этаже воняло мочой. Одна из дверей второпях была заменена фанерной плитой, и из-под нее все еще торчали куски желтой ленты, типа той, на которых написано «Прохода нет. Место преступления».

Найдя комнату 22, он постучал. Послышалось звяканье цепи, и дверь открылась. Эван увидел бледное, изможденное лицо с темными кругами под глазами и выпирающими скулами.

– Кейли, – кое-как выдавил из себя Эван. Слова застряли у него в горле.

В ее темных глазах мелькнуло презрение, и на лице появилось выражение разочарования.

– А, звоночек из прошлого, – шмыгнула она мокрым носом. – Я-то надеялась, что уже никогда тебя не увижу.

Эвану показалось, что сейчас она захлопнет дверь перед его носом, но вместо этого она широко ее распахнула.

– Побыстрее. Я кое-кого жду.

– Я тоже рад тебя видеть, – ответил он. – Могу я войти?

– Мне все равно. Как хочешь.

Она бросила быстрый взгляд на пустой коридор, затем жестом пригласила его войти.

– Извини за бардак, – сказала Кейли со скрытым сарказмом в голосе. – Если бы я знала, что ты пожалуешь, то сменила бы простыни.

За ним со стуком закрылась дверь, и Эван оглядел запущенную, грязную комнатку. Старый, искажающий изображение телевизор работал без звука. Рядом с пустыми коробками из-под пиццы стояла переполненная окурками пепельница. Около фиолетовой сумочки валялись ложка с закопченным дном, пожелтевшие ватные шарики и куски фольги с коричневыми пятнами. «О, Кейли, – подумал он. – Что же с тобой случилось?»

Она тяжело опустилась на единственное кресло в комнате и прикурила сигарету от одноразовой зажигалки, наблюдая за ним.

– Ты там целый день будешь стоять, что ли?

– Ты здесь живешь? Кейли выпустила клуб дыма.

– Это, конечно, не отель «Хилтон», но да, я здесь живу. Извини, если что не так.

Несколько секунд он смотрел на нее. Ее волосы, прекрасные золотистые волосы, в которые Эвану так нравилось зарываться лицом, теперь превратились в неопрятные, грязные лохмы, падающие на плечи. На ней была коричневая кожаная куртка, которая, казалось, скреплялась заплатами и была такой поношенной, будто ее проволокли на веревке за машиной миль пятьдесят. Под курткой был дешевый яркий топ, подчеркивающий бледную, анемичную грудь. Кейли закинула ногу на ногу, зашуршав виниловыми, под змеиную кожу штанами. Она была лишь пародией на девушку, которую помнил Эван.

– Ну и чего ты хочешь? – спросила Кейли, когда Эван сел на грязную постель. Он не мог произнести ни слова, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.

Набрав в грудь воздуха, он кое-как выдавил из себя:

– Мне просто нужно было увидеть… лицо друга.

Даже, несмотря на свою циничную манеру разговора, Кейли была тронута честностью в его голосе, и выражение ее лица слегка смягчилось. Она бросила взгляд на механический будильник в изголовье кровати.

– Вообще-то, Эван, время деньги, так что если ты…

Он молча достал бумажник и бросил его на тумбочку. Он увидел, как жадно блеснули ее глаза, но она осталась на месте.

Кейли пожала плечами и прикурила сигарету.

– Что ж, наверное, я могла бы уделить десять минут своему старому другу, не так ли?

Эван смотрел на нее, и слезы текли по его щекам, хотя лицо оставалось неподвижным

– Ну, как стоит? – резко сказала она. – О, извини. Профессиональный юмор.

– Я понял, – пробормотал он. – Проехали.

Она с раздражением затушила сигарету, рассыпая искры.

– О, простите. Неужели моя работа тебя напрягает, дорогуша?

Он покачал головой.

– Нет. Просто тебе не нужно делать мне больно этим, – он вздохнул. – Я там побывал.

– Ха! – выплюнула она. – И где это? Ты что, снимал похотливых козлов на улице?

– На дне. Там, где ты всего лишь кусок мяса, ожидающий следующей атаки. Я знаю, на что это похоже.

Кейли внимательно посмотрела на него, взвешивая каждое слово, но пустота в его глазах сказала ей, что он не лжет.

– Что случилось с тобой? Он печально покачал головой.

– Ты все равно мне не поверишь, даже если я и расскажу, – он безрадостно улыбнулся. – Ну, люди всегда так говорят, не так ли? «Ты не поверишь». Хотя в этом случае даже не стоит и пытаться объяснять что-либо.

– Херня какая-то, – сказала Кейли. – Я видела много всякого дерьма в своей жизни, и позволь мне сказать тебе, Эван, что мне наплевать.

Она замолчала и наклонилась к нему.

– Особенно в твоем случае.

– Это почему?

– С тобой что-то не так, – она кивнула в унисон своим мыслям. – Ты какой-то… другой.

Эвану стало не по себе.

– Это в каком смысле другой?

Кейли схватила фиолетовую сумочку и начала рыться в ней в поисках еще одной сигареты. Найдя, она прикурила.

– Я знала это еще с тех пор, когда мы были детьми. С тобой что-то не так, Эван.

Она помахала сигаретой в воздухе.

– Позволь мне задать тебе один вопрос, который мучил меня все эти годы.

– Да? – Он знал, о чем именно она спросит, еще до того, как она произнесла вопрос.

– Там, в лесу. Тот день в лесу. Откуда ты знал, что у Томми твоя собака? Это была не просто догадка – ты уже точно знал об этом.

Расскажи ей. Эван почувствовал, как внутри него все забурлило – его возвращения в прошлое, дневники, все те перемены, которые он совершил, – и внезапно ему захотелось рассказать ей обо всем, сняв со своих плеч эту тяжесть.

– Ты помнишь о моих детских затмениях? Она кивнула.

– Конечно. Томми говорил, что ты такой же псих, как и твой старик.

В ее словах был и скептицизм, и интерес.

– Он был не так уж не прав… – Эвана перебил стук в дверь.

– Открывай. Это я, – услышал он мужской голос.

Кейли нахмурилась и, подойдя к двери, приоткрыла ее на несколько дюймов.

– Эй, детка, – сказал мужчина. – У меня есть то, что тебе нужно…

Она посмотрел на Эвана, потом на стоявшего за дверью человека.

– Извини, Чаки, но на сегодня придется отложить. У меня другие планы.

Мужчина разозлился.

– Что? – прошипел он. – Ты не можешь меня послать, маленькая шлюшка…

– Могу. И пошлю. Пошел в жопу, Чак. – И она захлопнула дверь перед его носом.

Кейли устало посмотрела на Эвана.

– Слушай, если ты хочешь со мной поговорить, тогда купи мне ужин, о'кей?

– Хорошо.

В конце квартала была небольшая забегаловка, в которой сидели несколько полуночников. Кейли и Эван уселись за самым дальним столиком и заказали еду. В основном говорил Эван, временами отхлебывая из чашки чернейший кофе, а Кейли ела с такой жадностью, словно пережила голодовку.

Эван рассказал ей все о каждом случае, каждом событии с того самого момента, когда он был с Хайди и обнаружил, что может возвращаться в детство. Большую часть она прослушала с насмешливо-глумливым выражением лица, но время от времени застывала, особенно когда он рассказывал о тюрьме и об убийстве Томми.

Когда он закончил, Кейли отодвинула в сторону пустую тарелку и закурила сигарету.

– Ты под чем-то, да? – сказала она после глубокой затяжки. – Наверное, ты просто обожрался кислоты и насмотрелся «Назад в будущее», потому что все, что ты рассказал, похоже на плод больного воображения.

– Это все правда, – ответил он. – Каждое слово.

Она покачала головой.

– Ты был прав там, в комнате, Эван. Я не верю тебе.

– Я и не думал, что ты поверишь. – Он посмотрел на нее усталым взглядом. – Именно поэтому до сегодняшнего дня я не рассказывал об этом ни одной живой душе, и никогда этого не сделаю.

– Я единственный человек, которому ты поведал эту историю? – повысила она голос. – Уау! Это прекрасное выражение. Скажи мне, это когда-нибудь срабатывало? Тебе давали после этого? Девочки, наверное, тают, когда ты им это говоришь. Они на самом деле верят в это дерьмо?

– Вообще-то мне плевать, веришь ты мне или нет, и, честно говоря, я слишком устал, чтобы тебе что-то доказывать.

Эван с трудом находил силы, чтобы говорить. Он чувствовал себя выжатым и вялым – даже поднять ко рту кофейную чашку было трудно.

– О, а что, есть доказательства? Я бы послушала.

– Черт, ну я не знаю. Если бы я лгал, то как бы узнал, что у тебя две родинки на внутренней стороне бедра?

Кейли расхохоталась.

– Мог бы найти что-нибудь получше этого! Много мужиков их видели. Любой, у кого есть пятьдесят баксов, мог тебе это рассказать!

Он наклонился ближе, стараясь сосредоточиться.

– Ладно, забудь об этом. Как насчет… – Эван помолчал, пытаясь вспомнить все, что знал о ней. – Как насчет того, что ты предпочитаешь мускусный запах цветочному?

Кейли захлопала глазами, и он продолжил:

– Ты всегда ненавидела силантро, потому что по каким-то непонятным причинам это напоминало тебе о твоей сводной сестре.

У Кейли от удивления отвисла челюсть.

– Как, черт возьми, ты…

– О! – Эван щелкнул пальцами, внезапно вспомнив что-то. – Как насчет этого? Когда ты испытываешь оргазм, у тебя немеют пальцы на ногах. Я уверен, что твои клиенты не знают таких подробностей.

Она безуспешно пыталась скрыть удивление. Эван кивнул в такт своим мыслям.

– Я приехал сюда, потому что хотел тебе кое-что сказать. Мне кажется, ты должна это знать.

Она внимательно на него посмотрела.

– Знать что?

– То, что я не оставлял тебя гнить здесь.

Она вздрогнула, услышав это. Все те крохи уверенности, которые Эван обрел в процессе разговора с ней, исчезли, когда в глазах Кейли Эван увидел презрение и недоверие.

– Ты больной сукин сын, – холодно произнесла она. – И в твоей памяти действительно есть одна большая дыра.

Эван отвел глаза в сторону.

– Какая?

Она бросила окурок в чашку с недопитым кофе.

– Ни на этой планете, ни на какой-либо другой я никогда не жила в сраном женском общежитии.

Кейли встала и вытащила двадцатку из бумажника Эвана, затем бросила кошелек на стол. Она помахала банкнотой в воздухе.

– Ты уверен, что тебе это не нужно? – Он пожал плечами.

– Не думаю, что она мне понадобится рам, куда я собираюсь.

Кейли глумливо усмехнулась.

– Что, собираешься снова изменить всем жизнь, да? Идешь снова менять историю?

– Не знаю, смогу ли я.

– Да, конечно. Может, в этот раз ты очнешься в каком-нибудь дворце, тогда как я буду трахать ослов в Тихуане, а?

Эван потер руками лицо. Кожа была вялой и нечувствительной.

– Я завязываю. Каждый раз, когда я пытаюсь кому-то помочь, все становится еще хуже.

Кейли взяла пальто и сунула бумажник в карман.

– Не сдавайся, красавчик. – Она насмешливо потерла руки. – Смотри, сколько ты для меня уже сделал.

– Прости, – прошептал Эван.

– У меня есть мысль, – проигнорировала она его слова. – Черт, а почему бы тебе не вернуться назад и не сделать что-нибудь стоящее? Стать героем и спасти миссис Халперн и ее ребенка, например. Тогда, возможно, этот псих Ленни не съедет с катушек и не разрушит мою семью?

Она пошла к выходу целеустремленной и резкой походкой.

– Да, и еще кое-что! – бросила Кейли через плечо. – Вернись в тот день в подвале и трахни меня как следует перед папочкиной камерой, ну, типа, чтобы я взялась за ум.

Она швырнула ему его бумажник и ушла, хлопнув дверью.

Эван уставился в кофейную чашку, теряя себя в отражении на поверхности черной жидкости, падая в окружающую его темноту.